Онлайн чтение книги Энн в Эвонли Anne of Avonlea
Глава 23. Роман мисс Лаванды

— Я собираюсь пойти сегодня в Приют Эха, — сказала Аня однажды в пятницу, вернувшись из школы.

— Похоже, будет снег, — предостерегла Марилла.

— Я доберусь туда прежде, чем он начнется, и останусь там на ночь. Диана не может пойти вместе со мной, у нее гости, а я уверена, что мисс Лаванда будет ждать меня сегодня вечером. Уже две недели, как я не заходила к ней.

С того памятного октябрьского дня Аня уже не раз побывала в Приюте Эха. Иногда они с Дианой ездили туда в кабриолете по дороге, иногда ходили пешком по тропинке прямо через лес. Когда Диана не могла сопровождать ее, Аня ходила одна. Между ней и мисс Лавандой завязалась та сердечная и благотворная дружба, которая может существовать только между женщиной, сохранившей в душе свежесть юности, и девушкой, чье воображение и интуиция способны заменить жизненный опыт. Аня наконец нашла самую что ни на есть "родственную душу", а в уединение заполненной лишь мечтами жизни мисс Лаванды, "забывшей мир и забытой миром", Аня и Диана внесли атмосферу бодрости, юности и реальности. Шарлотта Четвертая всегда приветствовала их самой широкой из своих улыбок — а все улыбки Шарлотты были невероятно широкими — и радовалась им не только потому, что их любила ее обожаемая хозяйка, но и потому, что они нравились ей самой. Никогда прежде не царило в маленьком каменном домике такое "бурное веселье", какое царило там в эту чудную долгую осень, когда ноябрь казался вновь наступившим октябрем, и даже декабрь ярким блеском солнца и утренней дымкой пытался подражать июню.

Но в этот день декабрь, словно вспомнив, что по всем правилам на дворе должна стоять зима, вдруг сделался задумчив и печален и окутал мир безветренной тишиной, предвещавшей снегопад. И все же прогулка через огромный серый лабиринт буковых лесов доставляла Ане огромное удовольствие. Она не чувствовала себя одинокой; воображение создавало ей веселых спутников, и она оживленно вела с ними воображаемый разговор, который был и остроумнее, и приятнее, чем обычно бывают разговоры в настоящей жизни, где люди так часто самым плачевным образом оказываются неспособны беседовать с нами на уровне наших требований. Но в воображаемом кругу тонких и глубоких умов каждый говорит именно то, что нам хотелось бы услышать, и это дает нам возможность сказать именно то, что нам хотелось бы сказать. В сопровождении этой невидимой компании Аня прошла через лес и вступила на тропинку, ведущую к каменному домику, как раз тогда, когда крупные пушистые хлопья снега начали медленно и тихо опускаться на землю.

На первом же повороте под высокой развесистой елью она увидела мисс Лаванду. На ней было теплое темно-красное платье, а голову и плечи окутывала серебристо-серая шелковая шаль.

— Вы похожи на королеву фей этого елового леса! — весело воскликнула Аня.

— Я знала, что ты придешь сегодня, Аня, — сказала мисс Лаванда, бросаясь ей навстречу. — И я вдвойне рада твоему приходу, потому что осталась сегодня совсем одна. У Шарлотты Четвертой заболела мать, и ей пришлось пойти домой. Мне было бы очень одиноко, если бы ты не пришла… Мечты и эхо не всегда могут заменить общество людей. Ах, Аня, какая ты хорошенькая, — добавила она неожиданно, глядя вверх на высокую стройную девушку с чуть порозовевшими от прогулки щеками. — Какая хорошенькая и какая юная! Семнадцать — это так чудесно, правда? Я тебе завидую, — заключила она чистосердечно.

— Но и вашему сердцу никак не больше семнадцати, — улыбнулась Аня.

— Нет, я старая… или, скорее, среднего возраста, что гораздо хуже, — вздохнула мисс Лаванда. — Иногда мне удается вообразить, что это не так, но потом я снова осознаю печальную истину, с которой не могу примириться, как, впрочем, большинство женщин. Все во мне восстает и негодует с тех самых пор, когда я заметила свой первый седой волос. Нет, Аня, не смотри на меня так, будто пытаешься понять и посочувствовать. В семнадцать этого не понять… И я сейчас же воображу, что мне тоже семнадцать! Это нетрудно, когда ты рядом. Ты всегда приносишь с собой юность, словно волшебный дар. Мы замечательно проведем время. Сначала чаю… что ты хочешь к чаю? Будет все, что ты захочешь. Придумай что-нибудь вкусное, пусть даже и неудобоваримое.

В этот вечер в каменном домике было шумно и весело. Здесь готовили самые невероятные лакомства, пировали, шалили, смеялись и фантазировали — сущая правда, что хозяйка и гостья вели себя отнюдь не так, как пристало даме, облеченной достоинством сорокапятилетнего возраста, и степенной, солидной школьной учительнице.

