Онлайн чтение книги Очень недолгая сенсация Four Days' Wonder
1 - 20

Человек, который вернул «раблезианскую грубоватость» английскому роману, распустил шнур пижамы и принялся пить свой утренний чай. Как хорошо было вновь оказаться в Феррис — без Фанни. Феррис (без Фанни), стоявший в английском саду, с запахом хмеля или чего-то другого, вплывавшим в открытые окна, был его настоящим домом. Здесь можно писать — Господи, и как писать! Ленивое очарование этих мест вдохновляло его. Мысли, ярко вспыхивающие мысли, облеченные в самый момент своего появления в прекрасные слова, являлись ему слишком быстро, чтобы можно было их записать. Если бы только его секретарь — мисс Фейрбродер — была здесь, готовая их застенографировать, тогда, и только тогда он бы сумел не отстать от них…

Но если его секретарь — мисс Фейрбродер — Нэнси — была бы здесь в этот момент, в этой комнате, стали бы они…

Разумеется, нет…

(Не стали бы стенографировать.)

Нэнси…

Новые мысли замелькали у него в голове, доставив ему удовольствие. Грубоватые мысли. Раблезианские мысли.

…Нэнси…

Да нет же. Идиот. Джулия.

Джулия! Вот почему он ощущает себя в это утро таким веселым, энергичным, молодым. После завтрака он напишет Джулии письмо.

Джулия, дорогая моя, что-то подсказывает мне, что завтра ваш день рождения, и это означает, что вы снова станете на год моложе и на год прекраснее; поскольку так случилось, божественная, что вы живете среди нас, простых смертных, для которых дни рождения — это мелькающие все быстрее, все чаще, верстовые столбы на пути к могиле. Сегодня вам двадцать пять, не так ли? Завтра, когда вы получите письмо, вам будет двадцать четыре. В маленьком сувенире, который я посылаю вам как напоминание о нашей дружбе, я разместил эти двадцать четыре года, как люди ставят свечи на приготовленный ко дню рождения ребенка пирог…

(«Возможно, стоит снова пересчитать их», — сказал мистер Фентон. Он снова пересчитал мелкие бриллианты по краю циферблата часов. Двадцать четыре.)

…ко дню рождения ребенка пирог, поскольку всегда думаю о вас, как о прекрасном и невинном ребенке.

(«Не очень удачный переход, — сказал мистер Фентон, — к тому, чтобы пригласить ее провести со мной уик-энд».)

…пирог, а в центре я выложил букву «Д»…

(«Нет, — сказал мистер Фентон. — Не обязательно. Она, конечно, воспримет «Д» как «Джулия», а мне не годится снова обращать ее внимание на бриллианты».)

…пирог, а если я ошибаюсь, и вам только двадцать три…

(«Это надо переделать, — сказал мистер Фентон. — На самом деле я думаю, что ей сорок, а выглядит она на тридцать два».)

…пирог, и может быть, иногда вы…

(«Проклятие», — сказал мистер Фентон.)

…пирог…

Лето властно призывало его. Он отложил ручку и отправился в сад за вдохновением. Он гулял среди роз, он окуривал тлю сигаретным дымом, он сорвал бутон и сунул его в петлицу. Вдохновение не приходило… Пирог… Черт возьми!.. Он вернулся в комнату, порвал проклятое письмо и начал заново.

Дорогая Джулия!

Шлю вам все свою любовь вместе с этой безделушкой, которую решил подарить вам на день рождения. Это ваш месяц, самый прекрасный в году, и я приехал сюда, чтобы приветствовать его. Только что, гуляя по саду, я раздумывал, чего ему не хватает для совершенства, — и ответ пришел сам собой — Джулии! Если бы здесь хоть ненадолго появилась Джулия! Не могли бы вы приехать сюда в воскресенье утром и пообедать — или все, что вам захочется — со мной? Я один, мы сможем поговорить, я покажу вам свой сад. «Вы глупец, — слышу я ваш голос — у меня уже десять приглашений на воскресенье!» Но, Джулия, вы даже не разобрали их надлежащим образом, поэтому оставьте их без внимания. Оставите? Спасибо вам, дорогая. А теперь бросьте взгляд на свои новые часики и скажите себе: «Он считает часы до моего прихода, он считает часы…» — Приходи!

Мистер Фентон перечел написанное и остался более или менее доволен. Дело было за подписью.

Как подписаться?

В их последнюю встречу она поздоровалась с ним: «Привет, забавник!», но вряд ли можно поставить под письмом такого рода подпись: «Забавник».

«Арчибальд»? Но никто не звал его Арчибальдом.

