Онлайн чтение книги Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ. ДВОРЕЦКИЙ ЧЖАЙ ПРИСЫЛАЕТ СИМЭНЬ ЦИНУ ПОСЛАНИЕ С ПОЖЕРТВОВАНИЕМ НА ПОХОРОНЫ. ЕГО ПРЕОСВЯЩЕНСТВО ХУАН, СВЕРШАЯ ПАНИХИДУ, МОЛИТСЯ ОБ ОТПУЩЕНИИ ГРЕХОВ УСОПШЕЙ И О ПРОВОЖДЕНИИ ДУШИ ЕЕ НА НЕБО

Так вот, в тот день на пиру с шурином У Старшим, Боцзюэ и остальными Симэнь спросил Хань Даого:

– Так когда же отплывают купеческие корабли? Надо бы загодя товар упаковать.

– Вчера узнавал, – отвечал Даого. – Сказали, двадцать четвертого отчаливают.

– Тогда после панихиды упакуем, – заключил Симэнь.

– Кого ж пошлешь? – поинтересовался Боцзюэ.

– Все трое поедут, – сказал Симэнь. – В будущем году отправлю Цуй Бэня за партией товаров в Ханчжоу. А вот он, – Симэнь указал на Хань Даого, – и Лайбао поедут в Сунцзян и прилегающие города за холстом. Парча и шелка у нас пока есть.

– И все-то у тебя, брат, ну до самых мелочей предусмотрено, – восхищался Боцзюэ. – А торговля тогда только и процветает, когда на всякий спрос готово предложение.

Время подходило к первой ночной страже, и шурин У Старший встал.

– Мы выпили предостаточно, – говорил он. – И тебе, зятюшка, тоже пора отдохнуть. За день порядком досталось. Так что разреши проститься.

Но Симэнь никак не хотел его отпускать и велел актерам спеть, а каждому выпить по три чарки. Только после этого гости разошлись. Симэнь наградил четверых актеров шестью цянями серебра, но те стали отказываться.

– Мы не можем принять такое щедрое вознаграждение вашего превосходительства, – объясняли они. – Ведь мы пели по долгу службы, по приказу его сиятельства Суна.

– Да чего вы боитесь? – возражал Симэнь. – Я желаю вас наградить, причем же тут приказ?

Актеры наконец приняли серебро и отвесили хозяину земные поклоны, но не о том пойдет речь.

Симэнь пошел на ночлег в задние покои, а на другой день с утра отправился в управу. Между тем отец У, настоятель монастыря Нефритового владыки, прислал двух мастеровых с послушником для сооружения в приемной зале алтаря с престолом.

