ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Что могут наделать три ожерелья, нож, топор и бутылка коньяку. Арики и Боамбо в гостях у Смита. Угощение на яхте. Принципы плантатора. Горячий спор. Хижина вечного огня.

Онлайн чтение книги Остров Тамбукту
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Что могут наделать три ожерелья, нож, топор и бутылка коньяку. Арики и Боамбо в гостях у Смита. Угощение на яхте. Принципы плантатора. Горячий спор. Хижина вечного огня.

I

На другой же день мы с Боамбо пошли к Арики. Я захватил с яхты бутылку коньяку, три ожерелья, нож и топор, предполагая, что подарки сделают главного жреца более сговорчивым. До сих пор Смит давал мне для обмена с туземцами только мелочи — ожерелья, зеркальца, — а инструменты и сельскохозяйственные орудия, которых было порядочно в трюме, берег для себя. Но сейчас он придавал большое значение моей миссии и стал более щедрым. Если бы я потребовал у него еще коньяку или топоров, он охотно бы дал, но я считал, что пока и этого хватит.

Арики встретил нас сухо. Он даже не встал с нар, на которых сидел, и не пригласил нас сесть. Но мы с Боамбо сели и без приглашения. Я предложил Арики сигарету, но он резко отказался от нее. Он был мрачен, глаза гневно сверкали. Жрец бросил на меня холодный, пропитанный ненавистью взгляд и раздраженно заговорил о моем хождении в Калио. Зачем ходил? Кто мне позволил? Ведь он же мне говорил не ходить? Значит, я его в грош не ставлю! Его, рапуо, пуи-papa пуя[18]Рапуо, пуи-рара пуя — главный жрец, руководитель религиозной церемонии на большом празднике, посвященном Дао.! Что я себе позволяю? Тут не земля пакеги!

Я вытащил из пакета нож и подал ему.

— Рапуо, возьми его. Это подарок от третьего пакеги.

Он посмотрел на нож из-под нахмуренных бровей и оттолкнул мою руку. Тогда я взял из корзинки, висевшей посередине хижины, ямс, очистил с него ножом кору и нарезал. Жена Арики свистнула от изумления. До сих пор она очищала и резала ямс раковиной. Я протянул ей нож и сказал:

— Возьми его. В большой пироге есть много таких ножей.

Женщина взяла нож и пошла похвастаться соседкам.

Арики сидел на нарах все такой же мрачный и потемневший, как грозовая туча. Он не мог простить мне моего нахальства. Хожу по селениям, лечу людей без его разрешения! Как я смею!..

Тогда я вытащил из пакета топор с короткой рукояткой и протянул ему его.

— Рапуо, это подарок от третьего пакеги. Возьми его.

Он сразу понял, что я ему даю и для чего эта вещь — железный топор походил на каменные топоры туземцев. Однако он отказался его принять.

В хижине валялось довольно толстое полено, приготовленное для костра. Двумя-тремя ударами я его рассек пополам. Арики не выдержал и свистнул от восторга.

— Возьми его, — я положил топор к ногам главного жреца.

Он не нагнулся его взять, но и не оттолкнул.

Вернулась жена Арики. С ней была и Канеамея. Я им дал по ожерелью и видел, какая радость вспыхнула в их глазах. Ожерелья Смита действительно творили чудеса. Они могли смягчить самое черствое сердце. Третье ожерелье я дал Арики. Он молча повесил его себе на шею.

Оставалось третье «чудо» — бутылка коньяку. Но она была моим последним козырем, и не следовало так скоро пускать его в ход. Нож, топор и ожерелья были достаточны, чтобы искупить мою вину перед Арики за хождение в Калио без его согласия. Теперь оставалось самое важное — уладить дело Смита, склонить Арики не бросать его в океан и дать ему возможность спокойно жить на острове.

Боамбо заговорил о «третьем пакеги». Он сказал главному жрецу, что третий пакеги — хороший человек и надо ему разрешить жить на острове, а не бросать в океан. Но Арики и слышать ничего не хотел. Он резко прервал вождя.

— Откуда явился третий пакеги?

— С луны, — поспешил ответить Боамбо.

— С луны! А как явился? У него имеются крылья? И зачем он явился? Бросить его в Большую воду! Сейчас же!

— Не спеши! — остановил его Боамбо. — Третий пакеги еще не сходил на наш остров. Он живет на большой пироге, и мы не властны над ним.

— Проклятие! — гневно крикнул Арики.

Боамбо опять завел разговор о пакеги. О, они хорошие люди, полезные люди! Я его спас от кадитов, лечу людей нанаем кобрай — разве этого мало? И у других пакеги племя научится чему-нибудь полезному. У них есть такие чудные вещи, каких ни один занго не видел до сих пор.

Канеамея поставила перед нами кувшин с малоу и села на нары. Когда я на нее посмотрел, она опустила голову, но я успел заметить в быстром взгляде ее темно-зеленых глаз какую-то неуловимую, тихую печаль.

— Набу, — обратилась она к отцу. — Тана Боамбо прав, пакеги — хорошие люди.

— Молчи! — прикрикнул на нее Арики и, обратившись ко мне, спросил: — Что есть в большой пироге? Скажи!

— Много вещей есть в большой пироге, рапуо. Большие и маленькие стекла: если на них посмотришь — видишь свое лицо.

— Знаю, — нетерпеливо прервал меня Арики. — Еще что?

— Есть много топоров, таких, как тот, который я тебе дал. Человек таким топором может сделать пирогу за каких-нибудь два-три дня.

Арики недоверчиво посмотрел на меня и спросил:

— Может?

— Может.

— Что еще есть?

— Есть много удов, которые испускают громы и убивают птиц на лету.

— А людей убивают?

— И людей убивают.

Арики проглотил слюну и опять спросил:

— Еще что есть в большой пироге?

— Много вещей, как тебе объяснить? Ты должен сам посмотреть.

Главный жрец опустил голову и задумался. Он решал судьбу Смита. Суждено ли будет плантатору всю жизнь сидеть на своей яхте, превратившейся для него в тюрьму, или главный жрец разрешит ему жить на острове?

Я вытащил из пакета бутылку с коньяком и протянул ее Боамбо. Обжигающая жидкость забулькала в его горле. Арики посмотрел на него с легким удивлением — он впервые видел стеклянную бутылку, — но прикинулся равнодушным. Боамбо зацокал языком, может быть, нарочно, чтобы показать главному жрецу сколь вкусна жидкость в этой чудной бутылке. Арики не вытерпел, выхватил у него бутылку и отпил только один глоток. Коньяк понравился ему, и он отпил еще один глоток, потом еще один. Нет, этот напиток не походил на малоу. И кокосовое вино очень, очень приятно, но содержит совсем мало алкоголя: сколько бы его не пить, голова остается трезвой. Листья бетеля, которые туземцы жевали вместе с ядрами кенгаровых орехов и маленьким кусочком извести, тоже не дурманили головы. А это питье словно разливается по всему телу и быстро опьяняет человека. Если хлебнешь чуть побольше, искры сыпятся из глаз. Арики зачмокал губами и несколько раз повторил: «Тацири! Тацири!»

