Онлайн чтение книги Багряные пионы. Шедевры поэзии танка серебряного века
Такахаси Синкити

Из книги «СТИХИ ДАДАИСТА СИНКИТИ»

Тарелки
тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

тарелка тарелка тарелка тарелка

апатия

пафос червей ползающих по лбу

своим передником цвета белого риса

не вытирай тарелок

о ты женщина с черными ноздрями

там чадит юморок

растопи водой ком человеческой жизни

в холодном сотейнике

всплывает смертная скука

бей тарелки

когда бьешь тарелки

апатия отзывается звоном

Слепой
снег

черный

редька серая

грязные руки лопухи порождающие непристойность

мертвые стихи из которых не выйдет даже приправы к сасими

вылизанная пыль спящий человек волан активности

ржавые гвозди в бревне выброшенном на берег

толстые женские ляжки сталкивающие вожделенье обоих

перчатка с пустым раструбом роняющее щеку

захоронение захоронение захоронение захоронение

захоронение

захоронение захоронение электричка

электричка электричка электричка электричка электричка

земляное днище огня обледеневает

белое белое белое оно белое

белое только оно

только оно белое

глаза как у мокрой селедки

пронзены

раскаленным

небом

Из книги «ПРОПИТАНИЕ»

Ливень
Я видел, как ливень был ветром сбит и повержен.

Ноги дождя от робости заплетались.

Слабо искрились, мерцали светлые капли.

Дождь был застенчив — он стеснялся, как дева,

непорочная, чуждая скверны.

Я же блуждал меж зыбучих песков, от людей скрываясь,

намереваясь счеты покончить с жизнью.

Дождь стучал по зонту, будто пробить пытался.

Автомобили в столице ночной мне казались

мыслящими одушевленными существами.

О ливень! О дева, чьи груди еще так незрелы!

Если огни в этом городе не погаснут,

в очи ее смотреть я буду не в силах…

Из книги «СОБРАНИЕ СТИХОВ ТАКАХАСИ СИНКИТИ»

Незыблемость
Этот человек двигаться не желает.

Даже самый мощный магнит не сможет

притянуть его, как железную пластину.

Этот человек действовать не желает.

Даже если в мозгу у него что-нибудь взорвется,

Даже если набросятся на него потревоженные пчелы,

этот человек позиции не переменит.

Муки скорби, таящиеся в сердце,

окружают его туманной завесой.

Он подобен дереву, пустившему корни

глубоко в землю.

Он, словно тонущий пароход, погружается

на дно океана

сквозь пропитанный уныньем одиночества

утренний воздух.

Дни и месяцы в потоке времени —

словно скорлупки ракушек, приставшие

к коралловой ветви.

Этот человек, уподобясь инкрустированной шкатулке,

абсолютно неподвижен.

Бессмысленность
Слова — вот первое, чего я не приемлю.

Хочу, чтобы жили мы все, слова уничтожив.

Ведь все равно не найти тех слов,

что открыли бы людям

сокровенную суть Изначального слова.

Люди, не ведая Слова, праздно пишут слова,

смыслом их наделяя.

Есть ли вообще какой-нибудь смысл в пушках?

В убийстве людей никакого смысла быть не может.

Однако можно ли это назвать фактом?

Да, это факт, потому-то в нем и нет смысла.

Факт есть происходящее на самом деле.

Нечто, подобное синему пламени углей.

Факт — это нечто, уже исчезнувшее. Так что же?

Какой смысл в исчезающем, преходящем?

Что может быть глупее попыток

докопаться до корней в поисках исчезнувших фактов?

Для чего живет лошадь?

Разве не бессмысленно, что лошадь рожает жеребенка?

Все относительно. Может быть, следует назвать это случайностью?

Что ж, пожалуй, так оно и есть. Случайность!

Оттого, что так оно и есть, это можно выразить в слове.

Но нет никакой необходимости в предметах и действиях,

выраженных словом.

Вся их предметность — лишь случайные сгустки.

Эти феномены наделять смыслом так же нелепо и глупо,

как и сами слова наделять смыслом.

Какой смысл в том, что ночь наступила?

Какой смысл в том, что человек умирает?

