Онлайн чтение книги Сатурнин
22

Пользуемся благами цивилизации

Тетя ухаживает за дедушкой

Дедушка сошел с ума

Тете бы очень хотелось поглядеть на такого смельчака

Давайте Эриде коньяк

Проснувшись на следующее утро в нормальной кровати и с наслаждением потягиваясь, я вспомнил следующие слова доктора Влаха: „Если мы долгое время находимся в идиллическом состоянии, мы перестаем это состояние воспринимать, и судьба окажет нам неоценимую услугу, схватив нас за шиворот и вышвырнув нас на мороз“. Я думаю, что с нами произошло нечто подобное, и не случись ранения дедушки, я согласился бы с соломоновским изречением тети Катерины, что нет худа без добра. Я вспомнил о конце нашего трехдневного пути и рассмеялся. Когда мы перешли через мост и добрались до дедушкиного дома, кухарка с прислугой Марией сидели на ступеньках перед дверью. У стены стояли их велосипеды, нагруженные сумками и разными покупками. Эти женщины и понятия не имели о том, откуда мы появились, и их лица выражали опасение и удивление по поводу нашего не совсем опрятного вида. Затем они с инстинктом простых людей сделали то, что было важнее всего, а именно — быстро приготовили для нас сытный ужин.

Дедушку уложили в кровать, и тетя Катерина принялась ухаживать за ним. Я полагаю, что это ему не особенно пришлось по вкусу, но он настолько ослабел, что даже не попробовал сопротивляться.

Я как раз думал о том, что надо будет пойти посмотреть на него и спросить, как он себя чувствует, когда раздался стук в дверь и вошел Сатурнин. Он пожелал мне доброго утра, приготовил для меня серый выходной костюм и сообщил, что мадемуазель Барбора спрашивает, не собираюсь ли я после завтрака отправиться в город за покупками.

Потом Сатурнин спросил, не хочу ли я выкупаться. Мне не совсем было ясно, что он под этим подразумевает, однако, судя по выражению его лица, своим вопросом он никоим образом не намекал на мой прыжок в омут, и я кивнул. На мой вопрос, каково состояние дедушки он ответил, что, по словам госпожи Катерины он серьезно болен. Мадам запретила беспокоить его и даже отказалась впустить к нему доктора Влаха. Доктор рассердился и с вопросом: „Кто в конце концов врач, я или вы?“ вошел к дедушке, не обращая внимания на ее протесты. Со слов доктора Влаха старик страдает от боли, нервничает, и просил его не впускать к нему тетю Катерину. По мнению Сатурнина между доктором Влахом и мадам видимо произойдет столкновение.

Спроси меня кто-нибудь, каково мое мнение о результате такого столкновения, я предсказал бы победу доктора Влаха, и позднее был весьма удивлен известием, что мой фаворит был разбит на голову. В последующие дни тетя Катерина овладела полем битвы, а доктор Влах, расположившись на террасе, задумчиво курил свои виргинские сигары. Не знаю, почему он сдался. Очевидно, виною было естественное отвращение мужчин к скандалам , а может быть, он надеялся, что дедушка взбунтуется сам и укажет ей на дверь. Как бы то ни было, мне стало ясно, что мужчина, даже самый энергичный, при столкновении с истеричкой не имеет шансов. Я был этим разочарован, но я не мог доктору Влаху этого ставить в вину. Зная, какие последствия для дедушки будет иметь ухаживание за ним тети Катерины, доктор безусловно боролся бы настойчивее.

Выкупанный, побритый и одетый в серый выходной костюм я спустился к завтраку. Через час я сидел в белом рапиде рядом с мадемуазель Барборой и изучал длинный список вещей, которые нужно было купить в городе. В магазинах называли мадемуазель Барбору „мадам“ и видимо считали нас супругами. Что касается меня, то эта ошибка была мне по сердцу, и мадемуазель Барбора тоже не протестовала. Мы вернулись к обеду и после обеда пошли купаться.