«Дело налаживается», — подумал я и начал уговаривать вождя и главного жреца, не откладывая, поехать на большую пирогу, чтобы собственными глазами посмотреть на все чудеса, о которых я им говорил, попробовать других, еще более крепких, напитков и уже тогда решать судьбу Смита. Разумеется, оба отказались, но я очень настаивал. Если они поедут на большую пирогу, то получат много подарков от третьего пакеги. Чего они боятся? Ведь вчера Зинга была уже на яхте, и ничего плохого с ней не случилось. А третий пакеги не сойдет на остров, если его не пригласят лично. Да, да, они должны сами договориться с ним о подарках, ибо все эти чудные вещи в пироге принадлежат ему.

Первым согласился Боамбо, а немного погодя — и Арики. Он порядочно хлебнул, и язык у него заплетался. А человеку, выпившему больше положенного, море по колено.

II

Мы сели в пирогу и отправились на яхту. Поднявшись на палубу, Арики начал робко оглядываться вокруг. Все, что он видел — высокие мачты, такелаж, белые вентиляционные раструбы, иллюминаторы, окованные медью, погнувшиеся от кораблекрушения перила, толстые стекла над машинным отделением, — все его удивляло и в тоже время пугало. В этой незнакомой для него обстановке он вдруг отрезвился. Я поспешил в каюту Смита предупредить обоих англичан, чтобы они приготовились к встрече гостей.

— Сейчас же пригласите их, сэр! — вскочил Смит, выронив от волнения сигару. — Неудобно заставлять ждать таких высоких гостей.

Когда Арики и Боамбо вошли в кают-компанию, на столе уже находилось несколько тарелок с холодными закусками: консервированные курица и телятина, икра, сардинки, бутылки с коньяком и вином и даже бутылка шампанского. Смит опять расщедрился, что с ним, вероятно, случалось и в Англии, когда приходили знатные гости. Позже я понял причину его щедрости. Капитан мне рассказал, какой кошмар пережил Смит, пока я был в селении. Стерн нарочно рассказал ему, может быть, уже в десятый раз, о тех ужасах, которые мы пережили на острове, когда нас посадили в хижину, как дикари плясали вокруг нас, как размахивали деревянными копьями, пока наконец одного за другим, не бросили в океан. У плантатора от страха дрожали губы, лицо потемнело, так мне рассказывал капитан, — а когда я его упрекнул, Стерн начал оправдываться: «Признаюсь, некрасиво его пугать, но я хотел отомстить как-нибудь за огорчения, которые он мне причинил, когда я был капитаном его яхты».

Теперь пришел конец кошмару. Главный жрец и вождь были гостями Смита, и он приглашал их, с глубокими поклонами, к столу.

Арики и Боамбо были поражены обстановкой на яхте. Никогда в жизни они не предполагали, что существуют пружинные кровати с мягкими одеялами и сетками от комаров, кожаные канапе и кресла, в которых человек тонет, столы с белыми скатертями, «онамы» из фарфора и бокалы из хрусталя, серебряные ложки, вилки и ножи, ковры, туалетные принадлежности и много других вещей. Арики осматривался и был, видимо, ошеломлен. А когда случайно увидел свое отражение в большом зеркале, он испуганно отскочил и спрятался за спиной Боамбо, словно встретился лицом к лицу со злейшим врагом. Правда, в молодые годы он, наверно, любовался собой в стоячей воде, но с тех пор прошли десятки лет, и старость незаметно наложила свой разрушительный отпечаток па его лицо: оно было сморщено, как кора высохшего дерева. А как себя держал Боамбо, когда увидел свое отражение в зеркале? Он выпятил грудь, самодовольно усмехнулся, как будто хотел сказать: «А, каково? Я еще не стар, кожа на лице не сморщена, как печеное таро, и тело у меня еще сильное».

Смит, раньше не любивший быстрых движений, сейчас был подвижен как угорь — накрывал на стол, потчевал гостей и мотал головой, как лошадь, которая отмахивается от мух:

— Прошу, ваше преосвященство... Благоволите, ваше высочество...

— Он держится, как лорд в Букингемском дворце, — ядовито заметил капитан.

Боамбо не понравились консервы, и он отказался от них. Смит впал в отчаяние. Он не мог предложить ему никакой другой еды. Когда я ему сказал, что вождь одобрил шоколад, плантатор принес целую коробку и положил ее перед вождем.

Арики был не придирчив, поглощал все, что ему попадалось под руку — телятину, курицу, рыбу, икру, попробовал даже кусочек шоколаду, но не мог разжевать единственным зубом, выплюнул в кулак и бросил на пол. Ему нравились и коньяк и вино, и он все время выпивал бокал до дна, не прикасаясь к нему губами: он выливал вино прямо в рот, потом цокал языком и снова принимался за еду. А выпив и бокал шампанского, главный жрец обнял капитана, и оба начали в один голос петь песни, — один — на языке зангов, а другой — по-английски. Теперь Смит сосредоточил все свое внимание на Боамбо, усердно наполнял его бокал, но вождь знал силу алкоголя и пил в меру.

К вечеру мы все сошли на берег. Кто-то сказал туземцам, что вождь и главный жрец отправились на большую пирогу пакеги, и все селение высыпало на берег бухты. Всем хотелось узнать, что делается на большой пироге, но Боамбо не удовлетворил их любопытства, а главный жрец вообще не мог ни говорить, ни держаться на ногах. Он обнял за плечи капитана и плантатора, и они потащили его к селению среди веселого шума толпы.

III

Дело Смита наладилось: Арики и Боамбо разрешили ему жить в моей хижине. Разумеется, не шла речь о Стерне — он уже пользовался, наравне со мной, одинаковыми правами жителя острова. Оставалось решить, что делать с имуществом Смита.

А чего только не было на яхте плантатора! Десяток боевых и три охотничьих ружья, ящики с патронами, консервы, мешки с мукой и рисом, ящики с макаронами и сахаром, ящики испанских и французских вин, коньку, рома, вермута и много других напитков, названия которых я даже не знал; два больших гардероба с бельем и одеждой, одеяла и простыни, мебель, книжный шкаф, обеденный и чайный сервизы, кухонная посуда, столярные и кузнечные инструменты — молотки, долота, сверла, топоры, напильники, пилы, и чего только не было... Капитан предложил большую часть инструментов передать племени, а себе оставить мебель, сервизы, кухонную посуду, одеяла, простыни, одежду, разумеется, и ружья. Но Смит не согласился делиться с кем бы то ни было своим имуществом. Он заявил, что только он имеет право распоряжаться своей собственностью.

— Все мое, сэр! — несколько раз повторил Смит.

— Наше, сэр! — поправил его Стерн.

— Ничего подобного, Стерн, — встрепенулся Смит и уставился на капитана своими пепельными глазами. — Всегда было мое и остается моим. Это я решу, что дать племени. Кое-что дам и вам, конечно...

— Нет, сэр! — вскипел Стерн и ударил кулаком по столу. — Мы не нищие. Здесь все равны, и все поделим по-братски.

Смит вытер вспотевшую шею.

— Как так равны, Стерн? Не забывайте, что я собственник, а вы мои служащие...

— Были! — прервал его капитан. — Но теперь мы равны. Сейчас я такой же ваш служащий, как вы — мой. Понятно?

Я решил положить конец этой неуместной ссоре.

— Напрасно вы спорите, — сказал я. — Все на яхте не принадлежит ни мистеру Смиту, ни нам троим. Все это принадлежит племени.

