Онлайн чтение книги Капля воды - крупица золота
Глава восемнадцатая. НОВЫЕ ВСТРЕЧИ

осле Карамет-Нияза следующим крупным пунктом, где шла строительство Большого канала, была Ничка.

Бабалы считал, что это искаженное название: месту этому следовало бы именоваться «Инче» — «Тонкий». Здесь, в низменной впадине, часто встречались старые заброшенные колодцы с узкими, «тонкими», скважинами. Когда-то, в засушливые годы, сюда, видаю, добирались чарджоусцы со своими стадами.

Сейчас же здесь было разбросано несколько казахских кибиток. Бабалы вспомнилась поговорка: в пустыне казахов — не меньше, чем сазака.

Казахи снабжали строителей, чалом — кислым верблюжьим молоком. В знойной пустыне это был идеальный освежающий напиток; он пенился, как шампанское, он утолял жажду — и бодрил, разгоняй кровь по жилам.

Путники прибыли в Ничку вечером, голодные и усталые. Их принял пожилой казах с тонкими усами и редкой тройной бородкой. Он проводил гостей в юрту и сразу же поднес каждому по миске с чалом. Новченко и Бабалы с жадностью выпили свои порции, Ханин же некоторое время с брезгливым выражением разглядывал миску, а потом вылил ее содержимое на пол: видимо, посуда показалась ему недостаточно чистой.

Бабалы укоризненно покачал головой, а Новченко, наливаясь яростью, прошипел:

— Черт бы тебя побрал, чистоплюй несчастный!..

— Сергей Герасимович!..

— Наверно, мнишь себя культурным человеком, а держишься, как дикарь! Хозяин угостил тебя от всего сердца, а ты обидел его, вместо того чтобы поблагодарить!..

Ханин съежился под свирепым взглядом Сергея Герасимовича. И когда хозяин подал еду, он, давясь, съел все до последней крошки.

Они уснули, как только головы их коснулись подушек.

Бабалы поднялся раньше всех. Солнце уже выплыло на голубой небесный простор. Утро выдалось безветренное, и Бабалы с наслаждением вдыхал свежий чистый воздух.

На канале вовсю кипела работа.

Бабалы медленно прошелся вдоль канала. Шагавший ему навстречу мужчина в вытертой шоферской кожанке, в дымчатых мотоциклетных очках остановился перед ним и, поздоровавшись, протянул руку. Бабалы машинально пожал ее: он знал, что у некоторых принято здороваться со всеми, кто приехал издалека. И только когда мужчина поднял очки на лоб, Бабалы узнал его и радостно воскликнул:

— Камил!.. Какими судьбами?

Они крепко обнялись.

Приехав на строительство Большого канала, Бабалы встретил здесь уже много друзей, односельчан, фронтовых товарищей, с которыми давно не виделся. Ему начало даже казаться, что на строительные участки спешила вся республика.

И вот еще неожиданная встреча — со старым фронтовым побратимом, которого Бабалы на польской земле, неподалеку от Кракова, вынес на спине из кровавой схватки. Камила отправили в госпиталь, и с тех пор Бабалы ничего о нем не слышал. Адресами они не успели обменяться и потеряли друг друга…

И вот Камил стоял перед Бабалы, живой и невредимый, и говорил хрипловатым басом:

— А я все время помнил о тебе, Бабалы. Ведь ты спас мне жизнь.

— На фронте все мы так или иначе выручали друг друга. Может, ты убил тех фрицев, пули которых предназначались как раз мне?.. Ты скажи лучше, как здесь очутился.

— Как все. Услышал, что начинается великая стройка — собрался, по-фронтовому, без проволочек, да махнул сюда. А еще, вот честное слово, я верил в глубине души, что встречу здесь тебя. Ты ведь еще на фронте мечтал стать инженером-ирригатором.

— Я и стал. Ты-то кем работаешь?

— Бульдозеристом.

— А где?

— На Пионерном канале. Не слышал о таком?