Тогда «Арчи»? Она никогда не называла его Арчи; она вообще не называла его сколько-нибудь определенно (разве что «забавником»); иногда она обращалась к нему «дорогой», но совершенно так же она обращалась к сотне других. Если он подпишется «Арчи», как она догадается, что это он? Наверное, не догадается. И адрес ей ничего не скажет.

Нужно подписаться «Арчибальд Фентон». В этом нет никакой интимности, но в конце концов такова его подпись, и она в некотором смысле даже придает письму ценность.

Приходи! Арчибальд Фентон.

Мистер Фентон подумал, — и, наверное, ему можно простить эту мысль, — что в самом деле «Приходи! Арчибальд Фентон» достойное окончание письма и годится для любого адресата.

Мисс Эмили Гэдерс, пятидесяти четырех лет, сунула в рот кусочек ячменного сахара и поставила баночку на полку. Джордж Алфред Хикли, четырех лет, держал в руке кусок побольше. «Закрой дверь, Джордж, будь умницей», — попросила мисс Гэдерс. Джордж Алфред Хикли закрыл. Он всегда был готов закрыть дверь, чтобы можно было снова открыть ее и при этом зазвенел бы колокольчик. «Не надо, Джорджи, не надо!» — твердо сказала мисс Гэдерс после третьего звона, и Джордж Алфред Хикли, сочтя, что она, возможно, права, оставив дверь открытой, снова вышел на солнышко с видом человека, у которого так или иначе есть ценная вещь. Но тут произошли некоторые события. Подъехал автомобиль, остановился, из него вышел человек, взял пакет и направился к почте. Джордж Алфред Хикли посасывал свой ячменный сахар и ждал.

— Привет, Томми, — добродушно сказал мистер Фентон. — Что, ячменный сахар? — спросил мистер Фентон и, не получив ответа, добавил: — Отлично! — и нежно потрепал Джорджа Алфреда Хикли по головке.

Затем, чувствуя, что принял достаточное участие в деревенской жизни на сегодня, он вошел в дверь и закрыл ее за собой. Джордж Алфред Хикли открыл дверь, чтобы мисс Гэдерс знала, что кто-то пришел…

— О Господи, — произнесла мисс Гэдерс, быстро проглотив сахар, — да ведь это мистер Фентон! Вы наш гость, мистер Фентон.

— Доброе утро, — весело сказал Арчибальд, потому что утро и в самом деле было прекрасное, а Джулия становилась все ближе с каждой минутой. — Отправьте, пожалуйста.

Он вручил ей пакет, и начальница почтового отделения занялась своим делом.

— Можно сказать, собрались всем кланом, — лукаво сказала она, продолжая писать.

— Простите?

— Ваш брат снова у Бассеттов, не так ли, мистер Фентон?

— О! — холодно произнес Арчибальд.

— И ваша сестра, как я поняла.

— Моя сестра?

— Мисс Наоми. Она была здесь, звонила по телефону. Очень романтично. Ее подруга растянула лодыжку, я бы сказала, а потом она обнаружила, что брат совсем рядом.

Мисс Гэдерс весьма здраво смотрела на свои обязанности начальницы почты. Она была последним человеком, могущим обмануть доверие; но если ей случайно доводилось услышать телефонный разговор, или увидеть почтовую открытку, или она неизбежно оказывалась посвящена в содержание телеграммы, она относилась к этому с большой терпимостью. Например: когда миссис Тревор из Раунд-хауса поехала в родильное отделение в Лондон (и в самую пору), и пришла телеграмма «Диана-Мэри появилась на свет сегодня утром все благополучно», и когда через пять лет Диана-Мэри пришла сюда со своей няней и попросила круглых леденцов на пенни, разве можно было отказаться обслужить ребенка по той причине, что узнал о его существовании по службе и с обязательством сохранения тайны. Следуя этой линии рассуждений до логического конца, можно понять, что, если мисс Наоми Фентон или кто другой звонит миссис Бассетт или кому бы то ни было еще, а миссис Бассетт или кто бы то ни было еще хорошая знакомая (так оно и было) этого человека и, естественно, изложит все детали разговора при следующей встрече, когда бы она ни произошла, в таком случае практически, и относясь к делу с большой терпимостью можно считать, что эти сведения почерпнуты не при служебной оказии, а получены естественным путем от хорошей знакомой миссис Бассетт, но, разумеется, если бы разговаривали два чужих человек, дело выглядело бы совсем по-другому.