На верхнем ярусе престола располагались Трое пречистых.[1111]Трое Пречистых (ранее, в гл. XXXIX – Высокие духи Трех чистых миров) – Изначальный небесный повелитель Нефритовой Чистоты, Вершащий дао государь духовных драгоценностей Высшей Чистоты и Наивысший старый государь Великой Чистоты – правители небесных эмпиреев, высшей обители бессмертных. Им соответствуют три неба, то есть эмпирейные области: Нефритовой Чистоты, Высшей Чистоты, и Великой Чистоты (см. также примеч. к гл. LIII), образовавшиеся путем разделения мирообразующей изначальной пневмы и находящиеся за пределами доступного обычным людям небосвода, но предназначенные соответственно для возносящихся туда трех категорий даосских святых: совершенномудрых (шэн), истинносущих (чжэнь) и бессмертных (сянь). и Четверо владычествующих[1112]Четыре Владычествующих (Сы юй, ранее, в гл. XXXIX – четыре владыки) – здесь, вероятно, имеются ввиду божества, стоящие рангом ниже Трех Пречистых: Великий владыка нефритовый император, Великий владыка центрального созвездия Пурпурного Таинства из Северного предела, Высший правитель небесный император из высшего дворца созвездия Крюковидного Строя (Гоу-чэнь) и Дух земли император почвы. Но также этому клише могут соответствовать и управляющие четырьмя странами света: севером – Великий правитель созвездия Пурпурного Таинства (Цзы-вэй) из Северного предела, ведающий тьмой звезд; югом – Великий правитель продления жизни из Южного предела, ведающий тьмой душ; западом – Великий правитель изначальный император из Великого предела, ведающий тьмой медитаций; востоком – Великий правитель земного цветения из Восточного предела, ведающий тьмой рабов. На среднем ярусе возвышался Досточтимый Небесный повелитель, дух-спаситель от бед и напастей, дух звезды Тайи.[1113]Досточтимый небесный повелитель, спаситель от бед и напастей, дух звезды Тайи – заботящееся о душах умерших божество, являющееся ипостасью Высшего владыки бездонной сини из Восточного предела, который также именуется Досточтимым небесным повелителем и спасителем духовных драгоценностей всех десяти сторон пространства (то есть восьми стран и полустран света, верха и низа). По одну сторону от него размещались духи Восточного пика,[1114]Восточный пик – один из пяти великих пиков Китая, гора Тайшань, расположенная на востоке страны, в провинции Шаньдун. Согласно даосским верованиям, здесь обретаются души умерших и духи, управляющие людскими судьбами. Во главе этих духов стоит Великий владыка Восточного пика, которому подведомственны восемнадцать подземных темниц ада и семьдесят пять управлений, ответственных за сроки жизни и смерти. по другую – духи ада Фэнду.[1115]Фэнду – уезд в западной провинции Сычуань, в котором расположена горная местность с пещерами, освоенными даосами, считающими эту территорию одним их семидесяти двух достопримечательных мест – преддверием подземного ада, носящего такое же название. В качестве западного ада Фэнду составляет пространственную оппозицию с Восточным пиком. Нижний ярус занимали князья десяти дворцов преисподней и правители девяти подземных бездн,[1116]Считалось, что в подземной преисподней разноуровнево расположены десять дворцов с князьями и девять бездн, размещенных по странам и полустранам света и в центре. чины адских судилищ, надзиратели алтаря,[1117]Надзиратели алтаря (Цзянь тань, болное наименование, использованное ранее в гл.39 и ниже в гл.66 – Святые полководцы надзиратели алтаря – Цзянь тань шэнь цзян) – устрашающие предалтарные фигуры стражей закона. При сооружении даосских храмов или монастырей перед открытием скита происходит ритуал молитвенного призыва этих полководцев покровителей веры, дабы они прибыли для его защиты от дурных воздействий и злых духов. два предводителя Волшебного тигра,[1118]Два предводителя Волшебного тигра – мифологические персонажи Шэнь-шу и Юй-люй, якобы живущие на горе Душо в Восточном море и управляющие Волшебным тигром, который пожирает злых духов. четыре великих небесных господина – Хань, Лю, У и Лу,[1119]Четыре великих небесных господина Хуань, Лю, У и Лу – жившие в разное время вплоть до эпохи Сун, даосские святые, достигшие бессмертия и вознесения на небо, Хуань Кай, Лю Хоу, У Бэнь и Лу Фэн. Владычица великой тьмы,[1120]Владычица великой тьмы, или Божественная госпожа великой силы инь (Тай инь шэнь-хоу) – народное название широко почитаемой даосской святой Лунных чертогов – Царственной госпожи великой силы инь Белого светила (Юэ фу су яо тай инь хуан цзюнь), господствующей над Луной и Юпитером, и составляющей пару с мужским божеством Солнечного дворца – Монаршим господином великой силы ян Палящего света (Жи гун янь гуан тай ян ди цзюнь), властелином Солнца. Семеро истинносущих,[1121]Семеро истинносущих – набор даосских святых, в который разными авторитетами включались различные имена (см., например, примеч. к гл. LXV). Яшмовая дева, семнадцать божественных воевод, призывающих светлые и темные души усопших[1122]Светлые и темные души усопших – по традиционным представлениям, человеческая душа состоит из трех светлых (янских) частей (хунь), по смерти возносящихся на небо, и семи темных (иньских) частей (по), после смерти опускающихся в землю. в загробное царство. Алтарь и престол были убраны как полагается. Ярко мерцали стоявшие рядами узорные свечи. Из курильниц струился славный лилейный аромат, кругом возвышались траурные хоругви со стягом усопшей в центре, стоял аналой. Опускались расшитые золотом шторы, красовался ритуальный барабан. Престол был обтянут узорною парчой с вышитым на ней парящим в облаках журавлем.

