Онлайн чтение книги Змей Уроборос
XIX. СКАЛА ТРЕМНИРА

О ТОМ, КАК ЛОРД СПИТФАЙР ОСАЖДАЛ ВЕДЬМ, ЗАНЯВШИХ ЕГО СОБСТВЕННЫЙ ЗАМОК ОУЛСВИК, И КАК ОН СРАЖАЛСЯ С КОРИНИУСОМ ПОД СКАЛОЙ ТРЕМНИРА, И КАК ЛЮДИ ИЗ ВЕДЬМЛАНДИИ ОСТАЛИСЬ ПОБЕДИТЕЛЯМИ.

ЛОРД Спитфайр, очень недовольный, сидел в своем шатре перед Оулсвиком. Жаровня с горящими углями приятно согревала воздух, зажженные свечи освещали богатое убранство шатра. Снаружи, из темной осенней ночи, доносился ровный шум дождя, барабанившего по лужам и шелковой крыше. На кровати рядом со Спитфайром сидел Зигг, с озабоченным выражением на ястребином лице. Его меч, воткнутый в пол, стоял между его коленями. Зигг слегка ударил по нему слева, потом справа, задумчиво глядя, как теплый свет отражается от бледно-розового рубина, вделанного в эфес меча.

— Проклятье, неужто все пропали? — спросил Спитфайр. — Ты сказал все десять, на берегу Раммерика?

Зигг кивнул.

— И где он был, что не спас их? — зло сказал Спитфайр. — Ужасное несчастье!

— Кто-то быстро и незаметно высадился в темноте примерно в миле от гавани. Ты не должен ругать его, не выслушав.

— И что у нас осталась? — сказал Спитфайр. — Будь доволен: я выслушаю его. Но что у нас осталось? Три корабля в Северном Эресе, под Элсмерсредом; пять на Трууотере, два в Линченессе, и еще два в Аурвассе; шесть направляются в устье Стропардона, и семь здесь, на берегу.

— Есть еще четыре в одной гавани Вестмарка, — сказал Зигг. — И приказ привести еще с Островов.

— Двадцать девять, — сказал Спитфайр, — не считая тех, что на Островах. И ни один не на плаву, и не выйдет раньше весны. Если Лаксус учует их и сожжет, прямо под носом Волле, также легко, как на Раммерике, получается, что мы пашем пустыню, строя их.

Он встал и прошелся по шатру. — Ты должен привести мне еще подкреплений, иначе мне не взять Оулсвик, — сказал он. — Во имя небес! меня раздражает до печенок, что вот уже два месяца я, как последний нищий, сижу перед собственными воротами, а проклятый Корсус и два его звереныша-сына накачиваются моим вином и играют в кости на мои сокровища.

— Мастер-строитель может судить о качестве своей постройки, — заметил Зигг, — только находясь по другую сторону стены.

Спитфайр встал около жаровни и вытянул над ней свои сильные руки. — Не так уж сильно волнуют меня эти несколько кораблей, сожженных на севере. На самом деле у Лаксуса на всех его кораблях не найдется и пяти сотен людей. Но он держит море, и с тех пор, как он с тридцатью кораблями уплыл от Сторожевого Мыса, я ожидаю, что он привезет подкрепления из Ведьмландии. И я не успокоюсь, пока не верну себе Оулсвик, ибо тогда у меня будут развязаны руки и я смогу достойно встретить их высадку. Но сейчас самое неподходящее время для осады крепости: нас немного и мы внизу, на заливаемой водой земле; они наверху, и их армия почти не тронута. Поэтому вот что думаю я, о мой друг: ты должен немедленно идти к Ушку и привести мне подкрепление. Оставь около строящихся судов надежную охрану; и, конечно, около Крозеринга, ибо я не хочу, чтобы кто-нибудь сказал, будто я плохо защищал леди его сестру. Да, и защити твой собственный дом тоже. И, сделав все это, разошли стрелу войны и приведи мне с запада пятнадцать или восемнадцать сотен солдат. И, думаю я, с такой силой мы взломаем ворота Оулсвика и вытащим оттуда Корсуса как моллюска из раковины.

И ответил ему Зигг: — Завтра я уйду на рассвете.

