Онлайн чтение книги Змей Уроборос
XV. КОРОЛЕВА ПРЕЗМИРА

КАК ЛЕДИ ПРЕЗМИРА ОТКРЫЛА ЛОРДУ ГРО, ЧТО ОНА ХОТЕЛА БЫ ПРАВИТЬ ДЕМОНЛАНДИЕЙ, ИБО ЭТО ПРИНЕСЛО БЫ ЕЕ СУПРУГУ БОЛЬШЕ ВЕЛИЧИЯ; И КАК ТО, ЧТО ОНА СЛИШКОМ ГРОМКО ГОВОРИЛА О СВОЕЙ ЦЕЛИ, ЗАСТАВИЛО ЛОРДА КОРИНИУСА ПОЗНАТЬ СЛАДОСТЬ ОТЛОЖЕННОГО НАСЛАЖДЕНИЯ.

ДВАДЦАТЬ четвертого мая, в ту самую ночь, когда Лорд Джусс и Лорд Брандох Даха глядели с величайшей вершины мира на Зимиамвию и Коштра Белорн, Лорд Гро и Леди Презмира шли по западной террасе в Карсё. Было уже два часа после полуночи. Теплый воздух окутывал их, в небе перекрещивались лучи луны и звезд. Время от времени дул слабый ветерок, как если сама ночь отправилась на покой. Стены дворца и Железная Башня отрезали террасу от прямого света луны, а слегка покачивающиеся светильники освещали то одно место, то другое. Из дворца неслась музыка и шум веселой пирушки.

Гро заговорил и сказал: — Если твой вопрос, о Королева, покоится на желании заставить меня уйти, я молниеносно исчезну, как бы это не опечалило меня.

— Глупая мысль, — сказала она. — Оставайся, если тебе это нравится.

— Естественная часть мудрости, — сказал он, — следовать свету. Когда ты вышла из зала, мне показалось, что свет потускнел. — Как раз сейчас они проходили мимо светильника и он взглянул на нее, пытаясь понять выражение ее лицо, затуманенного печальными мыслями. Красавицей из красавиц казалась она, стройной и величественной; ее голову украшала золотая корона с темными аметистами. Надо лбом сияла серебряная фигурка краба, каждая клешня которого держала шар из хризолита величиной с яйцо дрозда.

И сказал Лорд Гро: — Другая часть мудрости — глядеть на это созвездие, которое называется Волосы Береники, и пытаться понять, может ли их сияние сравниться твоими волосами, о Королева.

Некоторое время они шли молча. — Ты говоришь галантно, но неискренне, — сказала она. — Такие фразы только вредят нашей дружбе, милорд Гро. И если я не разозлилась на тебя, то только потому, что ты опрокинул много глубоких чаш с нашим Лордом Королем в честь этой ночи ночей, в которую исполнился ровно год с того знаменитого послания и нашей мести Демонландии.

— Мадам, — сказал он, — я стремлюсь рассеять твою тоску. Не оскорбляет ли тебя то, что Король так странно возвеличил твоего супруга, Корунда, назвав его королем и сделав сюзереном всей Чертландии? Все заметили, с каким неудовольствием надела ты на себя эту корону, которую Король даровал тебе сегодня ночью в честь твоего великого супруга, и которую ты должна носить до тех пор, пока он сам не появится и не потребует её; и великие похвалы были высказаны в честь Короля Корунда, которые, казалось бы, должны были окрасить румянцем гордости твои щеки. И тем не менее все это не растопило твою застывшую презрительную меланхолию, как слабое зимнее солнце не в состоянии растопить застывшее на морозе озеро.

— Сегодня короны дешевле мусора, — возразила Презмира. — Королю захочется, и он двадцать королей сделает своими лакеями, а двадцать лакеев сделает королями. Ничего удивительного, что я так мало обрадовалась этой, особенно если посмотреть на ту, которую получил Король Лаксус.