Вернувшись домой, Симэнь оглядел алтарь с престолом и остался крайне доволен. Послушника и мастеровых покормили, и они вернулись в монастырь. Симэнь между тем распорядился, чтобы сюцай Вэнь написал приглашения свату Цяо, шуринам У Старшему, У Второму, Хуа Старшему и Мэну Второму, а также свояку Шэню, Ин Боцзюэ, Се Сида, Чан Шицзе, У Шуньчэню и множеству других родных и близких с их женами. Панихида должна была совершаться на другой день, и слуги с поварами хлопотали, не зная покоя, готовя угощения и жертвенную снедь, но не о том пойдет речь.

На другой день в пятую ночную стражу, на заре, даосские монахи миновали городские ворота. Пройдя прямо к алтарю, они зажгли свечи и после омовения рук воскурили благовония. Под удары в барабан и цимбалы начали чтение канонов и возглашение акафистов из «Нефритовых строк о рождении духа».[1123]«Нефритовые строки о рождении духа» – даосское произведение о духовном преобразовании после смерти, упоминавшееся ранее в гл. LIX и в гл. LXV (под сокращенным названием «Строки о рождении духа») и фигурирующее далее (под более полными названиями «Драгоценный образец рождения духа в девяти переворотах» и «Канон о рождении духа в девяти небесах») в аналогичных контекстах, связанных с похоронами. Его полное наименование – «Канон нефритовых строк о рождении духа в девяти небесах подлинного естества духовного богатства, проникающего в сокровенное» («Дун-сюань лин-бао цзы-жань цзю-тянь шэн-шэнь юй-чжи цзин»).

Над воротами развевался огромный стяг. Тут же висело траурное уведомление. К обеим створкам были прикреплены надписи на желтой бумаге. Крупные знаки по одну сторону гласили:

Параллельная надпись по другую сторону взывала:

В уведомлении было сказано следующее:

Над алтарем в зале висела надпись. Крупные знаки гласили:

Его преосвященство истинносущий Хуан, препоясанный золотым поясом, в ярко-красной рясе, прибыл с восходом солнца в отделанном слоновой костью паланкине. Его сопровождала свита монахов и послушников. Сопровождающие окриками разгоняли зевак. Настоятель У с монахами встретил его преосвященство и проводил к алтарю, где они обменялись приветствиями. Тут им представился, отвешивая поклоны, Симэнь в траурном платье и шапке и поднес чай.

Около алтаря были поставлены аналой и жертвенный стол, покрытый ярко-красным покрывалом с золотыми узорами. Рядом размещались накрытые узорными тюфяками кресла, около которых стояли два молодых послушника.

Пока его преосвященство, в перевязанном черным флером клобуке, украшенной звездами ярко-красной рясе и черных сандалиях, читал молитвенное обращение к духам, Симэнь преподнес кусок отделанного золотом атласа.

Прежде чем предстать пред алтарем для совершения торжественной службы, его преосвященство облачился в расшитую золотыми облаками и белыми журавлями ярко-красную рясу с широкими рукавами, надел красный, как солнце, подобный грому и молнии даосский клобук, обулся в красные узорные сандалии, поверх которых виднелись белые шелковые чулки.