— Вы шутите, сэр! — враждебно посмотрел на меня Смит и, смяв мокрый платок, сунул его в карман брюк.

— Я говорю совсем серьезно, сэр. Частная собственность на острове крайне ограничена. Тут каждый имеет копье, лук, стрелы, две-три рогожки, два-три онама, два-три кувшина — вот и вся частная собственность. Все остальное — земля, леса, дичь в них, рыба в океане — все это общественное владение.

Смит так на меня смотрел, как будто бы я ему сообщил, что на острове свирепствует чума. Как это может быть? Значит, он не сможет ходить на охоту за дичью. Но это его любимый спорт!

Я объяснил ему, что здесь охота не спорт, а способ пропитания. Конечно, каждый может убить дикую курицу или другую какую-нибудь птицу, каждый может поймать рыбу в океане, но в охоте на крупного зверя «кро-кро» и диких свиней участвует все селение, а иногда и все племя, и то только в определенные месяцы в году.

— А что делают с убитыми животными? — спросил Смит.

— Устраивают праздник и съедают их. Туземцы не могут держать запасы из рыбы и мяса, потому что они скоро портятся. Они еще не научились добывать морскую соль и потому пользуются морской водой.

— А разве у вождя и главного жреца нет своих плантаций? — полюбопытствовал Смит.

— Нет. Я же вам сказал, что земля является коллективной собственностью.

— Но... это же коммунизм, сэр! — встрепенулся Смит.

— Не коммунизм, успокойтесь. Остаток первобытного коммунизма.

— Тех же щей да пожиже влей! — воскликнул Смит. Потом, подумав, он спросил: — Скажите мне правду — тут люди, наверно, лентяи?

— Я этого не заметил, — ответил я. — Женщины и даже дети работают на огородах, а мужчины ходят на охоту за дичью или на рыбную ловлю.

— Ну а если кто-нибудь не хочет копать? Если предпочитает валяться в тени? Ведь копать под этим палящим солнцем — не слишком приятное дело, не так ли?

Я объяснил ему, что если кто-нибудь откажется работать, племя, наверно, лишит его права получать таро и ямс с огородов или мясо убитой дичи.

— Но я могу сам наловить себе рыбы в океане или в какой-нибудь реке, правда? — продолжал засыпать меня вопросами плантатор.

— Можете, конечно. Даже будете принуждены, голод вас заставит. Почему бы вам тогда не отправиться со всеми туземцами на рыбную ловлю? Это гораздо приятнее, уверяю вас. Я ездил несколько раз и не поймал ни одной рыбы, но, несмотря на это, туземцы мне давали мою долю. Ведь вы помните, что я привозил несколько раз на яхту свежую рыбу.

— Помню, — кивнул головой Смит.

— Когда вы изучите язык туземцев, вы сами пожелаете работать с ними, вместо того чтобы мучиться самому...

— Вопрос принципиальный, сэр. Коллективная собственность подрезает крылья личной инициативе и создает лентяев. Человечество вышло из первобытного состояния после появления частной собственности. Без частной собственности человечество и до сих пор пользовалось бы луком и стрелами, как эти дикари. Частная собственность порождает личную инициативу, а личная инициатива увеличивает частную собственность. С незапамятных времен эти вещи идут рука об руку и движут человеческий прогресс. Так-с, сэр...

Бедный Смит! Он хотел меня удивить своими знаниями, не подозревая всей их ложности. Нужно было еще в самом начале указать на его заблуждения, тем более, что Стерн, хотя и не вмешивался в наш спор, внимательно слушал и, видимо, хотел узнать, что я возражу Смиту.

— Это далеко не так, сэр. Когда поживете на острове, вы убедитесь, что коллективная собственность и коллективный труд не мешают личной инициативе. И наоборот, личная инициатива шире расправляет крылья, когда другие помогают ей. Например, здесь охотники вырезают на своих копьях и стрелах отличительные знаки, чтобы знать кто убил того или иного зверя во время большой охоты. А когда в зверя вонзилось несколько копий, считается, что он убит тем, чье копье попало в сердце или ближе других к сердцу. И тот охотник получает похвалу.

— Только похвалу? — спросил Смит.

— Да, только похвалу. Похвала за проявленную ловкость является самой большой наградой для охотника.

— Лично я предпочел бы большой кусок мяса, — усмехнулся плантатор.

— Не сомневаюсь. Но у туземцев другие понятия. А что касается частной собственности, — продолжал я, — вы заблуждаетесь. Частная собственность является следствием разделения труда, а не личной инициативы.

— Что значит разделение труда? — спросил Смит.

— Когда появились различные ремесла, появилось и разделение труда. Тут, например, женщины из прибрежных селений умеют делать горшки, а племя бома не умеет. Оно получает от какого-нибудь дружеского прибрежного селения горшки, в которых варит себе пищу, а дает за них кенгаровые орехи. Так прибрежные жители постепенно превращают изготовление горшков в ремесло. Если дело дойдет до того, что одни люди начнут выделывать только горшки и этим промышлять, получая за свои горшки необходимые продукты — вот вам разделение труда в зародыше. И среди племени занго замечается известное разделение труда: женщины плетут сети или работают на огородах, а мужчины ходят на рыбную ловлю или на охоту за дичью. Женщины приносят с огородов ямс и таро и приготовляют еду, а мужчины таскают воду — вот вам еще одна разновидность разделения труда в зародыше.

— Это ж не будет вечно так продолжаться, — уверенно заявил Смит. — Когда появятся различные ремесла и накопится больше частной собственности, туземцы простятся с коллективной собственностью, не правда ли?

Смит с нетерпением ждал моего ответа. Я сказал:

— Не будем пророчествовать о далеком будущем. Давайте раньше разберемся в настоящем, чтобы не попасть завтра в смешное положение. Не так ли, Стерн? — обратился я к капитану.

— Да, Стерн, я бы хотел слышать и ваше мнение, — обернулся Смит к капитану. — Лично вы что предпочитаете: похвалу за убитую свинью или свиной окорок?

— И то и другое, сэр, — усмехнулся Стерн.

— Признаюсь, я предпочитаю свиной окорок, — заявил Смит.

— Не сомневаюсь, — обратился я к Смиту, угасив сигару, едкий дым которой душил меня. — Я думаю, что инженер, который строил яхту и которому вы обязаны жизнью, предпочел бы вместо благодарственной телеграммы получить от вас внушительную сумму. Но вы предпочтете послать телеграмму, не так ли?

— Не отклоняйтесь, — поморщился плантатор. — Речь идет о дикарях. Если они довольны своей жизнью, тем хуже для них.

— А почему им не быть довольными? — спросил я. — Они не знают заботы о завтрашнем дне. Им никогда не угрожает голод. Земля плодородна, а самый принцип распределения обеспечивает каждому одинаковое благополучие. Тут не свирепствует страшный бич эксплуатации, которая является причиной нищеты большей части человечества. В этом огромное преимущество племени. К тому же прибавьте его скромные потребности в питании и одеже и вы поймете, почему эти люди так любят веселиться. Часто на площадке вокруг горящего костра вы увидите много мужчин и женщин, танцующих под звуки бурума и дудок из бамбука и кокосовых орехов. Если бы не эти веселья и забавы, люди страдали бы от безделья и скуки.

