Онлайн чтение книги Энн в Эвонли Anne of Avonlea
Глава 19. Просто счастливый день

— И все-таки, — сказала как-то раз Аня Марилле, — мне кажется, что самые милые и приятные дни не те, когда случается что-нибудь замечательное, чудесное и интересное, а те, которые приносят с собой маленькие нехитрые радости, легко и незаметно сменяющие одна другую, словно жемчужины, соскальзывающие с нитки.

Жизнь в Зеленых Мезонинах была полна именно таких дней, потому что Анины приключения и злоключения не следовали непрерывно одно за другим; весь год был «украшен» ими почти равномерно, и отделяли их друг от друга долгие полосы благополучных, счастливых дней, заполненных работой и мечтами, учебой и смехом. Именно таким и был один из дней в конце августа.

С утра Аня и Диана посадили близнецов в лодку и перевезли через пруд на песчаный берег залива, где восхищенные дети долго бродили по мелководью, прислушиваясь к ветру, который играл им на своей арфе нежные старинные песни, разученные в те далекие времена, когда мир был еще молод.

После обеда Аня пешком отправилась к старому дому Ирвингов, чтобы повидать Пола. Она застала его на зеленом склоне возле густого елового лесочка, который прикрывал дом с севера. Пол лежал на траве с книгой сказок в руках и был погружен в чтение, но, увидев Аню, радостно вскочил.

— Ах, я так рад, что вы пришли! — воскликнул он горячо. — Вы ведь останетесь и выпьете чаю вместе со мной? Бабушки нет дома, а так грустно пить чай одному. Вы ведь понимаете. Я уже серьезно подумывал, не пригласить ли Мэри Джо выпить чаю вместе со мной, но, я думаю, бабушка этого не одобрила бы. Она говорит, что французы должны знать свое место. К тому же с Мэри Джо трудно разговаривать. Что ей ни скажешь, она только, смеется и говорит: "Много я ребятишек видала, но такого чудного, как ты…" Я думаю, это не разговор.

— Конечно я останусь к чаю, — сказала Аня весело. — Мне до смерти хотелось получить такое приглашение. С тех самых пор, как я прошлый раз пила чай в вашем доме, у меня слюнки текут при одном воспоминании в восхитительных песочных коржиках твоей бабушки.

Пол взглянул на нее очень серьезно.

— Если бы это зависело от меня, — сказал он, останавливаясь перед Аней и глубоко засунув руки в карманы; его выразительное лицо омрачила тревога, — я с радостью угостил бы вас коржиками. Но это зависит от Мэри Джо. Я слышал, как бабушка, уезжая, велела ей не давать мне коржиков, потому что это слишком тяжелая пища для детского желудка. Но может быть, Мэри Джо достанет коржики для вас, если я пообещаю, что даже не притронусь к ним. Будем надеяться на лучшее.

— Да, будем надеяться, — согласилась Аня, взглядам которой вполне отвечала эта оптимистическая философия. — Но даже если Мэри Джо окажется так жестокосердна, что не даст мне ни крошки коржика, это не будет иметь большого значения, так что не волнуйся.

— Вы уверены, что не огорчитесь, если она не даст? — спросил Пол встревоженно.

— Совершенно уверена, милый мой мальчик.

— Тогда я не буду беспокоиться, — сказал Пол с долгим вздохом облегчения, — тем более что, как я думаю, Мэри Джо прислушается к голосу разума. Ее не назовешь злой или упрямой, просто она знает по опыту, что нельзя ослушаться бабушку. Бабушка — замечательная женщина, но все должны делать именно то, что она велит. Сегодня утром она была очень мною довольна, так как я сумел наконец съесть целую тарелку овсянки. Мне пришлось нелегко, но все же я справился, и бабушка сказала, что еще надеется сделать из меня человека… Я хочу задать вам один очень важный вопрос. Ответьте мне совершенно честно, хорошо?

— Я постараюсь, — пообещала Аня.