— Мадам, — сказал Гро, — ты должна простить Лаксусу его свершения. Ты же знаешь, что он всего-навсего завоевал Пиксиландию, и тебя должно обрадовать, что королем назвали его, а не Кориниуса, который при помощи таланта или удачи, честными или нечестными способами, но победил в войне твоего благородного брата и отправил его в ссылку.

— Кориниус, — ответила она, — заслужил это унижение, ибо я горячо молюсь, чтобы боги наказали тех, кто растолстел на несчастьях моего брата.

— Тогда раздражение Кориниуса должно вызывать в тебе радость, — сказал Гро. — И, уверяю вас, Судьба — слепой щенок: невозможно угадать куда она повернется дальше.

— Разве я не Королева? — сказала Презмира. — И разве это не Ведьмландия? И разве мы не сможем наложить самые сильные заклинания, если Судьба действительно ослепнет?

Они остановились около верхней площадки лестницы, ведущей во внутренний двор. Леди Презмира оперлась на черную мраморную балюстраду и, пробежав взглядом по болотам, задумчиво уставилась на далекое море, серебрившееся в лучах луны. — Что мне Лаксус? — наконец сказала она. — Или Кориниус? Стая ястребов, которую Король натравил на жертву, в сто раз более достойную и благородную, чем они сами. Я не настолько разгневалась, чтобы шутить с справедливостью, которая убеждает меня возложить вину на Демонландию. Чистая правда, что в ту самую ночь, когда пир сменился битвой, Князь, мой брат, сбросил в грязь наше счастье открыв, сам того не зная, врата погибели для нас и самого себя, и счастье победы сменилось кровавым гневом. — Какое-то время она молчала, потом заговорила опять: — Клятвопреступники, самое отвратительное имя, меч, вонзенный в спину человечества. Двуликие люди. О, эта земля восстанет и стряхнет с себя грехи, топчущие ее!

— Я вижу, что ты смотришь на запад, через море, — сказал Гро.

— Есть ли что-нибудь, что ты не видишь своими совиными глазами, милорд Гро? — сказала она.

— В свое время ты рассказала мне, — сказал он, — о клятвах и хорошо рассчитанных обещаниях, которые Лорд Джусс дал тебе, убегая из Карсё. И, тем не менее, не обвиняй, о Королева, тех, кто нарушил клятву, данную в исключительных обстоятельстах, ведь такая клятва — это как дохлая рыба, воняющая уже три дня.

— Да, им безразлично, — ответила она, — что мой брат разорвал все вассальные узы и забыл о своих интересах, лишь бы спасти этих великих Демонов от злой смерти; и они, освобожденные, только слегка поблагодарили его и отправились своим путем, оставив его Судьбе. А ведь они знали или могли предположить, что мой брат будет изгнан из своей страны и, скорее всего, расстанется с жизнью. Пускай великий Дьявол в аду вечно терзает их души!

— Мадам, — сказал Лорд Гро, — я советую тебе трезво посмотреть на это дело и забыть о недостойных Королевы вспышках гнева. Когда-то Демоны спасли твоего брата в Лида Нангуна, и он только уплатил свой долг, вырвав их из рук нашего Лорда Короля. Весы уравновесились.

— Не загрязняй мои уши такими извинениями, — ответила она. — Они бесстыдно оскорбили нас. И их черные дела вырастили в моей душе глубоко укоренившийся росток ненависти, который крепнет день ото дня. Ты, милорд, легко читаешь природу и знаешь ее великую философию, неужели я должна учить тебя, что яд чемерицы или слюна жабы менее смертельны, чем женское коварство?

Большое облако, прилетевшее с юга, поглотило свет луны, стало темно. Презмира повернулась и опять медленно пошла по террасе. В свете светильников были отчетливо видны желтые искры, сверкавшие в ее глазах. Она выглядела опасной, как львица, но нежной и грациозной, как антилопа. Гро подошел к ней и сказал: — Разве Корунд не изгнал их в Моруну, зимой, и они не должны были сражаться за свою жизнь среди многочисленных опасностей?

