Онлайн чтение книги Тритон Дешарова Desharow Merman
Экстра 3. Нирвана

Воздух был наполнен едким запахом гари. Его окружало небо, полное огня. Все вокруг было искаженным и разорванным на части извивающимися языками пламени. Несмотря на проливной дождь, падающий с неба, пламя не подавало признаков ослабления. Корпус корабля сильно тряхнуло, и люди в панике разбежались, все погрузилось в разрушительный хаос.

Некуда бежать. Некуда деться.

Не только телу, но и душе.

Юкимура бросился на палубу и нырнул под дождь.

Униформа кендо на его теле имела большую прореху, идущую по спины до талии, и его кожа все еще хранила тепло, оставленное перепончатыми когтями русала. Хотя должно было быть холодно, в этот момент она горела. Даже дождь не смог смыть это острое, болезненное, сладкое жжение, смешанное с тягучим ощущением крови, распространяющееся вплоть до тех частей тела, о которых слишком стыдно упоминать.

Молодой человек слегка дрожал. Он поднял голову под дождем и глубоко вздохнул. Его тело внезапно ударилось, когда к его ногам упал человек, на шее которого были ужасные укусы и следы разрывов. Он подскочил в шоке, слегка пошатнувшись. Глаза умирающего все еще были широко открыты, его рука сжалась, сжимая лодыжку, как будто он держался за последнюю соломинку.

- Юкимура-кун… помоги... русалки…

- Кондо-кун! - он помог человеку подняться, но тот весь извивался в конвульсиях, его шея была запрокинута, а в его расфокусированных глазах, все еще распахнутых, отражались мерцающие языки пламени, как в двух белых бумажных фонариках, разорванных ветром в траурном зале.

Его руки задрожали, и он сделал несколько шагов назад, но затем заметил длинный кровавый след, тянувшийся от двери каюты к его ногам, с запутавшимися в нем нитями черных водорослей.

Да, это правда, все вышло из-под контроля! Вышло из-под контроля! Это была месть тритона!

Голос закричал в его голове, настолько оглушительный, что заглушил рев грозы в небе.

- Только ты можешь спасти нас, Тиба! Оно не причинит тебе вреда! Контролируй это! - знакомый голос пробился сквозь завесу дождя и достиг его ушей. Это был крик его отца.

-Отец! - он откликнулся, следуя за звуком, и увидел своего отца, стоящего на втором этаже корабельной каюты. Его отец, казалось, был ранен, держась за живот, но его одежда была пропитана большим пятном синей жидкости - он узнал в ней кровь русалок.

Кровь принадлежала Асуре.

Его сердце внезапно сжалось, и он инстинктивно посмотрел в сторону ближайшей, черной как смоль двери каюты. Внутри слабо двигалась тень, похожая на задержавшегося призрака, похожая на его навязчивый ночной кошмар. Он уставился на нее, думая, что все это, казалось, предопределено — судьба или некий цикл. Его встреча с морским народом, казалось, была предопределена судьбой. Он предвидел, что все приведет именно к тому.

Словно отвечая на его предчувствие, тень постепенно обрела очертания в темноте, приближаясь.

Прежде чем свет смог полностью осветить его похожее на кошмар тело, Юкимура увидел эти два холодных и пронзительных черных глаза. Они встретились взглядами, ощущая как холод моря, так и обжигающий жар на своем умирающем теле. Только прошлой ночью, и даже несколько мгновений назад, они обнимали друг друга, тесно переплетаясь телами, передавая друг другу свой жар, как будто они были близкими любовниками.

Возлюбленными.

Но в этот момент завеса дождя была похожа на железную городскую стену, стоящую между ними, и воздух был наполнен леденящей, кровавой атмосферой. Расстояние всего в 10 метров казалось самым долгим путем в мире.

- Юки... мура… - темная тень тихо заурчала, ее голос был наполнен слогами его имени.

Он медленно выскользнул из каюты, тени отступили от его фигуры, и свет костра осветил его лицо.

Длинный хвост русала волочился за ним, его окровавленная чешуя блестела ярким пурпурно-красным оттенком в свете костра, как клинок убийцы, который только что прошел через бойню. Нет, не похоже, а на самом деле.

Юкимура поднял веки и посмотрел на верхнюю часть тела русала. Его бледная кожа была покрыта пятнами крови, красного цвета. Человеческой крови. В спину русала была воткнута катана, и он узнал в ней ту, что принадлежала его отцу.

Эти черные глаза, которые когда-то смотрели на него с глубокой любовью, теперь горели пламенем мести. Только когда их взгляды встретились, в их глубине промелькнула искорка тепла. Любовь русала к нему была слишком экстравагантной и слишком драгоценной. Словно нож, воткнутый в разделочную доскуй, сдирающий кожу и кости, истекающий кровью. Но все же любовь, которая была подобна ножу, глубоко врезалась кожу, и от нее невозможно было отказаться.

Но перед лицом грехов, которые они совершили, и ценой жизни всей команды корабля, какие качества должны были быть у этой любви, чтобы ее снова упоминать?

Он тоже был одним из грешников. Ему нужно было искупить вину.

- Асура… - открыв рот, он заговорил, но голос казался не его собственным.

Его разум был в некотором трансе, и он увидел, как тень в ночи приближается, становится больше. Он казался таким крошечным, ничтожным и низменным перед ним, как рыбак, поклоняющийся морскому богу. Он так сильно любил русала, и самым глубоким ответом русала было то, что он поглотил его в волнах, спрятав глубоко внутри.

Только он боялся запятнать его.

Он опустился на колени, как верующий, искупающий свои грехи перед Богом.

Его белая форма дзюдоиста насквозь промокла от дождя, и ее подол прилипал к палубе. Его руки под дождем были такими же бледными, как плавающие трупы, а лужа дождевой воды под ним отражала его встревоженное и отчаявшееся лицо, выглядевшее избитым и измученным.

- Ты - Бог моря… Как я мог осмелиться оскорбить тебя? Я не должен был… - он опустил голову, и его дрожащий голос вырвался из горла. - Я умоляю тебя пощадить людей на этом корабле, как будто я никогда не встречал тебя…

Он даже сам не слышал произнесенные слов. В его голове царил полный хаос.