— Как вы думаете, у меня не все дома? — спросил Пол так, как будто вся его жизнь зависела от ее ответа.

— Боже мой, нет, конечно я так не думаю! — воскликнула Аня в изумлении. — Как тебе такое пришло в голову?

— Это Мэри Джо сказала… но она не знала, что я услышу. Вчера вечером к ней заходила Вероника, служанка миссис Слоан, и, проходя через переднюю, я услышал, как они беседуют в кухне. Мэри сказала: "Этот Пол — странный мальчишка, и мысли у него странные. Мелет все время какой-то вздор. Я думаю, у него не все дома". И я никак не мог уснуть вчера вечером, все думал об этом и спрашивал себя, не права ли она. Но я был не в силах спросить об этом бабушку и решил, что спрошу вас. Я так рад, что вы не верите в это.

— Конечно же не верю. Мэри Джо просто глупая, невежественная девушка, и ты никогда не принимай близко к сердцу ее слова, — заявила Аня раздраженно, втайне решив, что осторожно намекнет миссис Ирвинг о необходимости обуздать болтливость Мэри Джо.

— Ах, как хорошо! У меня от сердца отлегло, — сказал Пол. — Теперь, благодаря вам, я совершенно счастлив. Я думаю, это было бы не очень приятно, если бы не все были дома, правда? Вероятно, Мэри Джо так потому показалось, что я иногда рассказываю ей о своих мыслях.

— Это довольно опасно, — согласилась Аня, почерпнувшая это убеждение из глубин собственного опыта.

— Я расскажу вам сегодня об этих мыслях, и вы сами сможете судить, есть ли в них что-нибудь странное, — сказал Пол. — Но я подожду, пока начнет темнеть. В сумерки меня так и тянет рассказать кому-нибудь о том, что я думаю, и, если никого другого нет поблизости, я бываю просто вынужден рассказать обо всем Мэри. Но теперь я, пожалуй, не буду, раз ей от этого кажется, что у меня не все дома. Пусть даже очень захочется рассказать — я перетерплю.

— А если тебе будет слишком тяжело молчать, приходи в Зеленые Мезонины и расскажи о своих мыслях мне, — предложила Аня со всей серьезностью, столь ценимой детьми, которые любят, чтобы к ним относились, как к равным.

— Непременно приду… Но хорошо бы Дэви не было дома, когда я приду, а то он всегда строит мне рожи. Я не сержусь на него, потому что он маленький, а я большой, но все равно это неприятно. Он делает такие ужасные гримасы, что иногда я боюсь, как бы он не остался с таким лицом на всю жизнь. Он строит мне рожи даже в церкви, когда я должен размышлять о божественном… А Дора меня любит. И я ее тоже, хотя не так сильно, как прежде, после того как она сказала Минни Барри, что собирается выйти за меня замуж, когда я вырасту. Возможно, я женюсь на ком-нибудь, когда вырасту, но пока я еще слишком молод, чтобы думать об этом. А что вы скажете?

— Конечно слишком молод, — согласилась Аня.

— Вот мы с вами заговорили о женитьбе, и это напомнило мне еще об одном, что тревожит меня в последнее время, — продолжал Пол. — На прошлой неделе к нам на чай приходила миссис Линд, и бабушка велела мне показать ей портрет моей мамы — тот, который папа прислал мне на день рождения. Мне не очень хотелось показывать его миссис Линд… Конечно, миссис Линд хорошая и добрая, но она не из тех людей, которые вызывают желание показать им портрет любимой матери. Вы ведь понимаете. Но, разумеется, я послушал бабушку. Миссис Линд сказала, что мама была очень красивая, но похожа на артистку и что, наверное, мой отец был намного ее старше. Потом она посмотрела на меня и добавила: "Твой отец, я думаю, скоро опять женится. Хотелось бы тебе, чтобы у тебя была новая мама, а, Пол?" От одной этой мысли у меня перехватило дыхание, но я не хотел, чтобы миссис Линд это заметила. Я посмотрел ей прямо в лицо — вот так — и сказал: "Миссис Линд, папа отлично справился с делом, когда выбирал мне мою первую маму, и я думаю, что могу доверить ему выбрать еще раз". Я действительно доверяю отцу. Но все равно я надеюсь, что, если он захочет, чтобы у меня была новая мама, он поинтересуется моим мнением о ней, прежде чем окажется слишком поздно… А вот и Мэри Джо зовет нас к чаю. Я побегу и посовещаюсь с ней насчет коржиков.