В это время с грузовика, стоявшего неподалеку, позвали:

— Ахме-едов!

— Прости, Бабалы, меня ждут. Мы как раз на Пионерный едем. Я из машины тебя видел. Гляжу, знакомая фигура маячит. Ведь я бы тебя из тысячи узнал, Бабалы!.. Ну, я попросил ребят задержаться — и к тебе… Не обмануло меня фронтовое чутье!.. Я побежал, Бабалы. Теперь уж не потеряемся, верно?

— Нет, Камил, нет!.. Я тебя разыщу. И ты запомни: я работаю начальником участка Рахмет. До свиданья, дружище!

Когда Бабалы вернулся в юрту, все уже были на ногах. Новченко повел своих спутников в «филиал» конторы Карамет-Ниязского участка, находившийся в Ничке.

Их встретил главный инженер участка Евгений Власович Попов. Он был видной фигурой на стройке. Пока все пили традиционный чай, он сидел молча, о чем-то задумавшись. Серые светлые глаза смотрели из-под густых бровей как-то отрешенно, в них отражалась напряженная работа мысли.

Бабалы всегда трудно было «связать» этот умный, острый взгляд, тонкое интеллигентное лицо с неуклюжей, мешковатой фигурой Попова, простотой и открытостью его манер.

Когда с чаем было покончено, Попов коротко доложил, как идут дела на участке, в чем ощущается особо большая нехватка. Новченко, слушая его, что-то отмечал в своей записной книжке, иногда перекидывался деловитыми репликами с Бабалы и Ханиным.

Узнав, что на участок еще не доставлены шагающие экскаваторы, он сердито спросил:

— В чем причина задержки?

— В бездорожье, Сергей Герасимович.

— А зачем им дороги? На то они и шагающие — чтоб маршировать и без дорог!

— Принимаю это как шутку. Вы же сами знаете, что весят они по сто шестьдесят пять тонн и потому, «маршировать» по сыпучим пескам — не могут.

— Вы что же, предлагаете отправить их назад?

— Нет, мы уже нашли выход.

— Опять какое-то новаторство на мою голову?

— Ну, ничего особенного мы не придумали. Возле канала выкапывается котлован. По воде туда доставляется баржа. Затем вода высасывается. Мы грузим на баржу экскаватор, снова заполняем котлован водой и везем экскаватор по каналу.

Новченко пожевал губами:

— Что ж, неплохо. Как говорится, дешево и сердито. Чей это проект?

— Мой и Виктора Михайловича.

— Вы, я гляжу, со своим начальником только что в сортир вместе не ходите.

Попов засмеялся:

— Дружным, говорят, и бог помогает.

— Я пошутил. Такое огромное дело способен поднять лишь сплоченный коллектив. Кстати, как я слышал, вы одобрили новый метод прокладки канала, предложенный Мотды Ниязовым?

— Без проволочек!

— Хм… Оперативно действуете. А как насчет поощрения новатора?

— Мы отправили от имени всего коллектива ходатайство о представлении Ниязова к правительственной награде.

— И тут, значит, не замешкались.

— Сами понимаете, Сергей Герасимович, без новаторства, без рационализации на такой стройке не обойтись. И мы всячески поддерживаем каждую дельную идею.

— Знаю, знаю, рационализация — ваш конек. Чем еще можете нас порадовать?

Попов, поразмыслив, испытующе глянув на Новченко, медленно проговорил:

— Видите ли, Сергей Герасимович, чтобы ускорить пуск воды по каналу, мы с Виктором Михайловичем составили один проект…

— Что же вы там состряпали со своим Виктором Михайловичем?

— Мы предлагаем вести прокладку Пионерного канала от ста девяносто третьего до двести сорок четвертого километра с помощью гидромеханизации.

