Онлайн чтение книги Меня похитил безумный герцог Kidnapped By The Crazy Duke
1 - 30

Когда я проснусь, то, возможно, снова окажусь в особняке Прогена. Утром забежит Рози или Молли и разбудит меня, чтобы проверить, хорошо ли я выспалась. За завтраком рядом со мной сядет Ной и будет читать газету.

А вечером он придет рассказать сказку о псе и волке своим тягучим, неспешным голосом. Мне очень нравилось слушать его низкий, ровный тембр.

Раньше это был бы самый обычный день, абсолютно ничем не примечательный. Теперь же, когда он разбился до состояния, когда я уже не могла от него оторваться, я смотрела на тоскливые обломки и вспоминала, каким прекрасным и особенным он был. Вот почему я ненавижу особенные вещи.

{Спасибо, принцесса, за все твои старания для того, чтобы стать взрослой}.

Что значит «взрослой»? Я ещё не взрослая. Я как взрослый ребенок, который всё ещё хочет, чтобы его холили и лелеяли. Меня никто никогда не баловал. Теперь же, пожалуй, мне бы очень хотелось признаться кому-нибудь в этом.

Повторяющиеся фрагментарные воспоминания были похожи на бессердечный сон. Я старалась не обращать на них внимания, но в глубине моего обновлённого сознания по-прежнему жила неудовлетворённая потребность в покое и комфорте.

Предприняв неудачную попытку уйти от реальности, я нехотя подняла веки и прислонилась к тёмно-серой стене, сталкиваясь с реальностью своего заключения в камере.

Я проследила, как дыхание рассеивается в тусклом солнечном свете, и на задворках сознания зародились непривычные уже мысли. То были размышления об одиночестве и одинокой жизни.

Мне всегда нравилось оставаться наедине со своими мыслями, но сейчас я стала полностью изолированной и одинокой.

Я не плакала. Ни тогда, когда вступила в эту злополучную жизнь, ни когда меня заперли в хлеву и чуть не заморозили до смерти, ни даже прямо перед тем, как наёмники собирались меня убить... А когда я покинула Ноя, то получила иммунитет к несчастьям.

Вместо череды трудностей, меня потрясли и разрушили банальные слова о том, что мне нужно защитить себя. Подобно тому, как я не дрогнула в мороз и метель, так же отчаянно я таяла в осколках лучиков тёплого солнца.

— Здесь холодно и противно.

Как может быть столько взлётов и падений в жизни, к которой я не хотела иметь никакого отношения?

Я никогда раньше не сидела в тюрьме. Условия содержания здесь оказались не такими уж плохими. Еда была приготовлена хорошо, постельное белье было чистым, и, возможно, даже некоторые мои пожелания могли бы быть исполнены, но в любом случае, всё это отличалось от ожидаемого.

Ко мне приходил подполковник Гренендаль, сказал: «Не волнуйтесь слишком сильно», а затем сразу же ушёл.

Может быть, именно благодаря его поддержке офицеры и охранники не относились ко мне халатно, а лишь бросали неприязненные взгляды.

Когда же они меня выпустят? Едва я прикрыла глаза в медитативном раздумье, как тут же услышала цокот каблуков. Вскоре шум приблизился, и в помещение вошла Селин, одетая в платье цвета фазана и с собранными в пучок платиновыми волосами.

Казалось, будто она пришла с визитом только для того, чтобы поиздеваться надо мной. Она изучающе посмотрела на меня своими мягкими зелёными глазами и тихонько засмеялась:

— Неплохо.

— Тогда и тебе стоит погостить здесь.

— Всё ещё живёшь за счёт своего болтливого рта, не так ли?

Она прикрыла рот и захихикала, словно ребенок. Я, скрестив руки, неприязненно уставилась на неё.

— Зачем ты здесь?

— Мне нужна причина, чтобы увидеться с сестрой? Ты уже успела соблазнить стражников? Как сделала это с вражеским герцогом. Не знала, что ты такая легкомысленная женщина.

Слушая её шепот, я странным образом прониклась сентиментальностью. Пожалуй, наши отношения были не просто легкомысленными, потому что между мной и Ноем существовало нечто непостижимое, сосуществование лёгкости и тяжести, которое нельзя было ни потрогать, ни отпустить. Я молча проигнорировала Селин, сочтя её не заслуживающей своего ответа.