Потом они встали, взяли оружие, завернулись в большие походные плащи и, как каждую ночь все это время делал Спитфайр, вместе с факельщиками прошлись по лагерю, поговорили с капитанами и выставили стражу. Дождь стал поменьше. На небе по-прежнему не было звезд. Мокрые пески сверкали под светом, лившимся из замка Оулсвик, и оттуда доносился шум пира, смешиваясь со стонами и шумом прибоя мрачного бессонного моря.

Уверившись, что все в порядке, подошли они к шатру Спитфайра, и Зигг уже собирался пожелать своему другу спокойной ночи, как поднялась от шатра тень древнего человека, и, освещенная факелами, встала между ними. Скрученным он казался, и сморщенным, и согнутым, и очень-очень старым. Его спутанные волосы и борода свисали вниз, мокрые от дождя. Не было зубов в его рту, а глаза казались глазами мертвой рыбы. Коснулся он плаща Спитфайра исхудалой рукой, и сказал голосом ночного ворона: — Спитфайр, берегись Скалы Тремнира.

— Кто это у нас здесь? — удивился Спитфайр. — И какого дьявола ты пришел в мой лагерь?

Но древний человек не отпустил его плащ и сказал: — Спитфайр, разве это не твой дом, Оулсвик? И разве это не наиболее сильное и прекрасное место, которое человек может увидеть в этой стране?

— Ты, грязный мужик, — сказал Спитфайр, — отпусти мой плащ, или, клянусь, я выну меч и так угощу им тебя, что ты отправишься в Тартар или в ад, где дьяволы давно поджидают тебя.

Но старый человек опять заговорил и сказал: — Горячие головы легко попадают в ловушку. Держись, Спитфайр, за то, что твое, и берегись Скалы Тремнира.

И разозлился Лорд Спитфайр по-настоящему, ибо старый карла все еще держал его за плащ и не отпускал, и выхватил он свой меч, собираясь укоротить противного старика на голову. Но в это мгновение ударил порыв ветра, и притушил пламя факелов. И показалось им это удивительным, ибо не было ветра этой тихой ночью. И старый человек исчез, как облако, пролетевшее по ночному небу.

— Против духов оружие не поможет, — сказал Зигг.

— Фу! — ответил Спитфайр. — Где ты видел духа? А я думаю, что это был обман, иллюзия или приготовленная Ведьмами хитрость. Затемнить наш разум и поколебать решительность — вот их цель.

На следующее утро, когда лучи солнца уже позолотили небо, Лорд Зигг спустился на берег моря, чтобы искупаться в большом каменном бассейне, находившегося на юге маленького залива Оулсвик. После дождя соленый воздух казался свежим и бодрящим. Холодный ветер дул на восток, его порывы приятно пощипывали кожу. В щель между синевато-серыми облаками выглядывало низкое, кроваво-красное солнце. Далеко на юго-востоке, где река Миклефирз впадала открытое море, темнели низкие утесы Сторожевого Мыса, похожие на гряду облаков.

Зигг положил на камни меч и копье, и взглянул на юг, через залив; и увидел корабль, под полными парусами, огибающий мыс и идущий левым галсом на север. Сняв камзол он опять взглянул на залив, и увидел еще два корабля, огибавшие мыс и плывшие за первым. Он поспешно надел камзол и взял оружие: уже пятнадцать драккаров, выстроивший колонной, заходили в устье реки.

И поспешил Зигг к шатру Спитфайра, и нашел его в кровати, ибо сладкий сон еще баюкал в своих объятиях порывистого Спитфайра; его голова покоилась на вышитой подушке, открывая сильное горло и выбритый подбородок; сон смягчил жесткий рот под колючими прекрасными усами и закрыл жесткие глаза под колючими золотистыми бровями.

Зигг осторожно коснулся его ноги, разбудил и рассказал о том, что видел:

— Пятнадцать кораблей, и, когда они подошли поближе, я увидел, что на каждом корабле люди теснятся, как сельди в бочке. Так что твои ожидания полностью исполнились.

— А это значит, — сказал Спитфайр, прыгая на ноги, — что Лаксус привез в Демонландию свежую поживу для наших мечей.

Он схватил оружие и побежал к маленькому холму, стоявшему на берегу напротив замка Оулсвик. Весь лагерь сбежался туда и смотрел, как на рассвете корабли-драконы один за другим заходят в залив.