Новченко с такой силой стукнул по столу карандашом, что тот вылетел у него из рук и упал на пол:

— Ну, уж дудки!.. Я за новые методы, способствующие эффективному осуществлению общего, основного проекта. Но ломать его я не дам! Он принят, утвержден, и извольте руководствоваться им, а не заниматься самодеятельным прожектерством. Распустил я вас, субчиков. Гляжу, кусок хлеба не идет вам в горло, пока вы не родите очередное новшество. А вы не забыли о прямых своих обязанностях? Мне нужна от вас работа, конкретное дело, а не инженерные фантазии! Что-то слишком часто вы стали действовать через мою голову, за моей спиной!..

Он вскочил с места и, набычась, зашагал по комнате.

Бабалы мрачно усмехнулся про себя. Новченко опять демонстрировал самые худшие свои качества: грубость, властность, нетерпимость. Что за человек!.. Как в нем могут уживаться рядом доброе и злое, тупое и мудрое? Похвалив человека, он через минуту обрушивается на него с бранью, несправедливыми упреками. То он переоценивает свою особу, и тогда появляются у него хозяйские замашки, то чутко прислушивается к чужому мнению… Недаром же одни говорят о нем, что он упрям, как ишак, лает на всех, как собака, а другие считают его руководителем сильным, напористым, неутомимым до самоотверженности.

Ну, что он взъелся сейчас на Евгения Власовича?.. Тот же не успел еще изложить сути своего проекта. Вряд ли это «фантазерство», если уж Попов и предлагает что, то основательно сперва обдумав. И с чего это вдруг основной проект стал для Новченко фетишем?.. Он ведь сам, если это было необходимо, вносил в него изменения, да и вообще не слишком-то с ним считался. Вот заместитель министра водного хозяйства, тот действительно преклонялся перед проектом, как перед буквой закона, который кощунственно нарушать даже в частностях. За это Новченко, не стесняясь, называл его прилюдно и трусом, и формалистом.

Новченко же, для которого дороже всего были собственные принципы, собственное мнение, скорее сложил бы голову, чем преклонил ее перед проектом.

Недавно ему сильно нагорело в министерстве как раз за нарушение проекта, за «партизанщину».

Может, в этом-то все и дело?.. Как говорит пословица, обидел его Али, а он мстит Ахмеду. Получив нагоняй в министерстве, Новченко теперь срывает злость на Попове, вменяя ему в вину то, за что пострадал сам.

Попов и Ханин сидели с опущенными головами. Новченко все расхаживал по комнате, ни на кого не глядя, потом вдруг резко повернулся и вышел.

Через некоторое время за ним последовал и Ханин.

Оставшись вдвоем с Поповым, Бабалы, улыбнувшись, положил ему руку на плечо:

— А вы мужественно выдерживаете натиск Сергея Герасимовича! Сдаваться, я вижу, и не думаете?

— Сдамся — спина, конечно, будет целой. А дело потерпит ущерб. Что важнее-то, — собственная шкура или дело?

— Что это он взвился?..

— С ним бывает. Но я, знаете, как-то уже притерпелся. Человек-то он в общем неплохой. И руководитель волевой, опытный. А попадет ему вожжа под хвост — тут держись!.. Ну, и держимся — во имя собственных убеждений, ради пользы дела, ради самого Сергея Герасимовича. Он, возможно, уже жалеет, что сорвался…

— А мне, честно говоря, хочется иногда осадить его, дать достойный отпор.

Попов засмеялся:

— Поберегите силы для драки с действительным противником. Сергей Герасимович, по большому счету, нужен строительству. Пускай, когда уж невмоготу, отведет душеньку. Ничего, потерпим…

— А если чаша терпения переполнится?

— Отпейте.

— А не отравлюсь?

— Мы строители, Бабалы Артыкович. Значит, двужильные. Выдюжим!..

Так, перешучиваясь, они вышли на улицу.

Новченко, успевший, уже, видно, успокоиться, о чем-то разговаривал с Ханиным.