— Очень романтично, — повторила мисс Гэдерс, — но, я думаю, вы уже все об этом знаете от них самих. С вас ровно восемь пенсов, мистер Фентон.

Мистер Фентон ничего об этом не знал. Он никогда не видел телеграммы «Глория Наоми появилась на свет сегодня утром все благополучно», из которой можно было бы понять, что у него появилась младшая сестра. Ему стало интересно.

— Нет, я ничего не слышал, — сказал он. — Когда это было?

— Вчера. В обеденное время.

— И она здесь?

— Я так поняла, мистер Фентон. Так, — объяснила мисс Гэдерс, несколько предвосхитив события, — миссис Бассетт мне сообщила.

— Надо поехать навестить их, — решительно сказал Арчибальд.

— Уверена, они будут очень рады вам, мистер Фентон.

Арчибальд не был так уверен. Напротив, он полагал, что они вовсе не будут рады. Сестра! Ха! И это добродетельный Дерек! Он поедет навестит их сегодня же во второй половине дня… и посмотрит, как этот добродетельный Дерек будет выпутываться. Сестра!

— Благодарю, — сказал Арчибальд, беря сдачу. — Ну что ж, до свидания, мисс… э-э… — Как, черт побери, ее фамилия?

— До свидания, мистер Фентон.

Как только мистер Фентон вышел, сигнальный рожок его автомобиля, который уже давно молчал, неожиданно издал приветственный клич. Стащив Джорджа Алфреда Хикли с подножки автомобиля, мистер Фентон сел за руль и уехал. И это значило, что большая часть ячменного сахара Джорджа Алфреда Хикли уехала вместе с ним.

Был летний день, но небо хмурилось. «Может, не в пятницу, может, и не в субботу, но дождь будет». Фермер Бассетт понимал это по ломоте в костях, а авторитет его костей был общепризнан. Все до одного — мужчины, женщины, дети — убирали в поле сено, пока еще светило солнце.

Дженни с открытой книгой на коленях сидела одна в прохладной маленькой гостиной, пытаясь не поддаться сну. Ей было легко, спокойно, она ощущала себя окруженной заботой. Скоро Дерек должен вернуться, но она не испытывала нетерпеливого желания поскорее увидеть его. Когда он вернется, они снова поговорят о том, как обстоят дела, и будут вместе строить новые планы. Забавно строить планы вместе с Дереком; но ленивое довольство, которое окутывало ее, осознание того, что она целиком и полностью самостоятельна, было счастьем, которым нельзя поделиться, которое не могло усилиться от его присутствия. Она Дженни. Самостоятельная Дженни, Дженни-умница, Дженни-красавица. Она засыпала…

Вдруг раздался стук в дверь, прозвучавший внезапно и тревожно для Дженни, которой казалось, что никто не может помешать спокойному дню, предназначенному только для нее. Дженни вскочила на ноги, сердце ее колотилось. Она попыталась сказать себе, что это знакомая миссис Бассетт, торговец, прохожий, который хочет спросить дорогу, но нелепые маленькие страхи просачивались в ее разум, и росли там, и приобретали хорошо знакомые черты: Бродяги на Уединенной Ферме, Полисмены, Производящие Аресты: Закон и Насилие в равной степени были ее врагами. Дженни, Дженни, соберись! Что за детские страхи, ведь ты ничего не боишься.

«А, знаю!» — вдруг подумала Дженни и, затаив дыхание, на цыпочках прокралась по коридору мимо двери и поднялась по лестнице в свою комнату. Из-за штор она украдкой посмотрела на незнакомца.

Не Бродяга, не Полисмен. Просто человек, приехавший на автомобиле, хорошо одетый, небольшого роста, полный, вовсе не страшный.

«Я идиотка, — высмеяла себя Дженни, — но впредь не собираюсь быть идиоткой». И чтобы быть уверенной в том, что впредь не будет идиоткой, она вытащила из ящика комода «Удивительный гибрид сторожевого пса и водяного пистолета» Уотсона и две розовые подвязки. Пристроив Уотсона надлежащим образом, она бесстрашно спустилась по лестнице, ей почти хотелось какого-то приключения.

Она открыла дверь.

— О, добрый день! — поздоровался мистер Арчибальд Фентон и немедленно отметил про себя, что Дерек не промах.

— Добрый день, — ответила Дженни. — Вы… миссис Бассетт… и все остальные в поле, убирают сено. А вы…

— Ах! Извините, но я имею честь разговаривать с мисс Наоми Фентон?

— Э-э… да, — пробормотала Дженни.

