Волчица и пергамент. Том 2

Онлайн чтение книги Волчица и Пергамент Spice and Wolf New Theory: Parchment and Wolf
Волчица и пергамент. Том 2

По всему было ясно, что обладателя этой одежды больше нет рядом. Миюри это тоже заметила, и цвет сошёл с её лица.

- Она заболела?..

- Да. Она всегда была жизнерадостной и трудолюбивой. Из тех детей, что всегда улыбаются, даже упав в море среди зимы.

- Правда? У нас один размер, но я думаю, у нас больше общего, чем мне казалось.

- О, моя... - откликнулась удивлённая словами Миюри сноха, но тут же остановилась, на её лице расцвела счастливая улыбка. - Рукава, может, чуть длинноваты, но само по себе по длине сидит превосходно. На самом деле, знаешь, спасибо, что ты его надела.

- Рукава в порядке. Правда, брат?

Переодевшись, Миюри повернулась кругом, юбка колыхнулась вслед её движению. Одежда была тусклых цветов, окрашена только растительными красками, чуть простовата для девушки, но Миюри хорошо подошла. Коул почти ощутил, что носи она такие вещи всегда, девочка-сорванец давно стала бы более женственной.

- Да, - согласился Коул, но женщину рукава продолжали беспокоить. Она сходила за иглой и стала быстро ушивать. А может, ей просто очень полюбилась эта юная гостья.

- Прошло... пять лет с тех пор, как она покинула нас. Время идёт так быстро.

Миюри вела себя тихо и сидела неподвижно, пока ей подгоняли одежду. Старуха же, собрав кастрюли и сковородки, сразу отправилась в церковь.

В очаге вовсю трещал торф.

- Тот день был такой же, как сегодня, - сноха подняла руку Миюри, чтобы оценить длину укороченного рукава, и, удовлетворённо качнув головой, принялась за другой. - Это произошло так внезапно. В тот день мы, как обычно, поели вместе и собирались спать.

Она подшила и второй рукав, и снова всё вышло замечательно. Миюри не благодарила словами, она лишь смотрела на женщину. Та, продолжая улыбаться, делилась воспоминаниями, а потом приложила передник к глазам и всхлипнула. Миюри, словно ей это было привычно, положила руку ей на плечо. Сноха в первый миг удивилась, но потом поблагодарила и положила свою руку поверх руки Миюри.

Было ясно, что случилось с её дочерью. Коул уже знал, как часто это случалось.

- Должно быть, она сейчас старается, работает в каком-то далёком городе. Если бы я это только знала наверняка, мне бы хватило, чтобы быть счастливой.

Продана в качестве рабыни. Коул словно сам увидел, как эта женщина согнулась тогда пополам от тоски. И его голову вдруг стрелой пронзила мысль.

Конечно, именно поэтому он прежде не заметил. Дело не в том, сколько на острове товаров, достаточно ли их, чтобы обменять на деньги, что готова швырнуть большая компания.

Что решило бы проблемы как острова, так и компании?

Обычные товары так и будут продаваться. Но рабство - это совсем иное. Семьи будут беспокоиться за своих близких, даже когда их уведут далеко, они будут молиться за их судьбу. Поэтому, покупая рабов, Альянс Рувик как бы брал островитян в заложники. Ведь если островитяне вызовут недовольство хозяев рабов, то их проданных в рабство друзей и близких мог постичь ужасный конец.

С другой стороны, почему бы не заплатить кучу золота, если не только работников, но и торговцев на островах можно купить? Но если так, как вписывался архиепископ во всё это?

Коула затошнило от какого-то кислого предчувствия, поднимавшегося к горлу, во рту появилась горечь.

Возможно, архиепископ уловил запах деяний Осени, когда узнал, насколько серьёзно острова относятся к своей вере. И он пришёл даровать благословение архиепископа на эти деяния, чтобы ничто не помешало покупать рабов и гарантировать своей стороне безопасность за счёт купленных заложников. Торговцы получат товары, островитяне - деньги, а архиепископ - власть на пороге начала войны. Просто великолепно - трёх птичек одним камнем. Придумавший такое был злым гением.

Конечно, в этом и состоит природа голого могущества - без какого-либо милосердия, без сострадания. Высокомерие правителей напоказ: они должны быть довольны, когда мы даём им деньги, верно?

Подразумевалось, что Церковь должна служить мирным пристанищем для людей, но она уже пала слишком низко, чтобы спастись. Коул видел архиепископа, проплывавшего в паланкине с кичливостью короля. И ничего, кроме тошноты, подобное не могло вызывать. Такое не могло быть прощено. И не могло быть оставлено без внимания. Здесь дело даже не в его помощи королевству Уинфилд, не в демонстрации своих познаний учения Церкви. Происходившее противоречило его собственной совести.

- Если она живёт в далёком городе, мы сообщим вам, если встретимся с ней на нашем пути, - сказала Миюри женщине, всё вытиравшей слёзы и благодарившей её.

Быть проданным куда-то в рабство и быть отправленным в путешествие - это совсем разные вещи. Тысяча цветастых слов и вычурная речь не могли оправдать то, что принесло столько несчастья в дома вроде этого или в хижину рыбака на берегу.

Что же нам делать? задумался он, и сразу ему пришёл на ум Осень. Он стал единоличным ответственным за веру на островах, значит, у них нет иного выбора, кроме как убедить его и получить реальный шанс остановить эту отвратительную схему.

Тут вернулся Йосеф.

- О-о-о, холодно. Снег идёт ещё сильнее.

Женщина вдруг смутилась при его появлении. Она поспешно выпустила Миюри из объятий и виновато улыбнулась.

- О, дорогой, я старею.

- Я думаю, что ты ещё довольно молода! - он недоумённо уставился на женщину и Миюри, которые успели так близко сойтись за короткое время.

Коул подошёл к нему.

- Господин Йосеф, я хочу кое-что спросить.

- О-о? Что же?