— Ага, вот видите! — воскликнул Смит, и глаза у него загорелись. — Эта система распределения, как и отсутствие частной собственности, делают людей лентяями. Вы заметили с каким удивлением рассматривал вождь мои спички, когда я дал ему закурить сигару? С этой своей системой племя никогда не дойдет до подобного изобретения. Люди работают только два-три дня в неделю, а все остальное время лентяйничают. Может ли идти речь о прогрессе? Нет, эти люди никогда не достигнут культуры цивилизованных народов. Но если бы каждый из них трудился только для своей личной выгоды, тогда прогресс был бы обеспечен.

— Ну вот, вы опять заблуждаетесь, — возразил я. — Отставание племени от достижений цивилизованных народов объясняется не отсутствием частной собственности, а тем, что туземцы живут изолированно от остального мира и не могут воспользоваться опытом передовых народов. Материальная и духовная культура создана общими усилиями всего человечества, путем обмена опытом. С исторической точки зрения, культура является цепью, начало которой теряется в древности и проходит через все народы и племена, какие только существовали на земном шаре. Древние арабы были поэтами и астрономами, древние египтяне — математиками и инженерами, а древние греки создали философию Гераклита, Аристотеля, Платона и Сократа, «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, трагедии Эсхила и комедии Аристофана, из которых Ренессанс черпал знания для борьбы со схоластикой. Еще в пятнадцатом веке Леонардо да Винчи, которого мы знаем только как великого художника, сделал первый чертеж самолета, а крепостной кузнец на Руси времен Иоанна Грозного полетел с высокой колокольни на крыльях, которые сам себе сделал. За эту смелость он был назван братом дьявола. Если бы не было этих и других попыток, не было бы ныне и самолетов. И книгопечатание существовало задолго до того, как Гуттенберг изобрел подвижные буквы. Так что материальная и духовная культуры созданы усилиями всего человечества от доисторических времен до наших дней. Если бы племя занго не было исключено из этого потока по естественным причинам, то и оно стояло бы теперь на том же культурном уровне, как и все остальные народы.

— И имело бы ту систему управления, которую некоторые презрительно называют капиталистической, не так ли? — В голосе Смита звучала ирония. — Хоть раз признайте, что я прав, — воскликнул он, осклабившись.

— Оно прошло бы все этапы развития, которые прошло все человечество, — ответил я.

— Дикость, варварство, цивилизация, что ли? Более точно: родовая община, рабовладельческое общество, феодализм и... скажите вы последнее слово, сэр, — предложил мне Смит, иронически улыбаясь. — Скажите, без стеснения. Какой строй заменил феодальный?

— Капиталистический.

— Браво! А вы отрицаете, что капиталистический строй пришел как историческая необходимость?

— Признаю. И падет по той же исторической необходимости.

— Вы думаете?

— Я глубоко убежден в этом.

— Вы шутник, сэр, — кисло улыбнулся плантатор. — Вот вы лучше скажите, как запирают туземцы двери своих хижин?

— Никак, — ответил я.

— Как? — встрепенулся Смит и испуганно на меня посмотрел. — Неужели ни одна дверь здесь не запирается? А достаточно ли строги законы о кражах?

— Тут нет законов о кражах.

— Нет законов о кражах?! Боже мой! Значит, любой босяк может меня встретить на дороге и раздеть догола безнаказанно?

— Вы сами снимете одежу и будете расхаживать, как я, в трусиках, потому что тут ужасно жарко, — пошутил я.

— Не издевайтесь, сэр! — крикнул плантатор. — Это не разрешает вопроса. Кто будет меня охранять от воров, раз нет законов, которые их наказывают?

— Тут нет воров, и поэтому нет законов против воров. Но если все же найдется человек, который украдет у вас что-нибудь, единственное наказание, которое он может получить, — это вернуть краденое. Вор не получит никакого другого наказания, кроме неприятного чувства, которое возбудит среди племени подобное деяние.

Смит поморщился.

— Такое легкомысленное отношение к воровству не предвещает ничего хорошего. Я из опыта знаю, что племена на тропических островах — вороватый народ.

— Они стали такими, сэр, после порабощения их колониальными завоевателями. До этого они были честными и простосердечными людьми, каковыми являются сейчас жители Тамбукту. Если бы племя занго было порабощено какой-нибудь капиталистической страной, оно усвоило бы плохие черты своих завоевателей, раз у него будут отняты средства к существованию...

— Не отклоняйтесь от вопроса, сэр! — крикнул Смит и нервно стряхнул пепел с сигары. — Отсутствие наказаний усиливает аппетит у воров. У вас хватит смелости утверждать, что это не так?

— Да, это верно в отношении общества с волчьими нравами и аппетитами, но не в отношении Тамбукту. Тут каждый работает, чтобы есть, и ест, чтобы работать. Частная собственность крайне ограничена, и поэтому...

— Кому принадлежат рогожки в вашей хижине? — перебил меня Смит.

— Мне. Все в моей хижине является моей собственностью.

— Прекрасно! Почему тогда все на моей яхте не может быть моим?

— Хорошенько слушайте, сэр, чтобы не повторять. Если у меня две рогожки, и одна из них лишняя, и если кто-нибудь ее у меня попросит взаймы, т. е. чтобы я ему подарил, я должен ему ее дать. Но никто не ворвется в хижину в мое отсутствие, чтобы красть.

— Это неизвестно, — возразил плантатор. — И в Англии есть крестьяне, которые никогда не запирают своих жилищ, и несмотря на это кражи случаются.

— Такие крестьяне есть всюду, но это свидетельствует не об отсутствии краж, а о чем-то совсем другом.

— Можно узнать о чем?

— Свидетельствует о том, что многие бытовые, моральные и правовые кормы и обычаи часто существуют много веков после исчезновения тех общественно-экономических условий, которые их породили. Это свидетельствует также о том, что и английский, и болгарский, и все другие народы на земле прошли по тому же пути развития, по которому идет теперь племя занго.

Стерн, который все время слушал молча, вдруг обернулся к нам и сказал:

— Бросьте эти отвлеченные споры, прошу вас. Они не решают нашего вопроса. Сейчас для нас важно только то, что можно есть и пить. Важны мешки с мукой и рисом. Да, сэр, я материалист. Моя философия простая. Что это, стол? Стол. Нужен он нам? Нужен. Это стул? Стул. Нужен он нам? Нужен. Давайте посмотрим, что мы будем делать с этими столом и стулом.

Так Стерн вернул нас к вопросу, с которого мы начали: что нам делать с имуществом Смита? В одном мы были согласны все трое — на яхте не следовало ничего оставлять. Пока что туземцы не решались приближаться к яхте, но после посещения Боамбо и Арики можно было каждую минуту ожидать вторжения новых гостей. Туземцы были народ любопытный. Они, наверно, пожалуют посмотреть на чудеса большой пироги, и никто не сможет их убедить, что все эти «чудеса» принадлежат Смиту. Каждый из них возьмет то, что ему понравится, без всякого угрызения совести, что покусился на чужую собственность. И все пойдет ко всем чертям.

— Ведь мы будем жить в вашей хижине? — спросил Смит. — Значит, мы должны все перенести туда, а после решать, что делать дальше.