Не ее вина, что она не узнала его. Она никогда его не видела; а на множестве газетных фотографий знаменитый Арчибальд Фентон оказывался стройным красивым молодым человеком лет двадцати трех, каким он на самом деле был лишь недолгое время при благоприятном освещении двадцать лет назад. Она не была готова увидеть это выпущенное с разрешения автора издание, про которое Нэнси ни разу не сказала ничего более вразумительного, чем «катастрофа». «Но скажи, что ты имеешь в виду под “катастрофой”?» — жаждала объяснений Дженни. «Подожди, пока не увидишь, это просто беда».

Теперь она видела.

— Я слышал в деревне, что вы приехали в гости к своему брату, — сказал Арчибальд, испытывая необыкновенное удовольствие, — и зашел навестить.

— О! Как мило с вашей стороны. Не хотите ли пройти?

— Вы позволите? Огромное спасибо.

Он последовал за ней в маленькую гостиную и самодовольно огляделся, уверенный, что видит насквозь все тайны этой комнатки.

— Мне очень жаль, но Дерека нет. Ему пришлось поехать в Танбридж-Уэллс. Садитесь, пожалуйста. И курите.

— Благодарю вас. А вы не хотите… — Он достал портсигар.

Она покачала головой.

— Так значит, Дерек в Танбридж-Уэллсе, — сказал Арчибальд, зажигая сигарету. — А вы здесь сидите в одиночестве. Бедняжка.

— Почему?

Арчибальд многих именовал бедняжками, но прежде его никогда не спрашивали почему.

— Я вам сочувствую, — театрально сказал он.

— Да, но почему? Я ничего не имею против того, чтобы побыть в одиночестве, а вы?

— Все зависит от того, чьей компании я лишаюсь. Но в этот самый момент, моя дорогая Наоми, я совершенно счастлив, что не один.

Дженни чувствовала себя несколько сбитой с толку.

— Кто вы, скажите, пожалуйста? — спросила она. — Вы друг Дерека?

— Можно сказать, да. Я знаю его с очень давних пор.

— О!

— Он часто рассказывал мне о вас.

— О! — повторила Дженни.

— О своей младшей сестричке Наоми. Вы не можете себе представить, как он гордится своей младшей сестричкой Наоми.

— О! — сказала Дженни в третий раз.

Он не сводил с нее глаз. Его взгляд казался довольным, оценивающим, собственническим, чего она терпеть не могла. Казалось, у него с Дженни есть какая-то общая тайна. Что это значило? Неужели он знает, что она обманщица?

— Даже когда маленькая Наоми была ребенком, — звучал его голос, — Дерек любил пересказывать всякие смешные вещи, которые она говорила. Они не были особенно забавны, — заметил Арчибальд, — но ведь то, что говорят дети, и не бывает особенно забавно, правда? Но Дерек уверял меня, что, если бы я мог слышать, как милая малютка произносит их — милая малютка Наоми… — Он прервал свою речь и затянулся сигаретой, не сводя с нее довольного взгляда.

Что он знает? Возможно, во внезапном озарении подумала она, он не знает ничего. Возможно, существовала или до сих пор существует настоящая Наоми Фентон, о которой рассказывал Дерек, сестра, которая умерла или вышла замуж.

— Вы ведь не назвали свое имя? — сказала она, пытаясь приветливо улыбаться. — Возможно, Дерек рассказывал мне о вас.

— Уверен, что рассказывал, — вкрадчиво произнес Арчибальд.

— Да?

Она казалась такой невинной, что на какой-то момент он почувствовал смущение.

— Послушайте, — сказал он с некоторым беспокойством, — ведь я не ошибся? Вы действительно сестра Дерека Фентона?

— Д-да, — выдавила из себя Дженни.

— Чудесно. Значит, разумеется, вы приходитесь сестрой и Арчибальду Фентону?

Дженни кивнула.

— В таком случае, — сказал Арчибальд, вставая, — я и в самом деле должен…

Он приближался к ее стулу, и Дженни вскочила на ноги.

— Должны что?

— Поцеловать вас, — сказал он радостно. — Всего один поцелуй, Наоми, дорогая, я твой давно пропавший братик Арчибальд.

— Ой! — воскликнула Дженни. — Какой ужас! — Она уставилась на него.

Она думала: неудивительно, что Дерек его терпеть не может. Неудивительно, что Нэнси отзывается о нем именно так, как отзывается. Что мне делать? Что же Дерек не возвращается? Что ему сказать, кто я? Он отвратителен. Подумать только, он поцелует меня! Что же делать? Он нисколько не похож на Дерека. Забавно, мне вполне понравилось «Стадо овец». Не буду говорить ничего.

