Онлайн чтение книги Волчья жизнь, волчьи законы…
Глава 12

Дробышев не знал ещё, что это такое. Но по лицу озабоченного Вербина он понял, что дело очень серьёзное и не терпит отлагательств. Вслед за Вербиным побежал на территорию ГСМ. Там уже были все «деды».

Руководство ГСМ прекрасно знало о том, что у них в подразделении отношения между солдатами стоятся не самым справедливым образом, но предпочитало не вмешиваться в солдатские дела. Марчук, как и остальные прапорщики, в прошлом сам солдат срочной службы, знал «всю кухню» изнутри. Ему прекрасно были известны все тяготы и трудности солдатской жизни. В своё время он прочувствовал их на собственной шкуре. Но это было давно, пятнадцать лет назад. Многое уже забылось, выветрилось из сознания. Это было в прошлом, а Марчук, как и большинство нормальных людей, жил в настоящем и жил настоящим. Проблемы «гусей» его ничуть не беспокоили. Марчука интересовало только одно, чтоб в кладовой всегда был заготовлен бензин на завтрашний день, чтобы завтра, утром, не создавалась очередь из грузовых и легковых машин, подъезжающих заправляться, чтоб все водители получили положенное им суточное топливо. Марчука, как начальника склада ГСМ, интересовало только то, чтобы он не получал нареканий или выговоров со стороны командования части за плохую организацию службы. Марчук и остальные прапорщики ГСМ прекрасно знали о том, что на ГСМ работают только «гуси», остальные солдаты только имитируют «какую-то деятельность». Более того, они воочию видели, что «гуси» не просто работают, а пашут, как негры, в то время как остальные расслабляются. Но смотрели они на всё это сквозь пальцы. В жизни полно несправедливости, но кто постоянно будет обращать на неё внимание, у того возникнут проблемы… Большие проблемы. А кто их хочет? Проще жить без проблем. Их итак хватает, а зачем нужны лишние?

Марчук знал, что через год Вербин, Вдовцов и Дробышев сами станут «дедами», когда появятся новые «гуси», и нисколько не сомневался в том, что новые «гуси» будут «шуршать» на ГСМ, как негры, а Вербин, Вдовцов и Дробышев будут только следить за тем, чтоб они «шуршали хорошо».

Так было всегда. Так будет и впредь. Всё в лучших и славных традициях доблестной Советской Армии!

Руководство ГСМ требовало от подчинённых солдат полной самоотдачи только в тех случаях, когда к заднему забору территории ГСМ по железной дороге поезд-маневровщик пригонял вагон-цистерну с керосином. За каждый лишний час простоя войсковая часть платила железной дороге сумасшедшие деньги. Потому необходимо было цистерну быстро опорожнить и отпустить.

На улице было пасмурно, сыро. Моросил холодный, необычайно мелкий дождь.

Рыжий и Ким стояли у вагона-цистерны, наблюдая за работой Вдовцова. Иван, одетый в чёрный ватный бушлат, лежал спиной на рельсах и возился с корзиной. Подвесив к горловине, выходящей со дна цистерны, металлическую «корзину», он затянул её на гайках ключами. Сержант Ржавин, стоя это время наверху цистерны, производил замер керосина.

Рудый помогал прапорщику Злободяну. Они включили электронасосную и следили за приборами. Ревел двигатель. Стрелки манометров показывали давление в трубопроводе. В электронасосной держался удушливо-сильный, головокружительный запах керосина.

От корзины, прикрепленной ко дну цистерны, тянулся тяжёлый рукав широкого брезентово-резинового шланга, внутренним диаметром – сантиметров в пятнадцать. Шланг был длинной метров десять и дальше при помощи хомута соединялся с трубопроводом, уходившим по траве, через территорию ГСМ, к электронасосной.

Как только Вдовцов затянул все гайки, Куриленко, задрав голову, крикнул: «Давай!»

Сержант Ржавин открутил вентиль, находившийся внутри цистерны, а Ким - вентиль на трубопроводе, и электронасос по трубопроводу стал перегонять керосин на ГСМ.

