Онлайн чтение книги Накануне
Глава 55. Самоубийца ли?

Думцы и Рузский опять наклонились над столом, перечитывая текст отречения. Приемлемо ли? Ведь подписан акт без всякого обсуждения. «Дан». И даже помечено: "2 марта, 15 часов 15 минут" — когда на деле сейчас почти полночь. Нарочно, будто бы все было решено и подписано еще до приезда думских уполномоченных. Будто сам решил, собственной волей. Само-держец. Само-убийца.

Самоубийца ли?

Шульгин, радостно и хитро помаргивая бровями, оглаживал лысину:

"Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского…"

— Н-не знаю! — растерянно пробормотал Гучков. — Воцарение Михаила можно только приветствовать, конечно. Но акт… не имеет юридической силы: по закону о престолонаследии император не вправе отречься в пользу брата. Документ этот может быть аннулирован в любой момент самим же Николаем Александровичем.

Рузский бегло посмотрел на Шульгина. Шульгин отвел глаза. Генерал обнял Гучкова за плечи.

— Полноте, какая там… аннуляция! Вот подпись. Это же не мелкий лавочник, чтобы обсчитывать, и не мужик, у которого чести нет. Для монарха честь выше жизни! Он не может солгать. Тем более — перед лицом истории. А что касается юридической стороны — кто у них там, у бунтовщиков, в конце концов, понимает: законен, незаконен…

— Вы правы, пожалуй, — медленно сказал, напряженно раздумывая, Гучков. — Пожалуй даже, вы наверное правы… Не юрист и не государственный человек в этом деле не разберется, а где у господ социалов государственные люди?.. Народные массы встретят воцарение Михаила несомненно с большим энтузиазмом, чем Алексея. Цесаревич все-таки ассоциируется с Распутиным… И Михаил I был излюбленный земский царь… "Жизнь за царя", "Славься, славься" — это популярно.

Он развеселился совсем, даже прищелкнул пальцами.

— Что ж! В конце концов все, что ни делается, делается к лучшему. Да здравствует император Михаил Вторый! Поздравляю вас с первым конституционным монархом, дорогой Василий Витальевич.

Он повернулся к Шульгину, почти не скрывая злорадства: такому монархисту, как Шульгин, конституция — острый нож.

Повернулся и осекся на слове: Шульгин улыбался тоже.