— Ну? — сказал Арчибальд, улыбаясь, и подошел немного ближе.

Дженни отступила на шаг и сказала, задыхаясь:

— Ваш брат сейчас придет. Может быть, вы сядете и подождете его? Он расскажет вам все, что вы хотите знать.

—  Наш брат, не так ли, Наоми?

—  Он расскажет, почему я… кто я… как все это…

— О, думаю, я знаю, как все это, не правда ли? — улыбался Арчибальд.

Дженни сглотнула.

— Вы хотите сказать, что знаете, кто я?

— Конечно, мое милое дитя.

Пусть будет самое худшее, подумала Дженни.

— Кто?

— Не, — сказал Арчибальд, — …сестра Дерека.

Она непроизвольно отодвинулась от него и при этом стукнулась ногой об угол стула. Ах! Как глупо, что она забыла! Верный Уотсон! Теперь она снова была совершенно спокойна.

— Прошу вас, уходите, — твердо сказала она.

Арчибальд снисходительно покачал головой.

— Не уйду, пока не получу поцелуй.

— Прошу вас, уходите сейчас же.

— Ну перестаньте глупить, моя милая. Поцелуем больше или меньше, что это для такой девушки, как вы?

Дженни на мгновение наклонилась и тут же снова выпрямилась.

— Если вы не уйдете сейчас же, я буду стрелять, — сказала она. Почти бессознательно она произнесла это, как человек, который в последнее время только этим и занимался, и Арчибальд, услышав этот новый тон, быстро отступил.

— Уходите, пожалуйста, — попросила Дженни.

К знаменитому романисту вернулось самообладание.

— Вы насмотрелись фильмов, так ведь? — рассмеялся он. — Что там у вас? Водяной пистолет?

Он был так близок к истине, что Дженни опустила вниз своего защитника, чтобы не все тайны были раскрыты. Этого оказалось достаточно для Арчибальда, который рванулся за своим поцелуем. Человек более быстрый мог бы поймать ее, но он был слишком толст, и рука Дженни поднялась как раз вовремя. Мгновенная вспышка, грохот, который, казалось, заполнил всю комнату. Он инстинктивно закрыл глаза, что-то больно ударило его в висок. Он машинально дотронулся до этого места рукой. Рука стала влажной и ужасно, отвратительно красной. Машинально он посмотрел на руку, словно пытаясь разгадать смысл увиденного. Затем, внезапно поняв все, он упал на пол и остался лежать…

Все это произошло так быстро и оказалось так реально, что Дженни стояла, оцепенев, глядя на пистолет в собственной руке, словно хотела удостовериться, что это и вправду та самая игрушка, которую продал ей мистер Сандройд, а не какая-то чудовищная подмена. Может быть, у миссис Бассетт в этом ящике лежал настоящий пистолет. Может быть, я схожу с ума. Может быть, это просто сон. Затем она подумала: я дурочка, он просто упал.

— Встаньте, прошу вас, — сказала она, — ничего страшного.

Мистер Фентон не шевелился.

— Это на самом деле водяной пистолет, только я залила в него красные чернила. Думаю, вас испугало именно это.

Мистер Фентон не сказал ни слова.

— И еще выстрел. Он стреляет. Тем-то он и хорош. Я купила его в Танбридж-Уэллсе.

Но и после этого мистер Фентон не пошевелился.

—  На самом деле вы не ранены, — умоляла Дженни, — это все только потому, что я налила туда красных чернил. Я купила пузырек в деревне.

Но и после этого мистер Фентон не издал ни звука.

— О Боже! Наверное, он стукнулся головой.

И вдруг она начала молиться, чтобы он просто стукнулся головой; потому что у нее вдруг возникло дурное предчувствие, а в памяти всплыли какие-то рассказы о людях, испугавшихся до смерти; истории, слышанные в детстве, о людях, прикидывавшихся привидениями; потом она вспомнила, что тетя Кэролайн сказала ей однажды, когда она выпрыгнула из-за двери перед кухаркой: «Никогда никого не пугай, Дженни. В лучшем случае это приведет к вполне обоснованной досаде, а в худшем — к очень серьезным последствиям». Что было в этот раз?

— О Господи, — молилась Дженни, — пусть это будет вполне обоснованная досада, а не очень серьезные последствия.

Прежде чем она успела понять, что же это, дверь отворилась и вошел Дерек.