Звук волочащегося рыбьего хвоста приближался, еще ближе, но он не осмеливался поднять голову, чтобы посмотреть на своего возлюбленного.

А затем он ударил Асуру.

Все, что он мог видеть, были распростертые тела на земле, его товарищи, их руки, запятнанные кровью русалок, каждый из которых получил свое возмездие один за другим.

По взгляду Асуры он понял, что даже если тот убьет всех на корабле в отместку, он все равно сохранит его собственную жизнь. Потому что он считал его своим супругом, своим возлюбленным.

Крики его отца о помощи эхом разносились издалека, сопровождаемые прерывистыми воплями выживших, и тяжесть их миссии давила на хрупкие плечи молодого человека, заставляя его руки слабеть. Тень над головой казалась нисходящим ночным кошмаром. Перепончатые ладони тритона мягко коснулись его плеч, приподнимая подбородок и поднимая с палубы.

Пара сильных рук обняла его пошатывающееся тело, и эти черные глаза, отражающие свет костра, следили за его рассеянным взглядом.

Молодой человек обмяк на сгибе обхвативших его рук, пристально глядя на своего русала. В этот момент горячие слезы, казалось, вот-вот хлынут из его глаз, но потекли обратно, когда русал опустил голову, чтобы поцеловать его, и весь мир стал размытым.

- Все кончено, Асура. Мы вместе…

Тихо пробормотал он, дрожа, когда протянул руку и нащупал рукоять катаны, воткнутой в спину Асуры. Он вонзил ее глубже, лезвие пронзило их тела, соединяя его со своим тритоном.

Боли не было, просто на мгновение все ощущения исчезли, оставив реальным только ощущение объятий Асуры. Их тела стали невесомыми, как будто взлетели в небо, а затем тяжело упали, погрузившись в теплую морскую воду.

- Ах…

Он хватал ртом воздух, как утопающий, изо всех сил пытаясь очнуться ото сна. Его тело было мокрым от пота, а нижняя рубашка плотно прилегала к телу, заставляя его чувствовать себя очень некомфортно.

Уже рассвело. Солнечный свет проникал сквозь маленькое круглое окошко в каюте, освещая его лицо. Мгновение он смотрел на крошечные пылинки, парящие в воздухе, чувствуя себя ослепленным светом. Протерев сухие глаза, он смутно увидел нескольких чаек, парящих в небе, и в то же время что-то в его сознании внезапно подпрыгнуло.

Какие-то разрозненные образы всплыли в его хаотичном сознании, а затем исчезли в мгновение ока. Он попытался ухватить их, но сумел уловить только фрагмент. Он смутно помнил бушующее пламя, окружающую кровь и фигуру пурпурнохвостого русала в ночи. Все остальное было беспорядочным и расплывчатым, и он не мог сказать, что на самом деле произошло в его сне.

Это снова был тот самый сон. Он всегда таился в каком-то глубоком уголке его памяти, словно играя с ним в прятки. Когда он пытался увидеть его ясно, он прятался в неизвестности, а когда он погружался в оцепенелый сон, он неожиданно выскакивал наружу.

Слишком странно. Этот сон бесконечно запутывался, настойчиво пытаясь вплестись в его жизнь, говоря ему, что это было что-то, что он действительно пережил, но не оставляло никаких следов.

Как мираж, он был расплывчатым и в нем ничего не было.

Водяной с фиолетовым хвостом из его сна еще не появился в реальности. Ни один из русалок, которых они захватили и заточили в трюме корабля, не соответствовал тени, которую он видел во сне.

Когда же ты появишься?…

Он пробормотал что-то себе под нос, бессознательно протягивая руку к пустому воздуху. Его тонкие пальцы были пронизаны светом, позволяя рассмотреть вены и капиляры. Возможно, дело было в ослепительном солнечном свете, но он неожиданно почувствовал боль в уголке глаз, как будто вот-вот потекут слезы.

Юкимура Тиба, ты веришь в реинкарнацию?

В своей нынешней жизни ты не являешься самим собой в полной мере. Ты не встретился со второй половиной своей души. Твои сны проистекают из одержимости твоей прошлой жизни. Это другая версия тебя самого, пытающаяся тебе что-то сказать, дитя мое. В конце концов, ты последуешь по таинственному и неизгладимому пути, проложенному судьбой, ступив на дорогу, откуда нет возврата.

Не попадайтесь судьбе в ловушку. Твои грехи уже искуплены.

Старческий голос бабули Мико произнес это в его памяти.

Что это значит? Он сжал пальцы, закрыл глаза и неуверенно сделал глубокий вдох, снимая пропитанную потом майку. Стройное и хрупкое тело молодого человека было обласкано светом и излучало какую-то нездоровую красоту.

- Юкимура-кун! Выходи скорее, мы поймали еще одну русалку с помощью резонансной сонарной сети! - настойчивый голос его спутницы доносился снаружи каюты, но в дверь, согласно этикету, постучали всего три раза.

- Понял! Уже иду!

Быстро надев непромокаемый костюм и ботинки, Юкимура толкнул дверь и выбежал наружу. Матросы собрались на носу, вглядываясь в поднимаемую из воды поисковую машину. Приблизившись, он увидел, как поднимают рыболовную сеть, и вода брызгала вниз. Его сердце внезапно бешено заколотилось, и он широко раскрыл глаза, чтобы различить цвет рыбьего хвоста внутри сетки. То, что появилось из сетки, было серебристо-белой рыбьей чешуей, которую они никогда раньше не видели, словно украшенной усыпанной бриллиантами сеткой, блестящей на солнце.

Чешуя не была фиолетовой. Несмотря на благоговейный трепет, его сердце ушло в пятки и вернулось на прежнее место.

Он вытащил из кармана брюк фотоаппарат и спокойно, умело запечатлел появление этого новичка. Его русалочий хвост был длиннее, чем у всех, кого они видели раньше, а верхняя часть тела была исключительно светлокожей, покрытой серебристым отливом. Она выглядела как произведение искусства, вырезанное изо льда, а не как живое существо.

Такой красивый, ах…

Вероятно, это был особый вид русалок. Была ли в нем сыворотка, которую нужно извлечь его отцу и остальным?

Пока он думал об этом, он услышал молодой мужской голос, доносящийся из рыболовной сети:

- Юкимура!

Юкимура Тиба, который старательно записывал, не мог не быть ошеломлен, и на всем корабле внезапно воцарилась тишина. Все были ошеломлены. Русалка звала его по имени? Он сделал несколько недоверчивых шагов вперед, вглядываясь в рыболовную сеть. Пара тонких рук высунулась из отверстия, ухватившись за нейлоновую леску рядом с сетью, и с огромным усилием высунулась голова.

Он увидел лицо очень красивого европейского юноши. Из-под мокрых, прилипших прядей волос на него смотрела пара звездообразных, невероятно ярких глаз. Нетерпение и удивление в этом взгляде, казалось, намекали на то, что они где-то встречались раньше. Он стоял там, ошеломленный, и только для того, чтобы услышать, как водяной отчетливо воскликнул по-японски:

- Юкимура, я Дешаров, уже мы встречались раньше!

На этот раз он был по-настоящему ошеломлен. Странное ощущение охватило его, погрузив в оцепенелое состояние. Как раз в тот момент, когда он погрузился в свои мысли, на палубу подняли рыболовную сеть. Прежде чем он смог понять, что происходит, русала, который называл себя “Дешаров”, отнесли в помещение, где содержали остальных русалок.

Затем его отец и несколько врачей вошли и закрыли за собой дверь каюты.

Он прислонился к борту корабля, повернулся, чтобы посмотреть на теперь спокойное море, его разум был в смятении. Заходящее солнце постепенно опускалось за горизонт, отбрасывая красноватый оттенок на темно-синие воды, красные, как огонь и кровь в его снах.

Что-то должно было произойти.

Ясное предчувствие в его сердце говорило ему об этом.

В этот момент знакомый голос сзади отвлек его от беспокойных мыслей. Он повернул голову, увидел молодого человека позади себя и помахал в простом приветствии. Это был второй офицер корабля и правая рука его отца, Кондо Хаори, хороший друг со студенческих времен.

Кондо медленно подошел к нему, стряхнул окурок в море и глубоко вздохнул.

- Ах, интересно, когда же прекратятся войны и эксперименты… Мне становится противна такая жизнь.

- Испытываешь отвращение? - тихо спросил Юкимура Тиба. Он опустил веки и неохотно приподнял уголки рта. - Я думал, ты увлечен этим исследовательским проектом, а также участием в войне.

Кондо посмотрел на него, ненадолго замолчал, а затем перевел взгляд на далекий, окутанный дымкой остров. Он мгновение колебался, прежде чем положить руку на плечо молодого человека. Сквозь ткань одежды он мог легко ощутить костлявые очертания чужого плеча, нежного, как у девушки, и все же это был наследник семьи самураев, обремененный семейной миссией. Однако он еще не видел по-настоящему кровавой правды. Если бы он увидел, этот добросердечный молодой человек наверняка испытал бы мучительную боль.

Возможно, именно поэтому его босс, отец Юкимуры, всегда держал своего сына подальше от сути плана. Однако рано или поздно Юкимура столкнется с тьмой и жестокостью, с которыми даже ему было трудно смириться.

- Давайте уедем, когда американские войска уйдут с этого острова, в следующий раз, когда будет перемирие. Тиба, - мужчина сказал это, не особо задумываясь, используя неподходящее обращение.

На мгновение Кондо Хаори почувствовал себя несколько неловко.

Юкимура замолчал, глядя на своего близкого друга и одноклассника, чувствуя некоторую растерянность.

- Куда уедем? - он на мгновение заколебался, затем улыбнулся. - Есть ли у нас возможность выбирать наше будущее?

- Но......

Со стороны корабельной каюты донесся внезапный шум.

- Хватайте его! Поймать этого тритона!

- Не дайте ему сбежать!

Юкимура Тиба удивленно посмотрел в сторону суматохи, где несколько исследователей были сбиты с ног на палубе. Серебристый сияющий силуэт прорезал тусклую ночь, описав элегантную дугу и погрузившись в море.

- Дешаров…

Он нахмурился, подсознательно произнеся его имя. Юноша бросился к борту корабля, глядя на море.

Серебристохвостый тритон давно исчез без следа. Однако, к своему удивлению, он неожиданно заметил необычный узор ряби недалеко от корабля, кружащий вокруг определенной точки, напоминающий группу мигрирующих дельфинов.

Но он знал, что это были не дельфины. Это была группа русалок, привлеченных гидроакустическими буями, установленными в километре от них.

Его сердце внезапно пропустило удар, и сильное и необъяснимое чувство поднялось глубоко внутри, заставив его дыхание участиться, как будто предвестник его ночных кошмаров спускался в ночь.

Но какая-то дурная интуиция смутно росла в его сердце, и голос крикнул:

“Не подходи ближе, Юкимура Тиба. Не ходи по следам перевернутой телеги. Держись подальше…”

Он невольно сжал кулаки, чтобы подавить желание прыгнуть в море и поплыть в том направлении.

- Тиба, иди сюда, - зов его отца донесся с другой стороны.

Юкимура Тиба повернулся, как марионетка, следуя за отцом к двери каюты, след в след.

В комнате было темно, а на чайном столике в центре каюты лежала белоснежная форма для кендо, бамбуковая флейта, на которой он часто играл, и таз с холодной водой, от которой исходил запах подогретого дезинфицирующего раствора. Он инстинктивно почувствовал страх перед этим запахом, его ноги задрожали, он сделал шаг назад, но его спина была прижата к закрытой двери.

Он оказался в тупике.

Высокая и худая фигура его отца, освещенная светом свечей на стене, стала невероятно большой, заставляя его чувствовать удушье. Однако он не осмеливался даже открыть рот или сделать глубокий вдох - потому что у него не было разрешения отца.

- Сними свою одежду, а затем вымойся дочиста в этом тазу.

Он услышал команду своего отца. Он жестом подозвал его, сел, скрестив ноги, за стололом, снял мокрое пальто и черное кимоно под ним, тщательно подвернув подол под ноги. Затем он посмотрел на ошеломленного юношу и спросил:

- Почему ты еще не начал?

Прозвучал тот же тон, что и в первый раз, когда он заставил его убить.

Пальцы парня задвигались, потянувшись к воротнику. Он полностью расстегнул молнию, позволив жилету и всему остальному упасть на пол.

