Онлайн чтение книги Сон в красном тереме
Глава девяносто седьмая

Распрощавшись со своими мечтами, Линь Дайюй сжигает рукописи стихов;

после совершения брачной церемонии Сюэ Баочай переезжает в дом мужа

Итак, у ворот павильона Реки Сяосян Дайюй стало плохо, в голове помутилось, изо рта хлынула кровь. Не подхвати ее Цзыцзюань и Цювэнь под руки, она упала бы.

Цювэнь вскоре ушла, а Цзыцзюань и Сюэянь стали хлопотать около Дайюй и вскоре заметили, что девушка приходит в себя.

– Вы о чем плачете? – спросила Дайюй.

Служанки обрадовались: раз барышня спрашивает, значит, она в здравом уме и твердой памяти. И они ответили:

– По пути домой вам стало плохо, и мы расстроились. Потому и плачем!

– Неужто вы думаете, что я так сразу умру! – усмехнулась Дайюй, и тут же у нее перехватило дыхание.

Дайюй давно опасалась, что Баоюя женят на Баочай, и когда узнала о предстоящей свадьбе, рассудок ее помутился от гнева. Но после того, как изо рта у девушки хлынула кровь, ей стало легче. Из головы вылетели слова сестрицы Дурочки, и только сейчас, придя в себя, она вспомнила их, и то смутно.

Она больше не скорбела, не убивалась, только хотела поскорее умереть.

Цзыцзюань и Сюэянь заботливо ухаживали за своей барышней, но не решались никому рассказывать о ее болезни, опасаясь, как бы Фэнцзе их снова не отругала за то, что поднимают шум из-за пустяков.

Цювэнь возвратилась к себе как раз когда матушка Цзя проснулась. Заметив, что служанка чем-то встревожена, та спросила:

– Что случилось?

Перепуганная Цювэнь без утайки рассказала обо всем, что произошло.

– Вот беда-то! – переполошилась матушка Цзя.

Служанки позвали госпожу Ван и Фэнцзе, и матушка Цзя передала им рассказ Цювэнь.

– Кто же проговорился? – недоумевала Фэнцзе. – Ведь я всем строго-настрого наказывала молчать! Вот вам и осложнение, о котором я говорила!

– Не стоит раньше времени волноваться, – проговорила матушка Цзя. – Первым делом надо пойти посмотреть, что с девочкой.

Сопровождаемая госпожой Ван и Фэнцзе, она отправилась к Дайюй. Девочка лежала бледная, в лице ни кровинки, и почти не дышала. Потом закашлялась и выплюнула сгусток крови. Всех охватило смятение.

Дайюй приоткрыла глаза, поглядела на матушку Цзя и дрогнувшим голосом проговорила:

– Бабушка! Зря вы меня любили! Не оправдала я ваших надежд!

Слова эти перевернули всю душу матушки Цзя.

– Милое дитя, – сдавленным голосом произнесла она, – выздоравливай поскорее! Все будет хорошо!

Слабая улыбка тронула губы Дайюй, и она вновь закрыла глаза. Вошла девочка-служанка и доложила:

– Пришел доктор.

Женщины и девушки поспешили скрыться. В комнату вошли доктор Ван и Цзя Лянь. Доктор пощупал пульс больной и заявил:

– Ничего страшного нет. Из-за сильного потрясения в печень не поступает кровь, и это влияет на самочувствие. Больной необходимо дать кровоостанавливающее, тогда появится надежда на выздоровление.

Доктор Ван пошел выписывать лекарство, вышла и матушка Цзя, а следом за ней Фэнцзе и остальные.

– Мне кажется, девочку вылечить не удастся! – промолвила старая госпожа. – Вы только не подумайте, что я хочу накликать своими словами несчастье! Но надо приготовить все необходимое на случай похорон! Хорошо, если девочка поправится. У нас и без того полно хлопот. Одна свадьба чего стоит!

Затем матушка Цзя стала расспрашивать Цзыцзюань, кто рассказал обо всем Дайюй.

– Дети с малых лет росли вместе, – печально вздохнула матушка Цзя, – и, конечно, привязаны друг к другу. Я всегда любила Дайюй. Но она уже взрослая и должна понимать, какая ей уготована судьба. А если не понимает, так и жалеть ее нечего! Напрасно я о ней так пеклась! Ваш рассказ меня очень встревожил.

Она возвратилась к себе, позвала Сижэнь и завела с ней разговор о Дайюй. Сижэнь все подробно ей рассказала и повторила то, что уже говорила об отношениях Баоюя с Дайюй.

– Я только сейчас ее видела, – промолвила матушка Цзя. – Она не производит впечатления помешанной. В нашей семье сердечных болезней не признают! Я не пожалею никаких денег, чтобы вылечить Дайюй! Но если это сердечный недуг – не стану ее жалеть!

– О сестрице Линь можете не беспокоиться, бабушка, – сказала Фэнцзе, – за ней будут присматривать доктор и Цзя Лянь. Сейчас главное – окончательное согласие тетушки. Нынче утром мне сообщили, что покои для новобрачных уже приготовлены. Теперь, бабушка, вам с госпожой Ван надо бы пойти к тетушке Сюэ обо всем договориться. Правда, неловко это делать при Баочай. Может быть, пригласить тетушку к нам? Так будет удобней.