— О милорд, — крикнула она, — рассказывай это кухонным девкам, а не мне. Разве ты сам не утверждал, что много лет назад прошел через самое сердце Моруны и вернулся обратно, хотя ты и величайший лгун. Вот что разъедает мою душу: проходят дни и месяцы, весь мир склонился перед Ведьмландией, а эти бунтовщики из Демонландии до сих пор ходят с высоко поднятой головой. Неужели Король считает, что надо беречь врагов и грабить друзей? Очень несчастливый и неестественный вывод. Или он уже обречен, как Горис XI? Сохрани его небеса, но злой конец и полная гибель ждет его и всех нас, если он не накажет Демонландию ранее, чем Джусс и Брандох Даха не вернутся назад и не встретятся с ним.

— Мадам, — сказал Лорд Гро, — в нескольких словах ты нарисовала мне картину моей собственной души. И прости меня, что я так осторожно говорил вначале, ибо настали тяжелые времена, и, прежде чем открыть тебе свои мысли, должен был я убедиться, что ты думаешь, как я. А я считаю, что Король должен ударить сейчас, пока, на наше счастье, нет их величайших воинов. Вот тогда мы сумеем справиться с ними, даже если они вернутся вместе с Голдри.

Она улыбнулась и, казалось, сама душная ночь посвежела и наполнилась благоуханием от улыбки дамы. — Ты — мой самый замечательный друг, — сказала она. — Моя меланхолия — как тенистый лес летом, где я могу потанцевать, если захочу, а хочу я часто, или тосковать в печали, а в последние дни все чаще и чаще; и ты всегда улавливаешь мое настроение. Только не мучай меня этой ужасной придворной речью, пока я не подумала, что ты обменялся кожей с Лаксусом или молодым Кориниусом, которые расправляют крылья и закидывают наживку, пытаясь покорить сердце дамы.

— Я всего-навсего хотел отвлечь тебя от печали, так недавно появившейся в тебе, — сказал Гро. — Но я действительно высоко ценю твое пение, и ты сама знаешь, что это чистая правда.

— О, перестань, милорд, — крикнула она, — или я немедленно прогоню тебя. — Но, когда они пошли дальше, Презмира тихо запела:

Внезапно она прервалась и сказала: — Слушай, я уже сбросила с себя плохое настроение, вызванное видом Лаксуса и его дурацкой короны. Давай подумаем о действиях. Во первых я хочу кое-что рассказать тебе. Мысли, которые крутились в моей голове последние два-три месяца, в то время, как Кориниус сражался в Пиксиландии. Когда пришло слово, что мой муж уничтожил войско Демонов и заставил Джусса и Брандох Даха бежать под покровом ночи в Моруну, я послала ему письмо, написанное рукой Виглуса, что наш Лорд Король назначил его Королем Чертландии. Вместе с тем я намекнула ему, что корона Демонландии блестит намного ярче, чем корона Чертландии, и попросила его потребовать у нашего Лорда Короля войско для вторжения в Демонландию, с ним самим во главе, или, если он не может вернуться домой и попросить Короля лично, сделать меня своим послом. Тогда я смогла бы выступить в совете перед Королем и умолять его поручить вторжение Корунду.

— Не ответ ли на это письмо привез я тебе? — спросил Гро.

— Да, — ответила она, — самый презренный и льстивый ответ для такого великого лорда, тем более о таких важных делах. Увы, это, если так можно выразиться, выдувает из меня всю почтительность супруги и заставляет ругаться как последняя побродяжка.

— Я немедленно уйду, мадам, — сказал Гро, — если вам нужно уединение, чтобы выразить свои мысли.

Презмира засмеялась. — Не все так плохо, — сказала она, — и, тем не менее, я разозлилась. Саму идею он одобрил, полностью, и разрешил мне стать его ртом у Короля, и изложить все, что я думаю. Но командование, нет, он не хочет брать его на себя. Корсус, может быть, или Кориниус. Подожди, дай мне прочитать его тебе, — и она, встав около одного из светильников, вынула пергамент, спрятанный на груди. — Ох, слишком личное. Мне стыдно читать такое другим, даже тебе.

