Онлайн чтение книги Усмиритель душ Guardian
Глава 88

Чжао Юньлань был ошеломлен, пока слушал – как Шэнь Вэй и Шэнь-нун стали такими непримиримыми врагами?

В этот момент Чжао Юньлань почувствовал себя так, будто ему на голову надели мешок. А как только он его снял, понял, что куда-то переместился.

После кромешной тьмы его окружил яркий свет. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что окружение ему совершенно незнакомо, так или иначе, это место уже не было водами Реки Забвения. Он повертел в руках хлыст и с тревогой огляделся по сторонам. Внезапно, в ослепительно сияющей белизне, окружающей его, он увидел спину одинокой фигуры, идущей далеко впереди.

Чжао Юньлань был высоким, с достаточно длинными ногами, чтобы быстро догнать неторопливо бредущего человека. Теперь стало понятно, что идущим был невысокий старик.

Даже если бы он выпрямился, скорее всего, ростом он бы доходил только до груди Чжао Юньланя. Его спина была согнута, да так, что он был похож на вареную креветку, и он нес большую корзину, которую обычно можно было увидеть в провинции Юньнань-Гуйчжоу, где люди часто использовали такие для переноски всякой всячины. Когда Чжао Юньлань заглянул в корзину, он обнаружил, что она пуста. И хотя внутри ничего не было, старик нес ее так, что казалось, будто она весит несколько сотен килограммов, и поэтому не мог даже поднять голову. Он изо всех сил старался идти вперед, не разгибаясь и не поднимая головы.

Чжао Юньлань протянул руку, попробовав приподнять большую корзину и пробормотал:

— Неужели она такая тяжелая?

Старик наконец остановился и вытер со лба капельки пота. Когда он поднял голову, Чжао Юньлань увидел обветренное и загорелое лицо, похожее на лицо старика, держащего воду, со знаменитой картины «Отец»*. Он посмотрел на Чжао Юньланя и устало улыбнулся:

— Ступай. Ступай за мной.

— Подожди, куда? Кто ты? — спросил Чжао Юньлань, нахмурившись.

* С большой вероятностью речь идет об этой картине: https://magazeta.com/luozhongli/

Старик ничего не ответил, только снова опустил голову и продолжил идти вперед, как старый бык, тянущий плуг. Его плечи поникли под тяжестью пустой корзины, а на сморщенной шее четко обрисовалась пара выпирающих ключиц.

— Это ты меня сюда притащил? Эй, что это все значит? Я наконец-то поймал свою женушку, загнал в угол, но даже не успел сказать ни слова, как ты грубо прервал меня.

Старик слушал его жалобы со слабой улыбкой, ничего не объясняя и не отвечая.

Чжао Юньлань продолжал спрашивать:

— Куда ты меня ведешь? Что ты тащишь?

Старик вдруг глубокомысленно произнес, продолжая идти:

— Подави души живых, успокой сердца мертвых, искупи грехи оставшихся в живых, перевоплоти тех, кто остался неупокоенным… — было видно, что слова давались ему с трудом.

Заунывным тоном нараспев он произносил эти слова одно за другим. Раз за разом он повторял только эту фразу. Звук его голоса был глубоким и раскатистым, и вместе с этими причудливыми словами он напоминал о похоронах в былые времена, когда люди с флагами разбрасывали бумажные деньги, пока шли, следуя за гробом и повторяя одно и то же предложение: «Эта семья дала 120 юаней»*.

* Фраза является отсылкой к пьесе «Чайная» (茶馆) Лао Ше. Раньше в Пекине во время похорон богатых людей нанимали по тридцать два, сорок восемь или шестьдесят четыре человека, которые несли гроб. Кроме них, нанимали еще четырех человек, сопровождающих носилки с гробом по четырем углам, несущих древко с флагом и лямку для гроба. Когда носилки с гробом поднимали, а также в пути во время обрядов и приношений перед гробом сопровождающие гроб по углам должны были кричать: «Родственники умершего, бросайте деньги несущим гроб!» Сумму принято было выкрикивать нарочито громко. А когда кричали: «Прибавьте денег!», люди разбрасывали бумажные деньги.

https://www.shibushi.ru/books/lao%20she%20chaguan%20in%20RUssian.txt

Чжао Юньлань понял, что он не сможет получить от этого человека ответы на свои вопросы, и поэтому перестал спрашивать. Хлыст в его руке превратился в черную бумагу с красными буквами — Орден Хранителя, он свернул ее в трубочку, чтобы она была похожа на сигарету, и сунул в рот, утоляя голод нарисованной лепёшкой*. Он слушал голос старика, молча размышляя, что ему дальше делать.