Результатом «совещания» оказалось то, что Мэри Джо поставила на стол не только песочные коржики, но даже и баночку варенья. Аня разливала чай, и они с Полом славно провели время, сидя за столом в гостиной, окна которой были открыты навстречу легкому морскому ветерку, и наговорили столько «вздора», что Мэри Джо была глубоко возмущена и на следующий день сообщила Веронике о том, какая «странная» — ничуть не лучше Пола — эта школьная «учительша». После чая Пол повел Аню наверх, в свою комнату, чтобы показать ей портрет своей матери — это и был тот таинственный подарок ко дню рождения, который запирала на ключ в книжном шкафу миссис Ирвинг.

Комната Пола была маленькой, с невысоким потолком и глубоким квадратным окном. Низко висевшее над морем солнце заглядывало в нее сквозь ветви качаемых ветром елей, создавая причудливую игру света и тени. Мягкие красноватые отблески заката ложились на висевший над кроватью портрет — прелестное юное лицо с матерински нежным взглядом.

— Это моя мама, — сказал Пол с любовью и гордостью. — Я попросил бабушку повесить портрет здесь, чтобы я мог видеть его утром, как только открою глаза. Я уже привык ложиться спать без света, потому что теперь мне кажется, что мама рядом со мной. Папа отлично знал, какой подарок ко дню рождения понравится мне больше всего, хотя никогда меня об этом не спрашивал. Разве это не чудесно, что папы так много знают?

— Твоя мама была очень красива, Пол, и ты немного похож на нее. Только глаза и волосы у нее темнее, чем у тебя.

— У меня папины глаза, — отозвался Пол, придвигая к окну удобное кресло для Ани. — Но у него седые волосы. Очень густые, но седые. Понимаете, папе почти пятьдесят. Это очень зрелый возраст, правда? Но папа только снаружи старый — внутри он очень молодой. Пожалуйста, сядьте здесь, а я сяду у ваших ног. Можно, я положу голову к вам на колени? Мы с мамой часто так сидели. Ах, это просто замечательно!

— А теперь я хочу узнать о твоих мыслях, которые Мэри Джо нашла такими странными, — сказала Аня, поглаживая копну густых кудрей, лежавших у нее на коленях. Пола не нужно было долго уговаривать изложить свои мысли — по крайней мере, родственным душам.

— Я подумал об этом однажды вечером в еловом лесочке, — начал он мечтательно. — Конечно, я не верю в это, а только так думаю. Вы ведь понимаете. А потом мне захотелось об этом кому-нибудь рассказать, но здесь не было никого, кроме Мэри. Она была в кухне, замешивала тесто. И я сел на скамью рядом с ней и сказал: "Мэри, знаете, о чем я думаю? Я думаю, что вечерняя звезда — это маяк на той земле, где живут феи". А Мэри ответила: "Ну и чудной же ты. Никаких фей на свете нет". Я очень рассердился. Я и сам знаю , чтофей не существует, но это не мешает мне думать, что они есть. Вы ведь понимаете. Но я сделал еще одну попытку. Я сказал: "Ну, а знаете, Мэри, что я еще думаю? Я думаю, что после захода солнца на землю спускается ангел — огромный, высокий белый ангел с серебряными крыльями — и поет колыбельные цветам и птицам. Дети могут услышать его, если знают, как слушать". Тогда Мэри подняла вверх руки, все в тесте, и сказала: "Да что ты за странный мальчишка! Ты меня пугаешь". И она действительно казалась испуганной. Тогда я выбежал из дома и шепотом рассказал саду обо всех остальных моих мыслях. Там, в саду, есть маленькая засохшая березка. Бабушка говорит, что это соленые брызги моря погубили ее, но я думаю, что просто дриада, которая жила в этом деревце, была глупенькой. Ей захотелось взглянуть на мир, и она убежала и заблудилась. А деревцу было так одиноко без нее, что оно умерло от разбитого сердца.