Бросив газеты внутрь автомобиля, Дерек зашагал по Хайстрит, собираясь скупить для Дженни два-три хороших галантерейных магазина, потому что понимал, что такая чудесная девушка не может жить чудесно, если ей нечем себя украсить, кроме рюкзака и взятого взаймы у миссис Бассетт подвенечного платья. Но заглянув в бумажник и обнаружив там только тридцать шиллингов, он осознал опасность выбрать не тот фасон или немодный цвет и решил, что для Дженни будет лучше, если он ограничится коробкой конфет, корзиночкой вишен и одеколоном. Оставшись с пятью шиллингами и шестью пенсами, он отказался от мимолетной мысли о шампанском, поняв, во всяком случае, что сейчас именно такое время, когда можно купить бутылку, но нельзя ее унести, либо унести можно, но нельзя купить. Шампанское, он чувствовал, помогло бы им принять какое-либо мудрое решение по какому-нибудь важному вопросу, с которыми они столкнутся сегодня вечером; но, может быть, и нет; но, во всяком случае, это было бы приятно…

Какая Дженни храбрая…

Какая красивая…

Какая милая…

Какая совершенная идиотка.

Сегодня вечером им нужно подойти к делу серьезно и решить, что нужно сделать.

Когда он вошел в гостиную, его голова все еще была занята лондонским инспектором Меригольдом, к тому же он с трудом открыл дверь, стараясь не уронить что-нибудь из шести газет и трех пакетов, а Дженни, кинувшись к нему, только добавила неразберихи.

— Ой, Дерек! — крикнула Дженни. — Я убила человека.

—  Неужели опять? — удивленно спросил Дерек. — Подожди, пока я положу все эти вещи.

— Он сказал, что он твой брат!

— Ладно, ладно.

Дерек положил свою ношу на стол, Дженни отошла в сторону… он увидел Арчибальда.

— Боже, — сказал Дерек, — действительно убила.

Дженни, затаив дыхание, смотрела, как он опустился на колени рядом с телом.

— Он мертв? — отважилась она спросить.

— Нет, — ответил Дерек, — но толст.

Дженни вздохнула с облегчением.

— Что случилось? — спросил он.

Дженни рассказала ему все…

— Ясно. Теперь ты понимаешь, почему я его так люблю?

Он сердится. Дженни нравилось, что он сердится.

— Хотя это, наверное, было забавно, — сказал Дерек и начал хохотать.

Теперь он смеется. Дженни нравилось, что он смеется.

— Он в обмороке? — спросила она.

— Да. А когда придет в себя, будет спрашивать: «Где я?» Что полагается в таких случаях делать? Нужно, чтобы ноги были выше головы, верно? Или наоборот? Сейчас только одна его часть тела явно выше всего остального.

— Тетя Кэролайн иногда падала в обморок.

— А! И что тогда делали?

— Мы обычно распускали ей корсет.

Дерек задумчиво разглядывал очертания тела брата.

— Ты думаешь, он носит корсет?

— Ну, я думаю, нужно расстегнуть ему воротничок.

— Хорошая мысль. И попутно мы сможем выкинуть этот галстук. — Он снял с брата галстук и протянул его Дженни. — Там сзади тебя корзина для бумаг. Брось, пожалуйста.

Она послушно бросила, не совсем понимая зачем. Но ей показалось, что Дереку не понравился галстук по какой-то определенной причине; и в самом деле, его цвета, красные и желтые полоски, плохо сочетались с обликом Арчибальда и не очень сочетались друг с другом.

— Клубные цвета Королевского Литературного общества, — небрежно объяснил Дерек через плечо.

— Да, я поняла.

— Мы не станем забирать его часы, — продолжал он, все еще возясь с братом, — это было бы нечестно, но о монокле надо серьезно подумать. А твое мнение?

— Можно ли что-то сделать, чтобы он пришел в себя? С помощью воды или чего другого?

— Да. Теперь подожди минутку.

Он задумался о том, что произойдет, когда к его брату вернется сознание. Как они будут вести себя, все трое? Будут говорить на повышенных тонах, спорить, обвинять друг друга, выходить из себя? Или будут вести себя как истинные леди и джентльмены, делая вид, что ничего не произошло? Или они…

— Так. Понял. Слушай.

— Да, Дерек?

— Беги в ванную. Там ты найдешь детскую губку, которой я обычно мою теннисные туфли. Помой ее немного и принеси сюда, влажную.

— Да, Дерек. — Она повернулась, готовая бежать.

— Погоди. В маленьком висячем шкафчике лежит бинт — или лежал. Принеси его.

— Да, Дерек.