*画饼充饥 [huà bǐng chōng jī] обр. в знач.: тешить себя иллюзиями; обманывать самого себя; принимать желаемое за действительное.

У него вдруг возникло ощущение, будто он идет по дороге, ведущей к Небесной Столице.

Погодите... дорога в Небесную Столицу… разве это не дорога на гору Бучжоу? Разве гора Бучжоу уже не разрушена?

Как только он подумал об этом, то тут же резко остановился. Где-то в пустоте раздался вздох. Словно внезапно вспомнив о чем-то, Чжао Юньлань пристально посмотрел на старика и выпалил:

— Может ли быть, что ты и есть Шэнь-нун?

Старик тоже остановился, медленно повернул голову и молча посмотрел на него.

Казалось, все мышцы в теле Чжао Юньланя мгновенно напряглись.

С тех пор как он понял, что так называемые “воспоминания” в Дашэньму* были фальшивыми, в его сердце зародилось некоторое подозрение — гора Куньлунь не была местом, куда смог бы взобраться любой желающий, не говоря уже о том, что людей, которые могли бы изменить воспоминания в Дашэньму, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Позже Чжао Юньлань размышлял об этом воспоминании бесчисленное количество раз, часть об огне души с его левого плеча была очень расплывчатой, а часть о горе Бучжоу — сомнительной.

* Дашэньму – дословно «великое священное дерево».

Кто же именно ему лгал?

С этой точки зрения Шэнь-нун казался самым подозрительным. В том воспоминании из Великого Священного Дерева он всегда выглядел очень подобающе и положительно во всех смыслах. На первый взгляд Шэнь-нун казался праведным и внушающим уважение, но кое-что после тщательного обдумывания Чжао Юньланю показалось неправильным.

Это воспоминание было цельной историей. Если убрать кого-то, появившегося в нем, конец был бы другим. Иными словами, каждое их слово и действие были подчинены логике и связаны с различными причинами и следствиями, за исключением Шэнь-нуна — даже если бы в истории не было Шэнь-нуна, начало и конец истории остались бы теми же, ничего бы не изменилось.

Позже он познакомился с бессмертной сущностью — священной чашей Шэнь-нуна, которая вселилась в тело его отца, услышал, как Призрачное лицо словно бы случайно произнес фразу: «Шэнь-нун заимствовал огонь твоей души», и все это подтвердило его подозрения.

Кроме того, в видении у камня Великой печати было произнесено, казалось бы, правильное, но явно не укладывающееся в логику событий утверждение Нюйвы: "Шэнь-нун ошибся", снова и снова нервирующее Чжао Юньланя.

Чжао Юньлань сжал кулаки:

— Так тем, кто изменил воспоминания в Дашэньму, был ты или нет?

Старик не ответил, но на его лице отразилось беспокойство. На мгновение Чжао Юньланю показалось, что он услышал шум ветра.

Когда он замолчал, белоснежный мир вокруг внезапно начал становиться все ярче, до тех пор, пока на пронзительный свет стало невозможно смотреть. Чжао Юньлань поспешно прикрыл глаза и лишь спустя долгое время осторожно и медленно открыл, от вспышки света они начали слезиться, но все же он смог рассмотреть — пред ним был его привычный мир.

Чжао Юньлань огляделся вокруг и на мгновение остолбенел. Невероятно странное чувство причудливого узнавания появилось в сердце.

Он долго не понимал, где находится, пока не увидел магазин мороженого на углу улицы.

Глаза Чжао Юньланя широко раскрылись — это место было рядом с его домом, только вот магазин мороженого через дорогу давно обанкротился. Пять или шесть лет назад он уже превратился в ресторан "Хот-пот".