Поодаль от алтаря был сооружен жертвенник духам Неба и Земли, прикрываемый сверху двумя золотыми зонтами. Рядом стояли Золотой отрок, воскуряющий благовония, и Яшмовая дева, разбрасывающая цветы. Высоко вздымались стяги и бунчуки. Жертвенник охраняли Святые полководцы надзиратели алтаря. Держали грамоты посланцы трех миров.[1132]Святые полководцы надзиратели алтаря (Цзянь тань шэнь цзян) – см. примеч. Посланцы трех миров (Сань цзе фу ши) – имеются в виду посланцы высших сил, переносящие грамоты-талисманы и тем самым связующие три сферы мироздания: небесную, земную и водную. Тут были Небесные дежурные по четырем делениям времени,[1133]Подразумеваются духи, отвечающие за передачу на небо сообщений, содержащихся в ритуально сжигаемых посланиях высшим силам, и распределяющиеся по четырем временным параметрам проводимого ритуала: году, месяцу, дню, и часу (точнее – двухчасью). духи городских стен и околотка, земли и местности.[1134]См. примеч. к гл. LIII. Словом, все было предусмотрено.

На столе благовоний совершающий службу его преосвященство расставил пять атрибутов: сигнальный знак Небесного владыки, вызывающий гром черный бунчук, нефритовый аршин небесного воеводы Тяньпэна,[1135]Небесный воевода Тяньпэн – звездный дух, находящийся в подчинении у Великого владыки Северного Ковша, один из упомянутых в гл. XXXIX Четырех совершенномудрых из небесных палат, связанный с первоэлементом деревом. Нефритовый аршин (юй-чи) – волшебное орудие, которым измеряются способности людей. инкрустированный семью звездами Северного Ковша драгоценный меч[1136]В даосской магической практике использовался меч с инкрустированными в его лезвии семью звездами, представлявшими центральное на небосводе и потому наиважнейшее созвездие Северного Ковша. и ритуальную чашу с водой святою. После чтения молитвы монахи совершили омовение рук и воскурили благовония.

Началась ектенья, во время коей двое монахов с кадилами совершили три поклона и призывали духов. Затем, когда по велению его преосвященства были зажжены благовонные палочки, очищен и освящен алтарь, раскрывались талисманы и читались всевозможные призывные заклинания. В обращении к трем небесам[1137]В даосской иерархии 36 небес три неба занимают второе по высоте, после неба Великой Сети (ди-ло тянь), положение и являются ничем иным, как областями действия Трех Пречистых (см. примеч. 2). и десяти землям[1138]Десять земель – десять «кругов ада», то есть уровней преисподней, управляемых десятью князьями (см. примеч.). трижды предлагалось принять жертвы. Заиграла музыка, и при курении фимиама были преданы огню жертвенные деньги.

Симэнь и Чэнь Цзинцзи с курильницами в руках, сопровождаемые воинами, разгонявшими зевак, последовали за священнослужителями. Перед ними и сзади несли четыре отделанных золотом зонта, каждый из которых украшали три пары кистей. У ворот стояли облаченные в траур родные. Шатер для одинокой души был воздвигнут на улице. Перед ним стояли блюда с рисом и жертвенной снедью. Их охраняли четверо солдат. Воскурив благовония, шествие вернулось к алтарю. Опять звали духов вкусить жертвы, а потом собравшихся пригласили в крытую галерею, где была устроена трапеза. Родные и друзья, соседи и приказчики тянулись с пожертвованиями нескончаемым потоком. Симэнь велел Дайаню с Ван Цзином регистрировать посетителей. По окончании трапезы им вручали ответные знаки внимания.

Утром же молились о священном единении трех сокровищ веры, произносили заклинания о разверстии адских темниц и звали усопшую. Снова заиграла музыка, и все проследовали к дщице Ли Пинъэр и опять призывали ее светлую душу, припадая к нефритовым ступеням пред образом Небесного владыки, потом у аналоя вслушивались в канон и постигали дао. Его преосвященство тем временем, взойдя на возвышение, читал акафист из «Нефритовых строк о рождении духа в девяти небесах» и возжигал благовония перед духом Тайи, Великим владыкой Восточного пика, духами ада Фэнду, и князьями десяти дворцов преисподней. Затем его как ветром унесло.

В обед его преосвященство в торжественном облачении, ступая по звездам, подал начертанный киноварью доклад Нефритовому владыке и, достигнув Синего дворца Восточного предела, направил божественных воевод в стольный град преисподней Лофэн.[1139]Столица преисподней Лофэн, как и Фэнду, считалась имеющей земное воплощение в виде расположенной на севере одноименной горы.