IV

Боамбо нам дал десять пирог и человек двадцать здоровяков, и переезд начался. Тяжелые мешки с мукой и рисом создали много хлопот туземцам. Они не привыкли переносить на спине такие тяжести, один мешок тащили человека четыре, другие четверо принимали его на пироге. Да и пироги, выдолбленные из стволов деревьев, не были приспособлены для тяжелого груза и достаточно устойчивы в воде, так что самая незначительная перегрузка на левый или правый борт могла перевернуть пирогу. Так и случилось — одна из пирог перевернулась вместе с людьми и одним мешком муки. Мешок немедленно пошел ко дну.

Переноска с берега до моей хижины уже была легче. Туземцы привязывали лианами каждый мешок к двум толстым бамбуковым жердям, и двое человек несли их на плечах.

Моя хижина превратилась в склад. Гора ящиков, мешков и мебели выросла до самой крыши и заняла все пространство почти до двери. Когда работа была окончена, Смит раздал туземцам по одному ожерелью и знаками дал им понять, что они должны уходить. С нами в хижине остался только Боамбо.

— Я созову великий совет, — сказал вождь, — и на нем решим что делать.

Я спросил его, что это за великий совет? Оказалось, что ренгати пяти селений племени составляли «калиман комон» — большой совет. Он решал все самые важные вопросы, относящиеся ко всему племени. Совет собирался самое большое два-три раза в год, но Боамбо имел право созывать его всякий раз, когда находил нужным. Решения большого совета были обязательны для всего племени.

Сообразив, что большой совет займется распределением его имущества, Смит раскричался:

— Разбойники! Грабеж среди бела дня. Будут решать, как растащить мое имущество, даже не спрашивая меня! На что это похоже?

— Речь идет не об ограблении, а о правильном распределении, — возразил я.

— Меня не интересует правильно или неправильно поделят кожу, содранную с моей спины! — сердился плантатор.

Я постарался его успокоить, сказав, что таковы законы племени.

— Хороши законы, нечего сказать! — прошипел Смит.

— Полагаю, что не хуже тех законов, которые позволяют одному грабить тысячи...

— Вы переходите границы, сэр! — еще больше вскипел плантатор. — Вы меня обижаете. Я не позволю этим дикарям меня ограбить — нет! Я буду бороться всеми средствами и как могу!

— Вы собираетесь бороться? — рассмеялся я на его глупость. — Как? Не забывайте, что Тамбукту не английская колония, а свободный остров со своими законами и обычаями, которым вы должны подчиниться. Забудьте ваши господские привычки. Поймите наконец, что существуют народы и племена, которые предпочитают свободу рабству и желают распоряжаться своей судьбой, как им заблагорассудится, а не быть под властью у других. Советую вам быть поскромнее в ваших претензиях, потому что здесь нет английской полиции, как на Кокосовых островах.

Смит еще больше разошелся, но Стерн сразу его укротил, как будто вылил ему на голову ушат холодной воды, сказав:

— Да, сэр, пора вам понять то, что вам говорят. Или вы хотите, чтобы вам привязали камень к ногам и швырнули в океан?

— Что вы говорите, Стерн? — содрогнулся плантатор и сел на нары, кроткий как ягненок. — В самом деле, я должен привыкнуть к этим людям и их... гм... законам. Но все же нам надо подумать и о себе. Мы должны оставить для себя, по крайней мере, два-три ящика коньяку и вина, припрятать и консервов, и сахару, и рису, и муки, и сигар, и сигарет... Вы как думаете, Стерн?

— Скажу, что вы начинаете умнеть, — усмехнулся капитан.

Неожиданно в хижину вошел Арики и молча сел на нары. Наступило гробовое молчание. Несмотря на то, что никто ему не предложил, он сам взял из ящика Смита сигару и потянулся к его дымящей сигаре прикурить, но плантатор предупредительно чиркнул спичкой и протянул ему огня. Арики вздрогнул, но все же закурил сигару от горящей спички. После этого взор его остановился на мешках и ящиках, загромоздивших хижину.

Лицо у него было бледное и как будто еще более постаревшее, взгляд не так остр, как раньше, а в движениях замечалась усталость и старческая немощь. Он походил на человека, которого тащит мутная, бурная река. Только брови, намазанные порошком из размолотого угля, часто-часто подрагивали.

— Это с большой пироги? — спросил он.

Боамбо кивнул головой:

— Да, с большой пироги.

Арики снова окинул холодным взглядом ящики и мешки и, заметив приставленные к стене ружья, спросил:

— А это что такое?

Я объяснил ему, что это «стрелы», которые испускают «гром».

Он долго рассматривал ружья издалека, не решаясь приблизиться. Потом, увидев перед дверью свинью, которая с несколькими маленькими поросятами рылась на поляне, обернулся ко мне и сказал:

— Убей ее!

Я отказался. Имело ли смысл убивать это полезное животное только для того, чтобы доказать главному жрецу, что ружье несомненно сильное оружие? При подходящем случае он сможет убедиться в его силе. Заметив мою нерешительность, Арики вызывающе сказал:

— Ты не можешь ее убить!

Не говоря ни слова, я взял винтовку, зарядил ее и подошел к двери. Свинья мирно рылась в корнях одного дерева метрах в пятидесяти от хижины. Я прицелился и выстрелил. Несчастное животное бросилось бежать, но ноги у него подкосились и, перевернувшись несколько раз, оно судорожно задрыгало ногами и замотало головой.

Я обернулся к Арики. Он лег лицом на нары и не смел поднять головы. Все тело его тряслось, как будто это он был ранен пулей.

— Встань! — крикнул я ему. — Свинья мертва. Иди посмотри.

Главный жрец, не меняя своего лежачего положения, повернул голову и, показывая на ружье, сказал:

— Убери его! Убери его!

Я приставил ружье к стене. Только после этого Арики приподнялся и взглянул через дверь.

— Ну? Что скажешь?

— Вижу, что пакеги говорит правду, — мрачно пробормотал он.

Спустя некоторое время, поуспокоившись, он спросил, как называется эта «стрела» на языке пакеги.

— Ружье, — ответил я.

— Сколько ружей имеют пакеги?

Я показал ему все пальцы на обеих руках.

— Леон-до.

О трех охотничьих ружьях я умолчал.

— А сколько получит Арики? — спросил главный жрец.

— Не знаю. Все ружья вон того пакеги, — кивнул я в сторону Смита.

— Нет, все ружья будут табу[19]Табу — у первобытных народов религиозный запрет, налагаемый на какое-нибудь действие, слово, предмет., — заявил Арики.

Я объяснил главному жрецу, что по обычаям пакеги все, что мы перенесли с яхты, принадлежит Смиту. Арики ощетинился. Он заявил, что тут обычаи пакеги выеденного яйца не стоят. У племени свои обычаи, и все должны их соблюдать. И пакеги... Почему мы поторопились перевезти все в мою хижину? Почему мы его не спросили?

— Пакеги не виноваты, — вмешался Боамбо. — Я велел перенести все в либу орованду.

— А почему со мной не посоветовался? — прошипел Арики.

— Потому что ты спал как мертвый.

— Как мертвый! — воскликнул Арики. — Ты бы хотел, чтобы я умер, но Дао опять меня оживил. Да я было умер и опять ожил! Ты от меня не отделаешься! Вот возьму все ружья! Все!

— Зачем Арики так много ружей? — изумился Боамбо.