— Они не собираются причалить здесь, — сказал Спитфайр, — и направляются на остров Скарамси. Похоже я кое-чему научил этих Ведьм на Брима Рейпс. Лаксус, видевший разгром их армии, ныне считает острова более красивыми, чем материк, ибо прекрасно знает, что мы не сможем ни перелететь, ни переплыть пролив. И все-таки даже эти пятнадцать кораблей не заставят нас снять осаду.

— Хотел бы я знать, — сказал Зигг, — где остальные пятнадцать.

— На пятнадцати кораблях, — сказал Спитфайр, — можно перевести от силы шесть или семь сотен солдат. И если они захотят высадиться на материк, у меня хватит силы сбросить их в море, даже если Корсус сделает вылазку. Но если добавить еще столько же, я действительно попаду в опасное положение. Позови своих людей и немедленно скачи на запад.

И Лорд Зигг позвал дюжину солдат, они вскочили на коней и унеслись на запад. А тем временем все корабли зашли за длинную косу на юге Скарамси, где была хорошая стоянка для кораблей. С берега их не было видно, и только верхушки мачт торчали над косой и Демоны не могли видеть, как они разгружаются. Спитфайр проехал с Лордом Зиггом три или четыре мили, пока не начался спуск к бродам Эзриуотера, и только там распрощался с ним.

— Молния не обгонит меня, — сказал Зигг, — пока я не вернусь обратно. А тем временем, прошу тебя, не отнесись слишком презрительно к словам старика.

— Воробьиное чириканье! — сказал Спитфайр. — Я уже забыл его болтовню. — Тем не менее его взгляд скользнул к на юг, за Оулсвик, к поросшему деревьями краю высокой горы, поднимавшейся как часовой над лугами Нижнего Тиварандардейла, оставляя узкую тропинку между ее самыми нижними утесами и морем. Он засмеялся и сказал: — О мой друг, мне кажется, что я все еще мальчик в твоих глазах, хотя мне уже почти двадцать девять лет.

— Смейся надо мной сколько угодно, — сказал Зигг. — Но я не могу оставить тебя, пока ты не дашь слова.

— Ну хорошо, — сказал Спитфайр, — успокойся. Я клянусь, что не полезу охотиться на птиц на Скалу Тремнира, пока ты не вернешься.

Нечего сказать о следующей неделе. Армия Спитфайра сидела перед Оулсвиком, а Ведьмы с островов посылали по три-четыре корабля, которые внезапно высаживались на Сторожевом Мысе, или в начале залива, или на юг за Дрепаби, или далеко на берегу у Римон Армон, где грабили и жгли дома фермеров. Но как только против них собирался значительный отряд, они немедленно отступали на корабли и плыли обратно к Скарамси. В один из этих дней с запада пришел отряд в сто человек и присоединился к Спитфайру.

На восьмой день ноября погода испортилась, с запада и юга стали собираться облака, пока все небо не превратилось в сумятицу тяжелых черных облаков, отделенных друг от друга тонкими белыми полосками. Ветер крепчал с каждой минутой. Море потемнело, и стало свинцово-серым. Упали первые крупные капли дождя. Горы казались чудовищными и загадочными: некоторые стали чернильно-синими, другие, на западе, стали походить на выстроенные из сгустившегося тумана стены и бастионы, черневшие на фоне лишенного красок неба. Вечером началась гроза и загрохотал гром, молнии разрывали черные облака. Всю ночь гром выбивал мрачный ритм, все новые и новые грозовые облака прилетали, расходились и сходились опять. И померк свет луны, и ночь освещалась только блеском молний, светом от непрекращающегося пира в Оулсвике и огнями лагеря перед ним. И Демоны, сидевшие в лагере, не видели и не слышали, как пятнадцать кораблей вышли из Скарамси в бушующее море, и пристали к бегу двумя милями южнее, около Скалы Тремнира. Не знали они и том, что с кораблей на берег высадилось пятнадцать или шестнадцать сотен солдат во главе с Хемингом Ведьмландским и его юным братом Карго. И корабли отправились обратно в Скарамси через ревущий шторм и все благополучно вернулись обратно, кроме одного, разбившегося в проливе Бодри.

Но утром, когда буря ослабла, все смогли увидеть, как четырнадцать кораблей-драконов отплыли от Скарамси, и каждый был нагружен солдатами. Они быстро прошли через устье и причалили в двух милях южнее Оулсвика. И корабли немедленно отчалили, но армия, готовая к битве, уже шла по лугам над Мингарн Хоуп.