Его преосвященству истинносущему Хуану, надобно сказать, на вид было лет тридцать. Выглядел он необычно, а когда совершал панихиду, казался снизошедшим с небес бессмертным. Словом, он олицетворял собою истинное совершенство.

Только поглядите:

На звездной короне гирлянда нефритовых листьев, из журавлиных перьев ряса расшита золотой зарей. Божественно чист, словно месяц, в Янцзы отраженный. Ликом на древних похож, точно сосна вековая с Великой горы Тайхуа [1140]Тайхуа – буквально: Великая Хуа – расположенная на западе, в провинции Шэньси гора Хуа-шань, одна из пяти великих пиков Китая. . Он шагает по звездам Северного Ковша, и его красные туфли вступают на киноварь вечернего неба. Он меряет шагом заоблачную пустоту, и его драгоценные папки с даосским каноном испускают благовещий дух. Широкоскулый, с длинной бородою, подвигом он достиг Внечувственного неба [1141]«Внечувственное (у-лоу, санскр.: анасрава) небо» – буддийско-даосский термин для обозначения высшей сферы мироздания, куда не проникают никакие чувственные влияния, где не действует закон перерождения и где пребывают достигшие нирваны бодхисаттвы и бессмертные. . У него зубы-перлы и проницательный взор. На нем висит могучий талисман, повелевающий пятью громами [1142]Подразумевается, что данному талисману подчинены все громы и молнии, исходящие из четырех стран света и центра. . Он – обитатель трех морских и десяти речных бессмертья островов, способный достигать счастливых мест, где путь открыт на небо. Он воспаряет духом и блуждает в выси, питается росою и туманом и безмятежно поклоняется Всевышнему. В ночную третью стражу ступает на луну и вдаль уносится клекочущим фениксом. Он ввысь взмывает на десятки тысяч ли, куда его несет заоблачный журавль. Да, это небожителей бессмертных посланец, снизошедший в бренный мир, истинносущий, бесконечно милосердный, нам оказавший честь прибытием своим.

После подачи доклада Нефритовому владыке к алтарю приблизился настоятель У. Он начал оглашать «Драгоценный реестр о возрождении душ на небесах»,[1143]Возможно, имеется в виду «Канон о возрождении душ на небесах», в полном наименовании: «Канон о возрождении душ на небесах и достижении дао, изъясненный Высокочтимым правителем Первого Начала» («Юань-ши тянь-цзун шо шэн-тянь дэ-дао цзин»), входящий в состав крупнейшего собрания даосской литературы «Сокровищницы дао» («Дао-цзан») потом перешел к «Вырезанному на нефрите чудесному предписанию для Волшебного тигра».[1144]Возможно, имеется в виду «Нефритовый канон Волшебного тигра», также входящий в «Сокровищницу дао».

После воскурения полуденного фимиама все прошли в крытую галерею и сели за трапезу. Стол его преосвященства истинносущего Хуана ломился от яств. Немного поскромнее выглядели стоявшие чуть пониже столы, за которыми разместились настоятель У и монастырские монахи. Остальным подавали обыкновенные блюда. Симэнь преподнес его преосвященству и настоятелю по отрезу атласа, по четыре комплекта халатного хлопка и по четыре куска шелка. Остальные монахи получили по куску полотна каждый. Носильщикам было велено отнести в монастырь закуски и снедь. Подарки монахов убрали к себе в корзинки их послушники, но говорить об этом подробно нет надобности.

После обеда монахи поблагодарили хозяина и вышли на прогулку в сад, где в беседках и гротах их ждали расставленные сладости и деликатесы.

Тем временем столы были накрыты заново. Угощали приглашенных шурина У Старшего и остальных родственников, а также друзей и приказчиков.

Пока они сидели за столами, объявили о прибытии столичного гонца от дворецкого Чжая. Симэнь поспешил в приемную залу и велел просить гонца. Им оказался один из посыльных его превосходительства Цай Цзина. В четырехугольной шапке, темной куртке и заправленных в желтые сапоги узких штанах, гонец предстал перед Симэнем в полном облачении и, отвесив поклон, протянул посланье с десятью лянами серебра на похороны. Симэнь приветствовал гонца поклоном и спросил, как его зовут.