- Раньше ты сказал, что сможешь быстро вывести корабль в море.

Бородатое лицо мужчины напряглось.

- Да, могу. А в чём дело?

- Я хочу отправиться к владыке Осени.

Он должен пресечь замыслы архиепископа. Их реализация нанесла бы тяжёлый удар по королевству Уинфилд, поэтому, как только королевство узнает о ситуации, несомненно, от него поступит иное предложение. Не такое страшное, как покупка большого количества рабов. Как только появится реальное предложение, Осень будет больше склонен разговаривать с королевством.

Коул вспомнил одиночество Осени на этом сером берегу. Всё вокруг него создавало впечатление, что он примет разрушительные решения по собственной прихоти, когда ему следовало бы искать спасения.

Когда архиепископ наполнит свой корабль рабами, что останется на этом острове, кроме несчастья?

- У меня есть моя миссия, и я должен кое-что обсудить с владыкой Осенью.

- Это... Нет, я не буду спрашивать. Ты тот, о ком господин Стефан нашёл время специально написать. Но нет необходимости отправлять корабль.

- А?

- Владыка Осень уже в церкви. Его святейшество с остальными, должно были, побывали в монастыре, прежде чем подойти к Цезону.

У Коула ослабли колени. Они ко всему подготовились. Но это не значит, что всё уже решено. Коул знал, что есть ещё один путь.

- Понимаю, - сказал он, потом глубоко вздохнул и перевёл взгляд в угол комнаты. - Миюри.

Любительница подшучивать, чьи серебристые волосы были заплетены косичками женщиной из этого дома, посмотрела на него щенячьими глазами.

- Я бы хотел тебя попросить кое о чём.

Шутка Йосефа воплотилась в действительность, и хотя Миюри, казалось, готова была просто бегать от счастья, в ней чувствовалась какая-то неловкость. Кажется, она хотела бы распорядиться им по своему усмотрению.

Коул рассказал Миюри, в чём, по его мнению, состоял план архиепископа и что им надо сделать. Немного сердитая его неспособностью сдаться, Миюри схватила гребень и улыбнулась. И даже предупредила, что если он потеряется, надо будет просто позвать её - она всегда его найдёт.

Потом взбила ему волосы, как следует причесала и закрепила маслом, захваченное ею ещё из Ньоххиры. Ещё немного припудрила его грубую кожу смесью толчёной яичной скорлупы и цинковых белил.

По дороге в церковь они встретили других женщин с кастрюлями, сковородками и продуктами на спине. Видимо, они не только получат вознаграждение за работу, но и сами продукты будут оплачены из тех огромных денег, что привёз корабль. Коул мог слышать, как они взволнованно переговаривались по дороге. Женщины шли неровно, окружённые снежными вихрями, и несмотря на темноту, особо не обращали внимания, куда ступали их ноги. Лишь церковь смутно виднелась за стеной мрака, по-видимому, там во дворе разожгли большой костёр.

- Всё действительно пройдёт хорошо? - спросил Коул у Миюри так тихо, как мог, и она с острым, как бритва, завёрнутым в ткань топором на спине посмотрела на него с озорной улыбкой.

- Всё отлично. Видишь, многие того же роста, что и ты.

Женщины, двигавшиеся по тропинке, точно выглядели теми, кто запросто взял бы над ним верх в любом состязании на силу.

- Но мне немного грустно.

- Почему?

Миюри стряхнула снег с капюшона и ответила:

- Наконец-то у меня появилась старшая сестра, но она совсем не улыбается.

- Если всё пройдёт хорошо, я буду улыбаться так много, как ты захочешь.

- В самом деле? Тогда - ты походишь в Атифе день в этой одежде?

'Эта одежда' принадлежала женщине из дома, так же как и пара перчаток и платок. Всё сидело на нём практически безупречно.

- Я подумаю об этом, - ответил он, криво улыбнувшись, ответная улыбка Миюри была почти счастливой.

Обстановка в церкви немного напоминала праздник. Или, может, убежище в замке для горожан, спасавшихся от войны.

У ворот особого осмотра не было, но охранник действительно сразу приметил Коула. Женщина из дома что-то шепнула ему. Они обменялись парой слов, после чего охранник прикрыл рот и немного отошёл, он явно ей был чем-то обязан. В конце концов, остров был невелик. Проходя охранника, Коул виновато опустил голову. Зато Миюри в своей развевающейся юбке посмотрела на охранника и победно улыбнулась.

- Разве я не говорила, что есть немало преимуществ одеваться как девушка?

Охранник криво улыбнулся и пожал плечами.

Пройдя через ворота, они увидели большой разожжённый во дворе костёр, отчего было светло, почти как днём. Вероятно, кухни было недостаточно для приготовления еды на всех, поэтому тут и там что-то булькало в кастрюлях на кострах поменьше. Альянсу Рувика хватило дальновидности захватить достаточно дров, и аромат костров создавал чувство уюта.

Уставшие помощники священников ходили среди кипящих котлов и раскалённых сковородок. Впрочем, они ещё довольно умело справлялись, возможно, так же живо было здесь и в разгар рыбной ловли.

- Пожалуйста, быстро возьмите, что готово, - и внутрь!

Все женщины вокруг Коула с Миюри должны были знать друг друга, но, может, земля внутри церкви казалась им совсем другим миром, в общем, никто и виду не подал, что среди них оказались две незнакомки.

- Видишь? Никто не проболтался, - сказала Миюри с непонятной гордостью, Коул просто пожал плечами и поправил поклажу на своей спине.

Теперь надо было найти Осень. Двор был заполнен готовившими еду женщинами, а также мужчинами, которые в долгом плавании по морю не ели в достатке тёплой пищи. Скорее всего, расхаживая здесь, Коул не вызовет подозрений, но в здании будет иначе. Он подыскивал, чем бы ему заняться, чтобы не выделяться, когда вдруг заметил, что Миюри исчезла. И тут же его толкнули в спину, он испугано оглянулся.

