Онлайн чтение книги Сон в красном тереме
Глава сто тринадцатая

Раскаявшаяся в своих грехах Фэнцзе всецело доверяется деревенской старухе;

избавившись от неприязни, верная служанка проявляет жалость к странному юноше

Итак, вы уже знаете, что наложница Чжао заболела, осталась в кумирне и ей становилось все хуже и хуже. Служанки не на шутку перепугались. Две женщины держали ее под руки, а она то становилась на колени, кричала и плакала, то ползала по полу и молила:

– Убейте меня! Краснобородый повелитель, я больше никогда никому не причиню зла!

Потом, сложив руки, она вдруг принималась жаловаться, что ей больно, изо рта шла кровь, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Растрепанные волосы торчали во все стороны. В такие минуты никто из служанок не решался приблизиться к ней.

Вечером голос наложницы Чжао звучал особенно зловеще, напоминая вой демонов. Женщины в ужасе от нее шарахались – пришлось звать на помощь мужчин. Чжао потеряла сознание, но вскоре пришла в себя. Всю ночь она буйствовала, а на следующий день умолкла. Лицо исказила гримаса, платье на груди было порвано. Она не произносила ни единого слова, но все понимали, как она мучается.

Наконец появился врач. Он даже не стал осматривать больную, только взглянул и сказал:

– Готовьте все для похорон!

– Господин, вы бы хоть пульс проверили! – стали просить служанки. – А то мы не знаем, что доложить госпоже!

Доктор взял руку больной, но пульса уже не было. Цзя Хуань зарыдал, и все принялись его утешать, забыв о самой Чжао, – босая, со всклокоченными волосами, она лежала бездыханная. Наложница Чжоу, глядя на нее, думала: «Таков конец всех наложниц! Хорошо, у нее сын есть! А обо мне кто позаботится, когда я умру? !»

Тем временем ездивший за доктором слуга возвратился домой и сообщил Цзя Чжэну о смерти наложницы Чжао. Цзя Чжэн распорядился устроить похороны. Вместе с Цзя Хуанем они три дня провели у гроба, после чего вернулись домой.

Вначале поползли слухи, а вскоре все стали говорить в открытую, что наложницу Чжао постигло возмездие за совершенное зло.

– Теперь, пожалуй, и вторая госпожа – супруга Цзя Ляня – обречена, – говорили другие. – Иначе зачем было наложнице Чжао упоминать о ней перед смертью?!

Услышав это, Пинъэр разволновалась и стала приглядываться к Фэнцзе – вид ее и в самом деле не вселял надежды. А Цзя Лянь, будто нарочно, относился к жене последнее время как к чужой. Пинъэр не отходила от своей госпожи и без конца ее утешала.

Госпожи Син и Ван уже несколько дней как возвратились домой, но ни разу не пришли навестить Фэнцзе, лишь присылали слуг справиться о ее самочувствии. И это заставляло Фэнцзе страдать. Но еще обиднее было равнодушие мужа! Со времени своего возвращения домой он не сказал ей ни одного доброго слова.

И вот однажды, когда Фэнцзе жаждала смерти, как избавления, ей показалось, что из внутренней комнаты вышла Ю Эрцзе, приблизилась к ней и промолвила:

– Как давно мы не виделись, сестра! Я не забывала тебя, мечтала о встрече. И вот наконец мечта моя осуществилась. Ум и находчивость твои истощились. Ты сама видишь. Наш второй господин глуп и не понимает твоего доброго к нему отношения. Считает, что ты разрушила все его надежды, и теперь ему стыдно перед людьми! Нет предела моему возмущению!

– Прости, что зло тебе причинила! – чуть слышно пробормотала Фэнцзе. – Не будем вспоминать старое. Приходи еще раз меня навестить!

– О чем это вы, госпожа? – удивилась Пинъэр.

Фэнцзе очнулась, вспомнила, что Эрцзе давно нет в живых, и решила, что та приходила за нею.

– Не знаю, что со мной! – ответила Фэнцзе. – Наверное, разговаривала во сне. Разотри меня!

