Онлайн чтение книги Новеллы
43 Новелла 48

Лапаччо ди Джери из Монтелупо спит с мертвецом в Ка Сальвадега; не зная этого, он сталкивает его с кровати и решает, что убил его, но затем узнает правду и уезжает чрезвычайно взволнованный, с богом

Женщина, о которой рассказано,[129][129] О женщине речь идет в отрывке нов. 47. отсутствующем в настоящем издании. столько же хотела последовать за покойным мужем, сколько Лапаччо ди Джери из Монтелупо во Флорентийской земле[130][130] Реальнее лицо, о жизни которого ничего неизвестно; о нем же Саккетти говорит в своем 81-м сонете (стихи 12–14). хотел лечь рядом с мертвецом, как рассказывается в этой новелле.

Лапаччо жил в мое время, и я знал его, и часто встречался с ним, потому что он был очень забавным и простодушным человеком. Если кто-нибудь говорил ему: такой-то умер и дотрагивался до него рукой, то он сейчас же хотел дотронуться до говорившего, а если тот убегал и он не мог прикоснуться к нему, то спешил дотронуться до первого встречного, и если не мог коснуться человека, то касался собаки или кошки; если же их не встречал, то дотрагивался, в конце концов, до лезвия ножа.

И был он так суеверен, что если кто-нибудь дотрагивался до него и он не отвечал ему тотчас указанным образом, то был уверен, что умрет такой же смертью, как тот, из-за кого его тронули, и притом в скором времени. И по этой причине, если вели на казнь преступника или проносили гроб или крест, то дело доходило до того, что каждый бежал дотронуться до него, а он бежал вдогонку то за одним, то за другим, как сумасшедший; и потому те, кто дотрагивались до него, получали весьма большое развлечение.

Как-то случилось, что он, будучи послан Флорентийской коммуной в великом посту к лицу, избранному подеста,[131][131] События, о которых говорит Саккетти, не соответствуют исторической действительности Андрсазио Росси да Парма был во Флоренции подеста с января по июнь 1350 г., до этого он был подеста Пьячеицы (Н25 г), был изгнан из Пармы в 1332 г.; подеста в Бассано (1340 г.) и в Бергамо (1349 г). выехал из Флоренции и направился в сторону Болоньи, а затем повернул на Феррару. Проехав Феррару, он очутился поздно вечером в очень неприятной и болотистой местности, которая называется Ка Сальвадега.[132][132] Очевидно, casa selvatica – лесное, дикое убежище. Остановившись в гостинице, он с немалым трудом пристроил лошадей и поклажу, так как там было много венгерцев и паломников и все уже легли спать. Кое-как поужинав, он спросил хозяйку, где бы ему лечь. Та ответила: «Устраивайся, как сможешь. Войди сюда: здесь собраны все кровати, какие есть, но у меня сегодня много паломников. Посмотри, нельзя ли тебе будет прилечь как-нибудь с краю. Располагайся, как сумеешь, потому что других кроватей к другой комнаты для ночлега у меня нет».

Лапаччо отправился в указанное место и, осмотрев в полутьме все кровати одну за другой, увидел, что все они уже заняты людьми, кроме одной; здесь лежал с краю венгерец, умерший накануне. Лапаччо, не зная этого (знай это, он лег бы скорее в огонь, чем на эту кровать) и видя, что с другого края нет никого, он лег в эту постель. И, как это часто бывает, когда он стал поворачиваться, чтобы устроиться поудобнее, ему показалось, что сосед занимает слишком много места на своей стороне, и сказал: «Подвинься-ка немного, милый человек».

Но приятель лежал тихо и неподвижно, так как находился уже на том свете. Через некоторое время Лапаччо дотрагивается до него и говорит: «Однако ты крепко спишь: уступи-ка мне, пожалуйста, немного места».

Но приятель лежит тихо.

Видя, что он не двигается, Лапаччо сильно толкает его. – «Эй, ты подвинься, чтоб тебе была худая пасха!»

Как об стену горох: тот не двигается. Тогда Лапаччо начинает сердиться и говорит: – «Эй, чтоб тебе от ножа умереть! Ты, видно, мошенник».

И легши поперек кровати, ногами к соседу, и уперевшись в край ее руками, он раза два сильно лягнул мертвое тело и угодил в него при этом так ловко, что оно очень тяжело и с большим грохотом упало с кровати. «Ой, ой! – подумал Лапаччо, – что я наделал?» – и, ощупывая одеяло, он придвинулся к тому краю кровати, с которого приятель упал на пол; тут он заговорил потихоньку. «Вставай! Ты ушибся? Ложись опять на постель».

А тот лежит, спокойный, как масло, предоставляя Лапаччо говорить все, что тому угодно, никак не отвечая ему и не ложась обратно на постель.

Тогда Лапаччо, слышавший, что сосед упал как сноп, видя, что он не жалуется и не подымается с полу, говорит про себя: «Горе мне несчастному! Я его, вероятно, убил». Он стал разглядывать его со всех сторон, и чем больше смотрел, тем больше казалось ему правдоподобным, что он его убил. И тут он говорит: «Ах, я, несчастный! Что мне теперь делать? Куда мне идти? Если бы только я мог уйти! Но я не знаю, куда; ведь я никогда прежде не бывал здесь. Лучше бы мне было умереть раньше во Флоренции, чем очутиться здесь! А если я останусь тут, то меня пошлют в Феррару или в какое другое место, и отрубят мне голову. Если я скажу обо всем хозяину, то он предпочтет, чтобы я умер, тому, чтобы самому ему нажить какую-нибудь беду». Проводя ночь в такой тоске и муке, словно человек, обреченный на смерть, он ждет уже смерти с наступлением утра.