Затем прикрыла глаза. Селин продолжала говорить какие-то вещи, которые, по её мнению, должны были заставить меня занервничать, однако вскоре она умолкла, услышав моё проницательное замечание:

— Тебя отвергли, не так ли?

Вот почему она совершила этот немыслимый поступок. Лицо Селин исказилось, а глаза постепенно покраснели. Её длинные ресницы мелко задрожали и опустились, как если бы она собиралась вот-вот расплакаться.

— Приятно было играть с людскими сердцами? Ты такая злая.

— Что? А ты, стало быть, считаешь себя хорошей девочкой? Как ты уже знаешь, меня скоро освободят. И когда я выйду отсюда, как думаешь, что будет с твоей репутацией, которую ты так старательно создавала? 

— Видишь ли, в тебе от рождения заложено зло. Ты всё время пытаешься отнять у меня всё. Моя мать умерла из-за тебя.

Как упоминалось в оригинальной истории, адмирал скинул вину и обиду за злополучную смерть своей жены на это невинное тело, а женщина передо мной, по всей видимости, всё это время жила с чувством исключительного превосходства, одним этим предлогом оправдывая все иррациональные поступки и жестокое обращение.

Это было счастье, источником которого являлось несчастье других. Именно поэтому я не могла терпеть, когда мной помыкала моя сестра, всегда играющая роль героини, с которой обращались как с принцессой.

— Ты не хуже меня знаешь, что причина не в этом. У тебя же совести не хватит, чтобы прикрываться мёртвой матерью только из-за этого.

Я с улыбкой взглянула на неё. Селин же, которую, казалось, разоблачили, с трудом сглотнула слюну. Она изо всех сил старалась подавить эмоции, чтобы не утратить спокойного выражения лица. Однако ей не удалось скрыть гнев и ненависть в своих зелёных глазах.

Тогда я с гримасой жалости спросила её:

— Когда ты делала это, ты хоть на мгновение задумалась о том, что может произойти в будущем? Ведь именно отец отвечает за работу с конфиденциальными документами.

— О чём ты говоришь?

Селин на мгновение задумалась, затем слегка склонила голову со странным выражением лица — оно имело выражение крайнего бесстыдства.

— Ты украла отцовские оперативные секреты, передала их Прогену и подставила меня.

По мере того как я говорила, глаза Селин расширялись всё больше и больше. Какое-то время она хранила молчание, словно пытаясь подыскать слова, и в конце концов выплюнула краткое:

— Береги себя.[1]

Затем Селин тихо отвернулась. Несколько прядей платиновых волос рассыпались по её красивой шее и слегка качнулись, словно в знак прощания.

***

— Джеффри, мне доложили, что ты дал показания о том, что это ты подарил мисс Диане Клэр розовое бриллиантовое ожерелье, — с упреком спросил премьер-министр Дэмиен Гренендаль, восседавший на длинной деревянной скамье в капелле поместья Гренендаль.

В отличие от своих крепких сыновей, Дэмиен был небольшого роста, но от него, как от премьер-министра и герцога Белфордской империи, исходила величественная аура.

Получивший выговор подполковник Джеффри Гренендаль с ничего не выражающим лицом стоял и неотрывно смотрел на своего отца.

— Всё верно, сэр.

— И каким образом ты собираешься теперь объяснять, как тебе удалось достать ожерелье, которое продаётся только в Медее?

— Моя мать принадлежит к высшей знати Медеи, и этого, я думаю, достаточно для объяснения.

— Значит, собираешься заявить, что отдал вещь своей матери? Если так, то наверняка пойдут разговоры о женитьбе.

— А я не могу? — монотонно спросил Джеффри, отмахнувшись от вопроса, словно от ничтожного пустяка.

— Собрался жениться на ней?

— Возможно. В зависимости от её желания.

— Не имеет значения, насколько вольными сейчас стали браки, неужели ты возьмешь в жёны женщину, которую подозревают в связи с врагом?

— Отец же женился на моей матери, которая сбежала из Медеи.