Выбравшись из кучи одежды на полу, он предстал обнаженным перед своим отцом. Спина молодого, стройного юноши слегка дрожала от низкой температуры. Он опустил голову и вылил на себя раствор лекарства. Капли воды стекали по изгибу его шеи, делая его похожим на молодую маленькую цаплю, пьющую с опущенной шеей, ее перья намокли, и она казалась одновременно растрепанной и чрезвычайно нежной.

Шиничи прищурился и посмотрел на своего чрезмерно хрупкого сына, словно оценивая некачественный товар. Этот неадекватный малыш, трусливый, добрый и замкнутый, был просто непозволителен в семье самураев высшего класса.

Но, по крайней мере, теперь от него есть какая-то польза. В качестве приманки, чтобы сбить с толку мерфолков, он был как нельзя кстати. Потому что в настоящее время они пришли к невероятному выводу: русалки-самцы не спариваются с русалками-самками, а предпочитают симпатичных человеческих юношей, добиваясь заражения клеток и ассимиляции посредством сексуальных контактов с ними, таким образом достигая своей репродуктивной цели.

Человеческие существа, принявшие клетки русалки, претерпевали изменения в своем телосложении. Они приобретали значительно большую силу, ловкость, улучшенное зрение и слух и, возможно, даже приобретут другие способности. Однако, имея в своем распоряжении только единственную запись о человеке, который спаривался с русалкой, не было возможности узнать больше.

И этот человек, в силу различных внешних и внутренних причин, умер, что сделало невозможным продолжение их наблюдений за ним.

Впоследствии они отобрали нескольких мальчиков и попытались соединить их с русалками мужского пола, но, возможно, русалки были очень разборчивы, или это могло быть связано с неспособностью организма адаптироваться к окружающей среде. Ни один из тестов не увенчался успехом.

Однако он увидел надежду на успех в своем собственном сыне - когда он попробовал посыпать в резервуар с водой русалки летучий ароматизатор, приготовленный из пота его сына, эти изголодавшиеся тритоны, которые и без того томились, пришли в такое возбуждение, словно приняли стимулятор. Резервуар с водой гудел от возбуждения. Несомненно, его сын питал особую тягу к русалкам, что делало его отличным средством для получения русалочьих сил.

Среди группы русалок, привлеченных гидролокатором, были один или два исключительно сильных парня. Звуковые волны, которые они излучали, создавали интенсивный резонанс с их записывающими устройствами, чего было достаточно, чтобы доказать их существование.

Возможно, его сын стал бы гордостью семьи, несравненной экстраординарной личностью, воином, которому не было бы равных во всех отношениях.

Юкимура в замешательстве посмотрел на своего отца в мерцающем свете костра и заметил, что от его серьезности исходило выражение, которого он никогда раньше не видел, как будто он был вне себя от радости по поводу чего-то. Он понятия не имел, какие безумные бредни бродили в голове его отца, и не осознавал, что вот-вот станет жертвоприношением на разделочной доске.

Он стоял неподвижно, как статуя, даже не потрудившись вытереть воду со своего тела, ожидая следующей команды отца.

- Подойди и встань поближе, сын мой.

Отец внезапно схватил его за запястье, и это почти незнакомое прикосновение заставило его невольно напрячься всем телом, притянув ближе к кофейному столику, где он опустился на колени. Когда глаза отца, скрытые очками в золотой оправе, встретились с его взглядом, у него чуть не перехватило дыхание. Он почувствовал руку отца в перчатке на своей спине, как у хирурга, проводящего процедуру, холодную, прощупывающую и даже несущую в себе определенное ощущение жестокости.

Страх распространился от его позвоночника до самого сердца.

- Скажи мне, Юкимура Тиба, готов ли ты отдать все ради миссии семьи? - в голосе отца звучали гнетущие нотки, как будто это был не вопрос, а допрос и приказ. И ответ был давно предопределен.

Без сомнения, он механически кивнул и ответил твердым, ясным голосом:

- Да!

Как условный рефлекс. С того дня, как он научился говорить, он повторял это слово день за днем, как те самураи эпохи сегуната.

По-видимому, удовлетворенный его быстрым ответом, отец ободряюще похлопал его по спине. Однако в следующий момент рука на его спине скользнула вниз вдоль позвоночника. Скорость его движения даже создавала у него некоторую иллюзию близости, но он пристально смотрел на бесстрастное лицо своего отца и не осмеливался испытывать никаких необоснованных сомнений. Он просто держал глаза широко открытыми, не моргая, со слегка расширенными из-за нервного напряжения зрачками.

- Сегодня вечером тебе нужно выполнить задание, а перед этим мне нужно осмотреть твое тело, - рука скользнула вниз, к копчику, и вторглась в его ягодицы.

Его спина в одно мгновение напряглась, а вены на шее вздулись, но тело оставалось неподвижным.

Когда холодные пальцы проникли глубоко в его тело, чувство унижения и дискомфорта от посторонних предметов пронзило каждую клетку и каждый нерв. Он сжал губы, и из его горла вырвался почти неслышный стон. В тот же миг другая рука отца обхватила его сзади за шею, и его тело неожиданно оказалось в объятиях перед ним.

Голос отца, словно проклятие, звучал в его ушах:

- Не бойся, сын мой. Очень скоро твое тело будет обладать силой, превосходящей силу обычных людей. Но за это придется заплатить небольшую цену - возможно, это причинит тебе боль, но оно того стоит. Точно так же, как древним божествам Мо пришлось пройти испытания в смертных телах, прежде чем они обрели силу. Позволь мне подготовить тебя к перенесению этой пытки…

Пальцы проникли глубоко, растирая и раздвигая его узкие и тугие внутренние стенки, с твердостью и шероховатостью, как будто разбили котел и потопили лодку, жестокая физическая пытка, которая наступила без всякой причины или предупреждения.

Он не осмеливался ни о чем спрашивать и продолжал спокойно переносить любое давление, оказываемое отцом, не смея даже моргать, его дыхание сбилось с ритма. Пот беззвучно стекал по спине, собираясь в области, затронутой пальцами, вызывая жгучую боль. Временами он чувствовал, что его собственная выносливость была на удивление сильной, а не такой хрупкой, как утверждал его отец, ибо как еще он мог бы упорно выживать в тени своего отца, жить без достоинства и отказываться от себя… просто чтобы остаться в живых?