— Я их брошу в Большую воду. Они опасны. Ими можно уничтожить все племя.

— Арики не говорит как рапуо, — упрекнул его Боамбо. — Кто уничтожит наше племя? Нет такого человека. Мы дадим ружья лучшим охотникам. Во время большой охоты они убьют много кро-кро.

Арики ничего не ответил.

Смит с напряженным вниманием прислушивался к разговору, не понимая ни слова, а когда вождь и главный жрец замолчали, спросил меня, о чем они спорят.

— О дележе вашего имущества, — усмехнулся я.

Смит сообразил в чем дело и моментально достал бутылку коньяку. Глаза главного жреца сверкнули.

— Я только его попробую, — пробормотал он и опрокинул бутылку. Коньяк весело забулькал в его горле. Осушив полбутылки, главный жрец передал ее Боамбо, сказав, облизывая губы: — Тацири! Пакеги — умные люди. Я только одного хочу от них: чтобы они меня слушали.

Он пригласил Смита и Стерна жить в его хижине, быть его гостями.

Смит просиял от радости. Значит, он будет жить под одной крышей с Арики! Прекрасно! Он несказанно признателен главному жрецу и в знак благодарности подарит ему одну вещь...

Смит порылся в одном из ящиков, вынул из него маленькое зеркальце и бронзовый браслет и торжественно поднес их главному жрецу.

— Скажите, что я чрезвычайно ему благодарен, — попросил меня Смит.

— Я могу ему только сказать, что вы благодарны. Но «чрезвычайно» не могу ему сказать.

— Почему?

— Потому что на языке занго нет слова «чрезвычайно». Или, если оно существует, я его не знаю.

— Жалко, сэр... Тогда скажите ему, что я очень благодарен. Хотя это не одно и то же. Или, еще лучше, принимаю его приглашение жить в его хижине с большой благодарностью.

— «С большой благодарностью» — это могу ему сказать. Но знайте, чем больше ваша благодарность, тем дороже она будет вам стоить.

— Как так? — удивился Смит.

— Очень просто. Чем больше у вас причин быть ему благодарным, тем больше подарков вы будете принуждены ему делать.

— Раз так, скажите, что я ему только благодарен.

В это время Арики успел одеть блестящий браслет на ногу и потребовал еще одну бутылку коньяку.

— Вы правы, — сказал Смит. — Я действительно буду принужден реже высказывать мою благодарность главному жрецу.

Тем не менее он вытащил еще одну бутылку и сунул ее в руки главного жреца.

Арики опять напился, начал петь и плясать, топчась на одном месте с растопыренными руками, и то опускал их почти до земли, то поднимал вверх, со взором, устремленным в потолок, пока наконец не свалился на рогожки как бесчувственный труп.

Боамбо махнул рукой и вышел. Он явно презирал главного жреца и не выносил его.

Смит присел на корточки у своих ящиков и начал проверять хорошо ли они заперты, а капитан, развалившись на нарах, издевался над ним. Стерн считал, что хлопоты Смита бесполезны и глупы. Все равно туземцы разграбят его имущество, как бы хорошо не были заперты ящики. Так думал капитан и делал саркастические замечания по адресу плантатора. Но и плантатор не оставался в долгу и платил ему такими же острыми замечаниями, так что в конце концов между ними вновь вспыхнула ссора.

— Собственник! — ворчал капитан. — Таким вы были и таким останетесь до гробовой доски.

— Да, да, я собственник! — шипел плантатор. — Я этого не скрываю, но почему вы, не уважающий собственности, хотите меня ограбить? Почему вы хотите делить со мной мое имущество? Нет, нет! Я сожгу эти ящики, но ничего вам не дам! Ничего!

— Дадите! — Стерн повысил голос. — Если не дадите добровольно, я сам возьму, что мне понравится. И сделаю это, прежде чем дикари разграбят все. Сейчас же! Да, да, сию же минуту! — Он встал с нар и шагнул к Смиту.

— Только попробуйте! — зарычал плантатор и встал перед ящиками и мешками в воинственную позу. — Попробуйте, сэр!

Смит стал неузнаваем. Его тонкие губы кривились в болезненной гримасе, лицо потемнело от злобы, стальные глаза смотрели мрачно и угрожающе. Чувство собственности, которым было пропитано все его существо, проявилось открыто и грубо. Его вероломное поведение не было для меня неожиданностью, но все же удивило. Плантатор был ужасно разъярен из-за вещей, которые ускользали из его рук в то время, как жизнь его все еще была в опасности и зависела от доброй воли главного жреца. А главный жрец согласился пустить его на остров как раз из-за вещей, которые Смит хотел во что бы то ни стало сохранить для себя.

Я встал между ними, взял под руку капитана и отвел в сторону.

— Надоело мне слушать вас, — сказал я. — Это ни на что не похоже. Даже дикари будут смеяться над вами...

— Я не позволю моим служащим грабить меня! — гневно крикнул плантатор, бросив на меня враждебный взгляд.

Я встрепенулся как от удара кнутом. По какому праву этот тип считает меня своим слугой? Нет, я ему не слуга, а спаситель! Такова ли его благодарность? Он еще не сошел на остров, а уже показывал свои грязные рога собственника и хозяина. Он забывает, что Тамбукту не Кокосовые острова. Сейчас он зависит от меня, а не я от него, и я ему не позволю обращаться со мной, как с лакеем.

— Вы непоправимый дурак и невыносимый нахал! — крикнул я гневно. — Я жалею, что столько хлопотал о вашей жизни и спокойствии с риском стать еще более ненавистным главному жрецу. Но еще не поздно исправить ошибку. Отказываюсь от всякого заступничества, сэр! Отныне сами заботьтесь о себе.

Смит встрепенулся от неожиданности, вытаращил на меня глаза, хотел что-то сказать, но я быстро вышел из хижины, хлопнув дверью.