Вербин, кликнув Вдовцова и Дробышева, побежал к пяти двадцатисячникам, находившихся по левую руку от цистерны. Эти двадцатитысячники назывались на местном языке ГСМ «венскими ёмкостями». Именно сюда прапорщик Злободян велел закачивать керосин.

По металлическому мостику, перекинутому с земляной насыпи на одну из ёмкостей, Вербин взбежал наверх, позвал к себе Дробышева. Показывая на открытую горловину ёмкости, объяснил, что ему следует делать.

– Короче, смотришь сюда. Замеряешь палкой. Как только будет оставаться сантиметров десять-пятнадцать, говоришь мне.

– А ты тогда что делать будешь?

– Это не твого ума дело, – огрызнулся Вербин.

Когда приходили цистерны, Вербин всегда был зол, взволнован. Он чувствовал себя необычайно ответственным, как будто оттого, что он делает сейчас, в эти минуты, зависит весь ход мировой истории.

По своей солдатской специальности Вербин был моторист. Он был закреплён за ЦЗТ. (Центральная заправочная топливом.) Именно это отделение подаёт керосин к заправочным насосам на военный аэродром. Самолёты, заправленные топливом, тягачами отгонят на соседнюю полосу, откуда они выезжают на «взлётку».

Начальником ЦЗТ был старший прапорщик Злободян. Это был худощавый седой мужчина, хрупкого телосложения, с хитроватым прищуром лучистых серых глаз, и тонкими усами, подковкой стекавшими к острому подбородку. Прапорщик Злободян почему-то подбирал себе в подчинение солдат такого же слабого телосложения. Он не взял себе крепкого, коренастого Куриленко, не взял стройного красивого сержанта Ржавин.

Он взял себе рядового Рудого, невысокого, слабого телосложения паренька с Черновицкой области, и такого же слабого, нескладного Вербина из Кировоградской области. Рудый для Вдовцова и Дробышева был «дедом». Он никогда не делал им ничего плохого, но из всех дедов «гуси» не любили его больше всего. Особенно, Арбузов. Может быть, потому что сложившаяся в армии ситуация вступала в противоречие с самой жизнью – физически сильные были вынуждены подчинятся физически слабому.

Рудый никогда не бил «гусей». Он только шумел на них в наряде по столовой или утром на Подъёме, требовал, чтоб его койка всегда была заправлена с особенной тщательностью, и покрикивал на Вербина, когда тот работал у него на ЦЗТ.

Рудый за четыре месяца хорошо натаскал Вербина в специфических знаниях, касающихся «жизни» ЦЗТ, и теперь тот мог сам проделать всю работу, необходимую для раскачки керосина. Ротный обещал «старикам», что уволит рядового Рудого первым.

Обычно Рудый целыми днями занимался своим дембельским альбомом.

Дробышев следил за уровнем керосина. Ёмкость заметно наполнялась. Вдовцов с Вербиным стояли внизу, у вентилей и трубопровода, подходившего к ёмкостям, болтали «за жизнь», вспоминали «гражданку».

На насыпи показался старший прапорщик Злободян.

– Ну, як там? – оставаясь на месте, крикнул он Дробышеву.

– Нормально.

– Дывысь. Поуважний там, – Злободян скрылся.

Дробышев опустил замерочную трубку в ёмкость.

– Хватит! – крикнул он ребятам.

Вербин, услыхав команду, моментально стал откручивать вентиль соседней ёмкости, а Вдовцов, быстро работая крупными широкими руками, закрутил вентиль наполненной ёмкости.

Цистерна, которую подали к ГСМ, была стандартной: на 20 тонн. Эти 20 тонн необходимо было равномерно распределить по ёмкостям ГСМ. «Венские емкости» были уже частично наполнены. Сейчас «гуси» только доводили их до нужного уровня.

Вербин ушёл на другой участок ГСМ, к свободной ёмкости, на которую указал ему Злободян. Эта ёмкость была небольшой, тонны на две. Она находилась в квадратной яме, выложенной красным кирпичом; пол её был залит бетоном.

Когда последняя «венская» была наполнена, Дробышев, находившийся от Вербина метрах в семидесяти, подал ему знак.