– Ты права, – заметили матушка Цзя и госпожа Ван. – Но сегодня поздно, а завтра непременно ее пригласим.

Матушка Цзя села ужинать, а Фэнцзе и госпожа Ван ушли к себе. Но это к делу не относится.

На следующий день после завтрака Фэнцзе пошла к Баоюю и без обиняков заявила:

– Второй господин, тебя ждет большая радость! Отец решил тебя женить и уже выбрал счастливый день для свадьбы!

Баоюй ничего не говорил, только глядел на Фэнцзе широко раскрытыми глазами, улыбался и еле заметно кивал головой.

– Он решил женить тебя на сестрице Линь Дайюй, – продолжала Фэнцзе. – Ну как, доволен?

Баоюй расхохотался, и, глядя на него, Фэнцзе не могла понять, в здравом ли он уме. Поэтому она повторила:

– Батюшка сказал, что женит тебя на сестрице Линь Дайюй, но лишь в том случае, если ты поправишься. А если и дальше будешь таким же глупым, тебя вообще не женят.

– Не я глуп, а ты! – с серьезным видом заявил Баоюй и, поднявшись, добавил: – Пойду навещу сестрицу Дайюй, надо ее успокоить!

– Сестрица Дайюй уже все знает, – поспешила сказать Фэнцзе, удерживая его за руку. – Она скоро станет твоей женой, и не надо к ней ходить, смущать ее.

– А когда меня женят, мы с нею хоть раз увидимся? – спросил Баоюй.

Фэнцзе стало смешно, но она тут же подумала: «Сижэнь не ошиблась. Стоит упомянуть имя сестрицы Линь – и у него наступает просветление. Но если он в здравом уме и увидит, что его женили не на барышне Линь Дайюй, то взбесится, как затравленный тигр. Тогда его не унять!»

И, поборов волнение, Фэнцзе сказала:

– Если будешь благоразумным, увидитесь! А не будешь – она не пустит тебя к себе.

– Сердце у меня всего одно, и я давно отдал его сестрице Линь Дайюй, – сказал юноша. – Если она придет, то принесет его и снова вложит в мою грудь.

Слова Баоюя показались Фэнцзе бессмысленными, она вышла из комнаты и отправилась к матушке Цзя. Там она слово в слово повторила все, что говорил Баоюй. Матушке Цзя было и смешно и больно.

– Я все понимаю, – сказала она. – Не нужно обращать на Баоюя внимания. Пусть Сижэнь его успокоит!

Вскоре пришла госпожа Ван, и вместе с матушкой Цзя они отправились к тетушке Сюэ. Сначала приличия ради справились о ее делах, потом сказали, что давно не виделись с ней и пришли навестить.

Растроганная тетушка Сюэ подробнейшим образом рассказала, как обстоят дела с Сюэ Панем.

После чая тетушка Сюэ хотела было послать за Баочай, но Фэнцзе ее удержала:

– Не нужно! Пусть Баочай ничего не знает. Старая госпожа просто хотела вас навестить и кое о чем посоветоваться. Вот и пригласила к себе.

– Да, да, – закивала головой тетушка Сюэ.

Поболтав еще немного, все разошлись.

Вечером тетушка Сюэ пришла к матушке Цзя, поклонилась, а затем отправилась навестить госпожу Ван. Не обошлось без разговора о Ван Цзытэне, и все, конечно, всплакнули.

– Я только что от старой госпожи, – сказала тетушка Сюэ. – Баоюй вышел ко мне, справился о здоровье, ничего особенного я не заметила, разве что он похудел. Зачем же говорить, что он плох?

– Это бабушка от волнения, на самом же деле ничего страшного нет, – поспешила вмешаться Фэнцзе. – Дело в том, что господин Цзя Чжэн собирается ехать к новому месту службы, и старая госпожа хочет поскорее женить Баоюя, чтобы отцу было спокойнее. Ведь неизвестно, когда он вернется. К тому же женитьба на Баочай пойдет Баоюю на пользу, «золотой замок» поможет ему избавиться от наваждений.

Тетушка Сюэ не возражала против этого брака, но, чтобы не вызвать недовольства Баочай, сказала:

– Я согласна, только сначала надо все обсудить и взвесить.

Тогда госпожа Ван рассказала тетушке Сюэ о плане Фэнцзе и добавила:

– Никакого приданого пока не надо, ведь сейчас мужчин у вас в доме нет. Пусть только Сюэ Кэ сообщит Сюэ Паню о предстоящем замужестве Баочай и скажет, что мы постараемся его выручить.

О чувствах Баоюя госпожа Ван и словом не обмолвилась, лишь сказала:

– Чем раньше мы поженим наших детей, тем меньше будет хлопот!

В это время матушка Цзя прислала Юаньян разузнать новости.

Тетушка Сюэ боялась расстроить Баочай, но слушала и поддакивала, – иного выхода не было.

Вернувшись к себе, Юаньян доложила матушке Цзя обо всем, что ей довелось услышать, и матушка Цзя, очень довольная, попросила Юаньян передать тетушке Сюэ и Баочай, чтобы они ни о чем не тревожились. Тетушка Сюэ в свою очередь была растрогана таким вниманием старой госпожи.

Уговорились, что сватами выступят Фэнцзе и ее муж.

Все наконец разошлись, а госпожа Ван проговорила с сестрой до полуночи.

На следующий день тетушка Сюэ возвратилась домой и обо всем рассказала Баочай.