- Сестра? - это была Миюри, державшую в руках корзину, через которую обычно сливают отвар, чтобы отделить сваренные продукты. Он удивился, увидев в ней двух больших варёных, ярко-красных, ещё дымящихся лобстеров.

- Мы можем просто принести это и сказать: Привет, мы принесли это для господина Бороды, верно?

Она любила подшучивать и даже превосходила свою мать, когда-то называвшуюся мудрой волчицей, если надо было придумать правдоподобную байку.

Он с благодарностью взял корзину и пошёл, Миюри увязалась за ним.

- Сестра, люди не уберутся с твоей дороги, если будешь говорить таким тихим голосом, - озорно подмигнула она. - Это здание - самое оживлённое.

И она указала туда, где они впервые встретили Райхера. Там имелся большой зал и очаг - то, что надо для обеда.

Коул осознал, как странно было удивляться, что Райхер столько времени уделяет выпивке. Представив себе муки беспокойного священника, когда ему станет известно о планах архиепископа, он ощутил боль в груди.

Вход охранял молодой рыцарь Церкви, спасавшийся от холода тем, что топтался на месте, Значит, именно там надлежало искать всех высокопоставленных лиц. Миюри подбежала к рыцарю, завистливо поглядывавшему на костры во дворе.

- Извините, нам сказали принести особых лобстеров из села, занимающегося ими.

- Лобстеры? О, они отлично выглядят.

- Нам сказали отнести их владыке Осени в качестве благодарности. Ты случайно не знаешь, где он может быть?

- Осень... Прости, я не знаю, кто это.

- На самом деле - это старый монах с ненормальной бородой.

- О да, он вошёл в молельню. Запах жареного мяса, должно быть, мучителен для него. Надо думать, он удивительный человек, раз не занимается ничем, кроме своих тяжёлых испытаний, и я уверен, что он будет счастлив прочесть проповедь этому лобстеру.

Похоже, обед ещё не начался. Коул с Миюри направились к молельне, но рыцарь остановил их.

- Постойте-ка минутку, - окликнул он с металлом в голосе, и его меч словно вторил ему - вжжиннк.

Миюри и Коул глянули на рыцаря, потом переглянулись. Их раскрыли? Именно Миюри в такие моменты всегда отличала решительность, она обернулась:

- Да?

- Эта женщина, - сказал рыцарь, глядя в упор на Коула.

Миюри, закусив нижнюю губу, потянулась руками к груди. Его напарника, пробирающегося в женской одежде, наверняка примут за шпиона, его ничто не спасёт. Никто не мог им помочь здесь, на этом острове, окружённом ледяным морем. И потому она собиралась достать свою пшеницу.

- Я бы хотел бы её попросить.

А? - почти сорвалось с его губ, он кашлянул и посмотрел на Миюри.

- Моя сестра не совсем здорова, ей трудно говорить. О чём ты?

- Хм, ясно... Ну, в общем... - рыцарь с виноватым видом оглянулся по сторонам, затем, смущаясь, сказал:

- Можно мне... Пожалуйста? Хотя бы пару лапок.

Выпрашивать еду недостойно рыцаря Церкви. Но любому тяжело будет спорить с ледяным холодом и пустым желудком. Коул и Миюри снова переглянулись, потом девушка полезла в корзину и протянула рыцарю целого лобстера:

- Мы должны давать всё, что можем, - она никогда не слушала поучений Коула, просто она всегда была такой сама по себе. - Холодает, мы лучше пойдём.

Миюри подтолкнула Коула сзади и пошла сама. Рыцарь посмотрел на них, на лобстера, и, наконец, выражение его лица смягчилось. Лишь хозяева утопали в роскоши и наслаждались своей властью. Их слуги относились к той же простой и всетерпеливой бедноте, как и большая часть людей. Пресечь замыслы архиепископа означало спасти таких людей, как они.

Принятое Коулом решение лишь окрепло в нём, когда рыцарь вдруг помахал им. Коул не мог не махнуть в ответ счастливому такой малости и немного застенчивому человеку. Миюри рассмеялся над его порывом, и Коул вернулся в привычное состояние.

- Какая прекрасная девушка, - прокомментировала Миюри, надеясь, что он огрызнётся, именно поэтому он промолчал.

Молельня находилась рядом с библиотекой, напротив сада, в котором рядами сушилась рыба. Никто не приходит в бастион воздержания и молчания, когда все пьют, поют и празднуют.

Они открыли дверь и вошли, внутри им показалось ещё холоднее.

- Он здесь, - фыркнув и пошевелив волчьими ушами, прошептала Миюри тихо-тихо, словно снег упал на землю.

Коул молча кивнул и закрыл за собой дверь. Через несколько мгновений его глаза привыкли к темноте, и во мраке проявились очертания стен. Они прошли по коридору, поднялись по короткой лестнице и увидели открытую дверь. Один длинный проход разрезал ряды длинных скамей, повёрнутых к алтарю.

И там был он. Осень, припавший к земле, похожий на чёрного зверя.

- Это место молитвы, - сказал он не слишком громко, но Коул услышал его голос, будто стоял рядом.

Коул отдал корзину с лобстером Миюри и без страха пошёл вперёд.

- Владыка Осень.

Осень не двинулся, но, кажется, сразу узнал обратившегося к нему и догадался, по какому делу к нему пришли. Коул встал посреди прохода и продолжил:

- Мне надо поговорить с тобой.

- Разве я не говорил, что это место молитвы?

- Извини меня. Я молю тебя.

Осень не ответил и не обернулся, но разогнул спину.

- Это может быть просто моей ошибкой. Я приму, если ты будешь смеяться надо мной, злиться на меня или осуждать. Но, возможно, мои предположения, к сожалению, окажутся правдой, владыка Осень. Как слуга Божий, я должен сказать об этом.