На пару мгновений он даже немного растерялся и замер на месте, но наконец пришел в себя и быстро зашагал вперед. Он порылся в карманах в поисках мелочи и купил миску фруктового мороженого*. Как дурак**, он стоял в группе молодых девушек, прислонившись к окну, смотрел на висевший на стене магазина большой календарь, на котором было написано «2002 год», и без каких-либо эмоций на лице очень своеобразно поедал свое мороженое, испытывая ненависть к окружению рядом.

* Здесь используется слово «沙冰» – что дословно переводится, как смузи, но на взгляд редактора это не совсем точно, потому что речь идет о десерте не только из фруктов (молока, йогурта, овощей, орехов и др.), но еще и со льдом, что больше известно нам под названием «фруктовый фраппе» или «гранита».

** В оригинале использована вариация куда более сильного слова – «傻逼» (shǎbī), что дословно переводится, как «тупая пизда» или «долбоёб».

Все выглядело так, будто он пришел сюда, чтобы собрать плату за крышу или разгромить магазин.

У Чжао Юньланя возникло ощущение, что он либо спит, либо смотрит плохой фильм, где сцены постоянно сменяются — в одно мгновение он находится на небе, а в следующее уже на Земле. В конце концов, он смог вернуться в привычный для него мир, но на 11 лет раньше.

Когда от его мороженого оставалась еще половина, он вдруг заметил одного человека. Тут же выпрямившись, как лиса на охоте, он вытянул шею, чтобы выглянуть из-за витрины магазина. Из-за того, что образ «хулигана и красавчика, поедающего гавайский лед» был весьма привлекателен, несколько девушек не могли оторвать от

него глаз и поэтому, неудержимо следуя за его взглядом, тоже вытянули шеи, чтобы посмотреть, что его так заинтересовало снаружи.

Все вместе они стали походить на баскетбольную команду из сурикатов.

Чжао Юньлань увидел знакомую машину, выехавшую из маленького переулка, в котором находился его дом, — старенькую машину, которая несла в себе бесчисленные воспоминания о его детстве, но в конечном счете была безжалостно продана его отцом!

Чжао Юньлань тут же отбросил еду, которую не успел доесть, и выскочил на улицу с такой скоростью, словно пытался поймать мошенника на месте преступления. Он остановил такси на дороге, вытащил из кармана потрепанное удостоверение и помахал полицейским значком перед таксистом: “Пожалуйста, проследите за этой машиной впереди!”

Таксист не ожидал, что ему удастся поиграть в шпионов в этой жизни, и сразу же пришел в восторг. Он нажал на газ, и машина рванулась вперед так, будто была болидом из "Формулы-1". Ускорение тут же прижало Чжао Юньланя, сидевшего на переднем пассажирском сиденьи.

Отец Чжао Юньланя ехал до самой Антикварной улицы. Дальше начинался небольшой переулок, полный магазинов, въезд на автомобиле туда был запрещен. Держась на расстоянии около ста метров, Чжао Юньлань увидел, как его отец припарковал машину у обочины и вышел из нее в больших солнцезащитных очках наподобие тех, что носят знаменитости, защищаясь от папарацци.

— Шифу*, остановись здесь, остановись здесь! — глаза Чжао Юньланя были прикованы к спине отца. Он поспешно схватил бумажник, но только собрался расплатиться, как таксист решительно отказался.

* Шифу – наставник, учитель, но также может употребляться в значении «мастер своего дела»

Чжао Юньлань нетерпеливо сказал:

— Бери быстрее, не теряй времени... я упущу этого человека.

Водитель отважно сказал:

— Господин, идите. Я не возьму ваши деньги… я хочу служить народу!

Чжао Юньлань ничего на это не ответил.

После секундного молчания он решил, что время вежливости закончилось, выскочил из машины и убежал.

Одиннадцать лет назад антикварный рынок не был таким шаблонным, как сейчас, все в нем дышало самобытностью. На узких улочках повсюду стояли лотки, наполненные драгоценными украшениями, самоцветами, яшмовой посудой и даже антиквариатом и картинами — в переулке было полно всякой всячины. И не имело значения, были ли предметы настоящими или поддельными, рынок выглядел очень оживленно. Учитывая это, дорога, казалось, становилась все уже и весьма располагала к слежке.

Чжао Юньлань быстро проглотил спрятанный кусочек желтого талисмана, нарисованного Чу Шучжи. Он был так беден, что у него не осталось ничего, кроме уверенности в себе, зато ее было в избытке — Чу Шучжи считал себя невероятно крутым. Он утверждал, что этот талисман будет более чем эффективен при слежке, даже если целью будет разоблачение интрижки древних богов.

И хотя Чжао Юньлань думал, что Чу Шучжи беззастенчиво несет чушь, он не мог не надеяться на его талисман. Однако следовать слишком близко так и не осмелился.

Поэтому он потерял из виду своего отца, как только повернул за угол.

Чжао Юньлань осторожно высовывал голову из-за дверей каждого магазина, но по-прежнему не видел его. Его взгляд остановился на большом дереве японской софоры, которое являлось входом в загробный мир. Он знал, что человек, которого он преследовал, был не его напыщенным отцом, а подонком, который осмелился использовать тело живого человека, чтобы пройти по дороге Хуанцюань*.

* дорога Хуанцюань — дорога Желтых Источников, дорога, ведущая к Реке Забвения. Хуанцюань в свою очередь то, что можно назвать «загробный мир».

Чжао Юньлань глубоко вздохнул и во второй раз за день пошел к дороге Хуанцюань. В глубине души он жалел, что не может разбить эту треснутую чашу.

В том, что Шэнь Вэй настаивал, чтобы он вернулся как можно скорее, был смысл. Это определенно не было хорошим опытом для живого человека — идти по дороге Хуанцюань. Даже такой безрассудный человек, как Чжао Юньлань, осмеливающийся зимой спускаться вниз по лестнице босиком, отчетливо ощущал пронизывающий до костей холод, исходящий от этой дороги.

«Отец Чжао» расхаживал вперед и назад на дороге Хуанцюань. Он постоянно потирал руки и все больше хмурился, казалось, он кого-то ждал.

Дорога Хуанцюань была достаточно узкой, люди и призраки, идущие по ней, были хорошо видны. Чжао Юньлань не хотел, чтобы его заметили, поэтому он мог только недовольно скрючиться на корточках в большом дереве, чувствуя себя так, словно оказался в ловушке между загробным и своим миром.

Как раз в тот момент, когда он думал, что от сидения на корточках его ноги окончательно отнимутся, вдалеке у горизонта на дороге Хуанцюань внезапно появился знакомый силуэт. Этот человек сразу привлекал к себе внимание, куда бы он ни пошел, казалось, он оставлял после себя ощущение бедствия*, даже призраки хоть

и выглядели спокойно, не могли не опустить головы и отступить. Так, должно быть, выглядел Моисей, раздвигающий море.

* Немного перефразированная идиома 寸草不留 – камня на камне не оставить; уничтожить дотла; сравнять с землёй.

Чжао Юньлань сразу же почувствовал себя весьма противоречиво. Любой, кто узнает, что его собственная «женушка» уже встречалась с будущим тестем одиннадцать лет назад, вероятно, почувствует себя точно также.

Шэнь Вэй был одет в длинный плащ Палача Душ и не показывал своего лица. Он подошел к отцу Чжао Юньланя и молча остановился, не дойдя до него пяти шагов. Холод, исходящий от его тела, был еще более невыносимым, чем от мрачной дороги Хуанцюань.

Отец Чжао Юньланя тоже остановился и перестал потирать руки. Они оба молча смотрели друг на друга, и атмосфера становилась все более подавляющей и тяжелой.

Через некоторое время отец Чжао Юньланя все же первым нарушил их тягостное молчание:

— Вечерняя газета, которую Юньлань принес домой, имеет запах вашей светлости.

Шэнь Вэй ничего не ответил, только тихо и холодно усмехнулся.