Он закрыл глаза.

Когда два пальца глубоко проникли в тело молодого человека, его зубы впились в губу, а руки сжались в кулак, костяшки беззвучно прижались к холодной земле. Это как если бы его отец пытался проверить его выносливость. Пальцы, вошедшие в его тело, начали медленно входить и выходить, как при занятии сексом. Он слегка вынул их, а затем снова глубоко вошел, сопровождаемый невыносимым, слабым хлюпоньем, колющим кожу головы, как игла.

Телесное наказание, казалось, превратилось в неэротическое изнасилование. А насильником был его собственный отец.

Эта мысль, казалось, взорвалась в его прежде пустом сознании, окончательно доведя нервы до предела, они были готовы лопнуть в любой момент. Его спина сильно затряслась, как натянутая тетива лука, и он увидел, что руки, поддерживающие его на земле, приобрели бледно-голубой оттенок.

Из-за того, что рука отца сжимала его, он не мог поднять голову. Голос в его горле застрял между зубами, становясь прерывистым:

- Почему… Отец?

Он не получил никакого ответа, и вторжение пальцев продолжалось, частота становилась все быстрее и быстрее, как будто пестик растирал лекарство, стремясь разнести его тело на куски. Однако под такой пыткой у него произошла неконтролируемая физиологическая реакция, и предмет между его ног стал самым унизительным существом, наслаждающимся его болью. Смятение в его сердце было подобно кипящей воде. Даже его глазные яблоки, казалось, плавились от обжигающего жара, и слезы смешались с потом на его щеках. В глазах потемнело.

После перенесенных мучений, от которых он не знал, как долго страдал, он был на грани обморока. Пытка внутри его тела, наконец, внезапно закончилась, и силы покинули его, заставив в изнеможении рухнуть на холодный пол. Густая мутная жидкость застряла между нижней частью его тела и ледяным полом, ее слабый запах распространялся в воздухе, но казалось, что она ему не принадлежит.

Черная тень, освещенная светом свечи, появилась в поле его зрения, и Юкимура увидел, что его отец холодно смотрит на него сверху вниз, как будто он был никчемной марионеткой.

Ему бросили его белое кимоно, прикрывая его обнаженное и влажное тело. Подобно утопающему, цепляющемуся за спасительное плавучее бревно, он инстинктивно схватил одежду и завернулся в нее, вытирая пот, покрывавший его тело, свернув конечности в клубок.

- Твое тело очень мягкое и подходит для спаривания с тритоном. Приведи себя в порядок, оденься и жди дальнейших указаний на палубе.

Чистый и ледяной голос пронзил его барабанные перепонки, словно плеть, хлестнувшая по открытой ране, смоченной соленой водой, по его стыду и самоуважению, заставляя кровоточить свежие раны.

Он вообще не двигался, оставаясь в своей скрюченной позе на земле, пока не раздался лязг захлопывающейся двери и удаляющиеся шаги мужчины, а затем все погрузилось в гробовую тишину. Только тогда он, наконец, пошевелился.

Спаривание с тритоном?

Разве это не смешно? Юкимура Тиба наконец-то осознал ценность своего существования?

Его губы неудержимо дрожали, а влажные ресницы трепетали, как хрупкие крылья цикады. Каждая клеточка его тела дрожала, и молодой человек поднял руки, обхватив свою голову, сдерживая дыхание, молча страдая.

За окном скорбно шумели волны, затягивая ночь в свои объятия.

Люди, живут в аду страданий, они могут бороться, они могут кричать или могут терпеть молча, но Будда не проявил милосердия к этим ничтожным существам. Их печаль и негодование застывают во тьме, превращаясь в семена плохой кармы, и таким образом родился Асура.

Юкимура Тиба лежал на холодном полу, глядя на постоянно меняющиеся тени, отбрасываемые на стену светом свечей, и по какой-то причине эта фраза засела у него в голове.

Наступила ночь, и за окном темное небо закрывало безмолвное море, как будто это была могила, ожидающая, чтобы похоронить его.

На всем корабле внезапно стало невероятно тихо, слышался только звук его собственного дыхания. Он рассеянно вслушивался в его ритм, смакуя всю боль, которая росла внутри него, позволяя ей растекаться, как соленой воде по ране, ожидая, когда его эмоции, как обычно, улягутся.

Нет ничего, что нельзя было бы вынести, сказал он себе.

Он поднялся с пола, смыл грязь, оделся и вышел, как бездумная деревянная кукла, без каких-либо колебаний.

На палубе не было много людей. Там были только его отец и несколько экспериментаторов, задействованных в основном плане. Они держали фонари на носу, ожидая его ночью, словно готовясь к какому-то таинственному жертвенному ритуалу. И, без сомнения, он был несчастной жертвой.

Сделав глубокий вдох, молодой человек направился в указанном направлении. Подол его белого кимоно колыхался на морском ветру, как парус одинокой лодки на волнах. Казалось, что если он не будет осторожен, то его в любой момент могут захлестнуть волны.

Казалось, они боялись, что он будет сопротивляться. Последующие действия были выполнены так методично и быстро, как будто меняли груз в темноте. Только когда его наполовину втащили и бросили в спасательную шлюпку, он по-настоящему очнулся от своего транса.

Брошенный в качестве приманки, он был привязан к длинной леске, чтобы поймать крупную рыбу, которую они желали. Юкимура посмотрел на волнующееся море, взъерошенное ветром, и не смог сдержать горькой улыбки. Его жизнь и смерть ни для кого ничего не значили. Юкимура Тиба, этому имени с самого начала было суждено стать синонимом жертвоприношения.

Спасательная шлюпка дрейфовала по морю, подталкиваемая постепенно растущими волнами. Вскоре огни корабля исчезли позади него, оставив лишь рассеянные огоньки на поверхности воды. За пределами досягаемости света фонаря простиралось бесконечное морское пространство, очень похожее на ночь в лесу Аокигахара, окутанное густой, спокойной тьмой, вызывающей желание броситься навстречу смерти.