Ему показалось, что тень Осени раздувается, то ли монах злился, потому что они прервали его молитву, то ли просто глубоко вздохнул. Но монах обернулся и открыто встретил взгляд Коула.

- Эти архиепископ и купец пришли на этот остров купить рабов. Или это не так?

Его глаза полностью приспособились к темноте, он мог ясно видеть Осень. Потолок был сделан из обработанного стекла, отражавшийся от снега свет просачивался через него внутрь.

- Я думал, ты просто глупый шпион.

Нет счастья в том, чтобы оказаться правым. Он лишь дал понять, что в мире есть множество бесполезных людей, занимавших властные места.

- Тогда, владыка Осень, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Коул потянулся вперёд, словно надеясь протолкнуть свои слова подальше. Но ни один волос на бороде Осени не шевельнулся. Монах молчал, будто связанный обетом молчания. И Коул понял, что святой человек прекрасно знаком с замыслами архиепископа и уже принял решение. Даже при том, что он должен был знать всю разрушительность этого выбора, его глаза смотрели отрешённо, с обречённостью жертвенной козы.

- Бог поймёт наши слова, - только и сказал он в ответ, и его слова жгли бы любого из тех, кто трепетно относится к молитве.

Коул потратил несколько мгновений на глубокий вдох и ответил:

- Мы живем в мире смертных. Слов смертных было бы достаточно.

- Хмм.

Впервые в глазах Осени появились какие-то чувства, это ободрило Коула, он крепко сжал кулак.

- Прошу, не принимай грязную руку Церкви, потому что она продолжает цепляться за загнивающую силу. Если ты сообщишь королевству Уинфилд о бедственном положении островов, они обязательно чем-нибудь помогут.

Коул не был уполномочен давать такие обещания и предоставлять какие-либо гарантии. Но он верил хотя бы в Хайленд. Он верил, что истинное учение Бога всё ещё здесь. Он хотел, чтобы Осень тоже поверил в это.

- И что из этого выйдет? - последовал ответ. - Получение любых подачек - ошибка.

Осень медленно стал приближаться к Коулу. Казалось, это приближается сама тьма.

- Я верю только в защиту Чёрной Матери.

Пожертвовавшей собой ради островов и, возможно, не являвшейся человеком. Являвшейся не только основой фанатизма Осени, но и узаконившей самопожертвование. Это означало, что у Осени не было причин отказываться от переговоров с Альянсом Рувик, который в мире смертных владел горами золота. Держать выбор в своих руках было неизменным принципом тех, кто жил в неумолимых обстоятельствах. Даже если это горящий металл, с необходимостью не поспорить. Остаётся лишь спокойно взяться за него, даже если обгорят руки и обуглится тело.

- Молись, - тихо сказал Осень и, проскользнув мимо них, вышел из часовни.

Коул не мог заставить себя даже повернуться и посмотреть, как он уходит, не то что погнаться следом Стоя перед изящно обставленным местом поклонения, он не мог шевельнуться.

Чем занят Бог? Почему он не появился из своего алтаря? Можно сколько угодно смотреть на знамя Церкви, широко распростёршееся над алтарем и слабо освещённое отражённым от снега светом, ответом будет лишь молчание.

Он повернулся с ощущением, будто хочет убежать. Но его ноги не смогли оторваться от земли, потому что посреди прохода стояла Миюри с корзиной.

- Брат, твоё обещание.

Её взгляд давил на него. Как только Коул, честный и незлобивый, покинул страну грёз - деревню горячих источников, когти действительности вонзились в него. Возможно, то, что говорила Миюри, было правильным. Но только было ли это исполнимым? И Осень, и Миюри говорили, что правильный способ иметь дело с холодной действительностью - это иметь холодное сердце? Правильно ли просто пожать плечами и с холодной головой, даже хладнокровно признать, что да, такова она, действительность?

Эти высокомерные слова вели к тому, что десятки людей будут проданы в рабство.

Внезапно его охватила неистовая ярость. Было что-то, что мог сделать даже он. Должен ли он показать это?

- Миюри, одолжи мне свою силу.

- А? - спросила она в замешательстве.

Широкими шагами подошёл ближе к девушке, стоявшей посреди прохода, и схватил её за тонкие плечи.

- Брат, чего ты? Ой, больно же!

Миюри развернулась, попыталась вырваться и убежать, но лишь корзина выпала из её рук, и прекрасный лобстер упал на пол. Она посмотрела на пропавшую впустую еду и вдруг увидела его лицо прямо перед своим...

Вот так он сможет побудить её действовать. Он знал, чего она хочет, и насколько просто прогнуть её под его убеждения. Его губы оторвались от её щеки с ощущением осуществлённой мести.

- Миюри, стань волчицей и прыгни им в самый их обед, изобрази посланницу Чёрной Матери, и тогда их планы...

Вот, как далеко он зашёл.

Миюри всё смотрела в пол, слёзы катились из её глаз и со слабым стуком падали на пол. Потом... У неё не было слов. Она просто смотрела на него. Ее красновато-янтарные глаза дрожали от гнева и презрения.

Только тогда Коул понял, что натворил. Он ранил душу Миюри. По-настоящему глубоко её ранил.

- М-Миюри ... Я...

- Не трогай меня!

Её голос пронзил Коула, его рука замерла. Она рухнула на колени и посмотрела на лобстера - холодного, со сломанными лапками. Как будто что-то драгоценное в ней умерло вместе с ним.

- Ты всегда так хорошо ко мне относился только для того, чтобы меня использовать?

Она выставила свои клыки и ногти. Коул, потрясённый, стоял, почти не дыша.

- Нет, ты так не сделал. Я очень хорошо знаю, - сказала Миюри мягко, но губы её презрительно кривились.

Она присела, подняла лобстера и положила в корзину. Только что он выглядел восхитительно, теперь это было не более чем хладный труп. Потом поднялась и постояла, глядя в корзину. Затем, будто какая-то струна лопнула, она заговорила:

- Ты был добр ко мне, даже когда я мешала тебе. Как бы избаловано я бы не поступала, ты всё равно был добр ко мне. Такой прекрасный молодой человек никогда бы не отрешился от этого.