На рассвете паломники начинают вставать и выходить из комнаты. Встает ни жив ни мертв и Лапаччо, и старается выйти из комнаты возможно скорее по двум причинам, причем не знаю, которая мучила его больше: во-первых, ему хотелось избежать опасности и уехать раньше, чем хозяин заметит что-либо; во-вторых, он старался уйти подальше от покойника и суеверного страха, который ощущал перед мертвыми.

Выйдя из комнаты, Лапаччо торопит слугу седлать лошадей; затем он отправляется к хозяину и платит ему по счету; но когда он отсчитывал деньги, то руки его дрожали, как ветка, колеблемая ветром. Хозяин и говорит: «Что тебе холодно?»

Лапаччо едва мог вымолвить, что это, вероятно, от тумана, который поднялся со здешнего болота.

В то время как хозяин и Лапаччо толковали об этом, является паломник и говорит хозяину, что не находит своей сумки в том месте, где он спал. Тогда хозяин с зажженной свечой в руке тотчас же идет в комнату и принимается за поиски, между тем как Лапаччо останавливается поодаль и подозрительно поглядывает. Добравшись до кровати, на которой спал Лапаччо, и со свечой ища потерянную сумку, хозяин гостиницы видит подле кровати мертвого венгерца, и при виде его, говорит: «Это что за черт? Кто спал на этой кровати?»

Лапаччо весь задрожал, когда услышал это, и стоял ни жив ни мертв; а один из паломников, вероятно тот, что потерял сумку, сказал: «Там спал вот он», и указал на Лапаччо.

Тогда, видя это, Лапаччо, которому казалось, что топор уже касается его шеи, отозвал хозяина в сторону и сказал: «Ради бога, помоги мне. Я спал на этой кровати и никак не мог заставить этого человека дать мне место и лежать на своем краю, поэтому я толкнул его ногами, и он свалился на пол. Я не собирался убивать его: это произошло по несчастной случайности, а не по злобе…»

Хозяин сказал: «Как тебя зовут?» Лапаччо назвал себя.

Тогда хозяин, продолжая разговор, сказал: «Сколько ты согласен заплатить? Я тебя выручу».

Лапаччо сказал: «Устраивай дело, как хочешь, братец, только вызволи меня отсюда. Во Флоренции у меня денег много: я выдам тебе расписку». Видя, что перед ним такой простак, хозяин говорит: «Ах, ты несчастный! Вот-то горе тебе бог послал! Ты ничего не разглядел вчера вечером! Ах, ты глупый! Ведь ты лег на одну кровать с венгерцем, который умер вчера после вечерни».

Когда Лапаччо услышал это, ему показалось, что он чувствует себя несколько лучше, но не слишком: ведь разница между тем, чтобы попасть на плаху и тем, чтобы поспать с покойником, невелика. И собравшись немного с духом и почувствовав себя увереннее, он стал говорить хозяину: «Ей-богу, какой же ты шутник! Что ж ты не сказал мне ничего вчера вечером, что на одной из этих кроватей лежит покойник? Если бы ты сказал мне об этом то я не то чтобы не остановился у тебя, а проехал бы на несколько миль дальше, даже если бы мне пришлось остаться в долине на всю ночь! Ты так растревожил меня, что мне никогда теперь не успокоиться, и я, быть может, от этого умру».

Услышав эти слова Лапаччо, хозяин гостиницы, который потребовал у него награды, если его выручит, перепугался, так как из-за происшедшего могло возникнуть дело, и помирился с названным Лапаччо в самых лучших выражениях, в каких только мог. А названный Лапаччо уехал и стал удаляться насколько мог быстро, часто оглядываясь назад из страха, как бы кто по дороге не пустился за ним вслед; причем лицо у него было гораздо бледнее, чем у мертвого венгерца, которого он столкнул с кровати. С этой немалой мукой в душе отправился он к некоему мессеру Андресаджо Россо из Пармы, кривому человеку, ставшему подеста Флоренции. Лапаччо вернулся затем к себе, сообщив землякам, что уведомил названного подеста об его избрании и о том, что этот человек согласился принять должность. А по возвращении во Флоренцию названный Лапаччо заболел и едва не умер.

Я полагаю, что судьба, знавшая, как он суеверен и сколь дурной приметой считает он прикосновение к покойникам, захотела подшутить над ним рассказанным выше способом, ибо происшедший с ним случай был для него совершенно небывалым; произойди он с другим, он не был бы таковым Но сколь различна природа людей! Ведь есть много таких, которые не боятся примет, и им ничего не стоит лежать с покойниками и находиться с ними; есть и такие, которые спокойно ложатся в постель, где прячутся змеи, скорпионы и всякие ядовитые твари и гады; но есть и такие, которые избегают одеваться в зеленое, ибо это самый опасный цвет; а иные ни за что не начнут какого-нибудь дела в пятницу, ибо это день нашего искупления. И то же можно сказать о многих других воображаемых и неразумных вещах, которых столько, что их и не уместить в этой книге