Чжао Юньлань никогда раньше не слышал от Шэнь Вэя такой холодной усмешки. На долю секунды ему даже показалось, что человек в черном плаще вовсе не Шэнь Вэй, а загадочный Гуй Мянь.

Хотя могущественная сущность захватила тело отца Чжао, оно все еще было сделано из плоти и крови. Вскоре после того, как он оказался на дороге Хуанцюань, его губы побелели от холода, если присмотреться, они даже слегка дрожали. Однако голос его был тверд:

— Не забывайте, что вы обещали, когда настаивали на отправке души Куньлуня в цикл реинкарнации много лет назад.

— Хм? — наконец Шэнь Вэй медленно открыл рот. — Я посмотрел на него только издалека, а когда он оказался слишком близко, я ушел. Даже если этот достопочтенный бессмертный не верит твердости моего характера и беспокоится, что я не сдержу своего слова, неужели он также не доверяет бесценному контракту с Шэнь-нуном?

Его тон был таким же теплым и вежливым, как всегда, но Чжао Юньлань привык различать малейшие оттенки и изменения в его голосе. Он чутко уловил в этой короткой фразе нотки презрения и неописуемого сарказма.

Отец Чжао Юньланя нахмурил брови:

— Но что происходит с Великой печатью? Почему Великая печать Хоуту ослабла?

На этот раз Шэнь Вэй некоторое время молчал, а затем его голос стал немного ниже:

— Если этот достопочтенный бессмертный все еще помнит, Великой Печати Фуси было всего несколько сотен лет, когда она была сломана Небесным столпом. Вы можете сказать, что она была разрушена, а затем возведена снова. После падения Нюйвы вновь созданная Великая печать Хоуту просуществовала на сегодняшний день уже бог знает сколько тысяч лет. Однако капли воды подтачивают камни… Ослабление Великой печати — это то, что никто не может предотвратить, это лишь вопрос времени, и даже я здесь бессилен.

— Великая печать Хоуту была создана в результате жертвоприношения Нюйвы, а также благодаря кропотливым усилиям Владыки Куньлуня. Конечно, я не намекаю на то, что вы сделали с ним то, чего не должны были делать, но если Великая печать полностью разрушится, что вы собираетесь делать?

— Да, — Шэнь Вэй сделал паузу, а затем небрежно продолжил. — Что я собираюсь делать? Я все же очень глуп и только теперь наконец понял, что мудрецы прошлого имели в виду под словами: "Бессмертный не всегда является божеством". На самом деле я изначально не был рожден Небесами и не был воспитан Землей, не был богом, которому поклоняются люди.

— Не думай, что договор с Шэнь-нуном утратит силу и перестанет удерживать тебя в тот день, когда сломается Великая печать. Если мой сын…

Голос отца Чжао вдруг неестественно оборвался, как будто это был фильм, звуковая дорожка которого отключилась на середине. Он открыл рот, но не смог издать ни звука.

Лицо Шэнь Вэя было скрыто черным туманом, но Чжао Юньлань чувствовал, что он улыбается.

Он услышал, как тот медленно произнес:

— Сын? Этот достопочтенный бессмертный, должно быть, слишком вошел в роль. Если бы «ваш дорогой сын»* знал, что вы отказываетесь от своей жизни в качестве бессмертного, из-за того, что привязались не только к простому смертному, но и к телу его отца, как вы думаете, признал бы он вас или нет?”

*Судя по всему, здесь использована крайне вежливая форма обращения – Ланлан, дословно «ваш возлюбленный сын».

Из горла отца Чжао вырвался фыркающий звук. Он обеими руками схватился за горло, глаза его были полны гнева, но он все еще не мог произнести ни единого слова.

Шэнь Вэй некоторое время спокойно смотрел на него. Наконец он слегка рассмеялся и махнул рукой. Отец Чжао Юньланя отступил на несколько шагов, будто его ударили, и выпрямился:

— Ты…

Шэнь Вэй засунул руки в длинные рукава и слегка кивнул головой, прерывая его:

— Поэтому, достопочтенный бессмертный, пожалуйста, будь осторожен в своих словах. Некоторые вещи все знают, но лучше не говорить об этом вслух, не так ли? Великий Шэнь-нун — это благородный высокопочитаемый бог, конечно же, я также очень уважаю его. Но уважение уважением, а если бы он был еще жив, я все равно не смог бы с ним примириться. Я все еще не очень высокого мнения о трех властителях*. Этот достопочтенный бессмертный рожден как священная чаша Шэнь-нуна... боюсь, что ты еще не достиг такого же уровня духовной силы, что и он?