Она подняла голову - никогда не видел столько ярости в её лице.

- Но я хотела, чтобы ты был сильным, поэтому думала, что ты можешь справиться. Ты глуп и никогда не смотришь вокруг себя, но твоя честность - твоя сила. Я думала, ты мог бы как-то принять то, что творится на этих островах, и двигаться собственным путём. Я собиралась помогать тебе, потому что знала, что ты будешь изо всех сил работать, даже если ты будешь под властью этой блондинки, что бы она тебе ни приказала. Но...

Она фыркнула и яростно вытерла глаза рукой. Она была не из тех девушек, что целый день ходила бы с крошками на губах, если бы старший брат не присмотрел за ней.

- Но ты всё время только и делал, что просто суетился, как глупец. И сверх всего... ты... ты...

Решить, что она выполнит любую его прихоть, если он её поцелует, - это то же самое высокомерие, что демонстрировал архиепископ. Ни любви, ни сострадания - только то, что удобнее всего для него самого.

Миюри снова фыркнула и закончила:

- Я отправляюсь домой. Извини, что помешала в твоей поездке.

Она отвернулась, не оставив ему возможности её окликнуть. Но если бы возможность была, что бы он сказал? Он этого вовсе не мог понять.

А самое жалкое - где-то внутри себя он принял это спокойно как нечто само собой разумеющееся. Или, может, пытался отвлечь себя от размера греха своего дерзкого поступка. Он действительно не понимал. Он лишь осознавал, что только что потерял нечто ценное. Это была и сама Миюри, конечно, но ещё и его увлечённость стремлением стать тем, кто живёт добросовестно, во всём следуя учению Бога. Пусть кровь и ударила ему в голову, он всё же действительно недостойно себялюбиво отнёсся к девушке, всегда смотревшей только на него. В его голове не показывалось ни проблеска праведной веры.

Он отвёл взгляд от тьмы, в которую канула Миюри, перевёл на знамя Церкви и стал молча разглядывать его. До сих пор оно всегда казалось символом мощи, на которую он мог положиться среди окружающей жестокости, теперь же оно лишь показывало, каким мелким человеком он был на самом деле.

Впервые в жизни Коулу захотелось исчезнуть.

Он услышал звук двери. Миюри вышла? А может быть, уже вернулась? Он надеялся на лучшее, и это уменьшило его боль. Но тут вдруг в молельню ворвалось несколько человек в доспехах, некоторые были при щитах. Уже по тому, что по правилам клинки в молельне следовало держать в ножнах, он понял, что означает это вторжение.

- Значит, это ты - крыса из Уинфилда, - проговорил человек, появившийся между рыцарями, - тот самый богатый торговец, который в процессии сидел на паланкине и походил на меховой шар.

Он дал сигнал рыцарям, и те, что были со щитами, окружили Коула. Не было смысла сопротивляться. За теми, кто держал его, он увидел, что Миюри тоже окружена, но, по крайней мере, не связана. Скорее всего, именно Осень их выдал, но Коул не чувствовал гнева или отчаяния.

- Если ты будешь себя вести хорошо, мы не причиним тебе вреда. Мы хотим действовать мирно.

Коул не унаследовал кровь волков, как Миюри, не обладал ни клыками и когтями, чтобы сражаться, ни даже желания использовать их. По сути, думал он, если удастся обменять свою жизнь на возможность безопасно отправить Миюри в Ньоххиру, то его это устроит. Он повернулся, и торговец удовлетворённо кивнул.

- Рад видеть, что ты дружишь с головой. Мы отпустим вас, когда вы побудете здесь некоторое время. Детали наших переговоров распространят устно среди рыбаков. Если что, ваше освобождение будет проявлением нашей снисходительности.

Рыцари потянули Коула за руки. Купец изучил его с ног до головы и фыркнул.

- У людей Уинфилда много талантов. Ведите, - приказал он рыцарям, повернулся на каблуках и вышел из молельни.

Миюри даже не взглянула на Коула и не притронулась к пшенице на груди. Если они позволят ей благополучно уйти, Коула это в самом деле устроит. Она вернётся в Ньоххиру и иногда будет позволять себе покидать её.

А он сам? Во что он должен верить? Для чего он должен жить?

Снегопад всё усиливался. Рыцарь пробормотал про себя: "Поднимается метель".

Как и было обещано, с Коулом не обращались грубо. Его заперли в сокровищнице внутри молельни, оставив достаточно одеял и воды. В комнате без окон царили абсолютный мрак и полная тишина, последнее, что он услышал, - звук запираемой двери.

Вероятно, лишь на следующее утро Йосеф узнает, что произошло, поймёт, что в церкви что-то произошло, когда Коул не вернётся. Но и тогда у этого толстяка не будет власти освободить его, да и просто покинуть остров на корабле может оказаться совсем непросто.

Тем временем архиепископ и Осень завершат переговоры, наберут людей с разных островов и как рабов отправят на этот огромный корабль. В обмен острова получат золото и недолгое облегчение жизни. Но каким для островов будет благополучие, добытое такими методами? Осень счёл, что это хорошо? Было ли это другой формой веры, которую можно принять?

Обдумывая это, Коул мысленно смеялся над собой. Сколько бы он ни думал, это всего лишь самообман, он притворяется, что что-то предпринимает. Не было ни следа Миюри, которая должна была быть рядом, она словно растворилась в этом мраке.

Он гадал, не было ли происходящее чем-то вроде сна, в который он погружается всё глубже. Впрочем, он сейчас всего лишь увязал в жалости к себе. И пытался сбежать от своего ужасного поступка по отношению к Миюри. Ничем не лучше, чем надеяться проснуться и найти её сидящей на краю кровати и расчёсывающей ему волосы.