– Я уже дала согласие, – промолвила она.

Баочай слушала молча, опустив голову, и глаза ее наполнились слезами.

Тетушка Сюэ принялась ласково утешать дочь, объяснила ей, в чем дело. Баочай ушла к себе, а Баоцинь, не желая оставлять сестру в одиночестве, последовала за нею.

После этого тетушка Сюэ сообщила обо всем Сюэ Кэ и наказала:

– Завтра с утра отправляйся в путь! Прежде всего разузнай о решении высшего начальства, а потом сообщи о замужестве Баочай. Только смотри не задерживайся!

Сюэ Кэ вернулся через четыре дня и сказал тетушке:

– Высокие начальники определили убийство, что совершил Сюэ Пань, как непреднамеренное, и теперь надо готовить деньги, чтобы откупиться от наказания. Вскоре нас об этом уведомят. Брак Баочай Сюэ Пань одобряет и так мне сказал: «Мама совершенно права. Чем раньше это произойдет, тем меньшими будут затраты. Пусть не ждет меня и поступает как сочтет нужным ».

Это известие обрадовало тетушку Сюэ: теперь, по крайней мере, Сюэ Пань вернется домой, да и Баочай будет пристроена.

И хотя Баочай была не очень довольна, тетушка рассудила по-своему: «Дочь должна повиноваться воле родителей, тем более что я уже дала согласие».

– Немедля напиши гороскоп Баочай, – приказала она Сюэ Кэ, – отнеси второму господину Цзя Ляню и спроси, на какой день назначена свадьба, надо хорошенько подготовиться. Друзей и дальних родственников звать не будем, тем более друзей Сюэ Паня – ведь ты сам говорил, какие они все негодяи. Из близких родственников у нас только семьи Цзя и Ван. Но семья Цзя – семья жениха, а из семьи Ван сейчас никого нет в столице. Семью Ши тоже незачем извещать, на помолвку барышни Ши Сянъюнь они нас не звали. Пригласим только Чжан Дэхуэя и попросим его быть распорядителем свадебной церемонии. Он человек пожилой и прекрасно разбирается в житейских делах.

Сюэ Кэ в точности выполнил все указания тетушки Сюэ.

А на следующий день явился Цзя Лянь. Справившись о здоровье тетушки Сюэ, он сказал:

– Хочу сообщить вам, что свадебный обряд назначен на завтра, это самый счастливый день. Только прошу вас, тетушка, не взыщите, если что не так.

Он преподнес тетушке Сюэ письменное извещение о свадьбе. Тетушка произнесла в ответ несколько вежливых фраз, после чего Цзя Лянь поспешил откланяться и, возвратившись домой, рассказал о своем визите Цзя Чжэну.

– Доложи обо всем старой госпоже! – приказал Цзя Чжэн. – Поскольку мы не приглашаем родственников и друзей, церемония должна пройти тихо, без шума. Подарки, приличествующие случаю, пусть подберет старая госпожа, мне об этом докладывать незачем!

Цзя Лянь почтительно поддакнул и отправился к старой госпоже.

Между тем госпожа Ван велела Фэнцзе приготовить свадебные подарки и показать матушке Цзя, а также распорядилась предупредить Баоюя, чтобы готовился к свадьбе.

– Странно! – захихикал Баоюй. – Сначала отсюда посылали вещи в сад, потом из сада сюда… Свои посылают, свои же и принимают! Зачем – непонятно.

При этих словах матушка Цзя и госпожа Ван не могли скрыть своей радости.

– Все уверяют, будто он поглупел! – говорили они. – Но разве мог бы он в этом случае рассуждать столь разумно?

С трудом сдерживая улыбку, Юаньян принялась показывать матушке Цзя вещь за вещью.

– Это – золотые ожерелья, – говорила она, – их всего восемьдесят штук. Вот сорок кусков шелка с узорами из драконов, и еще сто двадцать кусков шелка и атласа, все разных цветов. Тут сто двадцать смен одежды для четырех сезонов года и деньги на вино и угощение.

Тщательно осмотрев каждую вещь, матушка Цзя осталась довольна и сказала Фэнцзе:

– Пойди скажи тетушке Сюэ, что эта церемония не в счет. Свадьбу по всем правилам мы устроим после возвращения Сюэ Паня. А сейчас пусть шьют для Баочай платья. Одеяла для новобрачных мы сделаем сами.

Фэнцзе вместо себя послала Цзя Ляня к тетушке Сюэ, а сама позвала Чжоу Жуя и Ванъэра и предупредила:

– Через главные ворота ничего не выносите! Только через боковую калитку. Я пойду с вами. Калитка эта далеко от павильона Реки Сяосян, но если даже кто-нибудь увидит, прикажем, чтобы не болтали.

Слуги взяли подарки и вышли.

Баоюй был уверен, что женят его на Дайюй, и, конечно же, радовался. Хандры как не бывало. Только в речах еще угадывалось безумие.

Служанки и слуги носили ему показывать подарки, но ни словом не обмолвились, от кого они и кому предназначаются, хотя все прекрасно знали. Фэнцзе строго-настрого приказала им держать язык за зубами.

Но вернемся к Дайюй. День ото дня ей становилось хуже, никакие лекарства не помогали.