Но только Пинъэр собралась исполнить просьбу Фэнцзе, как появилась девочка-служанка и доложила, что пришла бабушка Лю справиться о здоровье второй госпожи.

– Где она? – осведомилась Пинъэр.

– Ждет разрешения второй госпожи, – ответила девочка.

Пинъэр кивнула, но, подумав, что, может быть, Фэнцзе не хочет никого видеть, сказала:

– Передай бабушке, что госпожа отдыхает и тревожить ее нельзя, пусть в другой раз придет. А заодно спроси, что ей нужно.

– Ее уже спрашивали, – ответила служанка. – Она говорит, что пришла просто так, и просит прощения за то, что не была на похоронах старой госпожи. Никто не сказал ей, что старая госпожа умерла.

Тут Фэнцзе подала голос.

– Пинъэр, – сказала она, – бабушка пришла с добрыми намерениями, а ты ее не пускаешь. Пусть войдет, я хочу с ней поговорить!

Пинъэр пошла за старухой Лю, а Фэнцзе снова погрузилась в забытье. И тут ей пригрезилось, что какие-то мужчина и женщина подошли к кану и хотят влезть на него.

– Откуда здесь мужчина? – закричала Фэнцзе и позвала Пинъэр. – Что ему нужно?!

К ней подбежали Фэнъэр и Сяохун.

– Чего вам, госпожа?

Фэнцзе обвела комнату взглядом и, убедившись, что никого из посторонних нет, умолчала о том, что ей привиделось, только спросила Фэнъэр:

– Куда девалась эта негодница Пинъэр?

– Пошла за бабушкой Лю, вы ей сами велели, – удивленно ответила девушка.

Вскоре вошла бабушка Лю, ведя за руку девочку, и, озираясь по сторонам, спросила:

– Где же госпожа?

Пинъэр подвела старуху к кану, и та осведомилась:

– Как вы себя чувствуете, госпожа?

Фэнцзе открыла глаза, печально взглянула на бабушку и в свою очередь спросила:

– А ты как себя чувствуешь, бабушка? Что это вдруг вздумала нас навестить? Какая у тебя большая внучка!

Глядя на исхудавшую, тонкую как хворостинка Фэнцзе, бабушка Лю расстроилась.

– Ах, госпожа моя! Как же вы изменились! А я, старая дура, ни разу не навестила вас!

И она велела своей внучке, Цинъэр, подойти к Фэнцзе и справиться о здоровье. Цинъэр засмеялась, но к Фэнцзе не подошла. Девочка очень понравилась Фэнцзе, и она велела Сяохун хорошенько ее угостить.

– У нас в деревне люди редко болеют, – рассказывала бабушка. – А уж если заболеют, лекарств не пьют, молятся духам, дают обеты. Сдается мне, вторая госпожа, болезнь ваша от какого-нибудь наваждения.

Опасаясь, как бы Фэнцзе не расстроилась, Пинъэр незаметно подтолкнула старуху, и та, смекнув, в чем дело, сразу умолкла. Ей и в голову не могло прийти, что Фэнцзе тоже так думала.

– Бабушка! – собравшись с силами, проговорила Фэнцзе. – Ты жизнь прожила, много на своем веку повидала, мудрости набралась. Известно ли тебе, что умерла наложница Чжао?

– О господи! – воскликнула Лю. – Как же это она ни с того ни с сего умерла! Хорошо помню ее сынишку. Что теперь с ним будет?

– Беспокоиться нечего! – ответила Пинъэр. – Господа о нем позаботятся!

– Ах, барышня! – воскликнула бабушка Лю. – Родную мать никто не заменит!

Услышав это, Фэнцзе окончательно расстроилась, даже заплакала. Все стали ее утешать, а Цяоцзе бросилась к кану, схватила мать за руку и тоже заплакала.

– Ты поздоровалась с бабушкой? – сдержав слезы, спросила Фэнцзе.

– Нет, – ответила девочка.

– Ведь это твоя названая мать, она дала тебе имя, – сказала Фэнцзе. – Скорее справься о ее здоровье!