Что ему сейчас нужно сделать, так это попытаться как-то нащупать её во мраке. У него было чувство, что если он не сумеет, то никогда её больше не увидит. Но сейчас он не мог вообразить, как к ней воззвать. Хотя Священное Писание было наполнено словами Бога, он не мог выбрать ни одного, которое можно было использовать. Коулу хотелось утопить себя в собственных страданиях. Хватая руками пустоту этого мрака, он хотел излить свою муку слезами, но слёзы не приходили.

Он не знал, сколько прошло времени, когда вдруг послышались шаги. Не металл рыцарского доспеха стучал по полу, шуршали туфли из мягкой кожи, и шаги были мягкие и неуверенные. Кто-то несколько раз останавливался, даже, кажется, поворачивал обратно, но, в конце концов, приблизился к сокровищнице. Ключ, звякнув, ударился о замок.

- Ты в порядке? - послышался голос Райхера. - Рыцари говорили, что поймали человека из королевства, и я подумал, что...

Он говорил торопливо, то и дело озираясь на вход в молельню.

- Я не могу узнать, по какой причине ты работаешь на королевство. Но если тебе меня жаль, то, пожалуйста, выслушай мою просьбу.

Коул поначалу опешил от того, что именно Райхер практически умолял его, хотя это он открыл дверь сокровищницы с пленником. Не Коулу ли следовало умолять священника, чтобы вернуть себе свободу? Но затем он понял: священник решился открыть ему своё сердце.

- Прошу, сообщи королевству о переговорах с архиепископом. С этим ветром придёт большой снег, начнётся метель. В ближайшие дни будет трудно добраться до открытой воды у берегов Цезона. Но если ты отправишься на корабле сегодня вечером и проберёшься по узким проходам меж островами, то острова закроют ветер, и ты сможешь всё же пробиться на юг. Если всё пройдёт хорошо, у тебя будет неделя запаса перед кораблём архиепископа. Вы можете собрать подкрепление и подстеречь их на южных морских путях.

Пока Райхер сбивчиво объяснял, Коул увидел, что тот тоже цеплялся за свою надежду, жившую в его голове. Старый священник столкнулся с ужасной реальностью, которую нельзя стереть, надираясь каждый день, у него не осталось выбора.

- И таким образом, прошу, спаси людей на корабле архиепископа.

Коул, к сожалению, не мог увидеть, что всё может пройти столь удачно. Если корабли королевства нападут на корабль архиепископа, это будет явный военный акт. К такому нельзя относиться слишком легко. Но действительность состояла в том, что Райхер открыл ему сейчас дверь. А Йосеф до того говорил, что может отправить корабль. Если же Коул останется здесь, тогда ничего и не произойдёт. Поэтому он кивнул и взял Райхера за руку.

- Уходи со мной. Мы покинем этот остров.

Они оба оказались в одинаковом положении. Оба пойманы островом. Райхер, однако, неожиданно улыбнулся и покачал головой.

- Будет изрядный переполох, если я сбегу. Я извинился и покинул обед, сказав, что мне надо по нужде. Так что двигай давай, - Райхер посмотрел на Коула и вымучено улыбнулся. - Я всегда хотел попытаться спасти кого-то.

Сердце Коула разрывалось, когда он обнял Рейхера и похлопал по спине. Он обернулся и увидел стоявшую в стороне Миюри, она стояла и смотрела себе под ноги.

- Пусть Бог присмотрит за тобой.

Коул просил сейчас не за кого-то конкретно, он даже не знал, поможет ли его молитва вообще.

Они покинули сокровищницу и затерялись среди суматохи празднества. Райхер быстро исчез, и Коул не мог его звать собой. Происходившее было смыслом путешествия. Он знал это.

- Пошли.

Он знал, что она не ответит, но всё равно произнёс и зашагал сам. Миюри послушно последовала за ним. Как бы её это не раздражало, ей придётся сесть в корабль Йосефа, чтобы вернуться в Ньоххиру.

Они проскользнули мимо танцующих пьяных мужчин и женщин и, в конце концов, достигли ворот. Охранник, пивший в одиночку, поприветствовал их не без удивления, однако не сказал ничего существенного.

Их ноги беспрерывно разъезжались по ещё не слежавшемуся снегу, снег словно смеялся над их торопливыми шагами. Дыхание Коула скоро зачастило, но он не отстал от Миюри так, как в прошлый раз. Они должны были продолжать движение вперёд. Нет смысла жить иначе. Он пережил сожаление и тоску и шагал вперёд изо всех сил.

Коул и Миюри достигли порта, здесь вовсю завывал ветер, снег жалил лица, словно состоял из летящих камешков. Шум волн, набегавших из моря и бившихся в берег в порту, не мог перекрыть скрипа деревянных частей кораблей и причала.

От порта они направились к дому родных Йосефа, самого его они нашли сидевшим у очага и гревшим руки. Он посмотрел на них, и усталость в его глазах утонула в мерцающем свете.

- Нам нужен корабль.

- Предоставь это мне, - без колебаний ответил Йосеф.

Не медля, он подлил немного какого-то крепкого напитка в огонь, вспыхнувшего не хуже маяка.

Коул быстро переоделся, упаковал вещи и взгромоздил их себе на спину. На мгновение он задумался, сколько серебра оставить этим людям, но это серебро могло навредить женщинам, если его сочтут доказательством их более глубоких связей с постояльцами, чем это могло быть с обычными чужаками. И он решил ничего не оставлять.

Затем Коул и Миюри отправились обратно в порт, противостоя ветру и снегу, а Йосеф, вышедший раньше их, уже ждал у пристани и подгонял их. Трап был приставлен к борту корабля, неровный свет фонаря освещал палубу.

- Хе-хе, это напоминает мне то старое дело, когда напала Церковь, - поделился Йосеф, помогая им перелезть через борт, потом он запрыгнул сам и втянул трап. Затем заглянул в трюм и прокричал:

- Ладно, ублюдки! Покажите им дух островного народа!!

Согласно здравому смыслу, обретённому Коулом во время своих путешествий, выйти в море ночью было чистым самоубийством. Даже в чрезвычайной ситуации никто не выходил без хотя бы света луны. Сейчас же не только не было луны, сейчас они пытались выйти в море в сильный снегопад и под завывающий ветер. Высокие волны раскачивали судно даже в порту. Моряки решились выйти в море не только потому, что достаточно знали море, у которого жили, и потому были уверены в благополучном исходе плавания. Столь неукротимыми моряками они были благодаря своему мужеству.

Коул, наконец, понял, почему королевство и Церковь так серьёзно относились к союзу с островитянами. Местные жители были теми, кто здесь выжил, были воинами, сражавшимися с существом, превосходившим их своей мощью, - морем. Отправиться в плавание ночью по высоким пенящимся волнам - всё равно, что броситься на прорыв сквозь вражеские ряды под ливнем стрел.

Давая деньги людям, можно дать им возможность готовить корабли.

Но храбрость бывает разной.

- Отходим! - крикнул кто-то, и из бортов вытянулись вёсла. Они с силой разом упёрлись в пристань, откликнувшуюся зловещим скрипом, судно медленно отошло от неё.

Отведя корабль от пристани, вёсла по обоим бортам поднялись в воздух, а затем одновременно опустились в море. Корабль решительно двинулся от берега.

На палубе не было груза, за которым можно было бы укрыться, снег и ветер неустанно атаковали людей. Но Коул не ощущал холода, глядя на Цезон и на удаляющуюся ярко освещённую церковь.

Для чего он сюда добирался? Этот мучительный до тошноты вопрос сжимал его грудь, не давая дышать.

- Можешь лечь на палубу, если вдруг случится морская болезнь, это без проблем, - сказал Иосеф с улыбкой, когда лодка вдруг закачалась взад-вперёд. - Если перегнёшься через край, упадёшь в воду. Есть звери, что появляются в море по ночам.

Коул не счёл это суеверием или предположением, он верил в существование этих зверей. Море в безлунную ночь темно, как кошмар. Время от времени поднимавшиеся выше борта волны с белыми гребнями напоминали ему об этих зверях. Корабль мотало с кормы на нос, время от времени он принимался дико раскачиваться с борта на борт. Удары снизу наносились то ли волнами, то ли монстрами, пытавшимися утащить свою жертву под воду.

Огни церкви вскоре стали таять вдали.

- Тебе удалось поговорить с ним? - спросил Йосеф, он полагал, что, уйдя на такое расстояние, они были в безопасности. Он даже достал небольшой бочонок и держал его сейчас в руках

- В общем, да... - неопределённо ответил Коул, впрочем, его лицо нельзя было прочесть во мраке.

- Хорошо. Это значит, что господин Стефан тоже спасёт своё лицо.

Он улыбнулся и вручил бочонок Коулу. Тот глотнул, там оказался горький перегнанный спирт.

- Как только мы пройдём это место и войдём в протоки меж островами, ветер и волны утихнут, как по волшебству. Нам только нужно набраться терпения.

Райхер сказал то же самое.

- Большое спасибо.

Коул хотел достичь этой точки побыстрее.

- Оставь это мне, - ответил Йосеф, пыхтя от собственной значимости.

Капитан медленно, с остановками, приноравливаясь к качке, двинулся на корму. Коул осмотрелся и обнаружил Миюри, сидевшую под реей, завернувшись в одеяло и закрыв глаза. Ему нужно было всего лишь сделать несколько шагов, чтобы его голос достиг её, но это расстояние казалось бесконечным. Чтобы отвлечься от ран своей души, он отвёл взгляд от Миюри и стал смотреть в море. Однако и оно не принесло успокоения. Выйдя из порта и добравшись до открытой воды, они встретили намного более страшное море.

Коул не знал, было ли усиление ветра связано с движением корабля или, может, являлось приметой надвигавшейся метели. Волны разбивались о борта и с неистовой силой отбрасывались назад, словно они неслись по горной реке. Он больше не мог отличить свечения церкви от пятен, появлявшихся в глазах. Как сильно это похоже на веру, подумал он. Когда его сердцевина лишилась духа, он перестал замечать холод. И лишь продолжал смотреть на воду.

Корабль продолжит движение на юг, достигнет Атифа, где Коул сообщит Хайленд обо всём увиденном. Дальше его воображение не шло. Он не видел, что будет после. Он не мог вернуться в Ньоххиру. Миюри это было бы теперь ненавистно. Но он чувствовал, что оставаться с Хайленд было бы для него не под силу. Всё, что горело в нём, теперь обратилось в пепел. Теперь он не мог даже верить самому себе.

Его голова опустела, он смотрел на пену на волнах, бушевавших в море. Пена казалась то белыми птицами, парящими во тьме, то змеями, скользящими по поверхности. Он увидел особенно большую волну и подумал, что она похожа на ангела с расправленными для полёта крыльями. Сначала он разозлился на себя за такую мысль, но потом заметил нечто странное. Форма этой волны менялась, но сама она не пропадала. Напротив, становилась всё больше и больше.

Нет, она точно становилась больше. Это не волна. Это судно!

- Господин Йосеф! - закричал Коул изо всех сил и лишь тогда понял, что значит плыть по бурным, диким морям. Его голос едва достиг собственных ушей, и ледяные брызги камешками били в лицо.

Корабль сильно раскачивался и лихорадочно трясся всякий раз, когда волна ударяла в днище. Коул прокладывал путь к корме, где работали другие моряки, стараясь посильнее упирать ноги в палубу. Йосеф крепко держал штурвал руками.

- Господин Йосеф! Корабль! - снова крикнул Коул.

Йосеф поморщился - то ли от холода, то ли от снега, бившего в глаза, то ли от нелепости услышанного. Но ошибки не было. Коул снова обернулся, призрак ангельски белого корабля вырос ещё.