— А когда бедной легкомысленной дриаде наскучил мир и она вернулась к своему погибшему деревцу, разбилось и ее сердце, — сказала Аня.

— Да. Но дриады должны нести ответственность за последствия своих поступков, точно так же, как если бы они были людьми, — заметил Пол веско. — А знаете, что я думаю о молодом месяце? Я думаю, что это золотая лодочка, полная снов.

— И когда она зацепляется за облако, некоторые из них выплескиваются за борт и падают к спящим.

— Да-да, именно так. Вы ведь все знаете. А еще я думаю, что фиалки — это маленькие лоскутки неба, которые упали на землю, когда ангелы прорезали в небе дырочки, чтобы через них сияли звезды. А лютики сделаны из старых солнечных лучей… А когда душистый горошек попадет на небеса, он превратится в в бабочек… Вы видите что-нибудь странное в этих мыслях?

— Нет, милый, они совсем не странные; они удивительные и красивые, особенно в устах маленького мальчика, и потому люди, которые сами не могут придумать ничего подобного, даже если будут стараться не одну сотню лет, находят их странными. Но продолжай думать так, Пол… Я уверена, что когда-нибудь ты станешь поэтом.

Вернувшись домой, Аня столкнулась с мальчиком совершенно другого типа. Дэви нужно было уложить спать. Он сидел с надутым видом, а когда Аня помогла ему раздеться, прыгнул в постель и уткнулся лицом в подушку.

— Дэви, ты забыл прочитать молитву, — заметила Аня с упреком.

— Нет, не забыл, — отвечал Дэви с вызовом. — Просто больше я молитву не читаю! И даже не буду пытаться быть хорошим, потому что, как я ни старайся, все равно тебе больше нравится Пол Ирвинг. Так что уж лучше я буду плохим. Зато хоть весело будет.

— Нет, это неправда, будто я люблю Пола больше, чем тебя, — сказала Аня серьезно. — Я люблю тебя так же сильно, но только по-другому.

— А я хочу, чтобы ты любила меня, как его, — надул губы Дэви.

— Нельзя одинаково любить разных людей. Разве ты любишь меня и Дору одинаково? Ведь нет?

Дэви сел на постели и задумался.

— Э… э… н-нет, — признал он наконец. — Я люблю Дору, потому что она моя сестра, а тебя, потому что ты… это ты.

— А я люблю Пола, потому что он Пол, а Дэви, потому что он Дэви, — сказала Аня весело.

— Ну ладно, тогда я, пожалуй, буду читать молитву, — сказал Дэви, сраженный этой железной логикой. — Только сейчас неохота вставать, раз уж лег. Утром прочитаю два раза. Как ты думаешь, ведь это все равно?

Нет, Аня была решительно убеждена, что это не все равно, и потому Дэви выкарабкался из постели и опустился на колени. Прочтя молитву, он откинулся назад, опустившись на свои босые темные пятки, и взглянул вверх на Аню:

— Аня, я уже лучше, чем был прежде.

— Да, это правда, Дэви, — сказала Аня, которая всегда без колебаний отдавала должное каждому.

— Я сам знаю, что стал лучше, и скажу тебе, как я об этом узнал. Сегодня Марилла дала мне два куска хлеба с маслом и вареньем — один для меня, другой для Доры. Один кусок был гораздо больше, а Марилла не сказала, который из них мой. Но я отдал больший кусок Доре. Я хорошо поступил, правда?

— Очень хорошо и именно так, как подобает мужчине, Дэви.