— Ну, — сказал Гро, — если бы я был Королем, Корунд стал бы моим генералом и завоевал бы мне Демонландию. Но Горис может послать и Корсуса, ибо в свое время он проделал великолепную работу, хотя, по-моему, он не подходит для такого задания. А Кориниусу Король не может простить происшествие на пиру год назад.

— Кориниус! — воскликнула Презмира. — Он залил кровью мою родную страну, и, тем не менее, не получил за это никакую награду. Как ты думаешь, сумеет ли он вернуть себе благосклонность Короля?

— Думаю, что нет, — сказал Лорд Гро. — Сейчас он в безумной ярости, ибо сорвал колючий плод, а есть его будут другие. Сегодня ночью он держал себя дерзко и высокомерно, высмеивал и задирал Лаксуса, постоянно хватался за рукоятку меча, и совершил еще множество наглых и бессмысленных поступков, и, хуже всего, открыто заигрывал со Сривой, а ведь она уже месяц как помолвлена с Лаксусом, и я очень удивлюсь, если сегодня ночью эти двое не пустят друг другу кровь. Мне кажется, что сейчас он вообще не собирается воевать, если только его не поманят очень щедрой наградой; и еще мне кажется, что Король, зная его мысли, не предложит ему никакого нового предприятия и не даст Кориниусу завоевать великую славу отказом.

Они стояли около арочных ворот, ведущих на террасу из внутреннего двора. Из большого пиршественного зала Гориса XII все еще доносилась музыка. Под аркой и в тени огромных столбов, поддерживающих стены, простиралась тьма, изгнанная из светлых кругов вокруг светильников только для того, чтобы в других местах стало темно вдвойне.

— Ну, милорд, — сказала Презмира, — не благословит ли ваша мудрость мое решение?

— Что бы не случилось, да, ибо это ваше решение, о Королева.

— Что бы не случилось! — воскликнула она. — Неужели у вас есть сомнения? Утром я немедленно буду просить аудиенцию у Лорда Короля. Разве этого не потребовал издалека мой супруг?

— А если ваше рвение переступит границы его требования? — сказал Гро.

— Ну и что! — ответила она. — И если я не принесу тебе еще до полудня слово, что отдан приказ о высадке в Демонландии, и мой муж, Корунд, назначен генералом, и если запечатанное письмо об этом не полетит в Орпиш-

— Шшш! — сказал Гро. — Шаги во дворе.

Они повернулись к воротам и Презмира запела:

Кориниус, вышедший из зала для пиршеств, встретил их в воротах. Он близко подошел к ним, уставился на Презмиру, и она почувствовала жар его дыхания, наполненного вином. Было слишком темно, чтобы можно было видеть лица, но он отлично знал ее осанку и одежду.

— Прошу прощения, мадам, — сказал он. — Показалось что-то на мгновение — не важно. Вы — лучше всех.

Сказав так, он с глубоким почтением обогнул ее, одновременно толкнув плечом Гро. Гро, мало желая ссориться, уступил ему дорогу, и пошел вслед за Презмирой во внутренний двор.

Лорд Кориниус сел на ближайшую скамью, оперся дюжей спиной на подушки и запел самому себе, щелкая пальцами:

Шорох за спиной заставил его повернуть голову. Из глубокой тени ближайшего к воротам столба вынырнула закутанная в плащ фигура и попыталась улизнуть. Кориниус прыгнул на ноги и через мгновение уже стоял в воротах, раскинув руки и закрывая проход. — Ага, — крикнул он, — синичка устроилась тут на насесте, а? И какой выкуп я получу от тебя, ибо зря посидел на этой скамье всю прошлую ночь? Эй, ты бы опять сбежала, чтобы выставить меня дураком и на эту ночь тоже, если бы я не схватил тебя.