– Меня зовут Ван Юй, – отвечал гонец. – Батюшка Чжай поручил мне доставить это послание и просил извинения, что не слышал о постигшем вас горе, о котором недавно узнал из письма его сиятельства Аня.

– Давно было получено письмо от его сиятельства? – поинтересовался Симэнь.

– В десятой луне, – отвечал гонец. – Его сиятельство Ань целый год инспектировал перевозки строительного леса для императорских построек, а по истечении срока службы был назначен начальником ведомства водного хозяйства и в настоящее время по высочайшему указу обследует речные пути, так что в столицу вернется по завершении обследования.

Симэнь расспросил посыльного и велел Лайбао угостить его во флигеле.

– Завтра придешь за ответом, – сказал в заключение Симэнь.

– Не скажите ли, где проживает почтенный господин Хань? – спросил гонец. – У меня к нему письмо. Мне еще предстоит доставить пакет в Дунпинское управление.

Симэнь кликнул Хань Даого и велел ему составить компанию столичному посыльному. После угощения они вместе отправились домой к Хань Даого.

Симэнь Цин между тем распечатал конверт и, уловив смысл послания Чжай Цяня, бросился на радостях в крытую галерею.

– Ответ составишь в том же стиле, – говорил он, протягивая сюцаю Вэню письмо. – Я пошлю ему десяток газовых и десяток шелковых платков, десять пар зубочисток в золотой оправе и десять золоченых чарок. За ответом завтра придут.

Сюцай Вэнь взял письмо и начал читать.

Письмо гласило:

Сюцай Вэнь дочитал письмо и хотел было спрятать в рукав, но его пожелал почитать Ин Боцзюэ.

– Постарайся, почтеннейший, когда ответ писать будешь, – говорил он сюцаю, протягивая письмо. – А то у господина Чжая люди образованные служат, смеяться будут.

– Что поделаешь?! – вздохнул Вэнь. – Когда нет соболя, и собачий хвост в дело идет. Куда уж мне, бесталанному, играть топором перед домом Лу Баня.[1146]Лу Бань (точнее Луский Бань, он же, по некоторым версиям, Гуншу Бань) – легендарно прославленный плотник древности, персонифицированный символ плотницкого мастерства. Я лишь исполню как могу свой долг.

– Почтенный учитель и без тебя, сукин сын, знает, как писать! – вставил Симэнь.

После полуденной трапезы Симэнь велел Лайсину отнести постные кушанья родным и соседям, но не о том пойдет речь. Дайань отвез почтившим память Пинъэр певицам Ли Гуйцзе, У Иньэр, Чжэн Айюэ, Хань Цзиньчуань, Хун Четвертой и Ци Сян по куску полотна и ляну серебра. После обеда позвали певцов Ли Мина, У Хуэя и Чжэн Фэна.

Наконец к алтарю подошли монахи. Ударили в барабан, и священнослужители, обратя взоры к небесам, начали ектенью с зажженными светильниками, сопровождая ее принесением жертв духам. Близился вечер. Торжественная служба завершилась к началу первой ночной стражи.

Живущему за городскими воротами шурину У Старшему, удержанному Симэнем, пришлось остаться, а сват Цяо, свояк Шэнь и шурин Мэн Второй откланялись и ушли.

Шурины У Старший и У Второй, Ин Боцзюэ, Се Сида, сюцай Вэнь, Чан Шицзе и приказчики присутствовали на молении об отпущении грехов усопшей и провождении ее через огни и воды на небо.

В приемной зале на возвышении под шатром были сооружены узорный мост, водоем и геенна огненная. Тут же были расставлены жертвы. Перед дщицей души Ли Пинъэр на покрытых покрывалами столах также красовалась жертвенная снедь, а рядом вздымались траурные стяги: один – души усопшей, другой – красный и третий – желтый. Сверху висела надпись:

Под удары в цимбалы и барабан монахи уселись в два ряда. У алтаря встали четыре послушника. Один держал в руках бунчук, другой – чашу, третий – меч.