— Погоди. В моей комнате есть маленький тазик, или, может быть, он в ванной. Во всяком случае, где-то там должен быть маленький тазик. В твоем пузырьке еще остались красные чернила? — Она кивнула. — Хорошо, налей в тазик воды и немножко красных чернил, чтобы придать ей цвет, и принеси сюда тазик, губку и бинт. Быстрее!

Она вернулась очень быстро.

— Умница. А теперь возьми все эти пакеты… они для тебя… и газеты… Да, а вот твое письмо… иди к себе, читай и наслаждайся, и предоставь все остальное мне.

Он открыл ей дверь.

— Ты уверен…

— Беги! Быстро!

Она убежала. Он вернулся к неподвижному телу.

Придя в себя, Арчибальд обнаружил, что лежит на диване, а на голове у него плотная повязка. На столике рядом с ним стоял тазик, вода в котором была зловеще красной.

— Где я? — спросил мистер Арчибальд Фентон.

— У друзей, — успокоил его Дерек. — Как ты себя чувствуешь, старина?

Арчибальд потрогал голову и понял, что это не сон.

— Она выстрелила в меня, — произнес он слабым голосом.

— И правильно. Ты с ней заигрывал.

— Нисколько.

— В какой-то степени.

— Да я… я просто сказал… Во всяком случае, она не имела никакого права стрелять в меня.

— Она не знала, что еще делать. Все произошло так внезапно.

— Нельзя же вот так стрелять в людей, — сказал Арчибальд. — Она могла меня убить.

— Я скажу ей. Она решила, что ты с ней заигрываешь, и потому выстрелила.

— Я этого не делал.

— Я скажу ей.

— Она сказала, что она моя сестра, и, естественно, я захотел, чтобы она меня поцеловала. И тогда она в меня выстрелила. Я хочу сказать, что я…

Дерек удивленно посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду — она сказала, что она твоя сестра? — перебил он брата.

— Что ты хочешь сказать — что я имею в виду, что она… я же говорю тебе. Черт, меня тошнит. Она сказала, что она моя сестра. Наша сестра. Естественно…

— Кто сказал? Мисс Бентон?

— Мисс — кто?

— Бентон.

— Кто такая Бентон? Я говорю о девушке, которая называет себя Наоми Фентон.

— Она на самом деле Наоми Бентон.

— Нет, Фентон! Говорю тебе, она сказала, что ты ее брат.

— Не я. Бентон. Ты перепутал.

— Я тебе говорю…

— Не говори так много, старина. При травмах головы это опасно.

— Я сказал: «Значит, вы сестра и Арчибальда Фентона», а она подтвердила, и я сказал: «Ну, я и есть Арчибальд Фентон», а она ойкнула, а я сказал: «Ну, если я ваш брат…»

— Ты не ее брат, старина, а мой. Ты скоро все вспомнишь. Ты Арчибальд Фентон.

— Послушай…

— Поэтому ты не можешь быть братом мисс Бентон. Кузеном — сколько угодно. Но не братом. Я все объясню тебе, когда ты придешь в себя. Как ты себя чувствуешь?

— Ты дурак, я и не думал, что… Я серьезно ранен? — Он вдруг увидел тазик. — Я хочу сказать…

Дерек успокаивающе похлопал его по плечу.

— Весьма неприятно содрана кожа, вот и все. Мисс Бентон перевязала тебя. Она понимает в таких вещах. Она медсестра.

— Значит, она себя так называет?

— Да.

— А что, — язвительно спросил Арчибальд, — эта так называемая мисс Фентон, которая теперь зовется медсестрой Бентон, здесь делает?

— Ты имеешь в виду, что так называемая медсестра Бентон, которая, ты думал, зовется мисс Фентон, здесь делает?

— Что она здесь делает? — заорал Арчибальд.

— Спокойно, старина. При травмах головы это опасно. Мисс Бентон предупреждала меня, в частности…

— Кто она? Что она здесь делает?

— Почему бы ей не быть здесь? Помнишь Молли Бассетт? Рыжую девицу, которая вышла за Джона Бентона из «Файв-Эшис»? Так вот, у Джона Бентона есть сестра, и эта сестра…

— О-о!

— Именно. И что получилось? Ты стал заигрывать с ней, — упрекнул Дерек.

Арчибальд молчал и думал.

— Не напрягайся так, — с тревогой сказал Дерек, — помни, что я только что говорил тебе о травмах головы.

— Мне не важно, кто она, — объявил Арчибальд. — Она сказала, что она твоя сестра.

— Не моя, Бентона.

—  Твоя, черт возьми!