Цзыцзюань всячески ее утешала:

– Раз уж дело приняло такой оборот, я не могу молчать. Мы, барышня, знаем ваше заветное желание. Но вы не волнуйтесь, Баоюй болен, кто же теперь его станет женить? Не слушайте сплетен, успокойтесь, поберегите себя!

В ответ Дайюй лишь тихо смеялась и по-прежнему кашляла кровью.

Цзыцзюань понимала, что Дайюй недолго протянет, что утешать ее бесполезно, но каждый день рассказывала Юаньян о состоянии девушки, надеясь, что та передаст матушке Цзя, но Юаньян не передавала, она видела, что старая госпожа охладела к внучке, и предпочитала молчать. Да и до того ли было матушке Цзя? Она думала лишь о предстоящей свадьбе, а о Дайюй не вспоминала, разве что приглашала врача.

Дайюй всегда посещали во время болезни, и она удивлялась, почему сейчас никто не приходит. Только Цзыцзюань возле нее хлопотала, хотя ни на что не надеялась.

– Сестра, – обратилась как-то Дайюй к служанке, собрав последние силы, – ты моя самая близкая подруга! И хотя служишь мне всего несколько лет, я отношусь к тебе как к родной…

Дайюй задохнулась, у Цзыцзюань комок подступил к горлу, и она заплакала в голос.

Через некоторое время Дайюй снова заговорила:

– Сестрица Цзыцзюань! Подними меня! Что пользы лежать!

– Барышня, ведь вы не одеты, – отвечала девушка. – И можете простудиться.

Дайюй закрыла глаза, попыталась приподняться. Цзыцзюань и Сюэянь помогли ей, подложив под бока и спину подушки, а сами встали по сторонам.

Но, едва сев, Дайюй сразу ощутила резкую боль и судорожно вцепилась в подушки, затем позвала Сюэянь, сказала:

– Моя тетрадь… – и снова стала задыхаться.

Сюэянь догадалась, что Дайюй имеет в виду стихи, которые недавно исправляла. Быстро разыскала тетрадь, подала ее барышне. Дайюй кивнула, затем глазами указала на ящик. Сюэянь не поняла. Дайюй разволновалась, округлила глаза, закашлялась, и ее стало рвать кровью.

Сюэянь дала Дайюй прополоскать рот, а Цзыцзюань осторожно вытерла ей губы платочком. Дайюй взяла платочек и снова указала в направлении ящика. Потом опять стала задыхаться и закрыла глаза.

– Полежите спокойно, барышня, – уговаривала ее Цзыцзюань.

Дайюй покачала головой. Цзыцзюань подумала, что она просит платок, и велела Сюэянь достать его из ящика. Та подала белый шелковый платок, однако Дайюй оттолкнула ее руку и с трудом проговорила:

– На котором написаны иероглифы!..

Только сейчас Цзыцзюань поняла, что барышня просит тот самый старый головной платок, на котором были написаны стихи, и приказала Сюэянь немедленно разыскать его и подать Дайюй.

– Отдохните, барышня, – упрашивала она Дайюй. – Зачем себя изводить? Потом посмотрите стихи, когда поправитесь!

Не обращая на нее внимания, Дайюй хотела разорвать платок, но не хватило сил.

Цзыцзюань догадалась, что барышня сердится на Баоюя, но не решилась заводить о нем речь и только произнесла:

– Эх, барышня, опять вы расстроились!

Дайюй опустила голову, сунула платок в рукав, велела зажечь лампу. Пристально на нее посмотрела, отдышалась немного и, наконец, вымолвила:

– Разожгите жаровню…

Цзыцзюань решила, что Дайюй холодно, и сказала:

– Вы бы лучше легли, барышня, а я вас потеплее укрою. А то дым пойдет, и вам станет хуже.

Дайюй покачала головой. Сюэянь разожгла жаровню, поставила на пол. Дайюй потребовала, чтобы жаровню перенесли на кан. Сюэянь выполнила ее желание.

Дайюй попыталась подвинуться ближе к жаровне, Цзыцзюань помогла ей. Тогда Дайюй вытащила из рукава платок и бросила его на пылающие уголья. Цзыцзюань испугалась, хотела выхватить платок из огня, но руки не слушались.

Сюэянь в это время в комнате не было, – она вышла за подставкой для жаровни.

– Барышня! – с упреком произнесла Цзыцзюань. – Что же вы натворили?!

Дайюй, будто не слыша, взяла тетрадь со стихами и тоже бросила в огонь. Цзыцзюань дважды пыталась отнять ее, но безуспешно. Девушка растерялась, не зная, что делать.

Но тут на пороге появилась Сюэянь, кинулась к жаровне и, обжигая руки, вытащила из огня уже наполовину сгоревшую тетрадь.

Дайюй закрыла глаза, словно не желала больше видеть Цзыцзюань. Тогда Цзыцзюань попросила Сюэянь помочь ей уложить барышню. Сердце ее бешено колотилось. Надо бы позвать кого-нибудь на помощь, но как тревожить людей в столь позднее время? А не позовешь и случится несчастье, придется потом ответ держать. Всю ночь девушки провели в тревоге.

Наутро Дайюй стала еще слабее. После завтрака приступы кашля возобновились, опять появилась тошнота. Цзыцзюань оставила больную на попечение Сюэянь, а сама отправилась к матушке Цзя.

Но там словно все вымерло; девушка не встретила никого, кроме нескольких старых мамок да девочек-служанок для черной работы, которых оставили присматривать за комнатами.

– А старая госпожа где? – осведомилась Цзыцзюань.

– Не знаем, – последовал ответ.

Цзыцзюань удивилась и направилась в комнаты Баоюя. Но и там никого не нашла.

Спросила служанок, те сказали, что им ничего не известно. Тут только Цзыцзюань догадалась, в чем дело.

«До чего черствые, безжалостные люди», – с горечью подумала девушка, вспомнив о том, что последние дни никто не навещал Дайюй. Расстроенная, она вышла.

«Надо бы пойти к Баоюю справиться о здоровье, – пришла в голову мысль. – Но как он примет меня?! Когда-то я над ним подшутила, и он заболел от волнения. Что же будет сейчас? Нечего и говорить! Сердца у мужчин холодны как лед».

Занятая своими мыслями, Цзыцзюань брела наугад, пока не очутилась у двора Наслаждения пурпуром. Ворота заперты, во дворе – ни души. Тут девушка вспомнила: «Ведь Баоюй женится, и для новобрачных приготовили новые покои! Но где они?»

Вдруг она заметила Моюя, мальчика-слугу Баоюя, и окликнула его.

– Ты зачем пришла, сестрица? – спросил Моюй.

– Слышала, что второй господин Баоюй женится, и пришла посмотреть на его свадьбу, – отвечала Цзыцзюань. – А она, оказывается, не здесь! Я даже не знаю, когда состоится брачная церемония!

– Я тебе скажу, только смотри ничего не говори сестре Сюэянь! – шепнул Моюй. – Господа не велели вам об этом рассказывать! Брачная церемония нынче вечером. Для этого случая господину Цзя Ляню велено было приготовить отдельный дом. Может быть, у тебя есть ко мне дело, сестра?

– Нет, ничего, – отвечала Цзыцзюань. – Иди!

Моюй убежал.

Цзыцзюань тупо глядела ему вслед, потом вспомнила об умирающей Дайюй и залилась слезами.

– Баоюй, – процедила она сквозь зубы, – она скоро умрет и не будет служить тебе живым укором! Но я-то жива! Как ты будешь смотреть мне в глаза?

Судорожно всхлипывая, она побежала домой и там увидела, что из-за ворот украдкой выглядывают две служанки.

– Сестра Цзыцзюань пришла! – крикнула одна из них.

Цзыцзюань поняла, что дело плохо, сделала девочкам знак не шуметь и вошла в дом.

Лихорадочный румянец пылал на щеках Дайюй. Цзыцзюань велела позвать няньку Дайюй – тетку Ван.

Та глянула на свою воспитанницу и в отчаянии заплакала.

А Цзыцзюань так на нее надеялась! Но тетка Ван оказалась совершенно беспомощной и стояла в полной растерянности. Тут Цзыцзюань осенило: «Вот за кем надо послать!» Как бы вы думали, за кем? Ну конечно же за Ли Вань. Цзыцзюань знала, что Ли Вань живет затворницей и на свадьбу вряд ли пойдет. Веселье и шум ее не прельщали. К тому же она была главной распорядительницей в саду.

Когда пришла служанка, Ли Вань выправляла стихи, недавно написанные Цзя Ланем.

– Старшая госпожа, барышня Линь совсем плоха! – доложила служанка. – Там все плачут.

Ли Вань, ни о чем не спрашивая, поспешила к Дайюй. Суюнь и Биюэ побежали следом за нею.

Обливаясь слезами, Ли Вань думала: «Дайюй была самой красивой среди сестер и самой талантливой. Не уступала Су Э и Циннюй! И вот, совсем юной, ей суждено стать „обитательницей Бэймана“[58] Бэйман – название древнего кладбища в окрестностях города Лояна.. А Фэнцзе, будто нарочно, вздумала, как говорится, «украсть балку и подменить колонну». Как же ей после этого являться в павильон Реки Сяосян и утешать девочку! Бедняжка Дайюй, жаль мне ее!»

С этими печальными мыслями Ли Вань подошла к воротам павильона Реки Сяосян. Там царила тишина, и Ли Вань забеспокоилась:

– Наверное, Дайюй умерла и ее уже оплакали. Но приготовили ли саван и погребальные украшения?

Ли Вань поспешила в комнату. Ее увидела девочка-служанка и закричала:

– Старшая госпожа пришла!

Из комнаты выбежала Цзыцзюань и столкнулась с Ли Вань.

– Ну что? – спросила Ли Вань.

Цзыцзюань хотела ответить, но комок подступил к горлу, из глаз покатились крупные слезы-жемчужины, и она молча указала рукой на Дайюй.

Охваченная смятением и скорбью, Ли Вань приблизилась к постели. Дайюй была так слаба, что не могла говорить. Ли Вань дважды окликнула ее. Дайюй приоткрыла глаза, они были сухими, шевельнула губами, но не проронила ни звука.

Ли Вань обернулась и, не увидев Цзыцзюань, спросила, где она.

– В прихожей, – отвечала Сюэянь.

Ли Вань вышла. Цзыцзюань лежала ничком и рыдала. Глаза ее были закрыты. Шелковое одеяло намокло от слез.

Ли Вань окликнула девушку. Она открыла глаза, приподнялась на постели.