Наконец, утомясь, они сели на ковре перед камином в гостиной, освещенной лишь мягкими отблесками пламени и наполненной восхитительным ароматом розовых лепестков, лежавших в открытой коробочке на каминной полке. За окном вздыхал и стонал поднявшийся к ночи ветер. Снег мягко и глухо ударял в оконные стекла, как будто сотни духов бури стучались в дом, прося приюта.

— Как я рада, что ты со мной, Аня, — сказала мисс Лаванда, покусывая конфетку, — без тебя мне было бы грустно… очень грустно… невыносимо грустно. Мечты и игры «понарошку» хороши днем и при солнечном свете, но когда темно, а за окном метель, они не могут принести человеку удовлетворение. В такие минуты ему хочется не мечты, а действительности. Но ты не знаешь этого — в семнадцать этого не знают. В семнадцать мечты дают удовлетворение, так как ты уверен, что они сбудутся. Когда мне было семнадцать, Аня, я и не подозревала, что в сорок пять окажусь седой старой девой, чья жизнь не заполнена ничем, кроме фантазий.

— Но вас никак не назовешь старой девой, — возразила Аня, улыбаясь и глядя в печальные темные глаза мисс Лаванды. — Старыми девами родятся… ими не становятся.

— Одни родятся старыми девами, другие добиваются этого положения сами, а третьим оно навязано, — усмехнулась мисс Лаванда.

— Тогда вы из тех, которые его добились, — засмеялась Аня, — и сделали это с таким изяществом, что если бы все старые девы были похожи на вас, то скоро вошли бы в моду.

— Да, я стараюсь делать все как можно лучше, — сказала мисс Лаванда задумчиво, — и раз уж моим жизненным уделом оказалось остаться незамужней, я решила представить миру образец очень милой старой девы. Но так как я иду своим путем и отказываюсь следовать установившейся традиции, люди называют меня странной… Аня, тебе кто-нибудь рассказывал обо мне и Стивене Ирвинге?

— Да, — ответила Аня откровенно, — я слышала, что вы когда-то были помолвлены.

— Это было двадцать пять лет назад… целую жизнь назад. Той весной мы должны были пожениться. У меня уже было готово подвенечное платье, хотя никто, кроме мамы и Стивена, об этом не знал… Можно сказать, что мы с ним были помолвлены почти всю жизнь. В детстве он часто приходил к нам в гости со своей матерью, и однажды — ему было девять лет, а мне шесть — он позвал меня в сад и сказал, что твердо намерен жениться на мне, когда вырастет. Помню, что я ответила: «Спасибо», а когда он ушел, сказала моей маме очень серьезно, что камень свалился у меня с души, так как теперь мне уже не грозит остаться старой девой. Как смеялась тогда бедная мама!

— Но что же случилось? — спросила Аня и, затаив дыхание, ждала ответа.

— О, это была заурядная и глупая ссора, настолько банальная, что — поверишь ли? — я даже не помню, с чего все началось и кто был больше виноват. Наверное, начал Стивен, но, полагаю, я сама вызвала его на это каким-нибудь безрассудством. Видишь ли, у него были соперники, а я была тщеславной кокеткой, и мне хотелось немного подразнить его, хотя я хорошо знала, какой он чувствительный и обидчивый. Мы расстались в гневе, но тогда казалось, что все еще можно исправить. И так оно и было бы, если бы Стивен не вернулся ко мне слишком рано… Аня, дорогая, мне тяжело об этом говорить, но я, — тут мисс Лаванда понизила голос, словно собиралась признаться в природной склонности к убийству ближних, — ужасно капризная. О, не улыбайся… это слишком печальная истина… И я капризничала и дулась, а Стивен вернулся раньше, чем мне надоело это занятие. Я не захотела слушать его, не захотела простить — и он ушел навсегда. Он был слишком гордым, чтобы прийти второй раз. И тогда я стала дуться уже из-за того, что он не приходил. Конечно, я могла бы позвать его, но это казалось унизительным. Я была не менее гордой, чем он… Гордость и обидчивость — очень плохое сочетание, Аня. А потом…. потом я никого больше не полюбила, да и не хотела полюбить. Я знала, что предпочту тысячу лет жить в одиночестве, чем выйти замуж за кого-то другого. Сегодня все это кажется сном… С каким сочувствием ты смотришь на меня, Аня. Так могут смотреть только в семнадцать. Но… не будем преувеличивать мои страдания! Несмотря на разбитое сердце, я очень счастливая и довольная собой маленькая особа. В настоящей жизни, Аня, разбитое сердце совсем не так ужасно, как это выглядит в книжках. Это похоже на больной зуб, хотя такое сравнение конечно покажется тебе неромантичным. Порой приходит боль, и тогда не спишь ночь, но в промежутках можно радоваться жизни и наслаждаться мечтами, эхом и конфетами так, как будто ничего и не было… ну вот, теперь у тебя на лице разочарование. Ты думаешь, что я совсем не такая интересная особа, какой казалась тебе всего лишь несколько минут назад, когда ты видела во мне вечную жертву трагических воспоминаний, мужественно скрывающую свои страдания под маской веселости. Но худшее — или, быть может, лучшее — в реальной жизни, Аня, то, что она, жизнь, не позволит тебе навсегда остаться несчастной и будет усердно стараться сделать тебя довольной и спокойной, даже если ты полна решимости вечно быть романтичной страдалицей… Какие великолепные конфеты у нас с тобой получились! Боюсь, мне вредно есть столько сладкого, но собираюсь безрассудно продолжать!