Цяоцзе подошла к старухе Лю.

– Амитаба! Как она выросла! – воскликнула старуха. – Барышня Цяоцзе, давно я тебя не видела. Ты узнала меня?

– Узнала! – отвечала Цяоцзе. – Хотя в тот год была совсем еще маленькой. Помню, вы гуляли по саду. Потом я вас видела в позапрошлом году, просила цикаду мне принести, но вы, наверное, забыли о своем обещании.

– Милая барышня! Совсем не стало у меня памяти. В деревне цикад сколько хочешь! Но ты ни разу у нас не была! Приезжай, соберем тебе этих цикад хоть целую телегу!

– Возьми мою дочку с собой, – попросила Фэнцзе.

– Как же я могу взять к себе барышню из знатной семьи, – с улыбкой возразила бабушка Лю, – она ходит в шелках, ест только изысканные кушанья. Чем я буду ее в деревне угощать да развлекать? А вдруг не угожу? – Она засмеялась. – Впрочем, я могла бы сосватать барышню! В деревне много богатых людей, хоть и не знатных, у каждого по нескольку тысяч цинов земли, по нескольку сот голов скота, да и денег немало. Вы, госпожа, таких наверняка презираете? А у нас в деревне их как святых почитают!

– В таком случае я охотно отдам дочь в семью одного из них, – отозвалась Фэнцзе.

– Шутите, госпожа! – смеясь, ответила бабушка Лю. – Если вы до сих пор не отдали дочь даже в знатную чиновничью семью, так разве согласитесь отдать ее простому мужику? А если бы и согласились, старшие госпожи воспротивятся.

Цяоцзе было неприлично слушать подобные разговоры, и она убежала вместе с Цинъэр. Девочки сразу подружились.

Пинъэр между тем, опасаясь, как бы старуха Лю своими разговорами не растревожила Фэнцзе, дернула ее за рукав:

– Ты вот упомянула о госпоже, а сама не идешь к ней! Я велю тебя проводить. По крайней мере будешь знать, что приходила не зря!

Старуха собралась уходить.

– Погоди! – остановила ее Фэнцзе. – Посиди еще немного, расскажи, как вы живете?

Бабушка Лю принялась благодарить за милости, оказанные ей во дворце Жунго, а затем сказала:

– Если бы не вы, госпожа, родители моей Цинъэр давно умерли бы с голоду. Мы и сейчас живем небогато, но у нас все же есть несколько му земли, недавно вырыли колодец, выращиваем овощи, зелень, тыквы, фрукты. Продаем на базаре. Одним словом, на пропитание хватает. К тому же за последние два года вы подарили нам столько одежды, что мы в деревне прослыли богачами. Остается лишь благодарить Будду!.. Отец Цинъэр недавно побывал в городе и слышал, будто у вас описали имущество. Я как узнала, от страха чуть не умерла! Но потом выяснилось, что это не у вас, и я успокоилась. Потом мне сказали, что господин Цзя Чжэн повышен в чине. Хотела прийти поздравить, но все никак не могла выбраться, пришла пора сеять. О смерти старой госпожи мне сказали только вчера. Я как раз собирала бобы. Тут уж я все бросила, села на землю, заплакала, а потом сказала зятю, что пойду в город и узнаю, правду говорят или врут. Дочка и зять – люди совестливые – как узнали про старую госпожу – тоже заплакали. И вот нынче, еще не рассвело, я поспешила в город. Пришла, а спросить не у кого, знакомых нет. Подошла к задним воротам дворца, а на них изображения духов наклеены. Я сразу поняла, что в доме траур, сердце замерло. Вошла в ворота, хотела найти тетушку Чжоу, а тут навстречу молоденькая барышня. От нее я узнала, что тетушку Чжоу выгнали за какую-то провинность. Пришлось долго ждать, пока я случайно не заметила знакомого человека, он и впустил меня. Не ожидала я, что вы так больны, госпожа!

Из глаз старухи полились слезы.