– Глупышка! – ласково сказала Ли Вань. – Сейчас не время плакать! Почему не приготовили саван для барышни и не переодели ее? Неужели она уйдет из нашего мира такой же голой, как явилась сюда?

Цзыцзюань еще громче заплакала. Ли Вань, сдерживая волнение, похлопывала девушку по плечу и, утирая слезы, утешала ее:

– Милое дитя! Своими слезами ты меня еще больше расстраиваешь! Скорее приготовь необходимые вещи! Главное – все сделать вовремя!

Кто-то стремительно вбежал в комнату. От неожиданности Ли Вань вздрогнула и тут увидела, что это Пинъэр. Оглядев всех, девушка не на шутку перепугалась.

– Ты зачем здесь? – спросила Ли Вань. – Почему не с госпожами?

В это время на пороге появилась жена Линь Чжисяо.

– Моя госпожа очень беспокоится о барышне Линь Дайюй, – промолвила Пинъэр, – и велела мне присмотреть за ней. Но раз уж вы здесь, моя госпожа может спокойно заниматься своими делами.

Ли Вань кивнула.

– Я хочу взглянуть на барышню Линь, – сказала Пинъэр и прошла во внутреннюю комнату. Стоило ей увидеть Дайюй, как из глаз полились слезы.

Ли Вань тем временем говорила жене Линь Чжисяо:

– Ты пришла как раз кстати! Вели экономкам все приготовить для похорон барышни Линь Дайюй! А потом мне доложишь, к госпожам ходить незачем!

Жена Линь Чжисяо поддакнула, но с места не двинулась.

– Хочешь что-то сказать? – спросила Ли Вань.

Женщина замялась, а после произнесла:

– Вторая госпожа Фэнцзе только что разговаривала со старой госпожой, им на некоторое время нужна барышня Цзыцзюань.

– Тетушка Линь! – вскричала Цзыцзюань, не дожидаясь, пока Ли Вань ответит. – Прошу вас, оставьте нас в покое!.. Когда умрет барышня, мы, разумеется, перейдем в ваше распоряжение и тогда все, что нужно…

Цзыцзюань смутилась, умолкла, а потом, как бы извиняясь, договорила:

– А сейчас мы не отходим от барышни. Она все время меня зовет.

– В самом деле! Видимо, в прежней жизни барышня Линь самой судьбой была связана с этой девочкой. Она ее ни на минуту не отпускает, – подтвердила Ли Вань. – А вот к Сюэянь барышня равнодушна, хотя и привезла ее с собой.

Если возражение Цзыцзюань не возымело действия на жену Линь Чжисяо, то слова Ли Вань ее озадачили, и она не знала, что отвечать. Глядя на Цзыцзюань, которая рыдала, как плакальщица на похоронах, жена Линь Чжисяо с усмешкой промолвила:

– Болтовню барышни Цзыцзюань можно не принимать всерьез, но как я доложу старой госпоже о том, что сказали вы? Да и как заикнуться об этом второй госпоже Фэнцзе?!

В это время из внутренней комнаты, утирая слезы, вышла Пинъэр и, услышав последние слова жены Линь Чжисяо, спросила:

– О чем это вы боитесь заикнуться второй госпоже?

Линь Чжисяо ответила. Пинъэр подумала и сказала:

– Но ведь можно послать Сюэянь.

– Думаешь, можно? – усомнилась Ли Вань.

Пинъэр что-то шепнула Ли Вань на ухо.

Ли Вань кивнула и сказала:

– И в самом деле, пусть идет Сюэянь.

– Барышня Сюэянь? – удивленно спросила жена Линь Чжисяо, оборачиваясь к Пинъэр.

– А почему бы и нет? Не все ли равно, она или Цзыцзюань! – промолвила Пинъэр.

– В таком случае пусть немедля идет со мной, – сказала жена Линь Чжисяо. – Мне нужно доложить старой госпоже и второй госпоже Фэнцзе, что Цзыцзюань заменили на Сюэянь. А поскольку придумали это старшая госпожа Ли Вань и вы, барышня, надеюсь, вы объясните второй госпоже, что я ни при чем.

– Хороша! – воскликнула Ли Вань. – Жизнь прожила, а боишься взять на себя такой пустяк!

– Да не боюсь я, – улыбнулась жена Линь Чжисяо. – Но это приказ старшей госпожи и второй госпожи Фэнцзе, и тут не поймешь, почему они хотят сделать что-либо так, а не иначе. Поэтому я и вынуждена сослаться на вас и барышню Пинъэр.

Пинъэр между тем позвала Сюэянь.

Надо сказать, что в последнее время Дайюй почти не пользовалась услугами Сюэянь, считая ее нерасторопной и глупой, и Сюэянь охладела к барышне. Поэтому она не возразила ни слова и стала собираться.

Пинъэр велела девочке надеть новое платье и следовать за женой Линь Чжисяо. Сама же она поговорила еще немного с Ли Вань и тоже собралась уходить. Ли Вань велела ей напомнить жене Линь Чжисяо, чтобы та попросила мужа сделать необходимые приготовления к похоронам Дайюй.

Выйдя из дому, Пинъэр за поворотом дорожки увидела жену Линь Чжисяо и Сюэянь и окликнула их.

– Девочку отведу я, – сказала она жене Линь Чжисяо, – а ты передай мужу, чтобы приготовил все необходимое для похорон барышни Линь. Я сама доложу второй госпоже Фэнцзе.