Если бы только я умер тогда, все было бы намного лучше…

Спасательная шлюпка уносила его в море, и это заставило его смутно вспомнить сцену, когда он вступил на эту обширную землю самоубийц. Он лежал на толстых опавших листьях, глядя в далекое небо, в то время как духи тех, кто был похоронен там, собирались вокруг, нашептывая ему на ухо, и он слушал звуки уходящей жизни. Юкимура закрыл глаза, как будто он снова был на том огромном кладбище.

Он не боялся смерти, и даже его сердце с нетерпением ожидало ее прихода. Для него смерть была, самое большее, свободой и спокойствием. Поскольку в жизни ему нечего было любить, зачем продолжать бороться в этом мире, который был более мучительным, чем сам ад?

- Зачем беспокоиться?

Единственное, что его беспокоило, - это то, что совершение самоубийства под давлением без соблюдения чести было бы расценено как трусливый поступок. При жизни у него не был никакому ценен, а после смерти он не хотел стать невыносимым позором для своей семьи. Он не хотел, чтобы имя Юкимура Тиба стало уродливым и неизгладимым знаком.

-...Тиба! Сыграй на своей флейте, чтобы появились русалки! Частота звука флейты может резонировать с частотой их звуковой волны; поторопись и сыграй это! Сыграй “Водомерку”!

Внезапно из корабельного пейджера донесся голос отца, его резкий тон пронзил его насквозь, как иглы. Он инстинктивно отказался:

- Нет!… Нет, я не могу сыграть эту мелодию!

Как я могу? Как я могу в этой ситуации…

Это была самая любимая песня его матери, и все же ее использовали как инструмент для приманивания русалок! Неужели даже дух его матери должен быть запятнан ради планов военных? Дрожа всем телом, он сжал флейту, спрятанную у него за поясом. Когда он слушал холодные, лишенные эмоций слова своего отца по пейджеру, в нем вспыхнул долго подавляемый безмерный гнев. Движимый им, он поднес флейту к губам и сыграл серию дрожащих высоких нот.

Похоронная мелодия.

Это был почти первый раз, когда он бросил вызов своему отцу, но это было так радостно.

Игнорируя команды, поступающие с пейджера, он закрыл глаза и продолжил играть, как будто давая выход своим чувствам, а также устраивая похороны собственной жизни.

Такая грустная песня могла бы отпугнуть русалок.

Его пальцы слегка дрожали на ветру, а звук флейты, на которой он играл, был прерывистым и почти фальшивым.

Когда песня подошла к концу, ему показалось, что его тело опустело, превратившись в пустую оболочку. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и подождал, пока его дыхание постепенно успокоится. Через некоторое время он открыл глаза, но тут же был потрясен, застыв на месте.

Пара глубоких черных острых глаз внимательно наблюдала за ним.

Тритон бесшумно появился в какой-то момент, незаметно.

Его острые перепончатые когти царапнули по борту лодки, почти доставая ему до колен.

Юкимура вернулся к реальности, дрожа от испуга, и поспешно отпрянул назад. Однако водяной казался еще более робким, чем он, он быстро нырнул в воду, показав только половину своего лица над носом, глядя на него из-под поверхности воды. Юкимура нервно уставился на этого неожиданного посетителя, едва осмеливаясь дышать. Приказы отца эхом отдавались в его голове, усиливая его страх до предела. Он мог только надеяться, что флейта в его руках превратится в самурайский меч. И все же, испытав на себе разрушительную силу тритонов, он знал, что на этой хрупкой маленькой лодке любое резкое движение может привести к смертельной атаке со стороны водного обитателя, он, несомненно, погибнет.

Юкимура Тиба заставил себя успокоиться и встретился взглядом с русалом. Темные глаза собеседника светились любопытством и сомнением, его перепончатые ладони осторожно упирались в борт лодки, как у ребенка, впервые испытывающего что-то новое. Его нервы немного расслабились, когда в то же самое время тритон медленно вынырнул из воды, его верхняя часть тела опиралась на борт лодки, глядя на него снизу вверх. У него была верхняя часть тела, идентичная крепкому и здоровому мужчине, с длинным красивым рыбьим хвостом, волочащимся сзади. Мягко покачиваясь на волнах, он излучал великолепное фиолетовое сияние.

Сильное и особенное чувство немедленно зародилось в сердце Юкимуры - он уже видел этого пурпурнохвостого русала раньше. В каком-то безымянном месте, давным-давно, их пути пересеклись.

Эта сцена казалась такой, как будто происходила раньше, ощущение дежавю. В оцепенении в его сознании мелькали смутные образы. Да, это было во сне. Он лежал, свернувшись калачиком, на лодке, точно так же, как сейчас, и смотрел в глаза этому русалу с фиолетовым хвостом.

Он назвал его “Асура”.

Почему... он назвал его так?

Голос шептал в его сердце, словно одержимый, и он невольно протянул руку, чтобы коснуться этого сурового лица. Эти глаза, глубокие и темные, как древний колодец, пристально смотрели в его глаза, словно пытаясь поглотить в них его душу.

- Не дай ему сбежать! Ты знаешь, что делать. Мне не нужно тебя учить.

Внезапное предупреждение из интеркома рядом с ним резко прервало его блуждающие мысли, и он почувствовал, как невидимая рука сжимается его горло, затрудняя дыхание.

Спаривание? Спаривание с русалкой мужского пола как с мужчиной? Насколько это было возмутительно?

Однако таков был приказ его отца.

Юкимура Тиба схватил пейджер и выбросил его в море, как будто избавляясь от своего самого большого страха. Он крепко обхватил колени, боясь поднять глаза на русала, который вскоре мог подойти и коснуться его тела. Мурашки пробежали у него по спине, но спина была покрыта потом.

Когда команда была просто приказом, гнев и унижение заполнили его разум. Теперь, когда ему пришлось столкнуться с неизбежной реальностью этого, его тело пребывало в огромном замешательстве. Даже страх, казалось, покинул его тело, и все его тело было таким жестким, словно выделено из глины.

- Ю… ки…

В этот момент тритон пошевелил губами, и слабый зов неожиданно достиг ушей Юкимуры, ошеломив его. Что он услышал? Русалка произнесла слог “Юки”? Он изумленно выдохнул:

- Ты…

Лицо тритона приблизилась, и его влажные перепончатые когти коснулись лацкана кимано.