Вербин открутил вентиль на своей ёмкости. Керосин потёк сюда.

Дробышев и Вдовцов, закрутив и тщательно проверив все вентиля «венских», спустились с насыпи и пошли к Вербину. По их подсчётам, в цистерне, по-прежнему стоявшей на железной дороге, оставалось совсем немного – около двух тонн керосина. «Деды» крутились у неё.

Вербин, велев Дробышеву следить за уровнем быстро наполнявшейся ёмкости, сам лёг с Вдовцовым на траву.

– Как наполнится, скажешь!

Вербин говорил о «гражданке». Рассказывал, как он до армии по окончании строительного техникума работал на стройке каменщиком и штукатуром.

Дробышев сидел на ёмкости, задумавшись. Лениво и невнимательно слушая Вербина, он тоже вспомнил «гражданку». Он вспоминал сейчас Львов, дом, родителей, родную школу, друзей, знакомых…

«Интересно, как они там сейчас?» – думал он, задумчиво глядя в туманную даль, где, выстроившись в длинный ряд, вдоль ангаров, стояли красавцы, голубовато-серые 29-МИГи, а за ними, далеко-далеко, сливаясь с серым ненастьем неба, виднелись снежные вершины бело-синих Карпат…

…Конечная двадцать девятого…

Площадь с рядом автобусов «ЛАЗов» перед Церковью Святого Юры...

Вниз, через парк, среди деревьев и густых кустов, уходит усыпанная розовато-красным гравием, в плавных извивах, дорожка; она выводит к широкой площади перед Львовским государственном университетом им. И. Франко…

Территория Церкви Святого Юры. Необычайная красота средневековой архитектуры. Изумительные скульптуры католических святых у входа в церковь, каменные чаши на широких каменных перилах главного входа, статуи над воротами забора…

Внутри церкви мягкая, чудная тишина, нарушаемая скрипом затёртых до блеска, дубовых скамеек. На них кое-где сидят женщины и молодые девушки. Здесь, в католической церкви, разрешено сидеть и молиться сидя. Запах воска, свежих цветов, горящих лампад. Дорогие, убранные золотом и цветами оклады икон. Изумительной резьбы алтарь. Высоко уходящий купол. Могучие колоны, скульптурные изображения ангелов, тяжело нависающих виноградных гроздей. Необычайно густой, струящийся золотисто-жёлый свет… Громадные подсвечники. Тяжёлые люстры с множеством белых шарообразных плафонов…

И высоко-высоко, почти у купола, в красивой резьбе, в роскошных завитках, темная икона, на которой изображен величественный Иисус, восседающий на троне…

Территорию Церкви Святого Юры Сергей с друзьми огибал с левой стороны, переулком, среди старинных домов; спускались крутыми ступеньками, шли по Городецкой улице, мимо детской площадки с каменными медведями-качелями, мимо широкого современного здания цирка, мимо тира… А потом, свернув влево, поднимались по мощёной брусчаткой улице к Краковскому рынку…

Спускаются по межрядью, по разбитым каменным ступенькам. Здесь торгуют всякой-всячиной. Рыбными снастями, инструментом, радиодеталями, книгами…

– Вот новинка, – голосисто зазывает мужик, подняв книгу. – Александр Солженицын. «Архипелаг ГАЛАГ». Вот это произведение… Сталинские лагеря… Чекистские застенки. Здесь вся правда…

Дробышев спускается дальше… Внизу ряды торговцев живностью: аквариумные рыбки, попугаи, канарейки, хомяки, морские свинки, голуби… Дальше продают собак – колли, немецкий овчарок, московских терьеров, пятнистых спаниелей, рыжих такс, белых болонок…

Вспыхнуло новое воспоминание…

Нижнеподольская учебка…Середина июля. Тёплый голубоватый вечер…

Первый взвод вывезли на уборку сена… Бескрайние, уходящие вдаль колхозные поля… «ГАЗ-63»… Солдаты, подцепив вилами охапку сена, кидают его в кузов. Дробышев и ещё три парня стоят в кузове, на самом верху, на мягком сене… Внизу, обливаясь потом, работает человек двадцать сослуживцев… Ни сержантов, ни офицеров поблизости никого нет. Но они работают дружно… Сильными, уверенными движениями кидают сено на машину.