Голубые глаза премьер-министра, несколько затуманенные возрастом, зацепились за тёмные волосы Джеффри.

— Я сожалею об этом выборе. У твоей матери было много секретов от меня.

Он сжал свои морщинистые руки в молитвенном жесте и отвернулся. Ему вспомнилась черноволосая женщина, на которой он когда-то женился по большой любви.

Она была второй дочерью семьи Хериссон, принадлежащей к высшей аристократии Медеи, и она никогда не рассказывала, почему бросилась в бега.

В конечном итоге она приняла предложение премьер-министра с условием, что он не будет ничего спрашивать о её прошлом, однако во время их брака постоянно пребывала в депрессии и через несколько лет скончалась от необъяснимой болезни. Премьер-министр, хранивший тягостное молчание в момент размышлений о прошлом, открыл рот:

— Я всегда с уважением относился к твоему выбору, но на этот раз я этого не допущу. Пока женщина, которой ты помог, подозревается в шпионаже, это может пойти тебе во вред. Я обещал твоей матери, что, как отец, буду защищать тебя.

Его голос был твёрдым и суровым. Джеффри ничего не ответил, молча глядя на скульптурную статую капеллы перед собой.

Белая фигура женщины с младенцем на руках с состраданием взирала на двух мужчин.

— Вы обижены на мою мать?

Его отец слабо вздохнул, чувствуя беспокойство от вопроса сына.

— Спросил, хотя и сам прекрасно всё знаешь.

— Я поступил так ради своей покойной матери. И вы правы, что я заинтересован в Диане.

— Девушка напомнила тебе твою мать? Твоё упрямство мне кое-кого напоминает, — премьер-министр, выдержав паузу, хмуро тряхнул седыми светлыми волосами. Бросив взгляд на широкую спину сына, который, ничего не ответив, ушел, он испустил долгий вздох, — да, всё потому, что ты похож на меня. Ведь ты мой сын. Пусть внешне между нами и нет никакого сходства, но всё же... Ах, Агнес[2].... Что же ты так отчаянно хотела скрыть от меня?

Бормоча себе под нос, премьер-министр печально вздыхал. Он воскресил в памяти образ юных Джейса и Джеффри, крепко держащих руки своей матери, устремившей на него виноватый взгляд.

Тем временем Джеффри уже покинул капеллу и вышел из особняка. При мысли о лаконичном завещании своей покойной матери он обратил острый взгляд в небо.

{Я всегда жила с чувством вины, однако так и не смогла рассказать всё вашему отцу, потому что боялась, что он будет презирать меня. Пожалуйста, прошу вас, помогите отыскать и защитить то дитя так, чтобы ваш отец ни о чём не узнал, и позаботьтесь о том, чтобы она была счастлива}.

— И как далеко вы собираетесь зайти?

Остановившись и задав в пустоту тихий вопрос, Джеффри сел в машину. В его голосе звучал гнев на адмирала.

***

Расположенный на окраине города особняк герцога Ноя Ротшильда всегда был уединённым местом, но сегодня здесь царила тишина настолько глубокая, словно всё вокруг прекратило своё существование.

Небо за окном было пасмурным, и, казалось, вот-вот должен начаться снегопад. Огонь в камине давно погас, и в кабинете поселилась зябкая прохлада.

Заметив среди остывшего угольного пепла бумагу, секретарь Ноя Винсент чиркнул спичкой и бросил её в камин. Единственными звуками в опустевшей комнате были треск догорающей бумаги и тиканье секундной стрелки часов, отсчитывающей время.

Винсент достал сигару и безымянной каменной статуей замер у окна заброшенного кабинета. Через стекло он оцепенело наблюдал, как солдаты вбегают внутрь дома.

Его карие глаза оценили приблизительное число военных, ворвавшихся в особняк через сад. Усмехнувшись, Винсент пробормотал голосом, граничащим между вздохом и восхищением:

— Безумный герцог... наконец-то сошёл с ума.

Едва герцог узнал, что одной женщине, Диане, грозит смерть, он без раздумий оставил всё.