Только тогда Лорд Спитфайр собрал своих людей и двинулся на юг от лагеря перед Оулсвиком. Когда до армии Ведьмландии оставалось не больше полмили и они уже ясно видели красно-коричневые камзолы, щиты и бронзовые доспехи, тусклый отблеск их мечей и наконечников копий, Волле, ехавший рядом со Спитфайром, заговорил и сказал:

— Видишь ли ты, о Спитфайр, того, кто скачет на коне взад и вперед перед их рядами, строя их для битвы? Так всегда делает Кориниус, и ты можешь узнать его даже издали по красивой одежде и великолепной посадке. И, тем не менее, сейчас мы видим великое чудо: разве кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы этот юный сорвиголова уклонялся от битвы? И теперь, когда мы подошли к ним на расстояние броска копья-

— Клянусь светом дня! — крикнул Спитфайр. — Так и есть! Неужели он хочет уклониться от битвы? Придется послать нашу конницу, чтобы она затормозила их прежде, чем они улизнут.

И он приказал своим всадникам атаковать врага. И поскакали они вперед во главе с Астаром из Реттри, который был зятем Лорда Зигга. Но всадники Ведьмландии перехватили их на отмели Арон Поу, и задержали до тех пор, пока Кориниус и его армия не переправились через реку. И когда подошли главные силы Демонов и расчистили дорогу, Ведьмландцы уже пересекли затопленные луга и вошли в узкий проход между берегом моря и кручами Скалы Тремнира.

И тогда сказал Спитфайр: — Даже в этом узком проходе между морем и Скалой они не собираются останавливаться. А ведь это их единственная надежда на спасение — храбро повернуться к нам лицом и сражаться. — И он громко закричал своим людям, приказывая атаковать врага и позаботиться о том, чтобы ни один из них не пережил этот день.

И пешие воины схватились за стремена всадников, солдаты побежали и поскакали, и вся армия втянулась в узкий проход; и скакал Спитфайр впереди всех, рубя налево и направо, поглощенный волнами сражения, которые, казалось, несли его к окончательной победе.

Но внезапно оказалось, что его армия, двенадцать сотен человек, которая так яростно преследовала пятнадцать сотен в ущелье под Скалой Тремнира, должна сражаться с тремя тысячами: армия Кориниуса внезапно повернулась, как волк в узком проходе, а сыновья Корунда, высадившиеся на берег ночью под покровом шторма, вывели свои отряды из лесистых склонов за Скалой. Таком образом обрушилось на Спитфайра несчастье быстрее любого из своих вестников: враги ударили спереди, сзади и с фланга.

И началась страшная бойня между морем и утесами. Демоны, застигнутые врасплох, были как канатоходцы, попавшие в ловушку на середине пути. Яростная атака Ведьм сметала их в море, и вскоре морская пена окрасилась в цвет крови. И Лорд Кориниус, притворным отступлением заманивший Демонов в ловушку, теперь обрушился на них, как поток негасимой лавы, и никто не мог выдержать его ударов.

Лошадь Спитфайра рухнула, убитая ударом копья в то время, когда он скакал по мягкому песку, собирая своих людей для удара по армии Хеминга. Но Бремери из Шо привел ему другую лошадь, и он обрушился на Ведьм, и сыновья Корунда были вынуждены отступить назад перед этой яростной атакой, и целое крыло армии Ведьмландии подалось назад по искореженной земле под Скалой. Но мало пользы это принесло, ибо Кориниус ударил с севера, загоняя Демонов в море, и они оказались зажаты между ним и Хемингом. Тогда собрал Спитфайр отборных людей и обрушился на Кориниуса, и показалось на мгновение, что огромная армия Ведьм вот-вот будет разбита и всех их смоют соленые волны. И сам Кориниус оказался в смертельной опасности, ибо завязли ноги его жеребца в мягком песке, и никак не мог он высвободить их.

В одно мгновение прорвался Спитфайр со своим отрядом через гущу битвы, убивая всех, кто стоял у него на пути, и крикнул громовым голосом: — О ненавистный Кориниус, подобный воротам Ада, сейчас я убью тебя, и твое больше тело удобрит тучные луга Оулсвика.