Вдруг кто-кто крикнул:

– Смотрите, аист!

И точно в небе, метрах в пяти над землей, летит аист, он опускается на поле, невдалеке от солдат.

Сергей впервые в жизни увидел воочию аиста. Конечно, он видел их и раньше в передаче «В мире животных», а вот вживую, как сейчас, впервые…

Аист, тяжело взмахнув крыльями, поднялся в воздух и улетел вдаль поля. Оранжево-красное солнце режет землю косыми лучами, и пылающий закат, охвативший пожаром полнеба, потрясающ. Веет ветром. Дышится легко… Воздух, пьяняще-свежий, несколько прохладный, наполнен запахом свежего сена, мягкого клевера…

Красивое воспоминание оборвалось внезапно…

Дробышев опомнился, увидев, как керосин стремительно льётся из горла переполненной ёмкости.

– Вырубай! – испуганно крикнул он Вербину.

«Гуси» подорвались.

Вербин кинулся к вентилю, а Вдовцов побежал к Злободяну. Вербин, матерясь, закрутил вентиль.

– Ты куда смотрел? – заорал он на Дробышева. - Куда ты смотрел? Ты понимаешь, что теперь нам жопа! Деды нас повесят.

Дробышев виновато молчал.

…Злободян стоял у электронасосной, беззаботно разговаривая с сержантом Ржавин и Рудым, когда вдруг заметил стремительно бегущего Вдовцова.

– Шьось трапылось, – на лице Злободяна возникло беспокойство.

– Товарищ прапорщик, – подбежав, с трудом переводя дух, выпалил Вдовцов, – вырубайте движок. Там этот… Дробышев за ёмкостью не доглядел… керосин во всю льётся.

Злободян кинулся к насосной, вырубил двигатель. Придерживая фуражку рукой, побежал к Вербину. За ним кинулся Рудый. Сержант Ржавин шёл неторопливо. Случившееся ему было глубоко безразлично: через неделю на Дембель, а проблемы ГСМ – это не его проблемы. Это проблемы руководства ГСМ, БАТО, их дивизии и Украинской Армии в целом. Его заботили куда более глобальные проблемы: устройство личной жизни после армии, карьеры, учебы…

– Ну, як цэ ты так умудрився? – кричал Злободян, сердито глядя на Дробышева. – Ты мэнi поясны, як цэ так можно? Напэвно, ты не о керосине думал, а о дiвках?

Потом на Дробышева кричал Рудый. Сержант Ржавин был спокоен. Он только сказал:

– Что, Дробь, опять влип? Придётся тебя наказать.

– Да, надо, – согласился подошедший Рыжий. – Я лично этим займусь. – Куриленко был рад лишнему поводу, поучить «уму-разуму» Дробышева.

Злободян, выплеснув негативные эмоции, заставил солдата-растяпу вычерпывать из ямы керосин, сам убежал искать свободную ёмкость для остатков не откаченного из цистерны керосина.

Дробышев смотался в кладовую за алюминиевым корцом, полез в каменную яму. Он вычерпывал из ямы керосин, выплёскивал на прелую траву. Рыжий с Кимом стояли над душой, любуясь процессом работы.

Именно это Дробышеву больше всего давило на нервы. В эти минуты он ненавидел весь белый свет, Украинскую армию в частности. Ненавидел керосин, железную дорогу, цистерны, ГСМ, Злободяна, дедов, особенно Кима, Рыжего и Рудого.

«Черт бы вас всех побрал со своим керосином!» – с ненавистью думал он. Ему хотелось сейчас всё бросить, сбежать из армии. Какая только дурь не лезет в голову, когда ты очень зол и никто тебе не в силах помочь, кроме тебя самого!

Прошло минут пять. Керосин убывал очень медленно. Невыносимо кружилась голова. Ломило в висках. Пол плавал под ногами. Но Дробышев, исподлобья глянув на стоявших рядом «дедов», опять согнулся. Закрыв слезящиеся глаза, молча зачерпывал корцом керосин и выплескивал его наружу…