— Хотя, конечно, — признал Дэви, — Дора была не очень голодная; она съела только половину своего куска, а остальное отдала мне. Но я же не знал, что она это сделает, когда давал ей больший кусок, так что, значит, я все-таки был хорошим.

В сумерки, прогуливаясь у Ключа Дриад, Аня увидела Гилберта Блайта, вышедшего из-под темнеющих сводов Леса Призраков. И неожиданно она осознала, что Гилберт больше уже не школьник. Он выглядел как настоящий мужчина — высокий, широкоплечий, с открытым лицом и ясными, честными глазами. Аня подумала, что Гилберт очень красивый молодой человек, пусть даже он и непохож на мужчину ее мечты. Они с Дианой уже давно обсудили вопрос о том, какой мужчина может им понравиться, и оказалось, что вкусы их в точности совпадают: он должен быть высоким, стройным, с незаурядной внешностью, загадочным и меланхолическим взглядом, звучным и проникновенным голосом, изысканными манерами. В облике Гилберта не было ничего меланхолического или загадочного, но, разумеется, для дружбы это не имело никакого значения!

Гилберт прилег на траву возле Ключа Дриад и с удовольствием остановил взгляд на сидевшей на камне Ане… Если бы Гилберта попросили описать совершенный образец женской красоты, нарисованный им портрет повторял бы портрет Ани вплоть до мельчайших подробностей, включая даже те семь веснушек, чье несносное присутствие по-прежнему томило ее душу. Гилберт пока еще во многом оставался мальчиком, но и мальчики мечтают о будущем, и в мечтах Гилберта всегда присутствовала девочка с большими, ясными серыми глазами и тонким, нежным, словно цветок, лицом. Он твердо решил, что его будущее должно быть достойным его богини. Даже в тихой Авонлее встречалось немало искушений, которым нужно было уметь сопротивляться, да и в Уайт Сендс молодежь была довольно «легкомысленной», а Гилберт пользовался успехом, где бы он ни появлялся. Но он был намерен сохранить себя достойным Аниной дружбы, а в отдаленном будущем, возможно, и ее любви, и поэтому следил за своими мыслями, словами и поступками так же строго, как если бы вся его жизнь проходила перед взором ее ясных, правдивых глаз и ей предстояло судить его. Она оказывала на него то неосознанное влияние, какое каждая девушка, чьи идеалы высоки и чисты, оказывает на своих друзей, — влияние, которое длится до тех пор, пока она сама верна этим идеалам. В глазах Гилберта самым большим очарованием Ани было то, что она никогда не унижалась до привычных столь многим авонлейским девушкам мелкой зависти, обманов, интриг, флирта. Она держалась в стороне от всего этого не с какой-то осознанной целью, а просто потому, что подобного рода поведение было чуждо ее открытой порывистой натуре, кристально чистой во всех своих желаниях и побуждениях.

Но Гилберт не пытался облечь свои мысли в слова, имея все основания ожидать, что Аня безжалостно и холодно подавит в зародыше все его попытки заговорить о чувствах… или посмеется над ними, что было бы еще хуже.

— Под этой березой ты выглядишь как настоящая дриада, — сказал он, желая немного подразнить ее.

— Люблю березы, — отозвалась Аня, прижимаясь щекой к белому атласу стройного ствола одним из тех милых ласкающих жестов, которые были совершенно естественными для нее.