— Кровавый Спитфайр, — ответил ему Кориниус, — последний из трех зверенышей, чьи братья давно стали поживой для червей, я заткну твой поганый рот железной грушей[10]Железная груша — орудие пытки состоящие из железной раскрывающейся коробки грушевидной формы и винта. Изобретена в XVI веке французским разбойником Гошеру. В государственном делопроизводстве не применялась, возможно, фальсификация. Основной частью груши был винт. Сверху была ручка которую нередко увенчивало украшение. При кручение винта лепестки груши раскрывались как цветок. Лепестков могло быть 3–4 штуки. Таким образом она разрывала гортань (оральная), толстую кишку (анальная), матку (вагинальная)..

В то же мгновение бросил Спитфайр в него ременное копье. Но попало оно не в человека, а в плечо огромного жеребца, и тот, мертвый, упал на землю. Лорд Кориниус мгновенно прыгнул на ноги, схватил лошадь Спитфайра за повод и так сильно ударил ее в морду, что, хотя и сидел на ней Спитфайр, встала она на дыбы и отшатнулась в сторону. Спитфайр изо все сил ударил топором, но лезвие обрушилось на гребень шлема слишком косо и отлетело в воздух. А Кориниус ударил мечом под щит Спитфайра, и кончик вошел в большую мышцу руки рядом с подмышкой, и разорвал плоть вплоть до плеча, обнажив кость. Это была большая рана.

Тем не менее Спитфайр не вышел из боя, но ударил снова, желая отсечь руку Кориниуса, все еще державшую поводья. Кориниус принял удар топора на щит, но удар был настолько силен, что его пальцы отпустили поводья, он сам едва не упал на землю, а на добром бронзовом щите появилась глубокая зарубка. Почувствовала лошадь Спитфайра, что поводья свободны, и бросилась вперед, и пронесла всадника мимо Кориниуса, к морю. Но повернулся Спитфайр, и крикнул: — Добудь себе лошадь. Ибо считаю я нечестным сражаться с тобой имея такое преимущество: я на лошади, а ты пешком.

Но Кориниус только крикнул в ответ и сказал: — Сойди на землю и мы сразимся пешими. И знай, мой прекрасный певчий дрозд, что я и только я Король Демонландии, и этот титул я получил от Короля Королей, Гориса Ведьмландского, моего единственного повелителя. Давай встретимся, и я покажу тебе в одном единственном бою, что ты хвастун и величайший мятежник из тех, кто живет в моем королевстве, и насколько моя сила больше твоей.

— Громкие и лживые слова, — сказал Спитфайр. — Клянусь, что вгоню их тебе обратно в горло.

И с этими словами он хотел спуститься с лошади, но в это мгновение его глаза затуманились и он покачнулся в седле. Его люди бросились между ним и Кориниусом, и капитан его телохранителей подхватил его и сказал: — Вы ранены, милорд. И не должны вы сражаться с Кориниусом, ибо ваша светлость не в состоянии сейчас сражаться ни с кем и даже не может стоять на ногах.

И они окружили его, великого Спитфайра, и вынесли из боя. И пока эти великие лорды сражались между собой, все в этом месте с восхищением глядели на них. Но потом чудовищный ворон войны снова расправил свои крылья под Скалой Тремнира и Демоны проявили удивительную отвагу, много сотен их было убито или тяжело ранено, но и оставшиеся несколько сотен продолжали сражаться против Ведьм.

А те, кто были со Спитфайром, обернули его темным плащом, скрывая сверкающие доспехи, тайком отступили и вышли из битвы. Они остановили кровь, струившуюся из глубокой раны в его плече, наложили повязки и, по приказу Волле, унесли его по тайным горным тропам в Треммердейл, в большой ледниковый цирк, находившийся под вершиной Дины. И долгое время он лежал без сознания, как мертвый. Ибо много ран получил он в неравном бою, и был жестоко избит и ранен, но хуже всех была страшная рана, которую нанес ему Кориниус прежде, чем они расстались между границами земли и моря. И когда опустилось ночь и все тропинки покрылись мраком, пришел в это одинокое место Лорд Волле с немногими выжившими. Тиха была ночь и безоблачна, и богиня луна неторопливо плыла по высоким небесам, затемненная тенями великих пиков, в темноте похожих на зубы гигантской акулы. Спитфайр лежал на кровати из плащей и вереска, с подветренной стороны от огромного валуна. В серебряном свете луны его лица казалось призрачно-бледным.