После недолгого молчания мисс Лаванда неожиданно заговорила снова:

— Когда во время нашей первой встречи я услышала от тебя о сыне Стивена, это оказалось для меня настоящим потрясением. С тех пор я никак не могла решиться снова заговорить с тобой о нем, но мне очень хочется узнать, что это за мальчик.

— Это самый чудесный, милый ребенок, какого я знаю… и он тоже любит играть и фантазировать, совсем как мы с вами.

— Мне хотелось бы увидеть его, — сказала мисс Лаванда чуть слышно, будто обращаясь к себе самой. — Интересно, похож ли он на моего маленького мальчика, которого я создала себе в мечтах…

— Если вы хотите увидеть Пола, я могу привести его к вам в гости, — предложила Аня.

— Непременно… но не сейчас. Я должна привыкнуть к этой мысли. Эта встреча может принести мне больше боли, чем радости, если он слишком похож на Стивена… или слишком не похож. Может быть, ты приведешь его, скажем, через месяц?

И месяц спустя Аня и Пол вдвоем шагали через лес к Приюту Эха… На повороте тропинки они неожиданно столкнулись с мисс Лавандой, которая, увидев их, сильно побледнела.

— Значит, это сын Стивена! — сказала она тихо, взяв Пола за руку и вглядываясь в него — такого веселого, красивого, стройного, в ловко сидящем меховом пальтишке и шапочке. — Он… он очень похож на отца.

— Да, я весь в отца, так все говорят, — с улыбкой ответил Пол, чувствуя себя совершенно непринужденно.

Аня, внимательно наблюдавшая за этой короткой сценой, вздохнула с облегчением. Она почувствовала, что мисс Лаванда и Пол "потянулись" друг к другу и что в их отношениях не будет никакой скованности или неловкости.

Склонность к мечтам, фантазиям и играм не мешала мисс Лаванде быть умной и уравновешенной женщиной, и после первых минут невольного смущения она умело скрыла свои чувства и вела себя с Полом так же естественно и свободно, как если бы это был любой другой ребенок, пришедший к ней в гости. Втроем они замечательно провели время, а ужин оказался поистине роскошным, с таким обилием сладких и жирных блюд, что старая миссис Ирвинг воздела бы в ужасе руки при мысли о погубленном навеки пищеварении внука.

— Приходи еще, дружок, — улыбнулась мисс Лаванда, на прощание пожимая Полу руку.

— Вы можете поцеловать меня, если хотите.

Мисс Лаванда наклонилась и поцеловала его.

— Как ты догадался, что мне этого хочется? — шепнула она.

— Вы смотрели на меня совсем как моя мама, когда она хотела меня приласкать. Вообще-то, я не люблю, чтобы меня целовали. Мальчики этого не любят, вы ведь знаете, мисс Льюис. Но мне было приятно, когда вы меня поцеловали. Я обязательно приду к вам еще и хотел бы стать вашим близким другом, если вы не возражаете.

— Я… я не возражаю, — ответила мисс Лаванда. Она быстро отвернулась и вошла в дом, но мгновение спустя уже махала им на прощание из окна, весело улыбаясь.

— Мне нравится мисс Лаванда, — объявил Пол, снова шагая с Аней через буковый лес. — Мне нравится, как она на меня смотрит, и ее каменный домик, и Шарлотта Четвертая. Вот бы у бабушки вместо Мэри Джо была Шарлотта Четвертая! Уж она-то не подумала бы, что у меня не все дома, если бы я рассказал ей о моих мыслях. А какой чудесный был ужин, правда? Бабушка говорит, что мальчики должны есть все подряд и не думать, вкусно это или невкусно, но иногда от этого трудно удержаться… Вы ведь понимаете. Я думаю, мисс Лаванда не стала бы заставлять мальчика есть на завтрак овсянку, если она ему не нравится, а давала бы ему то, что он любит. Хотя, возможно, — Пол был в высшей степени объективен, — это оказалось бы не очень полезным для него. Но иногда, для разнообразия, это очень приятно… Вы ведь понимаете.