Его преосвященство истинносущий Хуан, в золотой тиаре сокрушения демонов, в шелковой рясе, украшенной багряными облаками, взошел на высокий трон и стал творить молитву. Музыка утихла, и двое с кадилами провозгласили:

Его преосвященство истинносущий Хуан после омовения рук воскурил благовония и начал читать:

Его преосвященство, приступив к освящению жертвенных даров, стал читать из «Канона о пяти кормильцах»[1153]«Канон о пяти кормильцах» – сокращенное название даосского произведения «Канон о пяти кормильцах в изъяснении Лао-цзы» («Лао-цзы шо у-чу цзин»), комментарий на который, составленный в эпоху Тан (VII–X вв.), входит в «Сокровищницу дао». и священные заклинания о пресуществлении пищи.

«Известно, что сначала явило Небо девять пневм,[1154]Согласно даосской космогонии Высшее Небо Великой Сети «породило», то есть эманировало три пневмы (сань ци) – таинственную (сюань), первичную (юань) и изначальную (ши), которые образовали небеса Трех Пречистых, а те в свою очередь вновь произвели по три пневмы каждое, что в итоге привело к появлению девяти небес. из коих первым образовался простор воздушный, а потом земная твердь и преисподней девять бездн. Последние суть скопленье темной силы инь. А девять пневм подразделились на тьмы вещей, обретших плоть и жизнь. Вот потому-то пневма есть корень неба и земли. Жизнь получает плод в утробе, развитие же происходит под действием трех светоносов: солнца, луны и звезд. Человек потому умирает и гибнет, что не способен свое тело сохранять, беречь свой дух и пневмой дорожить, крепить свой корень и не отступать от истинной первоосновы. Для возвращенья к жизни необходимо очистить свое тело под действием великой силы инь и переплавить свою плоть под действием великой силы ян. Тогда снова сгустятся в тебе девять пневм и три начала завяжутся в плод, в результате чего образуется тело. Без преклоненья пред заветами златыми Великого и Высочайшего, пред наставленьями секретными таинственного и первоначального возможно разве спасенье светлых душ из темных бездн, полное их воплощенье вновь?

Внемли мольбам, Всевышний! От козней дьявольских спаси и сохрани. О том Тебя нижайше просим и в талисманах истинных посланье шлем о драгоценном воплощении души.

Монахи погрузили стяг души усопшей в водоем и сожгли талисман соединения души. Потом погрузили его в огонь красный и сожгли талисман сгущения в форму.[1156]«Талисман соединения души» (цзе-лин) и «талисман сгущения в форму» (юй-и) – даосские мантические формулы, связанные с идеей духовно-телесного преобразования человека после смерти, то есть нового рождения из элементарной материально-духовной субстанции, в которую переходят как телесные, так и духовно-душевные компоненты его организма. В этом процессе основополагающую роль играют противоположные силы инь и ян, важнейшими ипостасями которых являются вода и огонь. Кроме того, в данном случае возможна контаминация с мифологическими представлениями о лунном и солнечном духах Цзе-лине и Юй-и. Имя последнего полностью совпадает с иероглифами оригинала, а второго – отличается в одном иероглифе («линь» вместо «лин»). Эти духи – бессмертные, вознесшиеся на соответствующие светила, которые в свою очередь также представляют оппозицию сил инь и ян, воды и огня, внутреннего и внешнего, духовного и телесного. Наконец монахи взяли желтый стяг, и его преосвященство опять стал читать:

Дщица души Пинъэр, украшенная венком и накидкой, была затем препровождена через покрытый золотом узорный мост и предстала перед яшмовыми ступенями, дабы совершить поклонение Трем сокровищам даосской веры.[1158]Три сокровища даосской веры – путь-дао, каноны и наставники, что с известной долей условности можно сопоставить с откровением, преданием и церковью.

