Этим же вечером Рультабиль и я с радостью оставили Гландье, эти места больше нас не удерживали. Я заявил, что не в силах разгадать столько тайн, а Рультабиль, дружески хлопнув меня по плечу, ответил, что в Гландье ему уже больше нечего разгадывать.
Мы прибыли в Париж около восьми часов вечера и, наскоро пообедав, усталые, распрощались, уговорившись встретиться у меня на следующее утро.
В условленный час Рультабиль появился одетый в клетчатый костюм из английского драпа, с фуражкой на голове и чемоданом в руках. Он сообщил мне, что отправляется в путешествие.
— Сколько же времени вы будете отсутствовать? — поинтересовался я.
— Месяц или два, это зависит от разных причин.
Я не решился расспрашивать его дальше.
— Вы поняли, что сказала мадемуазель Станжерсон, глядя на Робера Дарзака, перед тем как лишиться чувств? — спросил мой друг.
— Нет, этого ведь никто не расслышал.
— Я расслышал, и достаточно ясно. Она произнесла только одно слово: «Говорите!»
— И господин Дарзак заговорит, наконец?
— Ни за что на свете!
Я хотел было продолжить разговор, но Рультабиль крепко пожал мне руку и направился к двери.
— А вы не боитесь, что без вас произойдут новые покушения? — только и успел спросить я.
— Нет, — ответил он, — с тех пор как Робер Дарзак находится в тюрьме, я ничего подобного больше не опасаюсь.
С этими странными словами он вышел, и мы больше не виделись до начала судебного заседания по делу Дарзака, куда мой друг явился, чтобы объяснить необъяснимое.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления