Онлайн чтение книги Лорна Дун Lorna Doone
Глава 6. Мальчик и девочка

Когда я пришел в себя, в правой моей руке был зажат пучок молодой травы, за которую я в отчаянии ухватился в самый последний момент. И – о чудо! – девочка лет восьми, сидя на коленях около меня, вытирала мне лоб носовым платком.

– Ну слава богу, – прошептала она, когда я, открыв глаза, взглянул на нее. – Сейчас тебе лучше, правда?

Никогда в жизни не слыхал я голоса более нежного, не видел ничего более прекрасного, чем эти большие черные глаза, смотревшие на меня с жалостью и любопытством. По природе я не краснобай, и поначалу я не нашелся что сказать, но лишь пристально разглядывал ее длинные темные волосы, и в том месте, где они коснулись земли, я заметил первую примулу, предвестницу весны. (И до сих пор, когда я вспоминаю ту девочку, у меня стоит перед глазами эта примула.)

Мне показалось, что девочка тоже любуется моим лицом, и впоследствии она призналась, что я ей в самом деле понравился в тот раз, но в пору нашей первой встречи она была слишком мала, чтобы разобраться в собственных чувствах.

Я с усилием приподнял голову и, опираясь на локти, сел, не выпуская остроги из левой руки. От радости девочка даже захлопала в ладоши. Я же, стыдясь своего девонширского диалекта, не решался с ней заговорить, подумав, что стоит мне раскрыть рот, и я тут же перестану ей нравиться.

– Как тебя зовут? – спросила девочка так, словно у нее не было и тени сомнения в том, что она имеет право расспрашивать меня. – Как ты здесь оказался? Что это у тебя мокрое в мешке?

– Это гольцы для моей матушки. Если хочешь, я и тебе оставлю несколько.

– Ты так старался не выпустить мешок из рук, а в нем всего лишь рыба! Посмотри: ноги у тебя сбиты в кровь, и мне бы нужно их перевязать. А почему на тебе нет ни чулок, ни башмаков? Неужели матушка твоя так бедна, несчастный мальчик?

– Нет, – ответил я, задетый за живое. – Мы совсем не бедны, мы вообще могли бы купить весь этот луг, если бы захотели. А чулки и башмаки у меня тут же, в мешке.

– Но ведь и они промокли насквозь! Давай я перевяжу тебе ноги. Не бойся, я сделаю это очень осторожно.

– Не беспокойся, когда я вернусь домой, я смажу ноги гусиным жиром. Почему ты на меня так смотришь? Знаешь, ты не похожа ни на одну девочку из всех, каких я видел. Меня зовут Джон Ридд. А тебя?

– А меня – Дорна Дун, – проговорила она тихо, словно боясь своего же ответа, и опустила головку так, что я мог видеть только ее лоб и ресницы. – Меня зовут Дорна Дун, и я думала, ты это и так знаешь и тут никакие вопросы не нужны.

Я встал и, взяв мою спасительницу за руку, попытался заглянуть ей в глаза, но она все время отворачивалась. Маленькая, совсем еще, кажется, несмышленыш, она уже стыдилась своего имени. А я – я не мог отвести от нее взгляда, когда она внезапно вздрогнула, и по щекам ее покатились крупные медленные слезы.

– Не плачь, – попытался я успокоить ее, – ты-то ведь ни в чем не виновата. Я отдам тебе всю свою рыбу, Дорна, а для матушки наловлю еще, только не плачь и не сердись на меня.

Всхлипывая, она поднесла свои маленькие нежные ручки к глазам и взглянули на меня так жалостно, что я не удержался и… поцеловал ее! Потом, вспоминая об этом, я никак не мог понять, почему я так поступил: ведь я же терпеть не мог целоваться, как и всякий мальчишка, если – я уже говорил и еще повторю – это настоящий мальчишка, а не слюнтяй. Теперь-то я знаю: я был очень растроган, потому что девочка живо напомнила мне хрупкий весенний цветок.

Нет, она не поощрила меня на новый поцелуй, как сделала бы моя матушка, допусти я по отношению к ней такие нежности. Она отвернулась и, поглаживая платьице, всем своим видом дала понять, что я допустил неслыханную вольность. Я густо покраснел и, стоя перед ней, разглядывал свои ноги, готовый провалиться сквозь землю от стыда. Хотя она вовсе не была гордячкой и задавакой – это было видно по ней, – но я-то знал, что по своему происхождению эта крошка стоит на тысячу голов выше меня. Я – сын фермера до мозга костей и сам будущий фермер, а она – каждый пальчик ее руки и каждый стежок ее платья твердили о том, что передо мной будущая госпожа.

И все же я поцеловал ее, эту прелестную маленькую девочку, и она, чувствуя и свое, и мое смущение, устремила пристальный взгляд туда, где Беджворти срывалась с гранитной стремнины, образуя горный водопад.

Я не знал, что сказать, а Дорна и не пыталась прийти ко мне на помощь. Почувствовав обиду, я начал собирать вещи, стараясь делать это шумно, чтобы она наконец очнулась и поняла, что я ухожу. Я надеялся, что моя новая знакомая станет отговаривать меня, но она не делала этого, а я, глядя в черный, как ночь, поток, знал, что обратная дорога по только что пройденному пути для меня – почти верная гибель.

Я обернулся к девочке и тихо позвал:

– Дорна!

– А я думала, ты уже ушел. Зачем ты явился сюда? Разве ты не знаешь, что с нами сделают Дуны, если застанут тебя со мной?

– Вздуют обоих как следует или всыплют мне одному: тебя-то навряд ли посмеют обижать.

– Нет, они убьют нас обоих и сбросят сюда, в эту реку.

– Но за что им меня убивать?

– За то, что ты нашел дорогу сюда. А сейчас уходи – пожалуйста, уходи! Они могут убить нас в любой момент. И еще… Ты мне очень понравился (здесь мне захотелось сказать ей то же самое), правда очень понравился, и я буду звать тебя просто Джоном, если ты не против. Но сейчас ты уходи, уходи, Джон, пожалуйста. А когда ноги у тебя заживут, ты сможешь прийти сюда и рассказать, как ты себя чувствуешь.

– И я тебе признаюсь, Лорна… Ты мне тоже очень понравилась: ты мне нравишься совсем как сестренка Анни и куда больше, чем Лиззи. Я еще никогда не встречал такой девочки, как ты, и я приду сюда завтра, и ты приходи. Я принесу тебе яблок и птичку, которую нашел, когда у нее была сломана лапка…

– Тихо! – внезапно сказала девочка.

В долине раздался чей-то крик, сердце мое громко застучало, а личико Лорны исказилось от ужаса. Она прижалась ко мне и взглянула на меня так, что я решил про себя: либо спасу ее, либо умру, и ужасно пожалел, что не взял с собой отцовского ружья. Моя храбрость передалась девочке, и щеки у нее стали такими же розовыми, как у меня.

– Пойдем со мной вниз, к водопаду, – сказал я. – Я унесу тебя отсюда, а матушка позаботится о тебе.

– Нет-нет, – сказала она и снова заплакала, когда я взял ее за руку. – Я скажу тебе, что делать. Дуны сейчас разыскивают меня, а ты – ты видишь вон ту пещеру в скале?

Ярдах в пятидесяти от нас я обнаружил то, о чем говорила Лорна. В вечерних сумерках я едва разглядел пещеру.

– Да, вижу. Но Дуны заметят меня, когда я побегу туда через луг.

– Там… там… – Лорна едва могла говорить, – есть выход из долины. Боже, они все ближе и ближе… я уже вижу их…

Посмотрев на реку, а потом на меня, девочка побелела как снег.

Я повел ее за кустарник, что рос около реки, – там нас не было видно – и, живо подхватив свой мешок и острогу, спрятал их в птичье гнездо, пустовавшее рядом, у кромки воды.

Вдалеке, вверх по течению, я увидел дюжину здоровенных мужчин, спускавшихся к воде с другого берега. Огнестрельного оружия при них не было, и они шли веселые и беззаботные, как на праздник.

– Королева, королева! – закричали они издалека. И снова: – Королева, королева! Куда же подевалась наша маленькая королева?

– Они всегда зовут меня королевой. Пройдет некоторое время, и я должна буду ею стать, – шепнула Лорна, и я почувствовал, как ее нежная щечка коснулась моего обветренного лица. – Их королевой, – добавила она. Я услышал, как рядом с моим сердцем бьется ее маленькое сердечко. – Ой, посмотри, они уже спускают в реку ствол дерева и скоро будут на этом берегу. Еще немного, и они нас заметят.

– Погоди, – осенило меня. – Кажется, я знаю, что делать. Я спрячусь в воде, а ты сделай вид, что спишь.

– Да-да, вон там, на лугу, – поняла она с полуслова. – Бедный, как, должно быть, тебе сейчас станет холодно! И не вздумай больше сюда приходить, – шепнула она через плечо, отправляясь вверх по косогору. – Только я буду приходить на это место – иногда. Ой, вот они!

Едва успев взглянуть туда, куда она указала, я мигом очутился в воде, выставив голову на поверхность между двух больших камней. Тьма сгущалась между холмами, и белый туман опустился на реку, но я, затаившись в воде, видел все как на ладони, потому что страх сделал меня зорким: мне все казалось, что разбойники вот-вот обнаружат и схватят меня.

Все это время Дуны шумели и ругались на чем свет стоит, и эхо, вторя им, наполняло долину их голосами. Я был в отчаянии, но вскоре заметил ярдах в тридцати-сорока от себя Лорну, прилегшую у скалы и притворившуюся спящей, и увидел, как ее прекрасные волосы, словно две темные волны, упали на ее личико и скромное светлое платьице. Тут я успокоился и стал ждать, что будет дальше.

А дальше было вот что. Дуны высадились на берег, и один верзила, завернув за скалу, обнаружил Лорну. С минуту он постоял рядом, любуясь ею, а потом взял на руки и поцеловал так звонко, что даже мне стало слышно. Будь у меня с собою отцовское ружье или, на худой конец, мушкетон, я бы, ей-богу, выпустил бы хороший заряд в этого подлеца!

– Вот она, наша королева! Вот королева, дочь нашего капитана! – закричал верзила своим товарищам. – Возвращайтесь к своей бутылке, пьяницы! Я нашел девочку, я ее и привезу. Никто не смей касаться!

Он посадил Лорну на могучее плечо, и, заграбастав ручищей ее крохотные ножки, с триумфом ушел восвояси. Глядя на это, я так разозлился, что даже высунулся из воды, и Дуны непременно заметили бы меня, если бы не торопились вернуться к своей бутылке. Когда разбойники подошли к краю луга, быстро темневшего в вечерних сумерках, Лорна обернулась и помахала мне рукой, а я помахал ей в ответ.

Вот она и ушла от меня, дорогая моя девочка. Волнение вскоре улеглось, и мне снова захотелось ее увидеть. Но сейчас об этом нечего было и думать, мне следовало поскорее выбраться отсюда, чтобы успеть к ужину.

Я заполз под куст, чтобы согреться и растереть дрожащие ноги. И когда окончательно стемнело, я понял, что сейчас самое время уходить.

Я выжал штаны, а затем пополз к пещере, на которую мне указала Дорна. Я добрался до входа и с опаской вошел внутрь, боясь, как бы мне навстречу не прогремел разбойничий выстрел. Но в пещере не было никого. Я заметил несколько выбоин, грубо вырубленных в скале вместо ступеней. Но выбоины были узкими, отстояли друг от друга далеко, а утес был таким крутым, что все эти открытия не слишком меня порадовали. Вцепившись в скалу и обломав ногти, я ухитрился сползти на животе до первой ступеньки, затем, помогая себе острогой, прыгнул на вторую. Добраться до третьей ступеньки оказалось труднее всего, и я нипочем не добрался бы, если бы не заметил в тени скалы подвешенную веревку. Я крепко ухватился за нее и мало-помалу спустился до самого низа. Не помню, как мне удалось найти дорогу домой, пробираясь через лес Беджворти, но знаю, что заслужил в тот вечер хорошую трепку за то, что вел себя так неосмотрительно – Дуны ведь могли оставить от меня мокрое место, – и за то, что извозил в грязи добрую пару шерстяных штанов.

После этого дня, полного всевозможных приключений, я стал относиться к своим занятиям стрельбой еще серьезнее. Не то чтобы я надеялся перестрелять всех Дунов одного за другим или мечтал устроить это – я по натуре вообще не мстителен, – нет, мне просто захотелось овладеть оружием по-настоящему и научиться пользоваться им так же уверенно, как плугом, молотком или рыбацким неводом. Но наступило время стрижки овец, затем сенокос и уборка зерновых, а потом мы начали делать сидр и готовиться к приходу зимы.

Так в делах и заботах прошел почти целый год. Все дни я проводил на открытом воздухе, либо работая на ферме, либо занимаясь охотой и рыбной ловлей, а иногда приходилось с утра до вечера не слезать с седла в поисках заблудившейся лошади или коровы.

Страхом, что я натерпелся в тот вечер в Долине Дунов, я был сыт по горло – и надолго. Теперь я уже не отваживался в одиночку, без Джона Фрая, выходить в поле, в лес или к дальней изгороди фермы. Мало-помалу я рассказал Джону обо всем, что случилось со мной в тот день, не упомянув только о Лорне. Во-первых, я понимал, что Джон не тот человек, с которым можно говорить на такие темы, а во-вторых… Нет, не то чтобы я не думал о Лорне и не хотел повидаться с нею вновь, но ведь я был тогда всего-навсего мальчишка и потому презирал девчонок, считая, что они не в состоянии жить своим умом и могут действовать только по чужой указке. Так считал не только я, но и все мои сверстники. Когда мы собирались вместе и разговор заходил о девчонках, все соглашались с тем, что эти жеманницы и плаксы годятся только на то, чтобы быть у нас на побегушках.

И все же, сказать по правде, моя сестренка Анни значила для меня куда больше, чем все мальчишки нашего прихода, вместе взятые, хотя в ту пору я не отдавал себе в этом отчета и высмеял бы любого, кто бы сказал мне это. У Анни было славное личико и деликатные манеры, и многие в округе считали, что наша Анни – ни дать ни взять вылитая леди и даже лучше, потому что не задается и не важничает. Потом, когда она выросла, она стала на редкость прелестной девушкой – высокая, с лебединой шеей и ослепительно белыми плечами, на которые падали чудесные каштановые кудри. Но и в ту пору ее обаяние не шло ни в какое сравнение с красотой Лорны Дун.