Жена Линь Чжисяо не возражала и пошла к себе, а Пинъэр отвела Сюэянь в дом, приготовленный для новобрачных, и объяснила, почему вместо Цзыцзюань пришла Сюэянь.

Когда Сюэянь увидела приготовления к свадьбе, она вспомнила о своей барышне и сердце сжалось от боли, но при матушке Цзя и Фэнцзе она не решалась показывать свое горе.

«И зачем только я им понадобилась? – думала Сюэянь. – Впрочем, посмотрим. Прежде Баоюй был неразлучен с моей барышней, но теперь они перестали видеться, и я не знаю, болен он или притворяется. Может быть, чтобы не рассердить барышню, он нарочно сказал, будто утерял свою яшму, и прикидывается сумасшедшим, надеясь, что барышня охладеет к нему, и он сможет спокойно жениться на барышне Баочай. Погляжу, что он будет делать при мне! Неужели опять станет строить из себя дурака?»

Сюэянь тихонько пробралась к дверям комнаты, где был Баоюй, и заглянула внутрь.

Надо сказать, что здоровье юноши теперь с каждым днем улучшалось. Блаженство наполнило душу, когда он узнал, что его женят на Дайюй. Разум прояснился, только прежней проницательности не было, и Фэнцзе решила, что его легко обмануть. Баоюй с нетерпением ждал встречи с Дайюй, и когда ему сообщили, что нынче свадьба, радости его не было предела. Хоть временами его речь и казалась бессвязной, в общем он производил впечатление здорового человека. Поэтому Сюэянь рассердилась на Баоюя, ей стало обидно за свою барышню, и она поспешила скрыться. Сюэянь не знала, что творится в душе юноши.

Между тем Баоюй облачился во все новое и пошел в комнату госпожи Ван. Глядя на хлопочущих госпожу Ю и Фэнцзе, он с нетерпением дожидался счастливого часа.

– Сестрица Линь прибудет сюда из сада? – то и дело спрашивал он Сижэнь. – Все давно в хлопотах, а ее до сих пор нет.

– Ждут, когда наступит счастливый час, – отвечала Сижэнь.

Потом он услышал, как Фэнцзе сказала госпоже Ван:

– У нас траур, и приглашать музыкантов нельзя. Но совершить церемонию поклонения Небу и Земле без музыки – значит нарушить обычай. Поэтому я созвала женщин, которые живут у нас в доме и когда-то учились музыке и актерскому искусству, – пусть сыграют. Это оживит праздник.

– Да, да, конечно, – кивнула госпожа Ван.

Вскоре в ворота под нежные звуки музыки внесли большой паланкин. Впереди шли люди, держа в руках двенадцать пар фонарей. Все выглядело необычайно торжественно и красиво.

Распорядитель брачной церемонии попросил невесту выйти из паланкина. Лица ее Баоюй не видел, оно было скрыто покрывалом, и сваха, одетая во все красное, поддерживала ее под руку.

С другой стороны ее держала под руку… Сюэянь!..

«Почему не Цзыцзюань? – мелькнуло в голове Баоюя, но он тут же подумал: – Да ведь Сюэянь сестрица привезла из дома, и потому она должна быть на свадьбе».

В общем, появление Сюэянь обрадовало его не меньше, чем если бы он увидел саму Дайюй.

Началась брачная церемония. Новобрачные поклонились Небу и Земле, затем отвесили четыре поклона матушке Цзя, потом Цзя Чжэну и госпоже Ван. После церемонии новобрачных проводили в отведенные для них покои. О том, как молодых усадили под полог, осыпали зерном, и об остальных обрядах, которые свято чтили в семье Цзя из поколения в поколение, мы рассказывать подробно не будем.

Свадьба была устроена по желанию матушки Цзя, и Цзя Чжэн ни во что не вмешивался – он верил, что женитьба поможет Баоюю выздороветь, и сегодня убедился в том, что надежды его оправдались. Баоюй выглядел совершенно нормальным.

Но вот настал момент, когда жених должен был снять покрывало с невесты. Фэнцзе приняла все меры предосторожности, даже пригласила матушку Цзя и госпожу Ван, чтобы лично наблюдали за церемонией.

Баоюй подошел к невесте, спросил:

– Сестрица, ты выздоровела? Как давно мы с тобой не виделись! Зачем тебя так закутали? – И он протянул руку, собираясь поднять покрывало. От волнения у матушки Цзя выступил холодный пот.

«Нельзя поступать опрометчиво, – подумал тут Баоюй, – сестрица Дайюй может рассердиться…»

Постояв в нерешительности, он все же собрался с духом и приподнял покрывало. Сваха взяла покрывало и удалилась, а на месте Сюэянь появилась Инъэр.

Баоюй был ошеломлен – перед ним сидела Баочай. Он протер глаза, поднял фонарь, пригляделся. Сомнений нет – это Баочай!

В роскошном одеянии, стройная и изящная, с пышной прической, она сидела потупив глаза и затаив дыхание. Она была хороша, как лотос, поникший под тяжестью росы, прелестна, словно цветок абрикоса в легкой дымке.

Больше всего поразило Баоюя то, что на месте Сюэянь рядом с невестой стояла Инъэр. Все происходящее казалось юноше кошмарным сном. К нему подбежали служанки, усадили, взяли из рук у него фонарь. Баоюй тупо смотрел в одну точку, не произнося ни слова. Матушка Цзя опасалась, как бы юноше не стало хуже, и окликнула его, стараясь отвлечь от мрачных мыслей.