В течение нескольких последующих дней в доме дедушки царила какая-то странная тишина. Наша компания распалась, и каждый занимался своим делом. Дедушка был прикован к кровати, и тетя почти не выходила из его комнаты. Милоуш впал в депрессию, а затем начал интересоваться прислугой Марией. Доктор Влах удил рыбу, а мы с Барборой купались, или бродили по лесу. Сатурнин все свое свободное время проводил в дедушкиной библиотеке. Во всем доме царило сонное спокойствие, однако все мы чувствовали приближение какого-то события. Но такого не ожидал никто из нас.

Все началось с того, что в один прекрасный день тетя Катерина обнаружила на двери дедушкиной комнаты табличку с надписью, довольно глупо подражающей надписи на металлических табличках марки „САМО“, которые обычно помещаются на автоматически закрывающихся входных дверях[12]Не закрывайте, закрывается САМО. Иными словами «не закрывайте дверь, она закрывается сама».. Я понимаю, что тетя удивилась и никак не могла сообразить что это значит. Она сама нам рассказала, что чувствовала себя как во сне, когда прочитала на табличке:

Не входите, входит само!

Никогда не забуду испуганной физиономии тети Катерины, вбежавшей к нам в гостиную с просьбой пойти кому-нибудь из нас к дедушке. Мы были этим очень удивлены. До этого тетя никого к дедушке не пускала. Мы испугались, что дедушке стало хуже, и доктор Влах спросил тетю, что случилось. Он взял из ее рук табличку, которую она нашла на ручке двери дедушкиной спальни, прочитал ее и пошел к дедушке. Тетя нам сообщила, что она, естественно, вошла в дедушкину комнату, не взирая на табличку. Старик глядел на нее свирепо и внезапно поднявшись на кровати стал кричать, требуя, чтобы тетя объяснила ему, почему конь Шемик мчался по направленю Радотина, в то время как Горимир мчался по направлению Неуметелы[13]Алоис Ирасек «Старинные чешские сказания», Сказание О Кршесомысле и Горимире. Неуметельский владыка Горимир, приговоренный к смерти на Вышеграде Кршесомыслом и его сторонниками, совершил знаменитый прыжок на своем коне Шемике с Вышеграда, переплыл Влтаву и помчался к Радотину. Там до сих пор согласно преданию имеется могила его коня Шемика.. После этого он швырнул в тетю подушкой. Она слыхала его крик даже тогда, когда бежала вниз по лестнице. Я не понимаю, почему дедушка интересовался именно Горимиром. Признаюсь, я сам не помню, куда кто собственно мчался после этого знаменитого прыжка. Сатурнин заявил, что это всего лишь предание, которое с исторической точки зрения проверить невозможно. По его мнению все было наоборот: конь Шемик мчался по направлению Неуметелы, а Горимир к Радотину. Кроме того Сатурнин попытался уточнить, куда мчались оруженосцы, которым было поручено сторожить мятежного владыку, и в конце концов так все запутал, что по его словам единственный, кто никуда не мчался, был старый славный Вышеград.

Доктор Влах вернулся с озабоченным лицом и сообщил, что дедушка называл его „Святым отцом“. Я спросил, нет ли у дедушки температуры, но доктор Влах покачал головой. Сначала я думал, что дедушка решил таким не совсем обычным способом избавиться от тети Катерины, однако в течение нескольких ближайших дней мне пришлось констатировать, что старик просто сошел с ума. Он выкрикивал какие-то бессмысленные фразы и задавал нам вопросы, явно свидетельствующие о том, что его дух помутился. Нашим обществом овладело весьма мрачное настроение. Каким странным, неожиданным и грустным оказалось окончание нашего отпуска! Сатурнину пришлось сменить тетю Катерину у ложа больного, потому что дедушка при ее появлении впадал в бешенство. Интереснее всего было то, что сама тетя Катерина, единственная среди нас, упорно отрицала тот факт, что дедушка временно лишился рассудка. „Ума у него больше чем у нас всех вместе взятых. Вы его слова намеренно извращаете. Вполне понятно, что он раздражен, но ведь это пожилой и больной человек“, говорила тетя Катерина.