– Бабушка, ты столько говоришь, что у тебя, наверное, во рту пересохло, – перебила ее взволнованная Пинъэр, – пойдем, я тебя чаем напою.

Она увела старуху в прихожую, усадила, а Цинъэр осталась с Цяоцзе.

– Не надо чаю, дорогая барышня, – сказала бабушка Лю. – Велите отвести меня к госпоже Ван, я там опл а чу старую госпожу!

– Не торопись, – ответила Пинъэр, – все равно не успеешь до закрытия городских ворот. А увела я тебя потому, что боялась, как бы ты своими речами госпожу не расстроила. Прости меня.

– Амитаба! – воскликнула бабушка Лю. – Вполне понятно, что вы беспокоитесь. Но скажите мне, она опасно больна?

– А ты что, сама не видишь? – спросила Пинъэр.

– Не взыщите за дерзость, но, по-моему, госпожа на ладан дышит, – ответила старуха.

В это время Фэнцзе позвала Пинъэр. Девушка подошла к ней. Фэнцзе молчала. Не успела Пинъэр спросить, зачем госпожа ее звала, как неожиданно вошел Цзя Лянь. Он был чем-то раздражен, покосился на Фэнцзе и скрылся во внутренних покоях. Следом за ним туда проскочила Цютун, налила Цзя Ляню чаю, и они долго о чем-то говорили. Потом Цзя Лянь позвал Пинъэр и спросил:

– Ты давала госпоже лекарство?

– Не все ли вам равно? – ответила Пинъэр.

– Впрочем, ладно! Меня это не касается! Принеси ключи от шкафа.

Видя, что Цзя Лянь рассержен, Пинъэр не осмеливалась ему перечить, пошла к Фэнцзе и что-то прошептала ей на ухо. Фэнцзе ничего не сказала. Тогда Пинъэр взяла шкатулку, отнесла Цзя Ляню и собралась уходить.

– Куда тебя черт понес? – выругался Цзя Лянь. – Зачем мне шкатулка? Ключи давай!

Сдерживая гнев, Пинъэр вынула из шкатулки ключи и отперла шкаф.

– Что подать? – спросила она.

– А что у нас есть? – в свою очередь спросил Цзя Лянь.

– Говорите прямо, что нужно! – вскричала Пинъэр, едва не плача от злости. – Вы, я вижу, пришли издеваться!

– Ну ладно, ладно! – проворчал Цзя Лянь. – Помолчала бы лучше! Ведь наше имущество из-за вас описали! На похороны старой госпожи не хватило четырех-пяти тысяч лянов серебра, и господин Цзя Чжэн приказал взять эти деньги из общей семейной казны. Думаешь, они есть там? Да и долги мы не заплатили! И за что только мне приходится терпеть такой позор?! Хорошо, что в свое время старая госпожа дала мне немного своих вещей, я продал их и с частью долгов рассчитался. Ну, чего стоишь?

Пинъэр молча вытащила из шкафа все содержимое.

– Сестра Пинъэр, идите скорее! – крикнула, вбегая в комнату, Сяохун. – Госпоже плохо!

Девушка поспешила к Фэнцзе. Та задыхалась, хватала руками воздух. Пинъэр подбежала к ней, обняла и заплакала в голос.

Вошел Цзя Лянь.

– Ох, совсем меня хотят извести! – крикнул он в сердцах, не сдержав слез, но тут появилась Фэнъэр и сказала:

– Второй господин, вас зовут!

Цзя Лянь вышел.

Между тем Фэнцзе становилось все хуже и хуже, служанки рыдали. Прибежала Цяоцзе.

Старуха Лю подошла к постели больной, помянула Будду, произнесла заговор. Фэнцзе почувствовала некоторое облегчение.

Вскоре пришла госпожа Ван, от девочки-служанки она узнала, что Фэнцзе плохо. Заметив старуху Лю, госпожа Ван спросила:

– Как поживаешь, бабушка? Давно пришла?

Старуха справилась о ее здоровье и завела речь о болезни Фэнцзе. Казалось, разговорам не будет конца.