Всё, что у него было: честь, статус высокородного дворянина с длинной родословной и астрономическое богатство. И даже гарантированное будущее молодого человека, которому доверял сам император и который, если бы не поступил так, как поступил, мог бы уверенно шагать по жизни прямиком в светлое будущее.

То, что он вот так просто отбросил собственную жизнь, нельзя было назвать ничем иным, как «безумием».

Всё, что у него теперь осталось — это статус преступника, дезертировавшего во время войны, нарушившего Имперский Закон о Безопасности и совершившего государственную измену. Император мог вменить ему любое преступление по своему усмотрению.

Выбор был основан на прагматизме. А что ещё можно было предпринять за столь короткое время, в то время как империя вела затяжную войну, упорно отвоёвывая свои позиции на передовой?

Это был самый оптимальный вариант, но любой нормальный человек счёл бы его наихудшим и отбросил бы, отказавшись от цели.

Ной выстрелил в человека из отдела разведки, приставленного следить за ним, но ранил не в голову, а в руку. Это было сделано для того, чтобы Молли не обвинили в содействии ему.

Обычно Ноя нельзя было назвать настолько заботливым человеком, поэтому всё это казалось странным. Грохот множества армейских сапог всё приближался, и вот раздался громкий удар и грохот, после чего дверь в кабинет с треском слетела с петель.

Винсент слабо улыбнулся, увидев, как солдаты выломали дверь и вошли внутрь.

— Вы опоздали. Я уже безуспешно пытался остановить его.

— Сэр Винсент, вы долгое время исполняли обязанности секретаря герцога. Мне нужно задать вам несколько вопросов о деталях вашей работы, поэтому прошу вас пройти с нами и дать показания. Если вы согласитесь, то сможете избежать наказания.

Разоблачите коррупцию. Вот первое, что вы должны сделать, если хотите расправиться с корпорацией или влиятельным человеком.

— Сначала позвоните адвокату графа Форда. Я не скажу ни слова, пока вы этого не сделаете.

Винсент, удобно расположившись за своим офисным столом, зажёг спичку и раскурил сигару во рту. Глубоко затянувшись, он с наслаждением выдохнул дым.

Потом потянул и ослабил свой по обыкновению аккуратно завязанный галстук, словно тот внезапно стал ему тесен.

Если не сейчас, то когда ещё ему представится возможность выкурить здесь сигару? Этот сумасшедший герцог никогда больше не вернется в это место.

Солдаты начали обыск, с шумом переворачивая кабинет и особняк вверх дном. В одном из углов этой комнаты уже некоторое время висела картина с изображением призрачной лошади. Гальваническая[3] рама странной и жуткой картины упала, издав резкий звук, и была затоптана и поломана военными сапогами.

Бумаги, которые он некогда просматривал, были разбросаны, словно остатки недавно прошедшего фестиваля.

Всё было кончено. Рухнула репутация давнего герцогского рода и молодого герцога, которого когда-то называли выдающимся конём императора.

Зрелище было впечатляющим. Поистине, это можно было назвать новой формой искусства. Глядя на происходящее в свете мерцающих белизной бумаг, Винсент, бывший в своё время верным секретарём герцога Ноя Ротшильда, в расстройстве чувств тихо пробормотал в пустоту:

— Теперь, когда я стал безработным, полагаю, я свободен для свиданий.

_______________________

[1] Береги себя — в английском переводе использовано выражение «take care», которое можно интерпретировать как любой вид нашего прощания. Обычно его используют при прощании с малознакомыми людьми, с которыми ты не планируешь встречаться ещё долгий период времени, также это более формальный вариант сказать «пока». Какое же значение имеет это, на первый взгляд, «тёплое» выражение в нашей ситуации? Во-первых, Селин таким образом провела черту между собой и Дианой, сделала упор на то, что она не близкий для неё человек, во-вторых, так Селин выразила надежду, что они ещё долго не увидятся. А, возможно, у переводчика просто синдром придумывания драмы на ходу, и он уже сошёл с ума от количества переведённого текста. Тут уж одно из двух. (Прим. пер.)

[2] Агнес была покойной матерью Джеффри. (Прим. пер.)

[3] Гальваническая — это значит, что поверхность рамы была чем-то покрыта. К примеру, золотом, хромом или серебром. (Прим. пер.)