Бабалы и Попов направились было к ним, но путь им преградил крупный мужчина с рыхлым, испитым лицом. Протянув, как старый друг, обе руки Бабалы, он с подобострастным восторгом заорал:

— Товарищ начальник! Вы? Здесь?! Вот встреча так встреча. Вы уж, верно, забыли меня, так?.. А я наш разговор помню слово в слово. Согрели вы мне сердце своей добротой, своей человечностью!..

Перед Бабалы стоял Иван Филиппович, «работничек», с которым познакомил его Мухаммед. Сдержанно ответив на его рукопожатье, Бабалы хотел пройти мимо, но Иван Филиппович, забегая то с одной стороны, то с другой, все говорил:

— Как там бригада, товарищ начальник? Как поживает мой друг Мухаммед Сарыевич?.. Ей-богу, он мне дороже брата, я тут без него прямо помираю от тоски. Наплели ему на меня злые языки, показал он мне от ворот поворот, да я не в обида Мало ли что в жизни бывает, так? Подался вот сюда Да разве сравнить Карамет-Нияз с Рахметом, здешних начальников с вами и Мухаммедом Сарыевичем?

Бабалы, которому поневоле пришлось остановиться, смерил наседавшего на него экскаваторщика холодным нетерпеливым взглядом:

— Что вам, собственно, надо от меня?

— Только одного, товарищ начальник, только одного: чтоб вы были здоровы и счастливы!

— Что ж, спасибо на добром слове.

Громоздкая фигура Ивана Филипповича все маячила перед ним, не давая сделать и шагу, лицо экскаваторщика лоснилось в слащавой улыбке, а нагловатые глаза бегали, как мыши:

— Может, вы осчастливите меня, товарищ начальник, чайку со мной отопьете?

— Мы здесь по делу, Иван Филиппович. Простите, я тороплюсь…

— Погодите чуток, товарищ начальник! О чем я вас попрошу… Ей-богу, скучаю я без бригады. Рахмет мне как дом родной! Клянусь совестью, он мне по ночам снится. Вы бы замолвили за меня словечко перед Мухаммедом Сарыевичем, а?..

«Ага, — не без злорадства подумал Бабалы, — и тут тебе, видать, прищемили хвост. Еще бы, народ-то здесь работящий. Или ты прослышал, что ребята в бригаде Мухаммеда зарабатывать стали больше?»

Он прищурился:

— Если я вас правильно понял, вы хотите вернуться в бригаду Мухаммеда Сарыевича?

— Точно, товарищ начальник!

— Так обратитесь к самому бригадиру. Он — хозяин,

— Можно, я на вас сошлюсь, а?

— Я сказал: хозяин в бригаде — Мухаммед. Как он решит, так и будет.

— Значит, мне к нему явиться?

— К нему, к нему, Иван Филиппович. Извините… Я вынужден проститься с вами.

Бабалы удалось все-таки обойти экскаваторщика, он торопливо зашагал к стоявшим неподалеку Новченко, Ханину и Попову.

Иван Филиппович, стараясь сдержать обиду и разочарование, крикнул ему вслед:

— Доброго здоровьечка вам, товарищ начальник!

Новченко, пришедший, судя по его улыбке, в отменное расположение духа, встретил Бабалы веселым взглядом:

— Что это ты так тяжко отдуваешься, Бабалы Артыкович?.. Груз, что ли, таскал?

— Наоборот! — в тон ему откликнулся Бабалы. — Я, кажется, крылья обрел — от встречи со старым другом!

Попов поглядел на него с веселым удивлением:

— Это Иван Филиппович ваш старый друг?

— Вы же видели, я именно с ним вел приятную беседу,

— Бабалы Артыкович! — взмолился Попов. — Я бы не знал, как вас благодарить, если бы вы забрали к себе вашего старого друга!

— Это было бы нечестно с моей стороны, дорогой Евгений Власович!.. Судя по звонкам Сергея Герасимовича, у вас нужда в специалистах более острая, чем на моем участке. Вот я и поделился с вами…

Новченко поднял руку:

— Брек, как говорится в боксе!.. — И повернулся к Попову: — Так продолжим наш разговор, Евгений Власович. Вы бы не смогли рассказать нам подробней о вашем Пионерном канале?