Волле, опираясь на копье, серьезно глядел на него. — Все потеряно, — сказал он, отвечая на вопросы тех, кто был там, и не отводя взгляда от Спитфайра.

— Милорд, — сказали они, — мы остановили кровь и перевязали раны, но его Лордство остается без сознания. И очень мы боимся за его жизнь, ибо эта великая рана может свести его в могилу.

Волле встал коленями на холодный острый камень рядом со Спитфайром и обработал его раны так, как мать могла бы лечить свое больное дитя, приложил к ним листья черной конской мяты, тысячелистника и других лечебных растений, и дал ему отпить из флакона с драгоценным Аршалмарским вином, с незапамятных времен хранившимся в подвалах под Крозерингом. И, наконец, Спитфайр открыл глаза и сказал: — Отдерните занавески от моего ложа, ибо прошло много дней с тех пор, как я в последний раз проснулся в Оулсвике. Или сейчас уже ночь? И как закончилось сражение?

Его глаза уставились на голые камни вокруг и голое небо над головой. С громким стоном приподнялся он на правом локте. Волле положил на него сильную руку и сказал: — Выпей еще доброго вина и потерпи. Нас ждут великие дела.

Спитфайр огляделся кругом и яростным шепотом ответил: — Разве мы лисы или беглые рабы, и должны прятаться в ямах и горных пещерах? Светлый день прошел, да? Снимите с меня эти путы! — И он опять упал на землю, пытаясь сорвать с себя повязки.

Но сильные руки Волле помешали ему это сделать. И сказал Волле: — Вспомни, о славный Спитфайр, что в тебе одном, в твоем мудром сердце и храброй душе, которые так наслаждаются яростью войны, сосредоточены все наши надежды, ибо только ты в состоянии защитить наших дорогих леди жен, наших маленьких детей и всю нашу добрую землю, освободить ее от ярости жестоких пришельцев из Ведьмландии, и спасти доброе имя Демонландии. И пускай отчаяние не закрадется в твое гордое сердце.

Но застонал Спитфайр и сказал: — Горе и несчастья не покинут Демонландию до тех пор, пока мои братья не вернутся домой. А этот день не настанет никогда. — И он крикнул: — Разве он не хвастался, что ныне он — Король Демонландии? а я не сумел вонзить меч в его поганый живот. И ты думаешь, что я буду жить после такого позора?

И он попытался сорвать с себя повязки, но Волле опять помешал ему. Но Спитфайр не успокоился и закричал: — Разве он не заставил меня сбежать из битвы? Он смертельно оскорбил меня, и до сих пор жив. Да лучше погибнуть, чем бежать от Кориниуса как побитый щенок. Отпусти меня, ты, лживый предатель! Дай мне уйти, я все поправлю и умру, сражаясь. Пусти же меня!

— Подними глаза, о великий Спитфайр, — сказал Волле, — и погляди на леди луну, которая, окруженная звездной свитой, девственно свободно шествует по широким небесным полям. И хотя иногда ее прекрасный лик затемняют земные туманы и шторма, и она скрывается из вида, но бури кончаются, небо очищается от облаков, и она опять появляется на своем привычном пути, госпожа приливов и погоды, повелительница людских судеб. Такова и окруженная морями Демонландия, такова и слава твоего дома, о Спитфайр. Волнения в небесах способны повредить вечно живущим горам, но не заставят их тронуться с места. Так и губительная война, несмотря на сокрушительное сегодняшнее поражение, не способна поколебать наше величие, которое мы издавна завоевали мечом и копьем, и которое заставляет всю землю кланяться нашей славе.

Так сказал Волле. И Лорд Спитфайр оглядел затянутую туманом спящую долину, потом его взгляд перебежал к склонам огромных гор, темневших под ярким светом луны, и еще дальше, к узким пикам, молчаливо упиравшимся в самое небо. И ничего не сказал он, то ли от слабости, то ли очарованный молчанием ночи и одиночеством гор, и спокойный голос Волле продолжал звучать в его ушах, как будто с ним заговорила сама ночь, успокаивая рожденные землей тревоги и отчаяние.

Через какое время Волле заговорил опять: — Не сомневайся, твои братья вернутся домой. Но до этого времени ты — наша опора. Поэтому будь терпелив, вылечи раны и наберись сил. И только если ты в порыве отчаянной глупости сам уничтожишь свою жизнь, вот это будет настоящий позор.