В это время вошла Цайюнь.

– Госпожа, вас зовет господин Цзя Чжэн!

Госпожа Ван отдала Пинъэр несколько распоряжений и удалилась.

Почувствовав себя лучше, Фэнцзе подумала, что это старуха Лю помогла ей своим заговором, отпустила служанок, велела старухе сесть рядом и стала жаловаться, что на душе у нее тревожно и все время чудятся привидения.

– У нас в деревне в таких случаях молятся бодхисаттвам, – сказала старуха Лю.

– Помолись за меня, – попросила Фэнцзе. – Если нужно, я дам денег на жертвоприношения!

Она сняла с руки золотой браслет и протянула старухе.

– Не надо, не надо, госпожа! – запротестовала старуха. – В деревне, например, дают обет, а если человек поправится, тратят на жертвоприношения несколько сот медных монет, и все. Зачем такие дорогие вещи? Вот дам я обет, а вы, когда поправитесь, сами придете и устроите жертвоприношение!

Фэнцзе понимала, что старуха Лю говорит от чистого сердца, и не стала настаивать.

– Бабушка! – сказала она, убирая браслет. – Все мои надежды на тебя. Моя Цяоцзе тоже несчастна, и я отдаю ее на твое попечение.

– В таком случае не стану мешкать и пойду молиться, – заявила старуха. – Время раннее, и я думаю, что успею выйти из города до закрытия ворот. А поправитесь – приду просить вас оплатить обет, который я дам!

Напуганная привидениями, Фэнцзе горячо желала, чтобы старуха Лю поскорее выполнила обещанное.

– Если ты для меня постараешься и я спокойно усну, – говорила Фэнцзе, – то в долгу перед тобой не останусь. А твоя внучка пусть пока поживет у нас!

– Она девочка деревенская, – возразила бабушка Лю, – неотесанная! Лучше я уведу ее!

– Какая же ты мнительная! – с укором произнесла Фэнцзе. – Чего боишься – ведь мы родственники! И хоть обеднели, но прокормить человека можем!

Неподдельная искренность Фэнцзе тронула старуху Лю, и она с радостью согласилась, подумав, что несколько дней можно будет на Цинъэр не тратиться. Неизвестно только, захочет ли внучка остаться. Цяоцзе принялась упрашивать свою новую подружку погостить, и девочка охотно согласилась. Наставив внучку, старуха попрощалась с Пинъэр и поспешила домой.

А теперь расскажем о кумирне Бирюзовой решетки. Когда сад Роскошных зрелищ готовили к приезду гуйфэй, кумирня оказалась в его пределах, но денег на содержание монахинь семья Цзя не давала. Монахини заявили властям о похищении Мяоюй, а сами из кумирни не уходили, ожидали ответа властей, да и как уйти? Ведь кумирня являлась собственностью Мяоюй.

Во дворце Жунго похищению Мяоюй не придали никакого значения, даже не стали докладывать Цзя Чжэну, у того после похорон матушки Цзя хватало хлопот. Одна Сичунь, вспоминая о Мяоюй, ни днем ни ночью не знала покоя.

Слух о ее похищении дошел и до Баоюя.

– Сердце – не камень, – толковали люди, – вот Мяоюй и сбежала с любовником.

Баоюй расстроился.

«Мяоюй наверняка похитили, – думал он. – Но она скорее умрет, чем стерпит позор!»

Особенно тревожило Баоюя то обстоятельство, что Мяоюй исчезла бесследно. До сих пор о ней не было никаких вестей.

– Она называла себя «стоящей за порогом» мирской суеты! Как же могло случиться, что ее постигла такая злая судьба?! – вздыхал он.

«Весело и шумно бывало у нас в саду! – вспоминал Баоюй. – Но со временем никого не осталось. Одних сестер выдали замуж, другие умерли. А теперь вот Мяоюй исчезла. Но она чиста, и никакая грязь ее не коснется! Поистине печальна ее судьба. Еще печальней, чем у сестрицы Линь Дайюй».