Какой смысл в том, что идет снег?

Какой смысл в том, что цветы красивы?

Какой смысл в том, чтобы эти слова произнести и записать?

Тем не менее все это реальные факты.

Есть ли здесь что-нибудь, не относящееся к фактам?

Всё только факты!

Из того факта, что все это факты, и проистекает бессмысленность.

Бессмысленность неоспорима.

Бессмысленно то, что курица квохчет.

Бессмысленно то, что она высиживает яйца.

Бессмысленно летать на самолете.

Бессмысленно пытаться влиять на политику.

Какой во всем этом смысл для мертвеца?

А кто говорит, что есть смысл в живущих?

Все факты бессмысленны.

И жить также бессмысленно.

Бессмысленно, но, вы полагаете, любопытно?

То, что любопытно, — факт,

а ведь все факты бессмысленны…

Меня нет дома
Скажи, что меня нет дома.

Скажи, что здесь никого нет.

Я вернусь через полмиллиона лет.

Ракушки
Поскольку ничего нет,

то, если бы не было рожденья,

не было бы и смерти.

Раковины пусты.

Пахучую плоть моллюсков

унесли волны.

Раковины

мокнут в лунном свете,

потом сохнут на солнце,

в песке дремлют.

Больше они не забеременеют морем.

Ни к чему они отношения не имеют.

Волны накатываются и отступают.

Вместе с ними исчезают ракушки…

Процессия душ
Сегодня на Токийском вокзале я видел отряд —

несколько десятков демобилизованных военных.

Они шли, взвалив на плечи свои нехитрые пожитки.

У них были бледные, бескровные, осунувшиеся лица.

«Не сон ли? Мы снова на родной земле!» —

должно быть, думали они.

«Какое счастье!» — должно быть, шептали они.

А может быть, они шептали что-то о печали, ненависти

или о мечтах далекого прошлого…

Из книги «ПРАЗДНИК ГИОН»[sup][169]

[/sup]Киёсиро
Половина моего лица обратилась в море.

Слушаю барабанчик, на котором играет гейша.

Я сижу на рогожной циновке —

на лбу инкрустация из лунного света.

Что же это такое?

Обливается потом шаровая молния цветка саса.

Прямо передо мной три старших офицера

лихо отплясывают чудной бесшабашный танец.

Солнце
На склоне горы жила змея.

Греясь на солнцепеке,

она нежилась в скалах.

Ветер подул,

всколыхнул воздух,

остудил то место, где было солнце.

Змея поудобней развернула свое длинное тело.

Это было пятьдесят тысяч лет назад.

Солнце светило

над камнями египетских пирамид.

Лучи того же самого солнца

сейчас припекают мою грудь.

Выщербленный ветрами камень

разрушается и гибнет.

Змея, высунув голову из-под каменного навеса,

хочет пожрать и уничтожить мои мысли.

Пурпурные палые листья устлали гравий.

Твое лицо на треугольники разделено солнцем.

Вы порождаете змей…

Зеленая листва над дорогой сочится влагой…

Бык и ледяной дождь
Когда я был быком,

на рогах у меня повисали нити ледяного дождя.

На кончике языка у быка вырастала скала —

словно птица садилась на телевизионную антенну.

Ветер обволакивает своим дыханием земной шар —

что же тогда обволакивает космос?

Монахиня-католичка в белом чепце,

напоминающем бычье копыто.

Космос, пропущенный через бычьи ноздри…

Когда я был оленем,

икры мои обрастали осенней листвою.

Есть ли, нет ли — все едино.

Вещи не горизонтальны

и не вертикальны.

От дыхания приходит в движение космос.

В момент между входом и выходом бык исчезает,

превращаясь в оленя…

Каштан
Может быть, каштан — это Будда?

А может быть, Бог?

Каштан это и Будда, и Бог, и просто каштан.

Печально, что мы, люди, воспринимаем каштан,

чья сущность столь сложна и неоднозначна,

как самый обыкновенный каштан.

Вот откуда и возникает трагедия…

Из книги «ВОРОБЕЙ»

Позиция воробья
Воробей разделил день на две половины.

На той белой стене

отпечатались дрожащие тени многих полдней —

и полдень дня вчерашнего, и полдень дня послезавтрашнего,

наслаиваясь, откладываются на стене.

Полдни будущего года и года минувшего

впитались в нее неизгладимым изображением.

Даже если белая стена рухнет, разрушится до основанья,

полдни не покинут своего привычного места.

Они вечно будут дымиться в нынешнем обличье.

То был бесцветный мир, лишенный красок,

где любой цвет неожиданно мог проявиться…

Все меняется.

Лебедь обращается в ворона.

Не осталось плохого —

всюду только хорошее.

Например, нарисованная белка — на лаковом подносе,

дикий бык — в африканских джунглях.

Слизняк ползет по стене,

оставляя серебристый след за собою.

Воробей клюет зернышки граната.

Все можно увидеть сквозь линзу, а можно —

сквозь белку.

Поскольку целое есть часть

(а ведь любое целое есть часть),

в настоящем проявляются дела

давностью в несколько сот миллионов лет,

а то, что мы лицезреем сейчас, —

явления давностью в несколько сот миллионов лет.

Поутру воробей танцевал в водовороте

звездных туманностей,

удаленных от земли на миллионы световых лет.

До полудня у него свободное время,

и может происходить все что угодно.

Ведь и утра, ближайших сотен миллионов лет

будут так же ничем не заполнены, как и это утро.

Космос понемногу движется,

и роль воробья сводится к тому,

что он понемногу двигает космос…

Из книги «ОТЕЦ И МАТЬ»

Родные края
В конце концов, подобно сухому листу, что истлевает

у корней старого полусгнившего дерева,

хочу я вернуться в родные края.

Только там, на родине, хочу я умереть.

Предчувствую, что жить мне осталось совсем немного.

Женщина плачет, зовет меня во весь голос.

Какое лицо у нее? Не помню.

Ей, наверное, очень грустно. Она кричит снова и снова,

кричит, будто бы вся обратившись в голос.

О чем она? В этом протяжном крике

слышится укор земле, упрек небу. Тоскливый призыв

грудь женщины разрывает.

Эту женщину я хорошо знаю — единственную женщину,

которая все еще меня любит. Она зовет,

кричит изо всех сил, чтобы я услышал.

Нет, голоса ее я не слышу, но зато ощущаю зов сердца.

Призрачный смутный образ не исчезает,

стоит перед взором.

В моем родном городке, удаленном от моря,

вспоминая меня, женщина плачет.

Я надеюсь, она не умрет до моего возвращенья.

Я бы очень хотел застать ее там, вернувшись.

Остаток дней своих я хочу провести с этой женщиной

в тихом провинциальном городке,

где даже колебание воздуха не потревожит

моего больного, немощного старческого тела.

Я хочу жить в мире и покое, днем и ночью раздумывая

о делах минувших, оплакивая пережитое.

К той забытой женщине я хочу вернуться.

Городок раскинулся на привольном лугу,

в четырех ри от моря.

Там течет большая река. Женщина плачет.

Днем работает, ночью из-за меня проливает слезы.

По моей вине эта женщина безутешна.

Год за годом проводит она в тоске и печали.

Не знаю, право, стою ли я ее слез,

пролитых в смертной муке.

Если я умру раньше, женщина та, должно быть,

тоже не сможет больше жить на свете.

Я не хочу умирать, на земле оставив

это скорбящее, любящее созданье, —

но пережив ее, в одиночестве скорбь лелеять

для меня еще страшней, еще горше.

Я готов завопить, от ужаса разрыдаться,

с отвращением думая о себе — о человеке,

который дожил до старости, не сделав

никому ничего хорошего в мире.

С этой женщиной хочу я доживать свои дни,

словно сухой лист, истлевающий под деревом, у корня…

Дождь и туман
Тихий дождь моросит туманным утром.

Подвывая, как призрак, проходит собака.

Чаю заварю, в одиночестве выпью.

На коленях клубочком свернулась кошка.

На земле, окропленной росой былых грез,

Посадил бамбук, камни расставил — и слушаю ветер.

А когда набегут облака и вечер настанет,

Я окно, что распахнуто в явь, закрою

и уйду в спальню…