— Показ убедительней рассказа, Сергей Герасимович. Сто девяносто третий километр отсюда недалеко. Давайте съездим туда — вы своими глазами увидите, что там делается.

Новченко нахмурился:

— Как, уже делается?.. Вы начали осуществлять свой проект без ведома министерства и руководства строительства?

— Мы сочли нецелесообразным беспокоить вас — пока не пройдут рабочие испытания.

— Хм… — Было видно, что Новченко, готовый вот-вот снова распалиться, с трудом сдерживает себя. — Нас ждет самолет, потому мы не имеем возможности осмотреть все на месте. Начертите-ка на песке — как все это приблизительно должно выглядеть.

Отломив ветку от ближнего куста, Попов нарисовал на песке несколько кружков:

— Предположим, это впадины — в Каракумах, как вам известно, их не меньше, чем мышиных нор. Из Пионерного канала мы пускаем в одну из них воду, вода устремляется туда со всей своей мощью и углубляет, расширяет канал. Потом мы эту воду перекрываем, роем новую траншею, пускаем воду в другую впадину. Таким образом, мы заставляем работать на нас, рыть Пионерный канал — саму воду. Мы перекладываем на неё самый тяжелый труд и высвобождаем часть механизмов и рабочих рук. Строительство канала и ускоряется, и обходится дешевле.

И чертеж на песке, и объяснения Попова были действительно приблизительными. Но Новченко, видимо, уловил суть, с лица его сошло хмурое выражение, только лоб так и не разгладился от морщин — начальник строительства что-то прикидывал про себя, рассчитывал, думал. Слушая Евгения Власовича, он изредка понимающе, одобрительно кивал. Бабалы видел: он уже «принял» проект.

Однако на всякий случай Новченко решил попугать Потова:

— Ваш проект наверняка встретит сопротивление в министерстве. Вы же знаете замминистра? Трус, буквоед, перестраховщик.

Ханин кашлянул, Новченко оглянулся на него:

— Ты думаешь, я в лицо ему это не говорю? Нет, я не из тех, кто занимается лишь заглазной критикой. Так вот, дорогой Евгений Власович, наш замминистра пуще огня боится ответственности. Для него легче вонзить в себя нож, чем хоть на шаг отступить от уже принятого проекта. А вы вон сколько шагов предлагаете сделать! Да он за голову схватится, он нас с вами под мышкой потащит на скамью подсудимых…

Попов попробовал сыграть на слабых струнках Новченко:

— Сергей Герасимович, уж тут мы целиком и полностью на вас полагаемся! Вы боец опытный, если захотите, уложите на обе лопатки любого противника! А вы должны захотеть, мы ведь знаем — во имя интересов стройки вы на все пойдете.

Лесть получилась неуклюжей, Новченко погрозил Попову пальцем:

— Не хитрите, Евгений Власович!.. Меня заводить не надо. Уж если я уверюсь, что та или иная придумка на пользу строительству, — а ваш проект сулит несомненные выгоды, — я и без подначек ввяжусь в драку. И плевать мне на всяких важных птиц, которые спешат снять штаны, еще не видя воды!

Он вытер платком вспотевшую шею, сказал, как о чем-то само собой разумеющемся:

— Значит, договоримся так. Ежели осуществление вашего проекта увенчается успехом, а я в этом не сомневаюсь, — вся слава вам. А поднимется скандал, так я приму огонь на себя. Вам пышки, мне шишки. Все, все, Евгений Власович! Не принимаю ни возражений, ни благодарности! А теперь по машинам — и к самолету! Прощевай, рационализатор… на мою голову!

Новченко усмехнулся чему-то, помотал головой, словно удивляясь самому себе, и, крепко пожав Попову руку, твердым, размашистым шагом направился к своему «газику».

Бабалы и Ханин последовали за ним.