Дама засмеялась. — Прошлой ночью отец не отпустил меня от себя, а сегодня, милорд, разве ты уже не развлек меня своей бесстыдной песенкой? Неужели эта сладкая серенада подходит для ушей дамы? Спой ее еще раз, особенно куплет про свободу, и покажи себя полным дураком.

— Ты такая храбрая, мадам, что позволяешь себе провоцировать меня, а ведь даже звезды ничего не увидят, если я сейчас возьму тебя силой. Эти светильники — старые гуляки, поседевшие под разговоры заговорщиков. Они не разболтают.

— Милорд, в тебе говорит вино, я пошла; — и когда он шагнул к ней — и я не вернусь, сюда или в другое место, но улечу от тебя навеки. Я не люблю, когда со мной обращаются как со служанкой. Я и так слишком долго терпела твои солдафонские манеры.

Кориниус схватил ее руками, прижал к своей широкой груди и приподнял в воздух, так что ее ноги едва касались земли. — О Срива, — хрипло сказал он, наклонив лицо к ней, — неужели ты думаешь, что можно зажечь пожар и не обжечься самой?

И он так сильно сдавил ее, что ее руки оказались прижаты к бокам. Она, казалось, замерла, как замирает лилия в пылающий полдень. Кориниус яростно поцеловал ее и сказал: — Клянусь всеми любовниками, когда либо пробовавшими вкус темноты! Сегодня ночью ты будешь моей.

— Завтра, — задохнувшись ответила она.

Но сказал Кориниус: — Мое счастье, сегодня.

— Мой дорогой лорд, — тихо сказала Срива, — с того времени, как ты завоевал мою любовь, ты еще никогда не был настолько грубым и жестоким завоевателем. Клянусь тебе всеми смертоносными силами, которые властвуют на этой земле, эту ночь я должна провести с отцом, и не более того. Только на эту ночь расстанусь я с тобой, и тебе нечего злиться на меня.

— Он мог бы подождать, пока мы не кончим наслаждаться друг другом, — сказал Кориниус. — Он — старый человек, часто засиживается допоздна с книгой.

— И ты оставишь его бражничать? — сказала она. — Есть кое-что, что я должна сообщить ему прежде, чем вино затуманит его мозги. Даже маленькая задержка, как бы сладостна она не была для нас, очень опасна.

Но сказал Кориниус: — Я не дам тебе уйти.

— Хорошо, — сказала она, — становись зверем. Но знай, что я закричу изо всех сил, сюда сбежится все Карсё, и стражники, и мои братья, так что Лаксус, если он мужчина, заставит тебя заплатить за насилие надо мной. Но если ты останешься благородным лордом и будешь уважать мою любовь и дружбу, то ты дашь мне уйти. А потом, около часа ночи, придешь к двери моей спальни. Я думаю, она будет не заперта.

— А, ты клянешься? — спросил он.

— Иначе пусть меня поглотит самая глубокая пропасть мира, — ответила она.

— Час ночи. И до него был еще год моих желаний, — ответил он.

— Вот это слова моего благородного возлюбленного, — сказала Срива, опять подставляя ему свои губы. А потом быстро проскользнула сквозь темную арку, пересекла двор и исчезла в темной северной галерее, где находились покои ее отца, Корсуса.

А Лорд Кориниус вернулся на свою скамью, лениво растянулся на ней и опять стал напевать старинную кабацкую песенку:

Он потянулся и зевнул. — Ну, Лаксус, рыбообразный трус, это лекарство в два счета вылечит мою досаду. И это будет честный обмен: я упустил свою корону, зато прибрел твою любовницу. И, откровенного говоря, кому она нужна, эта Пиксиландия — маленькая, презренная, без малейшей изюминки; и что за восхитительно-прелестная трясогузка эта Срива, по которой я два года пускал слюни; так что мы в расчете, пока я от нее не устану.

— В час ночи, ха! Какое вино лучше всего для влюбленных? Пойду-ка я, выпью чашу и брошу кости с друзьями, так время и промчится.