Одна мысль влекла за собой другую, и Баоюй в конце концов вспомнил изречение Чжуан-цзы: «Небытие – беспредельно, жизнь – скоротечна, промчится как ветер, улетит словно облако!»

На глаза Баоюя навернулись слезы, и он стал громко плакать. Служанки подумали, что это приступ болезни, и принялись ласково его успокаивать.

Баочай не могла понять, что творится с Баоюем, пыталась его вразумить, но тщетно. Он был по-прежнему мрачен, и душа его пребывала в смятении.

После долгих расспросов Баочай наконец удалось выяснить, что всему виной похищение Мяоюй, и она попыталась отвлечь мужа от грустных мыслей.

– Цзя Лань хоть и не ходит в школу, – говорила она, – но с каким усердием занимается! А ведь он всего лишь правнук старой госпожи! Все надежды она возлагала на тебя, и отец твой дни и ночи о тебе беспокоится, а ты погубить себя хочешь! Стоит ли после этого заботиться о тебе?

Баоюй сразу не нашелся что возразить, долго думал и наконец сказал:

– Что мне за дело до того, кто чем занимается?! Невыносимо тяжело при мысли, что счастье нашего рода иссякло!

– Опять ты за свое! – воскликнула Баочай. – Отец с матерью только и мечтают, чтобы ты добился высокого положения и поддержал славу своих предков, а ты упорствуешь в своих заблуждениях! Ну что с тобой делать?

Баоюй, словно не слыша, облокотился о стол и погрузился в размышления. Оставив возле него Шэюэ, Баочай ушла спать.

Баоюй же снова погрузился в раздумья:

«Цзыцзюань давно у меня в услужении, но мы с ней еще ни разу не поговорили по душам. Когда я болел, она не отходила от меня. Я же оказался неблагодарным, и теперь на душе у меня невыносимо тяжело! Она строга, не то что Шэюэ или Цювэнь, не терпит свободного обращения. До сих пор я храню зеркальце, которое она мне дала! Почему же сейчас она так холодна со мной? Может быть, из-за Баочай? Но ведь Баочай дружила с сестрицей Линь и к Цзыцзюань относится по-доброму! Пока меня нет, Цзыцзюань разговаривает с Баочай и шутит, но стоит мне появиться, сразу уходит. Наверняка не может простить, что сестрица Линь умерла, а я женился! Ах, Цзыцзюань, Цзыцзюань! Знала бы ты, как я страдаю! Пока все спят, надо пойти обо всем ее расспросить. Если обидел, попросить прощения…»

Решив так, Баоюй потихоньку вышел из дома и отправился к Цзыцзюань.

Девушка жила в западном флигеле. Подкравшись к окну, Баоюй заметил в комнате свет. Он языком продавил оконную бумагу и заглянул внутрь. Цзыцзюань сидела возле свечи, облокотившись о стол, погруженная в размышления.

– Сестра, – тихо позвал Баоюй, – ты не спишь?

Цзыцзюань вздрогнула, огляделась, спросила испуганно:

– Кто это?

– Я, – отозвался Баоюй.

– Второй господин? – удивилась девушка.

– Да, я, – ответил Баоюй.

– Зачем вы пришли?

– Поговорить с тобой! Впусти меня!

– Время позднее, идите отдыхать, – немного подумав, ответила Цзыцзюань. – Завтра скажете, что хотели!

Баоюй не знал, как поступить. Откроет Цзыцзюань или не откроет? Гордость не позволяла Баоюю уйти, и он стоял в нерешительности.

– Я хочу задать тебе только один вопрос, – произнес наконец Баоюй.

– Ладно, говорите, – отозвалась Цзыцзюань.

Но Баоюй молчал, не зная, с чего начать.

Цзыцзюань, зная странности Баоюя, испугалась. Уж не обидела ли она его? Как бы не начался приступ болезни. Девушка прислушалась и подала голос:

– Вы все еще стоите здесь, как дурачок? Хотели что-то сказать, а сами молчите! Даже зло берет! Одну извели, теперь за меня взялись? Что вам здесь нужно?