V

Я пошел наугад по тропинке через лес. Я был расстроен. Было что-то унизительное и обидное в словах плантатора, что задело меня за живое. Было нечто противное и оскорбительное в его отношении к нам. И все это из-за проклятых ящиков и мешков! Из-за удобных мягких кресел, пуховиков, из-за сахара и риса, коньяку и вина... Когда, все это уйдет в горло плантатора, и он останется с голыми руками, как мы с капитаном, тогда он, наверно, перестанет навязывать нам свое кажущееся превосходство хозяина и станет другим человеком. Да, я мог бы ему помочь в этом перевоплощении. Это не трудно: достаточно собрать туземцев и им сказать, что в моей хижине есть много вещей, которые они могут поделить между собой. И не пройдет и часа и от ящиков и мешков Смита и следа не останется. Но я совсем не был уверен в том, что это лучшее, что можно сделать. Нет, мы должны сохранить много вещей из имущества Смита для нас. Прежде всего нужно спасти от разграбления ящики со столярными инструментами, которые жители острова не могли бы использовать без нашей помощи. Благодаря этим инструментам мы могли бы создать некоторые удобства для себя и всего племени. Мы сделаем большие лодки с парусами, построим лучшие хижины, даже маленькие удобные домики с окнами, верандами и солидными дверьми. Надо сохранить ружья, чтобы ходить на охоту за дичью, по крайней мере, пока не кончатся патроны. Так у нас чаще будет мясо в онамах. Что еще? Да, мы научим людей лучше обрабатывать землю железными лопатами, которые также находились в ящиках Смита. Еще что? В двух ящиках была в разобранном виде циркульная пила для распиловки досок. Мы построим на ближайшей реке плотину, сделаем обыкновенный мельничный жёлоб, и у нас будет лесопилка, приводимая в движение водой. Мы напилим толстых досок и построим парусное судно. Попытаемся оставить остров и достичь ближайшего порта. Но какой порт был самым близким и где он находился, этого никто не мог сказать. Мы даже не знали, где точно находится остров Тамбукту, потому что секстант и таблицы, по которым моряки определяют местонахождение корабля с точностью до нескольких метров, потонули вместе с рубкой. Мы не были уверены и в старом испанском географе, который утверждал, что остров Тамбукту находится на 84° восточной долготы и на 7° южной широты, так как во времена Магеллана измерения не были такими точными, как теперь. Правда, когда нас подхватил ураган, мы находились на 85° восточной долготы и на 6° южной широты — значит, в сотне километров северо-восточнее острова Тамбукту. Но на эти данные, как бы они ни были точны, мы не могли полагаться после урагана. Как известно, такие свирепые ураганы в Индийском океане, как тот, который обрушился на нас, относят суда на сотни километров от того места, где их настигли. Совсем не было бы удивительно, если ураган отнес и нашу маленькую яхту на сотни километров от того места, где мы находились перед его появлением. При таком запутанном положении одно было ясно: мы находились приблизительно между 80° восточной долготы и 10° южной широты, а это означает окружность диаметром в тысячу сто километров. Достоверно было также и то, что ближайшей к Тамбукту сушей был остров Ява — может быть в тысяче, а может быть, и в двух тысячах километров на восток отсюда. Так или иначе, на солидном парусном судне, при попутном ветре, мы могли бы достигнуть острова Ява, а оттуда можно попасть в Европу не более чем за две недели, разумеется, если есть деньги на билет на большие океанские пароходы. Денег у меня не было, но я мог поступить на работу на какой-нибудь пароход, который идет из Явы в любой европейский порт. Если бы это мне не удалось, я мог бы поступить на работу в одном из портов Явы, пока не скоплю нужную на билет сумму. Но чтобы добиться всего этого нужно было прежде всего построить прочное судно, а это совсем не легкое дело. Ни капитан, ни Смит, ни тем более я были способны на такую работу. В лучшем случае, мы могли бы сделать большую лодку с рогожами вместо парусов. Но путешествие на такой лодке по Индийскому океану очень рискованно. Здесь бушуют такие бури, что иногда погибают и океанские пароходы, а что говорить о лодке. Нет, никто из нас не решился бы сесть в такую скорлупу и отправиться на верную смерть. Одно кораблекрушение мы уже пережили — довольно с нас...

Задумавшись, я незаметно забрел довольно далеко в лес. Пройдя еще немного, я вышел на ровную полянку, посреди которой находилась хижина, больше хижин туземцев. Дверь была закрыта. Я ее приоткрыл и заглянул внутрь. В середине хижины был очень большой очаг, на котором тлела толстая сухая колода. В глубине, у стены, на деревянном пне стоял Дао — идол племени. В стороне на нарах дремала старушка. Она сидела, вытянув ноги, прислонившись к стене, косматая, грязная, страшная... Топорной работы, идол был выкрашен в черную краску. Но странно! — Лицом он очень напоминал Арики. Разумеется, это было случайное сходство. Идол существовал с незапамятных времен, а Арики едва ли было больше семидесяти лет. Голова у идола была опущена, словно он задумался о чем-то, а правая рука с торчащим указательным пальцем вытянута вверх и показывала на потолок. На стене за идолом висели разные копья, каменные топоры и другое оружие, употреблявшееся в различные времена. И среди них — это было целое открытие — одна из тех бомбард, при помощи которых испанцы и португальцы в конце пятнадцатого и начале шестнадцатого века покорили много островов в Индийском и Атлантическое океанах. Это, в прошлом, страшное оружие, сейчас потонувшее в пыли, проеденное ржавчиной, было ненужно и беспомощно, как тело мертвеца. Но некогда оно сеяло ужас среди дикарей всех островов и континентов. Находка не оставляла никакого сомнения в том, что некогда на острове Тамбукту действительно жили моряки Магеллана. Это было так же верно, как верно и то, что хижина, которую я рассматривал, была хижиной вечного огня...

Мне вспомнились слова Боамбо, который однажды сказал, что в хижину вечного огня имеет право входить только Арики, да и то во время определенных праздников. «А что будет, если кто-нибудь из племени войдет в хижину вечного огня?» — спросил я тогда вождя. — «Погибнет». — «Как?» — «Дао знает как. Он укажет Арики, как наказать того, кто ступил в хижину вечного огня». Я вспомнил об этом предупреждении и поторопился уйти из этого опасного места.

Я тронулся по тропинке, предполагая, что она приведет меня в селение Боамбо, но тропинка неожиданно свернула в другом направлении, и я вышел на открытое место, на котором работало много туземцев — мужчин, женщин и детей. Они расчищали лес. Молодые деревья и кусты выкорчевывались и вырубались каменными топорами. На старых деревьях отрубались ветки, а у ствола каждого толстого дерева горел большой костер. Туземцы не могли вырубать такие деревья своими каменными топорами и выжигали их до корней в течение нескольких дней. После того, как расчистят и сожгут все ветки и деревья, туземцы огораживают место бамбуком. Они забивают в землю бамбуковые колья в два ряда, сантиметров па двадцать один от другого, заполняют пустое пространство кусками веток и щепками и привязывают колья один к другому лианами. Бамбуковые колья пускают корни и растут чрезвычайно быстро — за сутки вырастают сантиметров на тридцать. Дикие свиньи не могут пройти через такую прочную ограду. После этого туземцы раскапывают заостренными кольями землю. Это очень тяжелая работа, и делают ее мужчины. Двое или трое человек забивают острые колья в землю, близко один от другого, и выворачивают большой ком. После этого вновь забивают колья и выворачивают второй ком. Так постепенно они раскапывают огороженное место и выкорчевывают корни. За мужчинами следуют женщины, которые дробят комья деревянными лопатками, а дети разрыхляют их руками. Из этой рыхлой земли женщины делают круглые грядки и засеивают их разными растениями. Особенно много сеют таро, ямс и бататы. Это главная пища туземцев. В других садах выращивают бананы, кокосовые, дынные и хлебные деревья, кенгаровые орехи.

Тут я застал моего старого друга Гахара. Увидев меня, он сейчас же подошел. Мы уселись в тени и закурили. Гахар предпочитал сигареты своему табаку и, когда меня встречал, не пропускал случая выкурить одну сигарету.

Глядя, как мучаются туземцы со своими деревянными кольями и лопатками, я вспомнил о железных лопатах и топорах Смита, которые он купил для своих плантаций на Кокосовых островах. Они бы облегчили труд этих людей. Туземцы могли бы легко вырубить топорами деревья, а лопатами и мотыгами без особого труда раскопать и засеять огород. И я решил взять несколько топоров и лопат и отнести их туземцам, даже если это будет против воли Смита.

Я пошел в хижину, но никого в ней не застал. Арики, Смит и капитан отсутствовали. От ящиков и мешков и следа не осталось. Только на нарах валялось несколько порожних бутылок и две-три забытых свечки.