Обратившись к Владыке царства Нефритовой Чистоты, монахи поднесли пять жертв:

Потом обратились к Владыке царства Высшей Чистоты и поднесли другие пять жертв:

Наконец обратились к Владыке царства Великой Чистоты и тоже поднесли пять жертв:

– После поклонения Трем Владыкам, – произнес его преосвященство, – провозгласим девять заповедей.

Монахи ударили в барабан и началось чтение посланий, обращенных к десяти видам бесприютных душ, изображения коих были вывешены на золотом шнуре:

После моления его преосвященство Хуан сошел с высокого трона. Монахи ударили в барабан и, пройдя за ворота, предали огню жертвенные деньги и целую кладовую с жертвенными принадлежностями, а потом, вернувшись к алтарю, переоделись и убрали священные изображения.

Симэнь тем временем распорядился зажечь в большой зале свечи. Там заранее были накрыты столы. Ждали трапезу родные и друзья, готовились к выступлению трое певцов. Первый кубок Симэнь предложил его преосвященству Хуану. Слуги хозяина поднесли ему кусок золотого узорного атласа, на котором были изображены парящие в облаках и небесной синеве журавли, кусок пестрого атласа и десять лянов серебра.

– Благодаря вашему великому усердию, высокочтимый отец наставник, – опустившись на колени и склонившись до полу, говорил Симэнь, – моя усопшая жена теперь проведена в Царствие Небесное. Тронутый до глубины души, прошу вас, примите эти скромные знаки благодарности.

– Я, ничтожный инок, недостойный носить облачение священнослужителя и совершать службу, предписанную учителем сокровенным, – отвечал Хуан, – вовсе не обладаю никакими добродетелями. Это благодаря вашей глубокой вере и искренности, милостивый сударь, предстала ваша супруга перед троном Всевышнего. А мне, право, неловко принять эти подношения.

– Не обессудьте, ваше преосвященство, – просил Симэнь, – примите, прошу вас, скромные знаки моего преклонения и почтения.

Его преосвященство, наконец, согласился и велел послушникам убрать подарки.

Симэнь поднес чару настоятелю У. Слуги хозяина протянули настоятелю кусок золотого атласа и пять лянов серебра, а также десять лянов для вознаграждения монахов. Настоятель У принял только серебро для братии, от остального же отказался.

– Я обрекался отслужить панихиду и помочь душе усопшей вознестись на небо, – говорил настоятель У, – и исполнил обещание. Так что мне не следовало бы брать и вознаграждение для братии, тем более эти щедрые дары.

– Вы ошибаетесь, отец наставник, – заверял его Симэнь. – Сколько вы положили труда на приготовление торжественной службы и составление небесных посланий! Вы же заслужили награду. Уговоры подействовали. Настоятель У принял подарки и долго благодарил хозяина. Потом Симэнь угощал вином монахов. Ему помогали шурин У Старший и Ин Боцзюэ.

Шурин У держал в руках чарку, Боцзюэ – кувшин вина, Се Сида – закуску, поддетую на палочки. Они опустились на колени.

– Доброе дело сделал ты, брат, для невестки, – говорил Боцзюэ. – Благодаря усердию его преосвященства и отца наставника наша невестка получила наконец все необходимое. Со шпильками-фениксами в прическе, в белом одеянии, с отделанным пухом веером в руке, на белом журавле устремилась невестка наша в заоблачную высь. Надо благодарить за все его преосвященство. Но и ты, брат, своим усердием осчастливил невестку. И у меня на душе стало как-то легко и радостно.

Боцзюэ наполнил до краев чарку и поднес ее Симэню.

– Я вам очень обязан, господа, – говорил он. – Вам ведь тоже за эти дни досталось. Не знаю, как мне всех и благодарить.

Он осушил чарку.

– Если пить, так не одну, а пару, – наполняя чарку, приговаривал Боцзюэ.

Се Сида поспешно подал закуски. Симэнь поднес им в знак признательности по чарке, и все сели. Запели певцы. Повара подали горячие блюда. Друзья играли на пальцах и в другие застольные игры вплоть до второй ночной стражи. Когда Симэнь захмелел, друзья откланялись.

Симэнь наградил певцов тремя цянями серебра и пошел на ночлег в задние покои.

Да,

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.