— Я был знаком с человеком, бухгалтером по профессии, с которым произошел несчастный случай на Пиккадилли, у него была травма головы. Когда он пришел в себя и его спросили, как это произошло, он сказал, что сестра столкнула его с лошадки-качалки. Похоже, что в таких случаях память человека часто возвращается к последнему разу, когда он ударялся головой, и естественно…

— Черт возьми, заткнись.

— Хорошо. Не огорчайся, все будет хорошо. Не возражаешь, если я закурю?

— Мне нет дела до того, что ты делаешь.

— Хорошо. Просто лежи тихонько и не обращай на меня внимания.

Арчибальд Фентон лежал тихонько, но не мог не огорчаться. Он думал. Мог ли он так перепутать? Все случилось так внезапно, так неожиданно, что трудно было за что-либо поручиться. К тому же неприятная рана на голове… и тошнота…

— А! — торжествующе воскликнул Арчибальд. Теперь он все вспомнил.

— Что?

— Эта женщина на почте сказала, что она твоя сестра.

Дерек покачал головой.

— У меня нет родственников на почте, — внятно сказал он. — У меня, — добавил он, надеясь задеть какую-то струну памяти Арчибальда, — брат в Блумсбери. Романист.

— Дурак, я не имел в виду, что она сказала, что она твоя сестра, я имел в виду, что она сказала, что мисс Фентон твоя сестра.

— Верно, — заметил Дерек, — если бы у меня была сестра, она была бы мисс Фентон, несомненно. Но у меня нет сестры. У нас нет сестры. Разве ты не помнишь, как со слезами на глазах говорил мне: «О, если бы у меня была младшая сестричка!», а я отвечал: «Но у тебя всегда есть я», а ты говорил…

— Боже! — воскликнул Арчибальд Фентон.

— Ну хорошо, не совсем так, но что-то вроде этого.

— Ладно, хватит. Я пошел. — Он спустил ноги с дивана и попытался встать.

— Осторожнее. — Брат кинулся ему на помощь. — Посиди немножко. Вот так.

— Скажи, — попросил Арчибальд, вдруг ощутив испуг, — я сильно ранен? Чувствую себя совершенно разбитым. Наверное, мне следует обратиться к врачу.

— Могу честно сказать, если ты ляжешь в постель, как только попадешь домой, и не будешь снимать повязку до завтра, все будет хорошо. Пусть завтра утром твоя экономка посмотрит рану. Мисс Бентон приняла все меры предосторожности, уверяю тебя.

— Если бы она не нажала на спусковой крючок…

— Я думал, мне удалось тебе объяснить. Видишь ли, ты заигрывал с ней…

— Если простой человек просит хорошенькую девушку, которая назвалась его сестрой, поцеловать его, то в него не стреляют.

— Но ведь ты же не простой человек, дорогой мой Арчи. Но послушай, вот что я тебе скажу. Вряд ли тебе захочется рассказывать своей экономке, что ты приставал к совершенно незнакомой девушке и поэтому в тебя стреляли…

— Я же тебе сказал, что не приставал. Я хочу сказать, что и не пробовал…

— А мисс Бентон, разумеется, не хочется неприятностей из-за того, что она стреляла в тебя. Что, если мы все сойдемся на том, что у тебя было дорожное происшествие по пути сюда, когда ты ехал навестить меня? Ну, и так далее… — Он описал круг зажатой в кулаке трубкой, чтобы обозначить дальнейший ход истории.

— Ее нужно привлечь к ответственности.

— Да, но жюри может решить, что в тебя нужно было стрелять.

Мистер Фентон раздумывал. Он, как никто, придерживался самых широких взглядов на рекламу и часто подумывал, что для продажи книг было бы очень неплохо быть обвиненным в убийстве, которого не совершал, если бы издатель сумел подать это как следует, но сегодняшняя история не казалась хороша. Она не выглядела благородно. К тому же одному Богу известно, что могут наплести Дерек и эта девица, если будут выступать со свидетельскими показаниями.

— Ох, ладно.

— Хорошо. Я всегда считал тебя умным человеком. А теперь как насчет того, чтобы попасть домой? Отвезти тебя? Думаю, ты все еще чувствуешь себя неважно. Наверное, это небезопасно…

— Ох, спасибо, — проворчал мистер Фентон.

— Тогда пошли. Я приведу твой автомобиль завтра утром. Обопрись на мое плечо.

Братья, обнявшись, добрались до двери и вышли на улицу. Дерек заботливо помог раненому сесть в автомобиль.

— Все в порядке? Хорошо.

Он залез в машину и включил зажигание.

— А теперь, — сказал он, когда они выбрались на шоссе, — давай подумаем, что это был за несчастный случай. Что ты выбираешь?