Ссориться с тетей Катериной не имело никакого смысла, но по моему мнению для каждого разумного человека ситуация была ясна. Однажды, например, дедушка спросил, который час. Получив ответ, он заявил, что скоро мы будем в городе Пардубице. Такую штуку невозможно объяснить раздражением. Старику видимо казалось, что он едет в поезде.

По-моему немедленно надо было приступить к лечению, и мне не нравилось, что доктор Влах не предпринимал никаких шагов в этом направлении. Я высказал ему свое мнение, и он мне ответил, что лучшим лечением является покой. Дедушкино душевное равновесие мол было нарушено во-первых из-за тягот нашего трехдневного путешествия и во-вторых из-за ухаживания за ним тети Катерины. Спуск с Белого Седла подорвал выносливость дедушкиного организма, а об остальном позаботилась тетя Катерина и сделала это в рекордно короткий срок. Я не член семьи, сказал доктор Влах, и постоянные ядовитые нападения мадам мне весьма неприятны. Поэтому я не пытался препятствовать ей входить к больному. Она ухаживала за ним доселе не виданным мной способом. Я не знаю, делала ли она это по религиозным причинам, или другим, но фактом остается, что она несколько раз в день напоминала больному о возможности близкой смерти, и однажды я застал ее плачущей и с простертыми к нему руками ползущей на коленях к его кровати. Я не знаю, зачем она это делала, и рассказываю здесь об этом для того, чтобы вы поняли, что иначе это кончиться не могло. От таких сцен может повредиться и здоровый человек, не то, что больной старик. Так как сейчас больной находится в покое, и ухаживает за ним господин Сатурнин, есть надежда, что в скором времени его состояние улучшится. Затем доктор Влах дал нам понять, что он угадал, почему тетя Катерина утверждает, что дедушка вполне владеет своим рассудком. Ему не хочется распространяться об этом, однако если его подозрение подтвердится, он выступит против тети Катерины со всей решительностью.

Не знаю, что подразумевал доктор Влах под этими словами, и никаких дальнейших подробностей узнать мне не удалось, так как наша беседа был прервана приходом дедушки. Мы были удивлены, что он встал. Казалось, что у него ничего не болит, и у меня даже появилась надежда, что сейчас он скажет нам одну из своих любимых шуток, в которой и следа не будет от недавнего бреда. Он был в халате из верблюжьей шерсти, и было видно, что он несколько дней не брился. Выражение лица у него было грустное, и все мои надежды рухнули после первой же его фразы. Он сказал: „К сожалению, господа, все одноместные номера заняты“. Потом его лицо приняло сосредоточенное выражение, и он стал глядеть куда-то в пространство за нами. Мы посмотрели в ту сторону и увидели тетю Катерину. Я говорил уже о не совсем обычной походке тети. Она не ходит, а как бы подпрыгивает. Может быть на это намекал дедушка, когда он поднял кверху свой указательный палец и тыкнув им по направлению тети Катерины воскликнул: „Прыгуна, если он жив, забирает детектив. Пусть он прав или не прав, а придется платить штраф!“[14]В Праге, оккупированной немцами в период второй мировой войны, одно время в трамваях наклеивали надписи, шутливо предупреждающие пассажиров, чтобы они,например, на ходу не выскакивали из вагонов, не дождавшись остановки трамвая. Закрывающихся дверей в трамваях тогда не было. Дедушка здесь явно пользуется текстом одной из таких надписей.

Тетя удивилась и спросила: „В чем дело?“ Дедушка сжал кулаки, положил их себе на грудь и в свою очередь спросил: „Вы готовы?“ Выражение лица у тети было совершенно недоумевающее и она вскричала: „Почему?“ „Смирно!“ — закричал дедушка, в то время как тетя испуганно озиралась вокруг. „Вперед!“ — заорал старик и держа кулаки на груди побежал в свою комнату.

Когда я впоследствии рассказал об этом событии Барборе, она прищурила глаза, и спросила: „Когда был дедушка в последний раз в Праге?“ Я ответил, что два года назад и спросил: „А что?“ „Я думала, что он ездит только в машине“, сказала Барбора и больше этой темы не касалась. Некоторое время я размышлял о том, уж не заразны ли дедушкины бессмысленные фразы и таинственные вопросы и тут же вспомнил, что доктор Влах, после того как дедушка покинул помещение, обратился к тете Катерине со словами: „Quо usquе tаndеm, Саtilinа?“ По-моему это какая-то латинская фраза, но понятия не имею, что это такое. Тетя Катерина от злости позеленела, однако овладела собой и сладким голосом сказала, что она не помнит, когда разрешила доктору называть ее по имени“. Доктор Влах расхохотался и пошел за дедушкой.

На следующий день дедушка снова лежал в постели. Когда мы все остальные встретились за обеденным столом, доктор Влах сообщил нам, что дедушка выразил желание написать завещание. „Вот это славно, когда старый и больной человек своевременно приводит в порядок свои дела!“ – воскликнула тетя Катерина, и глаза ее заблестели. Она отнюдь не намекает на то, что дедушка скоро умрет, наоборот, она желает ему доброго здоровья и долгих лет жизни. Но все мы знаем, что молодые по выбору мрут, а старые поголовно, и не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Дедушка всегда здраво рассуждал, и за это она его уважает.

Доктор помолчал немного, а потом заявил, что по его мнению все это вздор. Из того, что все мы видели в последний период, можно сделать вывод: дедушкино душевное состояние не указывает на то, что он способен разумно обойтись со своим имуществом. Это очень грустно, но нам придется смириться с этим фактом. Кстати сказать, дедушкино последнее завещание, составленное три года назад, лежит у нотариуса Врбы. Как ни решил тогда старый джентльмен о своем имуществе, ясно, что он сделал это в здравом уме.

„Да неужели? Вот это интересно!“ — с ядовитой усмешкой сказала тетя Катерина. Теперь она понимает, почему в последнее время мы все делаем вид, что дедушка повредился в уме. Она никак не могла догадаться, какую цель мы преследуем, но теперь ей все ясно. „Что касается лично меня, то я заявляю, что дедушка вполне нормален, и попробуй кто-нибудь при помощи интриг и заговора посягнуть на дедушкину свободу действий. Тогда я буду вынуждена обратиться к своему адвокату“. Тут доктор Влах сдался. Он мол только выразил свою точку зрения. Он готов представить свидетельство о странном душевном состоянии дедушки в настоящее время любому родственнику дедушки, не согласному с составленным сегодня завещанием. Тетя притворилась, что она не может скрыть улыбку. Ей бы, мол, очень хотелось поглядеть на того смельчака, который отважился бы своими протестами неуважительно отнестись к самому старому члену семьи и сомневаться в его здравом уме! Затем доктор Влах попросил Барбору и меня присутствовать в качестве свидетелей при составлении завещания, и мы втроем отправились в комнату к дедушке.

Старик сидел на кровати, обложенный подушками, и казалось чувствовал себя вполне хорошо. Сатурнин как раз убирал поднос, на котором больной обедал. Когда мы подошли к его постели, он спросил нас какое сегодня число. Доктор Влах ему ответил: „Третьего.“ Тогда дедушка поднял указательный палец и провозгласил: «Третий трамвай должен снова стоять, это как пятью пять – двадцать пять»[15]Табличка, наклеенная в трамваях в те времена, как и вышеприведенная, говорит о том, что третий трамвай, остановившийся на остановке, должен после отъезда предыдущих двух снова остановиться и предоставить возможность пассажирам выйти и войти в трамвай..

Я в смущении посмотрел на доктора Влаха. Мне непонятно было, каким образом при таких обстоятельствах можно заниматься таким серьезным делом как составление завещания. Доктор отвел глаза, а когда я посмотрел на мадемуазель Барбору, я увидел, что она улыбаясь смотрит дедушке в глаза. Дедушка тер ладошкой свой небритый подбородок и тоже улыбался. Потом он взял с ночного столика золотой портсигар и предложил мадемуазель Барборе сигарету. Такая галантность со стороны человека, лишившегося здравого рассудка, меня растрогала до слез. Между тем доктор Влах что-то говорил, но я слушал его невнимательно. Я очнулся только тогда, когда он заявил, что никакое завещание мы составлять не будем, и что позднее он все объяснит. В ответ на это мадемуазель Барбора сказала, что она так и думала, и это уж совсем вывело меня из равновесия. Не знаю, как другие, но я терпеть не могу, когда люди выражаются как пригородные гадалки какими-то намеками и обиняками, а потом кто-то добавляет, что ему все ясно и что он так и думал. От своего имени заявляю, что я ничего подобного не думал, и мне в голову не пришло, с какой стати доктор Влах все это выдумал. Поскольку я правильно осведомлен, после всего этого произошло следующее.

Приблизительно через час доктор Влах пошел в гостиную, где ждала тетя Катерина, бросился в кресло и заявил, что все исполнено. Он сказал, что все прошло без пинка, без задоринки, и дедушкино решение хотя и явилось сюрпризом, но, безусловно, было мудрое. Доктор Влах полагает, что исходя из того, что материально все обеспечены, со стороны родственников не будет никаких возражений. У тети Катерины был изумленный вид, и она сказала, что обеспечены не все. Дедушка, мол, не мог этого забыть. Он всегда был благородный человек, и безусловно это благородство отразилось в завещании. В конце концов нет никакой необходимости взывать к благородству, так как имеются определенные моральные обязанности, от которых такой человек как дедушка уклоняться не станет. Если у дедушки нет никаких обязанностей по отношению к ней и Милоушу, тогда – извините меня — тетя Катерина не знает, существуют ли вообще какие-нибудь обязанности.

Доктор Влах ответил, что у дедушки на этот счет видимо другой взгляд. В этом нет ничего странного, ведь мнения часто расходятся. Что касается благородства, то своим завещанием старый джентльмен доказал, что этого-то у него имеется более чем достаточно. Потом он добавил, что все свое имущество дедушка завещал благотворительным обществам. Позднее доктор Влах рассказывал, что во всей своей медицинской практике он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь побледнел так, как тетя Катерина. Потом ее лицо искривилось, губы сжались, а глаза стали узкими. Когда она заговорила, ее голос дрожал от ненависти. Она заявила, что в таком случае она признает свою ошибку. Она действительно ошибалась, думая, что дедушка нормальный. Такую жестокость может совершить только человек, страдающий размягчением мозга. „Я бы сказал наоборот“ — ответил доктор Влах — „я не вижу никакой жестокости в том, что человек завещает свое имущество благотворительным обществам.“ Тетя сказала ледяным голосом, что с ним она спорить на эту тему не намерена и что она тотчас уезжает, чтобы посоветоваться со своим адвокатом. Она твердо решила пригласить врача-психиатра для обследования дедушки, и она нажмет на все педали, чтобы это слабоумное завещание не вступило в силу. Доктор Влах встал и с нескрываемой иронией повторил тетины слова, сказанные ею всего лишь час тому назад, а именно, что ему очень хотелось бы поглядеть на того смельчака, который отважился бы своими протестами неуважительно отнестись к самому старому члену семьи и сомневаться в его здравом уме. Он добавил, что более бесхарактерного человека, чем мадам он еще не видел, и вышел из комнаты.

В коридоре он встретил прислугу Марию и в шутливом тоне сказал: „Геба, Эрида плохо себя чувствует. Давайте ей по две столовых ложки коньяку в минуту и осторожно подготовьте остальных к тому, что примерно через час она будет пьяна“. „Как?“ — спросила ничего не понявшая девушка. „Вдребезги!“ — ответил доктор Влах и с удовлетворенной улыбкой закурил сигару.