Онлайн чтение книги Право выбора
5

Руда есть руда — кормилица наша…

Жизнь на Солнечном пульсировала круглые сутки. Мне никогда не доводилось бывать на крупных рудниках и теперь хотелось единым взглядом окинуть разросшееся хозяйство, понять, как и чем живут люди. Ведь отсюда, из таежных глубин, во все концы страны непрерывным потоком идет руда… Я брал в руки темно-красные куски, вертел так и этак, подносил к глазам, а Терюшин с горделивыми нотками в голосе пояснял:

— С нашей рудой, парень, не шути, — в ей более шестидесяти процентов чистого железа! Она, если хочешь знать, нарасхват. Почитай, самая дешевая в наших краях, а то и по всей России-матушке. Миллионы тонн выгребли, а до проектной глубины и за полвека не дойти. А проектная глубина — триста метров! Понял? Вглубь и вширь растем. Как говорил Дементьев, ее тут, руды, миллиарды тонн. Внукам и правнукам хватит…

У Солнечного была своя история, Сперва темно-красные камни находили местные охотники (еще на моей памяти), а потом сюда пришли геологи. Сейчас открытые работы достигли восьмидесяти метров глубины, а по новому проекту глубина главного карьера возрастет почти в четыре раза.

Наш карьер представлял собой выработку в виде котлована со значительными размерами в длину и ширину. По пологой спиральной траншее спускалась сюда с поверхности железная дорога. На каждом уступе стояло по два-три экскаватора. В забои подавали порожняк. Начиналась погрузка. А на верхних площадках бурили скважины. Когда скважины были готовы, взрывники закладывали в них аммонит. Экскаваторы отводили подальше, люди убегали чуть ли не за полкилометра от забоя. Хлопали предупредительные выстрелы. Наступала напряженная тишина. Затем гремели взрывы, сотрясалась земля под ногами, груды взорванной породы с шумом сползали вниз.

Что-то было веселое, задорное в этом беспрестанном круговороте. Я не встречал хмурых или безразличных лиц. Все здесь было просто и прочно, продумано до мелочей, ничто не могло нарушить установившийся ритм жизни.

Я еще не успел войти полностью в новую жизнь и робел на каждом шагу, чувствовал себя стесненно. Моя ли это жизнь? Давно ли я прибыл на рудник — всего три дня назад… Что можно узнать за три дня? Почти ничего.

И вот я словно на дне кратера вулкана. В вышине блеклое от зноя небо. А под ногами то, что здесь называют «рудным телом».

— Это наш горизонт, — глухо доносится голос Аркадия Андреевича.

Он вытягивает руку и пальцем очерчивает круг. Отныне это и мой горизонт. Так ли он узок, как показал Терюшин? Пока я вижу его лишь глазами, но сердцем не чувствую. Горизонт… Один из уступов, ступенька, где копошатся люди, тянутся тяжело нагруженные составы.

Рабочая площадка, где стоит наш экскаватор, кажется чересчур тесной, ширина ее каких-нибудь сорок — пятьдесят метров, а за рельсовыми путями — откос, вернее, двенадцатиметровый обрыв. У нас есть свой фронт работ: взорванная порода и еще не взорванные блоки. Длина каждого блока почти полкилометра. Но сколько потребуется дней, усилий, чтобы пройти эти полкилометра!.. Наш уступ разрабатывается двумя забоями; на другом его конце трудится еще неведомый мне экскаваторщик Паранин со своей бригадой.

— Назвался груздем — полезай в кузов, — сказал мне Бакаев.

И мы в самом деле залезли в кузов нашего «Уральца». Страх и любопытство — вот-два чувства, которые владели мной. Я боялся случайно прикоснуться к выключателям, металлическим шлангам, проводам, обмоткам, опасливо косился на дверцу камеры высоковольтного токоприемника. Камера была под замком. Как объяснил Бакаев, производить осмотр или ремонт здесь разрешалось лишь после того, как экскаватор отключали от подстанции.

— Вот все твое хозяйство!

Здесь пахло горелым маслом и нагретым металлом. Машина была насыщена электричеством. Преобразовательный агрегат, двигатели постоянного тока, переменного тока, силовой трансформатор, распределительные устройства, аппаратура управления электрическими двигателями… Я насчитал двенадцать электромоторов. Настоящий цех!

А над ухом бубнил Бакаев:

— Тут котелок варить должон. Без председателя в голове ни черта не разберешься. Этот — асинхронный двигатель — самый главный, вроде бригадира над остальными. Тот, поменьше, питает двигатель подъема. Ну, прочие для поворота и хода, напора, открывания ковша. Да тебе всю тонкость не обязательно знать. Главное — уход: гляди, чтобы на коллектора смазка не попадала — короткое замыкание может случиться. За щетками посматривай. Насчет подшипников разговор особый…

Электричество, электрические машины всегда казались мне чем-то таинственным, непостижимым. Снова проснулся угасший было за последние годы интерес к технике. Но, по всей видимости, у меня не было «председателя» в голове, потому что из объяснений Бакаева я не понял ровным счетом ничего.

— Примечай: это масляный выключатель «ВМЭ-6». Служит для управления сетевым асинхронным двигателем преобразовательного агрегата. А вот трехполюсный разъединитель для отключения высоковольтных аппаратов от сети. Включать и выключать можно, когда нет нагрузки.

Я с уважением смотрел на загорелый лоб машиниста и думал, что никогда не постигну всю эту премудрость. Оказывается, в управлении приводами механизмов поворота и хода установлены контакторы типа «КПМ-401», рассчитанные на часовой ток в четыреста ампер!

— Быка убить можно. Доходит?

То, что можно запросто убить быка, понял, остальное так и не дошло до сознания.

— Ничего, со временем разберешься, — подбадривал Бакаев, — да и не обязательно все знать. Если потребуется, без нас обойдутся. Техники за это зарплату получают. А нам — норму подай!

Если при первом знакомстве наш бригадир показался мне суровым человеком, то теперь мнение изменилось: он не лишен был добродушия и определенной чуткости по отношению к нам, молодым рабочим.

Мы осмотрели все механизмы, двигатели и генераторы, вылезли из кузова и занялись ковшом. Ковш… что может быть проще? Но в экскаваторе все просто и все сложно. Ковш мы проверяли особенно тщательно. Как я узнал, верхняя передняя стенка ковша отлита из высокомарганцовистой стали. Она была снабжена пятью съемными зубьями из такого же металла. Задняя и боковые стенки отлиты из углеродистой стали и соединены с передней вваренными пробками большого диаметра. Днище открывалось при помощи специального механизма с электромотором, расположенного на стреле. Мы проверили крепление зубьев, днище ковша и его засов. Потом перешли к напорному механизму, обследовали гусеницы, опорную раму, ведущие и опорные катки, по ходу подтягивали болты и гайки.

Бакаев расписался в вахтенном журнале. Смена была принята. В забой подали состав, но уже не вагоны Министерства путей сообщения, а рудничные думпкары.

— Пошли со мной, — пригласил Бакаев, — посмотришь… Только не болтай под руку.

Я схватился за поручни и вскочил в кабину. Бакаев уселся за рычаги. Лицо его будто окаменело, полоски выгоревших бровей изломались. Сейчас машинист был отрешен от всего. Жилистые руки, очень подвижные, жили своей самостоятельной жизнью. И уже не было Бакаева, сухощавого, костлявого человека, был только экскаватор, натужно воющий, вибрирующий всем корпусом. Резкий рывок — и лавина темно-красной породы грохнулась в самый центр думпкара. Разворот стрелы — и снова ковш ложится у основания забоя.

Можно было без конца следить за полетом стрелы, за каждым движением машиниста. Это как бесконечный бег морских волн…

Всю смену я не вылезал из кабины. Иногда Бакаев доверял рукоятки, и под его присмотром я робко и еще неумело производил все нехитрые манипуляции.

— А из тебя толк получится, — сказал он после смены. — Только не робей, не робей… Все делаешь правильно, ничего не забыл.

Машинист говорил правду. Я в самом деле ничего не забыл, и лишь внутренняя несобранность, непонятная растерянность мешали мне работать так же, как Бакаев. Я был радостно взволнован. Да, пожалуй, для начала не так уж плохо…