* Три властителя – мифические фигуры истории Китая – Фуси, Шэнь-нун, а насчет третьего источники расходятся во мнении, википедия говорит, что им был некто Сюаньюань он же Хуан Ди (https://ru.wikipedia.org/wiki/Три_властителя_и_пять_и..), а здесь (https://walkwiththedragon.com/2016/11/13/istoriya_kit..) третьим властителем считается Нюйва, и, судя по контексту новеллы, редактор склонен согласиться со вторым источником.

Отец Чжао дрожал всем телом, но Шэнь Вэй лишь равнодушно продолжал:

— Я тоже не хочу делать ничего опрометчивого и готов спокойно и мирно поговорить с тобой по любому вопросу. Однако надеюсь, Бессмертный, ты и сам можешь во всем разобраться, так что не следует беспокоить меня слишком часто и совать свой нос слишком глубоко. Если тебе больше нечего сказать, я тебя отпускаю, но провожать не буду.

Когда он закончил говорить, то просто отвернулся и пошел по дороге Хуанцюань в сторону Реки Забвения, не взглянув больше на отца Чжао Юньланя.

Чжао Юньлань был ошеломлен, пока слушал — как Шэнь Вэй и Шэнь-нун стали такими непримиримыми врагами*?

* Дословно «не жить вместе [с врагом] под одним небом» в значении «пылать смертельной ненавистью».

Неудивительно, что в день их встречи Чаша Шэнь-нуна спешно ушел прежде, чем он смог прямо сказать то, что хотел сказать. Шэнь Вэй был там, поэтому тот и не осмелился!

Как его очаровательный, кроткий и воспитанный возлюбленный, которого так легко запугать, сам стал внушающей ужас личностью и дал отпор его жалкому папаше?

Что за история с бесценным контрактом Шэнь-нуна, о котором они говорили?

Верно... если Шэнь-нун был тем, кто позаимствовал огонь души с его левого плеча, если то, что произошло у Великой Печати, было правдой, то как же призрачный народ после этого завладел его огнем души?

Что же произошло между этими событиями?

Если Шэнь-нун манипулировал его памятью внутри Дашэньму, то что же он пытался скрыть?

Увидев, что отец Чжао уже почти подошел, Чжао Юньлань поспешно вскарабкался на дерево и спрятался среди его густых ветвей. Он решился выглянуть, только когда отец Чжао был уже далеко.

Он вернулся к дороге Хуанцюань и долго смотрел в ту сторону, куда ушел Шэнь Вэй, все еще чувствуя где-то подвох. Он уже настолько привык к тому, что ему постоянно лгут, что у него почти развилась навязчивая мания, когда кажется, что ничего не существует на самом деле.

В это время Чжао Юньланя внезапно осенило — он вспомнил о «Секретных древних записях», которые оказались в его руках. Он поспешно вынул книгу, только чтобы увидеть, что страницы и обложка были пусты; слова исчезли без следа и не оставили после себя ничего.

Взгляд Чжао Юньланя стал напряженным — 2002 год как раз был девятнадцатым годом семьдесят девятого цикла*

* Китайский циклический календарь использует шестидесятилетний цикл. Является комбинацией циклов по 10 лет («небесные стволы») и по 12 лет («земные ветви»). Наименьшее общее кратное 10 и 12 равняется 60, таким образом, половина сочетаний (у которых разная чётность) не используется, и календарный цикл повторяется через 60 лет. Подробнее здесь: https://ru.wikipedia.org/wiki/Китайский_календарь)

Если сцены, которые он видел сегодня, были правдой, то если бы он сейчас пошел в тот магазинчик на окраине призрачного города и купил «Секретные древние записи», будет ли это та самая книга, которая появилась в спецотделе одиннадцать лет спустя?