Фэнцзе и госпожа Ю поспешили увести Баоюя во внутренние покои. Баочай, тоже подавленная, все время молчала.

Баоюй, словно очнувшись, тихонько подозвал Сижэнь и спросил:

– Где я? Не сон ли все это?

– У тебя нынче счастливый день, – отвечала девушка. – Какой же это сон? Не болтай глупостей! Отец услышит!

– А что за красавица сидит там в комнате? – с опаской осведомился Баоюй, указывая пальцем на дверь.

Сижэнь зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться, и после длительной паузы ответила:

– Это – твоя жена, теперь ее надо называть второй госпожой.

Служанки отвернулись, стараясь скрыть улыбки.

– Ну и дура же ты! – вспылил Баоюй. – Ты мне скажи, кто она, эта «вторая госпожа»?

– Барышня Баочай.

– А барышня Дайюй?

– Отец решил женить тебя на барышне Баочай, – проговорила Сижэнь, – а ты болтаешь о барышне Дайюй.

– Но ведь здесь только что была барышня Дайюй, а с нею – Сюэянь, я видел ее собственными глазами, – не унимался Баоюй. – А ты говоришь, барышни Дайюй здесь нет… Вы что, шутить со мной вздумали?!

– Хватит болтать! Услышит барышня Баочай, обидится, – шепнула на ухо юноше Сижэнь. – И бабушка на тебя будет сердиться!

В голове Баоюя снова все перепуталось, события нынешней ночи повергли его в смятение, и он стал громко требовать, чтобы тотчас же привели Линь Дайюй. Никакие уговоры не помогали. Баоюй ничего не соображал, тем более что говорили все тихо, опасаясь, как бы не услышала Баочай.

Поняв, что у Баоюя новый приступ болезни, матушка Цзя приказала воскурить благовония для успокоения его души, а самого его отвести спать.

В доме наступила мертвая тишина.

Через некоторое время Баоюй забылся тяжелым сном, а матушка Цзя, немного успокоившись, решила посмотреть, что будет утром. Она лишь попросила Фэнцзе убедить Баочай лечь отдохнуть.

Баочай, напустив на себя равнодушный вид, как была, в платье, легла на постель.

Цзя Чжэну не положено было входить в покои новобрачных. Он не представлял себе, что там происходит, и только радовался, что церемония уже позади. Следующий день был счастливым для отъезда, и Цзя Чжэну предстояло отправиться в путь. Поэтому он решил лечь спать – ведь с утра надо было попрощаться со всеми и принять пожелания счастливого пути.

Матушка Цзя, увидев, что Баоюй уснул, возвратилась к себе.

Едва встав наутро с постели, Цзя Чжэн первым долгом совершил поклонение в кумирне предков, после чего пришел прощаться с матушкой Цзя.

– Я уезжаю в дальние края, – сказал он, – и прежде всего хотел бы попросить вас, матушка, заботиться о своем здоровье. Обо мне не беспокойтесь – как только прибуду к месту службы, сразу пришлю письмо и поклон. Баоюя вы женили по своему желанию, так не оставляйте мальчика советами и наставлениями!

Чтобы Цзя Чжэн в пути не беспокоился, матушка Цзя скрыла от него новый приступ болезни Баоюя, только сказала:

– Вообще говоря, Баоюю следовало бы тебя проводить. Однако он еще не оправился от болезни, к тому же накануне утомился, да и вообще может схватить простуду. Вот я и спрашиваю тебя: если хочешь, я велю ему тебя проводить, но если он тебе дорог, пусть просто поклонится тебе на прощание.

– Зачем ему меня провожать? – возразил Цзя Чжэн. – Пусть лучше по-настоящему примется за учебу, это и будет для меня радостью.

Слова сына успокоили матушку Цзя, она велела Цзя Чжэну сесть, а сама позвала Юаньян и приказала:

– Позови Баоюя, и пусть с ним придет Сижэнь…

Юаньян ушла, и через некоторое время явился Баоюй. Он был ко всему безучастен и поклонился отцу, лишь когда напомнили. Однако все радовались, что ведет он себя как будто нормально и не огорчает Цзя Чжэна.

Цзя Чжэн дал сыну несколько наставлений, после чего велел служанкам увести его, а сам отправился в покои госпожи Ван и настоятельно ей советовал поучать сына.

– Ни в коем случае не позволяй ему своевольничать, – говорил он. – В будущем году состоятся провинциальные экзамены, он непременно должен принять в них участие.

Госпожа Ван внимательно выслушала мужа, ни в чем ему не переча, когда же Цзя Чжэн умолк, приказала привести Баочай, чтобы та поклонилась свекру и совершила церемонии, положенные молодой жене во время проводов родных.

Родственники по женской линии проводили Цзя Чжэна до ворот и возвратились домой. Цзя Чжэнь и другие младшие родственники по мужской линии проводили Цзя Чжэна до первой станции в десяти ли от города и после прощального пира расстались с ним.

О том, как Цзя Чжэн совершал путь к месту службы, мы рассказывать не будем. Что же до Баоюя, то он с этих пор окончательно лишился рассудка и перестал есть.

Если хотите узнать о дальнейшей судьбе юноши, прочтите следующую главу.