Я зашел к Боамбо, но и его не застал дома. Старая Дугао варила перед хижиной таро. Вода в горшке, поставленном на огонь, булькала и пенилась. Дугао сказала, что Боамбо приходил и опять ушел куда-то. Он ужасно сердит...


Читать далее

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Трактир «Китайские фонарики». Мехмед-ага и мистер Смит. 14.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. На пути к Кокосовым островам. Через Суэцкий канал и Красное море. Джидда и Аден. Индийский океан. На экваторе. Что говорит испанский географ об острове Тамбукту. Шторм. Кораблекрушение. 14.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. На неизвестном острове. Встреча с дикарями. Тана Боамбо. Мы заперты в темной лачуге. 14.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Предположения капитана Стерна. Существуют ли людоеды? Романы и действительность. Танцы под звуки деревянного барабана. Грей был первой жертвой. Капитан Стерн рассказывает о своей жене Доанге и маленькой дочери. И Стерн становится жер 14.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. Мысли перед смертью. И меня бросают в океан. В темной пещере. Бегство в горы. Новая встреча с дикарями. Голод побеждает страх. Как обезьяна спасла меня от голода. Размышления в джунглях. 14.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Встреча с двумя туземцами. Я приобретаю каменный топор и деревянное копье. Хижина в джунглях. Вкус сырых раков. В садах туземцев. Новая встреча — страх и бегство. Туземцы сами приносят мне пищу. Первое знакомство. Лахо — вождь племени. 14.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. В селении племени Бома. Я нежеланный гость. Ночной праздник. Мой календарь. Мой друг Лахо. Каша из кокосовых орехов. 14.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Летающие драконы и жабы. Снова голодаю. Враждебный прием. Лахо отводит меня в хижину для гостей. Белый человек с луны. Пир с танцами. 14.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Белый человек на берегу океана. Кто спасся — Грей или капитан? Опасения племени бома. Вражда между племенами бома и занго. Лахо предлагает мне жениться и остаться в его племени. Я отправляюсь на поиски белого человека. Неожиданное откр 14.04.13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Неожиданная встреча на яхте мистера Смита. Стерн и Смит живы?! «Я вам не повар, а вы мне совсем не господин!» Смит желает войны. Мои обещания племени бома. Новая встреча с туземцами из племени занго. «Волшебный огонь». «Драгоценные» по 14.04.13
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Мой друг Гахар. «Нанай кобрай». Напрасный страх Стерна. На охоте за дичью. Почему не появляется Лахо? Охота на черепах. 14.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Старый географ не лжет. Сомнения Гахара. Амбо — сын вождя. Кто такой Арики? Идол племени занго. На охоте с сыном вождя. Гиббон и мангуста. Гремучая стрела. 14.04.13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Вождь Боамбо умрет от кадитов. Мрачный Арики. Дочь вождя. «Белый человек с луны все может». Блюдо из таро, ямса и жирных червей. Ночная рыбная ловля. 14.04.13
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. В гостях у Арики. Роль главного жреца и вождя. Белые листы главного жреца. Предание о великом вожде Пакуо и о моряках Магеллана. Все зло идет от Дао. 14.04.13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Арики снова зовет меня в гости. Его дочь Канеамея. Арики хочет сделать меня мужем Канеамеи и главным жрецом племени. Угрозы главного жреца. Канеамея обещает показать мне белые листы. 14.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Советы Смита и Стерна. Гнев Арики. Тревоги Смита. 14.04.13
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Ожерелья Смита. Тревога. На пути в Калио. Встреча. Вождь селения и его жена Ладао. 14.04.13
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Мечты Амбо и интриги главного жреца. Урок по астрономии. Опасная охота. Рыба, испускающая электрический ток. Зинга в гостях на яхте. Что может наделать бутылка коньяку. Угрозы Амбо. «Ты мне не друг!» 14.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Что могут наделать три ожерелья, нож, топор и бутылка коньяку. Арики и Боамбо в гостях у Смита. Угощение на яхте. Принципы плантатора. Горячий спор. Хижина вечного огня. 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Неожиданная встреча. Тайна белых листов. Кто хочет меня убить? Жалобы Смита. Дневник Магеллана. 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Подвиг Магеллана. Неблагодарный король. Путешествие в неизвестность. Бунт испанских дворян. Омраченная радость. Остров воров. Неповиновение Силапулапу. Смерть великого мореплавателя. Молуккские острова. На пути в Испанию. На ос 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. День большой охоты. Заблуждения Амбо. «Я хочу тебя убить!» Конец неожиданного поединка. 14.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Тайные помыслы Смита. Как волка не корми, он все в лес смотрит. Плантация Смита. Черные никогда не станут белыми. 14.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Жена Гахара. Хитрости Арики. Странное погребение. Анчар — «дерево смерти». 14.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Любопытство Гахара. Призрачное примирение с главным жрецом. Крокодил в бухте. Тревоги Боамбо. Арики снова на сцене. Крокодилу нужна жертва. Советы Смита. Шайка главного жреца. Тревоги Зинги. Как можно убить крокодила только при помощи н 14.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Драгоценное ожерелье капитана. Искатели жемчуга. Общество «Смит и К°» 14.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Строители с каменными топорами. Философия Смита. Вмешательство капитана. Парусная лодка. Предстоящее путешествие. 14.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. Охота на людей. Новое столкновение с Арики. Туземцы захватывают пленного для жертвоприношения. 14.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Габон. Разговор со старым другом. Предупреждение тана Боамбо. Охота на кабанов. 14.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Большой праздник. Как дневник Магеллана попал в кассетку Смита. 14.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Третий день праздника. Речи Боамбо и Арики. Главный жрец отказывается меня усыновить. Вмешательство вождя. Церемония. Свадьбы на острове Тамбукту. Габон у жертвенного столба. Танец семи поясов мудрости. Бегство Габона. 14.04.13
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Звезды в океане. Неизвестное судно. Решение Боамбо. Логика Смита. Кому принадлежит остров Тамбукту. Флаг восходящего солнца. Голос родины и долга. Неожиданное решение Стерна. Желание Арики. 14.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Сражение. Решение Смита и Арики. В плену у японцев. Капитан Сигемитцу. «Желаю вам успеха, союзник!» Главный жрец в западне. Снова у племени занго. Заслуженное возмездие. 14.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Калио пылает. Снова среди туземцев. Зинга — пленница японцев. Капитан Сигемитцу гневается. «Союзник» становится пленником. Беседа со Смитом и Стерном. У Зинги в арестантской каюте. 14.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Внезапное нападение. Смерть капитана Сигемитцу. Под знаменем «свободы» и «демократии». Встреча с американским контр-адмиралом. Я снова вхожу в роль посредника. Встреча у Скалы Ветров. Зинга возвращается к своим. 14.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. В погоревшем селении. Встреча с Гахаром. Снова переговоры. Планы контр-адмирала. Договор о «защите и помощи» заключен. Прибытие товарного парохода. Смит снова ограблен! Тревога на «Линкольне». Остров Тамбукту в огне. 14.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Что могут наделать три ожерелья, нож, топор и бутылка коньяку. Арики и Боамбо в гостях у Смита. Угощение на яхте. Принципы плантатора. Горячий спор. Хижина вечного огня.

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть