Онлайн чтение книги Новеллы
Новелла 4

Мессер Бернабо, властитель миланский, приказывает одному аббату дать ему ответ на четыре неразрешимых вопроса; некий мельник, переодевшись в платье аббата, разъясняет их вместо него так, что становится аббатом, а аббат – мельником

Мессер Бернабо,[6][6] Бернабо Висконти, вместе со своими братьями Маттео и Галеаццо наследовавший в 1354 г. своему дяде, Джованни Висконти. После смерти братьев Бернабо разделил в 1378 г. власть с сыном Галеаццо II – Джаном Галеаццо, который отравил его в 1385 г. Саккетти лично знал Бернабо который появляется у него в нескольких новеллах. Бернабо был человеком суровым, особенно с людьми из привилегированных кругов общества, но старался быть справедливым в отношении малоимущего населения. Этим путем он рассчитывал укрепить свое положение. властитель миланский, пораженный прекрасными доводами одного мельника, пожаловал ему богатейший бенефиций.

Этого синьора в свое время боялись больше, чем какого-либо другого; и хотя он и был жесток, однако в жестокости его была немалая доля справедливости. В числе многих случаев, которые с ним приключались, был такой. Один богатый аббат по небрежности своей так плохо содержал двух лягавых собак, что они опаршивели (а принадлежали они названному синьору), вследствие чего тот потребовал от него уплаты четырех тысяч флоринов.[7][7] Лягавые собаки, о которых говорится в новелле, так называемые яланы (canis mastivus, итал. мастино). Будучи большим любителем охотничьих собак, Бернабо раздавал их жителям Милана, которые обязывались хорошо содержать их; все нарушившие эти правила подвергались строгим наказаниям. Собаки эти вызывали ненависть к Бернабо как о том рассказывает Горо Дати, хронист, живший в несколько более позднюю; эпоху (Istoria di Firenze, II, 1735). Аббат запросил пощады. Тогда названный синьор, видя, что тот просит пощады, сказал ему: «Если ты ответишь мне на четыре вопроса, я совсем прощу тебя. Вот эти вопросы. Я хочу, чтобы ты сказал мне: далеко ли отсюда до неба, сколько воды в море, что делается в аду и чего стоит моя особа?»

Услышав это, аббат принялся вздыхать, и показалось ему, что он попал еще в худшее положение, чем был раньше. Чтобы отдалить гнев синьора и выиграть время, он попросил его дать ему срок для ответа на столь трудные вопросы. Синьор дал ему на размышление весь следующий день и, желая во что бы то ни стало узнать, чем кончится такое дело, заставил аббата дать ему слово, что он вернется.

Аббат в раздумье отправился обратно в свое аббатство, опечаленный, дыша тяжело, как перепуганная лошадь, и, вернувшись к себе, встретил одного своего знакомого мельника, который, видя его столь огорченным, спросил его: «Синьор мой, что это с вами, что вы так тяжело дышите?»

Аббат ответил: «Есть от чего; наш синьор грозит мне суровой карой, если я не отвечу ему на четыре вопроса, на которые не могли бы ответить ни Соломон, ни Аристотель».

Тогда мельник спросил его: «А что это за вопросы?»

Аббат сообщил ему их.

На это мельник, подумав, ответил аббату: «Если хотите, я могу вам помочь».

– «Дал бы бог!» – воскликнул аббат.

– «Надеюсь, что богу и святым это будет угодно»! – откликнулся мельник.

Аббат, который никак не мог прийти в себя, сказал тогда: «Если ты это сделаешь, бери у меня все, что захочешь, потому что нет такой вещи, которой бы я тебе не дал, если ты у меня ее потребуешь, лишь бы это было в моей власти».

Мельник отвечал на это: «Я предоставляю дело на ваше усмотрение».

– «А каким образом думаешь ты поступить?» – спросил аббат.

Мельник сказал: «Я надену вашу рясу и плащ с капюшоном, обрею бороду и, завтра рано утром явившись к синьору, скажу, что я аббат, и рассчитаюсь по всем четырем вопросам так, что он, надеюсь, останется доволен».

Целой вечностью показалось аббату то время, пока мельник превращался в священника; наконец дело было сделано.

Превратившись в аббата, мельник рано утром пустился в путь. Дойдя до ворот дома, где жил синьор, он постучался и сказал, что такой-то аббат хочет ответить синьору насчет некоторых вещей, относительно которых он предложил ему дать ответ. Синьор, жаждавший услышать, что ему скажет аббат, и изумленный его быстрым возвращением, велел позвать аббата к себе. Когда мельник вошел к нему и, стараясь держаться тех частей залы, где было меньше света, произнес приветствие, время от времени прикрывая лицо рукой, чтобы не быть узнанным, синьор спросил его, приготовил ли он ответы на четыре заданных ему вопроса.

Мельник ответил на это: «Да, синьор. Вы спросили меня, далеко ли отсюда до неба. Учтя в точности каждую мелочь, я скажу, что отсюда до неба тридцать шесть миллионов восемьсот пятьдесят четыре тысячи семьдесят две с половиной мили и двадцать два шага».

Синьор заметил по этому поводу: «Ты вычислил расстояние с большой точностью; но как ты это докажешь?»

На что мельник сказал: «Прикажите измерить, и если это не так, то повесьте меня. Во-вторых, вы спросили: сколько воды в море? Это мне было очень трудно высчитать, потому что вода – вещь, которая не стоит неподвижно, а постоянно прибывает в море; однако я установил, что в море двадцать пять тысяч девятьсот восемьдесят два миллиона коний,[8][8] Кония – старинная мера, равная 4 – 10 бочкам, т. е. 200–500 литрам. семь бочек, двенадцать кружек и два стакана воды».

Синьор спросил: «Откуда ты это знаешь?»

Тогда мельник сказал: «Я рассчитал все самым тщательным образом; если же вы мне не верите, велите послать за бочками и измерьте. Если окажется, что я ошибся, то велите меня четвертовать. Третье, о чем вы меня спросили: что делается в аду? В аду режут, четвертуют, хватают крюками и вешают, не более и не менее как это делаете здесь вы».

– «Чем ты подтвердишь свои слова?»

Мельник ответил: «Я толковал об этом с одним человеком, который побывал там, а от него-то флорентиец Данте и узнал все то, что написал об адских делах; но тот человек умер. Если вы не верите сказанному, пошлите кого-нибудь к нему. Четвертое, о чем вы меня спросили, – это, чего стоит ваша особа. Я скажу вам, что она стоит двадцать девять динариев.

Услышав это, Бернабо разгневанный, обратился к мельнику и сказал: «Чтоб тебя чемер[9][9] Чемер – острая желудочная болезнь. одолел. Разве я такое ничтожество, что не стою больше кухонного горшка?»

На это мельник отвечал, хотя и не без страха: «Синьор мой, выслушайте мой довод. Вы знаете, что господь наш, Иисус Христос, был продан за тридцать сребреников; я считаю так, что вы стоите одним сребреником меньше него».

Услышав это, синьор легко догадался, что говорящий с ним не аббат, всмотрелся в него пристальнее и, решив, что он гораздо более ученый человек, чем аббат, сказал: «Ты не аббат».

Не трудно себе представить, как перепугался мельник. Опустившись на колени и с мольбой сложив руки, он стал просить пощады и рассказал синьору, что он мельник аббата, а также почему и как, притворившись аббатом, явился к синьору, каким образом он переоделся и как сделал все это больше, чтобы угодить аббату, а не со злого умысла.

Услышав это, мессер Бернабо сказал: «Ну, будет. Раз он сделал тебя аббатом и ты стоишь больше него, то и я, клянусь богом, желаю утвердить тебя в этом звании, и желаю, чтобы впредь ты был аббатом, а он мельником, и чтобы ты получал весь доход с монастыря, а он – доход с мельницы».

И так он и велел, чтобы было, пока он жив, а именно чтобы аббат был мельником, а мельник – аббатом.

Очень темное и очень опасное дело доверяться синьорам, как это сделал названный мельник, и проявлять такую смелость, какую проявил он. Ведь синьоры это все равно, что море: человек пускается в него, подвергая себя великим опасностям, но где великие опасности, там и большие барыши. Очень выгодно, когда море спокойно; то же самое, когда спокоен и синьор; но трудно доверяться и тому и другому, ибо вдруг может разразиться буря. Многие рассказывали, что тот же случай, что и в этой новелле, или нечто подобное приключилось с папой… Папа этот приказал одному своему аббату в наказание за свершенный им проступок дать ему ответ на четыре названные выше вопроса, да еще на один сверх того, а именно: какую свою удачу он считает самой большой? Раздумывая серьезно над ответом, аббат вернулся к себе в аббатство и, собрав всех монахов и послушников, вплоть до повара и садовника, рассказал им о том, о чем ему надлежало ответить названному папе, и попросил у них совета и помощи. Не зная, что сказать, присутствующие стояли растерянные. Тогда садовник, видя, что все молчат, промолвил: «Мессер аббат, раз они ничего не говорят, то я хочу сказать и сделать кое-что такое, что, по моему мнению, выведет вас из затруднительного положения; только дайте мне свою одежду, чтобы мне походить на аббата, и пусть эти монахи идут за мной». Так и было сделано.

Явившись к папе, садовник сказал, что до неба в тридцать раз больше того расстояния, на какое хватает голоса. Насчет воды в море он сказал: «Велите заделать устья рек, впадающих в него, а потом пусть измерят, сколько там в нем воды». Относительно того, что стоит особа папы, он сказал: «Двадцать восемь сребреников, потому что цена ее двумя сребрениками меньше цены Христа, поскольку папа – его наместник». Насчет самой большой удачи, которая когда-либо выпадала на его долю, он сказал: «Это когда я из садовника сделался аббатом». Папа так и утвердил его в этом звании.

Как бы там ни было, случилось ли это с тем и другим или с одним только лицом, аббатом стал либо мельник, либо садовник.[10][10] Сюжет этот использован в XVI в. в «Орландино» Теофило Фоленго (гл. VIII), а позже Бюргером в балладе «Император и аббат».