Рефлекторно Юкимура Тиба инстинктивно отодвинулся назад, подняв руку к груди русала, чтобы не дать ему подойти слишком близко. Однако он почувствовал, как флейту, вставленную по диагонали в шов его одежды на груди, вытаскивают. Он увидел, как водяной схватил флейту, на мгновение задумался над ней, а затем нерешительно поднес к губам. Обнажив два острых клыка, словно хватая рыбу, он издал странный звук, похожий на звук воздуха, выходящего из сдувающегося воздушного шарика.

Затем, возможно, смущенный собственной неуклюжей игрой, водяной издал серию неясных и низких гудений из своего горла. Он моргнул, глаза его засияли в лунном свете, и на его суровом лице неожиданно появился намек на застенчивость.

Большой ребенок. Большой мальчик со зрелой внешностью.

Такое осознание пришло ему в голову.

Юкимура Тиба был ошеломлен на несколько секунд, прежде чем пришел в себя.

- Нет, ты так не сыграешь, - движимый чем-то неведомым, он нерешительно заговорил и снова протянул руку, чтобы взять флейту. Когда его запястье слегка коснулось влажной кожи русала, его сердце, казалось, остановилось, а голос невольно смягчился. - Я сыграю для тебя.

Что ты делаешь, Юкимура Тиба? Играешь на флейте для русала? Это слишком странно!

Да, это действительно было очень странно. Он молча задавал себе вопросы и отвечал сам себе, но его настроение внезапно улучшилось, не из-за страха или приказа, а потому, что он хотел это сделать.

Он несколько неловко забрал флейту обратно у выжидающе смотрящего на него тритона, даже забыв вытереть намокший от русала мундштук флейты. Полагаясь на инстинкт, он сыграл первую ноту. В отличие от исполнения похоронной песни, он играл тихо и нежно, как будто снегопад ранней зимы оседал на коже, и как будто влажное дыхание русала нежно шевелило его волосы.

Первый снег.

Тиба, ты подобен первому снегу ранней зимы, осторожно опускающемуся на этот мир…

Ветер был слишком силен. Будь осторожен, не упади в эту мутную воду, не влети в эту плавильную печь. Не будь таким, как я.

Среди знакомых звуков флейты мечтательно пробормотал мягкий голос.

Ошеломленный, он снова оказался на заснеженных улицах Киото. Темно-красные рукава его матери скользнули мимо него, принеся с собой ностальгический аромат, который он лелеял в юности. Подобно бабочке, танцующей в снежной ночи, она порхала все дальше в поле его зрения, в конечном счете превращаясь в туманную фигуру и сливаясь с пятнистым сиянием огней.

Внезапно все перед его глазами расплылось.

Я разочаровал тебя… мама. Я не смог сохранить фамилию, которую вы мне дали. Я упал в самую грязную пыль, запутался в этой войне, и мои руки запачканы. Имя Юкимура Тиба, я больше не был достоен.

- Ю… Ки… - влажное прикосновение коснулось его щеки, резко выдернув его из водоворота воспоминаний.

Перепончатая лабонь тритона нежно коснулась его щеки, неожиданно смахнув слезы, готовые вот-вот пролиться из его глаз. Эти черные глаза внимательно изучали его, и в мягком свете, мерцающем в них, казалось, что они могут проникнуть сквозь затянувшуюся дымку. Они пересеклись за несколько лет и достигли израненных глубин его сердца.

Этот взгляд, он такой знакомый.

Асура.

В тот момент, когда это имя снова всплыло в глубинах его сознания, и, словно в ответ, водяной открыл рот и издал ясное и полное низкое гудение:

- Ю...ки …

На этот раз его сердце наполнилось невероятным ощущением, потому что он был абсолютно уверен, что водяной знает его имя и зовет его. Несмотря на это, он заколебался, опасаясь, что это его фантазия, и спросил:

- Ты… зовешь меня по имени?

Асура моргнул, по-видимому, соглашаясь. Влажная перепончатая рука сомкнулась на его шее сзади, отчего по коже пробежал холодок. Инстинктивно он отдернул голову назад, но руки другого человека преградили ему путь. Их лица были очень близко, лоб Асуры прижимался к его лбу, и влажные пряди волос покрывали его, как водоросли, пропитывая одежду. Прохладная морская вода струилась по его груди, словно нежная ласка. От тела Асуры исходил неповторимый аромат, неописуемо приятный. Это было все равно что впервые попробовать саке, приготовленное из снежной воды и слив. Просто почувствовав его запах, он ощутил легкое опьянение.

Странно, но в этот момент он не чувствовал страха или паники в своем сердце. Вместо этого была теплая нежность и даже намек на предвкушение. Предвкушение чего? Спаривание с водяным?

Его отец, должно быть, был доволен таким исходом, потому что изначально он был послан в качестве подношения русалочьему народу, и теперь он обнаружил, что с нетерпением ждет судьбы жертвоприношения.

Эта мысль внезапно наполнила его стыдом. Он отвернулся, избегая взгляда Асуры, но почувствовал, как влажные губы русала слегка коснулись его щеки, словно желая поцеловать.

Его сердцебиение внезапно остановилось, а затем забилось с небывалой частотой. Он почти выпрыгнул из лодки, но почувствовал, как все его тело ослабло, как будто он был пьян.

Перепончатый коготь, лежащий на его шее сзади, медленно скользнул вниз по спине, заключая его в крепкие объятия. Запах греха немедленно окутал его, как будто хотел утопить.

Юкимура Тиба едва успел перевести дух, когда Асура, склонившийся над ним, придавил его тело.

Он бессильно рухнул под водяным, испытывая безумное чувство беспомощности. Эти глубокие черные глаза смотрели на него не мигая, и отражение воды в его глазах было похоже на целую галактику, скрытую внутри. Мерцающие звезды были заметной привязанностью, и если заглянуть глубже, то можно было увидеть сильную любовь и желание, настолько сильное, что оно могло поглотить его в любой момент.

Однако Асура не выказывал никаких признаков нетерпения. Он даже казался более застенчивым, чем сам юноша. Сквозь их одежду он чувствовал, как перепончатые ладони русала слегка дрожат, нежно поглаживая его напряженную спину, словно пытаясь помочь ему расслабиться и принять его. Крепкий рыбий хвост под ним полностью завернулся в лодку, мягко покачиваясь. Рыбья чешуя слегка терлась о открытую кожу между подолом его кимоно, вызывая легкое ощущение приятного зуда.

Тело Юкимуры начало ощущать едва уловимое тепло, жар стыдливо поднимался от его ног, к ушам, окрашивая его лицо привлекательным румянцем.

Когда губы Асуры крепко прижались к его собственным, чтобы нежно поцеловать, он не смог сдержать дрожь. Это было не из-за страха или унижения, а из-за другого ощущения, которого он никогда раньше не испытывал.

Удивительно, но этот поцелуй был сладким и освежающим.

Без всякого намерения надругаться над ним, Асура целовал так нежно, словно смаковал глоток вина. Его заостренные клыки коснулись его губ, нежно посасывая. Они оба переживали свой первый поцелуй, но это было похоже на воссоединение давно потерянных возлюбленных. Нежное прикосновение было настолько трогательным, что у него даже возникло желание прослезиться.

Потерянная вторая половина души в этой жизни.

Эта фраза эхом отозвалась в глубинах его сознания. Он пробормотал в своем сердце: “Это ты, Асура? Нас связала сама судьба?”

Словно почувствовав его внутренние мысли, Асура усилил легкий поцелуй. Его клыки коснулись уголка губ, вызвав легкое покалывание. Инстинктивно он протянул руку и обнял другого человека за шею, запустив десять пальцев в густые влажные волосы, подобно тому, как тонущий человек хватается за плавающие на поверхности водные растения.

Его сердце сильно колотилось, нервы трепетали от каждого прикосновения Асуры, но он не мог заставить себя крикнуть "Стоп".

Ласки перепончатых когтей стали несколько настойчевее, они скользнули вниз по его талии, задержавшись у выреза хакама под кимоно. Поколебавшись мгновение, тритон неуклюже и нетерпеливо распахнул чужую одежду, устраиваясь между ног. Мужское достоинство было нежно зажато в ладони его ладони.

Чувствительный живот парня напрягся, и он прикусил губу, подавляя стон.

Дыхание Асуры дрогнуло, словно от внезапного возбуждения. Рыбий хвост прижался крепче между его колен, и от этого движения нижний край кимоно распахнулся, обнажив стройные икры молодого человека, которые были ослепительно белыми в ночном свете.

Твердое ощущение достигло его копчика через тонкую ткань хакама, заставив Юкимуру Тибу почувствовать аналогичный отклик в той же части тела. Неспособный понять, как он мог испытывать желание к мужчине другого вида, которого только что встретил в первый раз, даже несмотря на то, что ему было стыдно, он не мог отрицать очевидного. Казалось, такие прикосновения не были ему незнакомы, и он жаждал их, как умирающий человек жаждет новой жизни.

Юкимура Тиба глубоко вдохнул его насыщенный аромат, закрыл глаза и, когда Асура опустил голову, чтобы пососать его кадык, послушно выгнул шею.

Подол кимоно был задран до пояса, и перепончатые когти русала дюйм за дюймом ласкали его бедра. Влажные капельки воды испарялись с его разгоряченной кожи, смешиваясь с потом, становясь густыми и интенсивными, во многом напоминая его текущее душевное состояние.

Все было в хаосе.

- Ю...ки ... - хриплый зов Асуры эхом отдавался в его ушах. Юкимура Тиба открыл затуманенные глаза, вглядываясь в это самое незнакомое и в то же время самое знакомое существо. Его черные глаза горели красным от желания, ярко сияя, совсем как у легендарного Асуры.

Штаны хакама были разорваны, и он был тесно прижат к рыбьему хвосту. Когда Асура выпрямил талию, выступающие чешуйки задели нежную внутреннюю сторону его поднятой ноги, вызвав ощущение онемения, похожее на электрический ток. Его ноги были с силой разведены в стороны, и он инстинктивно сопротивлялся. Однако Асура крепко держал его за талию. Рыбий хвост приподнял все его тело, за чем последовало внезапное ощущение проникновения толстого и влажного инородного предмета.

Это было совсем не больно, и даже возникло неописуемое покалывающее ощущение, проникающее внутрь. Однако это было так, как если бы хаотичный мир был расколот древним богом, и он изо всех сил пытался от этого наслаждения, но бежать было некуда.

- Ах... ха… - Юкимура Тиба не смог удержаться от крика, крепко обнимая Асуру за шею.

Тритон ответил поцелуями, похожими на капли дождя, которые упали на его шею и ключицы, сопровождая настоящий дождь сверху, постепенно усиливающийся. Кимоно промокло насквозь, разорванное его перепончатыми когтями, обнажая стройные плечи и узкую талию. Остался только один пояс, запутавшийся вокруг него.

Не в силах дождаться, пока вся одежда будет снята, вторжение снизу внезапно усилилось. Асура, входил в него и выходил без всякого стеснения. Юкимура Тиба почувствовал, как его тело сотрясается и покачивается в такт движению рыбьего хвоста. Дюйм за дюймом он был захвачен, каждый нерв и клеточку покалывало от тонкого и плотного удовольствия. Он неудержимо дрожал, как маленькая лодка на волнах, опираясь на каменную грудь перед собой, чтобы не упасть.

Асура крепко держал его, словно желая вжать в свое тело. Через грудную клетку он слышал сердцебиение и дыхание тритона, напоминающие море во время шторма, готовое поглотить его. В трансе он увидел горящее пламя и фигуру, падающую в море, воспоминания превратились в шрам, запечатлевшийся в его сознании. И все же эмоции, похороненные под ним, когда-то запыленные и забытые, ярко вспыхнули в этот момент.

Он крепко обнял Асуру за спину, как будто обнимая вторую половину своей души, которую он потерял. Окружающее стало неясным, и все отвлекающие факторы, казалось, исчезли в этот момент. Весь мир свелся к существованию только его и Асуры.

Ненависть - это разрушение, любовь - это нирвана. Блаженство сопровождалось глубоким чувством из смеси печали и радости. Юкимура Тиба смутно почувствовал, что наступила его новая жизнь.

Асура был его новой жизнью — демоном любви, рожденным из пепла страданий.

Они встретились снова.