Она поглядела в отверстие, проделанное Баоюем в оконной бумаге, и увидела, что Баоюй все еще стоит. Девушка отошла от окна, сняла нагар со свечи.

– Сестра Цзыцзюань! – выдохнул Баоюй. – Прежде ты не была столь бесчувственной! Даже слова ласкового не скажешь! Конечно, я недостоин твоего внимания, но объясни, в чем я перед тобой провинился? А потом хоть всю жизнь не гляди на меня. Я тогда спокойно умру!

Цзыцзюань усмехнулась:

– Так вот вы зачем пришли, второй господин! А что еще вам хотелось бы знать? Не волнуйтесь, барышня все вам простила. Если же я в чем-то виновата, пожалуйтесь матушке, это она отдала меня вам в услужение! Разве считаются с нами, служанками?!

Цзыцзюань всхлипнула.

– Ты почему плачешь? – обиженно проговорил Баоюй. – Неужели не видишь, что со мной творится! Ведь живешь у нас несколько месяцев! Я просил все тебе объяснить, но никто не захотел. Позволь же мне это сделать! Ведь не допустишь же ты, чтобы я до самой смерти терзался?

Голос Баоюя дрогнул от слез.

Вдруг за его спиной раздался голос:

– Ты с кем тут разговариваешь? Чего добиваешься? Обидел человека – проси прощения. Простят тебя – хорошо. Не простят – не надо!

Баоюй и Цзыцзюань вздрогнули от неожиданности. Как вы думаете, кто это был? Ну конечно же Шэюэ! Баоюю стало неловко.

– Как же так? – продолжала Шэюэ. – Ты стараешься загладить свою вину, молишь о прощении, а ей хоть бы что! Ай-я, сестра Цзыцзюань! Нельзя быть такой жестокой! Заставляешь человека стоять на холоде. – И она снова обратилась к Баоюю: – Ты тут под окном стоишь, а жена беспокоится, не знает, куда ты пропал. Ведь поздно уже!

– Не понимаю, зачем он тут стоит, – послышался из комнаты голос Цзыцзюань. – Давно уговариваю его уйти! Если надо, пусть завтра приходит!

При Шэюэ продолжать разговор было неудобно, и Баоюй, перед тем как уйти, сказал:

– Ладно! В этом мире, видно, никто меня не поймет! Одному Небу ведомо, что творится в моей душе!

Из глаз Баоюя хлынули слезы.

– Второй господин, – промолвила Шэюэ, – выбросьте из головы глупые мысли, не проливайте зря слез!

Баоюй ничего не ответил и пошел следом за Шэюэ. Баочай лежала в постели с закрытыми глазами, но Баоюй знал, что она не спит.

– Если тебе надо было уйти, мог об этом сказать! – упрекнула его Сижэнь. – Из-за тебя поднялся такой шум, что…

Она умолкла и после продолжительной паузы спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

Баоюй не ответил, лишь покачал головой. Всю ночь он не сомкнул глаз.

Цзыцзюань тоже до рассвета проплакала, вспоминая о прошлом.

«Баоюя обманом женили, он был болен и плохо соображал, – думала девушка. – А потом обезумел от горя, все время плакал и тосковал. Он не из тех, кто забывает о прежних чувствах и на добро отвечает черной неблагодарностью. Перед его нежностью трудно устоять! Как жаль, что барышне Линь Дайюй не суждено было это испытать! И вправду, судьба человека предопределена! Дайюй с Баоюем предавались несбыточным мечтам; когда же случилось непоправимое, этот глупец, казалось, смирился, а барышня никак не могла забыть о своих глубоких чувствах к нему, слезы лила и грустила. Как обидно, что она никогда не узнает о страданиях Баоюя! Лучше быть деревом или камнем, они по крайней мере ничего не чувствуют и могут оставаться спокойными».

Эти мысли немного успокоили Цзыцзюань. Она уже почти засыпала, когда вдруг во дворе послышался шум.

Если хотите узнать, что случилось, прочтите следующую главу.