— Тогда, — улыбнулся Гилберт, — тебе будет приятно услышать, что мистер Мейджер Спенсер решил посадить березы вдоль дороги на всем протяжении своей фермы в знак поддержки Общества Друзей Авонлеи. Мы сегодня говорили с ним об этом. Мейджер Спенсер наиболее прогрессивный и сознательный человек в Авонлее… А мистер Уильям Белл собирается устроить живую изгородь из пихт там, где его земли подходят к главной дороге, и вдоль дорожки, ведущей к его дому. Наше Общество процветает: период проб и ошибок позади, мы получили всеобщее признание. Старшее поколение начинает относиться к нам благосклоннее, и в Уайт Сендс многие поговаривают о том, чтобы последовать нашему примеру. Даже Илайша Райт изменил свое мнение о нас, с тех пор как отдыхавшие здесь американцы в разговоре с ним с большой похвалой отозвались об обочинах авонлейских дорог, отметив, что они выглядят гораздо привлекательнее, чем в любой другой части острова. А когда и другие фермеры последуют положительному примеру мистера Спенсера — устроят живые изгороди и посадят декоративные деревья вдоль дорог у своих ферм, — Авонлея будет самым красивым поселком в нашей провинции.

— Благотворительное общество собирается заняться приведением в порядок кладбища, — сказала Аня. — Я очень рада, ведь для этого потребуется опять собрать деньги по подписке, а нам бесполезно даже браться за это после истории с покраской клуба. Но если бы Общество Друзей Авонлеи первым не подняло вопрос о кладбище, никто и не подумал бы заняться его благоустройством. Деревья, которые мы посадили возле церкви, зацвели, а попечительский совет школы обещал мне в следующем году обнести изгородью школьный двор. Если они сдержат слово, я проведу в школе День древонасаждения, и каждый ученик посадит дерево. Тогда у развилки дороги появится новый сад.

— Мы добились успеха почти во всех наших начинаниях, если не считать проекта сноса старого дома Бултера, — заметил Гилберт, — но я уже потерял надежду, что нам удастся уговорить Леви. Он не снесет эту развалину, просто чтобы позлить нас. Дух противоречия силен во всех Бултерах, а в Леви особенно.

— Джули Белл предлагает послать к нему еще один комитет или делегацию, но мне кажется, что лучше просто его проигнорировать, — сказала Аня глубокомысленно.

— И довериться Провидению, как говорит миссис Линд, — улыбнулся Гилберт. — Хватит комитетов и делегаций! Они только еще сильнее раздражают его. Джули думает, что стоит лишь избрать комитет и все — дело сделано… А следующей весной мы должны начать кампанию за приведение в порядок газонов и лужаек. У меня есть хорошая книга на эту тему, и я постараюсь как можно скорее подготовить по ней доклад… Ну вот, каникулы наши подходят к концу. Занятия в школе начинаются в следующий понедельник. Это правда, что Руби Джиллис получила место учительницы в Кармоди?

— Да. Присилла написала мне, что переходит на работу в школу в своей родной деревне, а на ее место в Кармоди попечители берут Руби. Конечно, жаль, что Присилла не вернется к нам после каникул, но раз уж это неизбежно, мне приятно, что ее сменит именно Руби. Она будет приезжать домой по субботам, и все будет как в прежние времена: она, Джейн, Диана и я опять будем вместе.

Вернувшись домой, Аня застала Мариллу сидящей на ступеньке заднего крыльца.

— Я была у Рейчел, и мы с ней решили завтра съездить в город, — сказала Марилла. — На этой неделе Томас чувствует себя лучше, и Рейчел хочет съездить за покупками, прежде чем у него наступит новое обострение болезни.

— А я собираюсь завтра встать раньше обычного, потому что у меня очень много дел, — сообщила Аня с видом воплощенной добродетели. — Первым делом я пересыплю перо из моей старой перины в новый чехол. Я давно уже должна была это сделать, но все откладывала — это такое неприятное занятие! Но откладывать неприятную работу — скверная привычка, и впредь я так поступать не буду, иначе я не смогу с чистой совестью осуждать моих учеников за подобное поведение. Это было бы непоследовательно… А еще я хочу испечь пирог для мистера Харрисона, закончить свой доклад о садах для Общества Друзей Авонлеи, написать письмо Стелле, выстирать и накрахмалить мое белое муслиновое платье и сшить Доре новый передничек.

— Ты не сделаешь и половины того, что наметила, — заверила Марилла. — По опыту знаю: как ни соберешься сделать кучу дел, так непременно что-нибудь да помешает.