- Корабль! Он подходит ближе!

Палуба снова затряслась, Коул ощутил, что его подбросило потоком воды вверх, чтобы мгновеньем позже швырнуть на палубу. Он отчаянно старался подняться, а Йосеф и остальные, которые, конечно, смогли удержаться на ногах, потрясённо смотрели туда, куда Коул указал.

- Пираты! - закричал Йосеф и, отпустив штурвал, спрыгнул в трюм, не теряя времени на лестницу.

Вёсла забили чаще, но нельзя было понять без ориентиров в этой темноте, насколько удалось прибавить ход. А пиратский корабль был заострён подобно копью, что давало ему преимущество в скорости. Корабль Йосефа - торговый, широкий и тяжёлый. Коул вспомнил ощущения, когда Осень вёл его на корабль, похожий на меч.

Их перехватывали. Коул почти видел лицо ангела смерти.

- Господин Коул, - услышал он крик Йосефа и обернулся.

Торговец стоял под реей, держа Миюри за руку. И снова за непогодой ничего не было слышно. Повинуясь жестам Йосефа, Коул повернулся к морю.

Там было оно, чудовище, внезапно появившееся из тумана. Подобное длинной рыбе, которую они ели в таверне Цезона. Заострённый конец чудовища был нацелен на них.

Он вспомнил свой досужий разговор с Миюри:

"То, что мы будем делать, так это таранить нашу добычу в борт, а затем, издавая боевой клич, с мечом во рту, будем перепрыгивать на другой корабль, так?"

И его ответ, неясно возвращаемый памятью: "Как ты сможешь издавать боевой клич с мечом во рту?"

Нос пиратского корабля пронзил их левый борт снизу.

Коул не знал, сам ли он закричал или крикнул кто-то другой. Он лишь осознал, что оказался в полной темноте. Он не мог различить, где верх, где низ, и ощущал, что борется руками и ногами, но, может, ему только так казалось. И был ещё запах масла, что Миюри добавляла в свои волосы, от чего казалось, что она рядом. Может, только его желание заставило его услышать крик: "Брат!"

Миюри, подумал он и тут же получил сильный удар, прервавший дыхание. Он понял, что его сбросило в воду, лишь когда выплыл на поверхность.

- Кхе, агг! Кха... - стал откашливаться он, но новая волна накрыла его с головой. Он обнаружил, что страх потерять возможность дышать превосходил страх леденящего холода. Тело стало тяжёлым, будто покрылось грязью, потому что одежда, которая должна была сохранять тепло, пропиталась водой.

Он отчаянно забился всем телом, поднимая голову над водой, чтобы поглубже вдохнуть. Затем открыл глаза и увидел борт. Их судно не опрокинулось, но часть вёсел отсутствовала. Может быть, их вышвырнуло в море ударом. Он прикинул высоту борта и не смог удержаться от улыбки. Как бы он не тянулся, до края ему не достать.

Побиваемое безжалостными волнами судно уплывало прочь. Вокруг не было ничего, он остался один в чёрном море. В этот момент Коул понял, что умрёт здесь.

Холод лишал его тело сил. Его учили в Ньоххире, что делать, если кто-то упадёт в реку во время зимней охоты. Всё очень просто: согреть тело любым способом. Иначе за первую сотню вдохов утратится чувствительность, за вторую - сознание, а завершить третью уже не хватит жизни. Если найдёшь кого-нибудь в ледяной реке... Он отбросил эту мысль, поняв, что ему останавливаться нельзя. Потому что море было холоднее любой реки Ньоххиры, и не было способа выбраться из воды.

Не дожидаясь следующей сотни вдохов, Коул ушёл под воду. Все выборы, стоявшие перед ним, теряли смысл. И тогда он понял, что у него осталось лишь одно. Оно выражалось очень коротко и было сродни сожалению.

"Прости".

Он должен был сказать это Миюри, даже если она не обратила бы на это внимания или отвергла бы его извинение.

Должно быть, в его отяжелевшей одежде ещё оставался воздух, он уже почти не двигал руками и ногами, но ему удавалось высовываться из воды после каждой волны, словно по чьей-то злой насмешке. Он теперь хотел лишь одного - утонуть. Его тело сдавалось наполнявшей его сонливости, глаза смыкались. Однажды он услышал о людях, мечтавших о смерти. Кажется, для него эта мечта начинает сбываться.

- Брат!

С кормы корабля, который, как ему казалось, далеко ушёл, в воду прыгнула Миюри. Он безучастно наблюдал за ней и думал: Твоя одежда промокнет. Она с всплеском упала в воду. И когда он увидел, как её голова появилась над водой, как отчаянно она плывёт к нему, до него дошло, что это происходит на самом деле.

- Брат!

- Ми... Зач... Зачем?..

Он больше не мог говорить. Как будто его коренные зубы срослись вместе, а челюсть одеревенела. Он не мог даже шевельнуть ей.

Миюри плыла в такой тонкой одежде, что он вздохнул бы по этому поводу, если б мог, не иначе, она избавилась от тяжёлой верхней одежды, прежде чем прыгнуть.

Он хотел сказать: Ты заболеешь.

- Брат, брат!

Когда её руки прикоснулись к его лицу, особенно большая волна накрыла обоих. Он оказался на поверхности потому лишь, что Миюри удерживала его, продолжая грести.

- За-зачем?..

Зачем она прыгнула? Он спрашивал глазами, а она, будто просто нырнула в летнее озеро, тряхнула головой, разбрызгивая воду.

- Разве я тебе не говорила? - она прильнула к нему, такая тёплая, что его снова стало клонить в сон. - Я точно прыгну за тобой, если ты упадёшь в холодное тёмное море. Я никогда не оставлю тебя одного, мне будет хорошо и на морском дне, если я с тобой.

Коул посмотрел на неё, лицо девушки исказилось, будто она вот-вот заплачет от счастья. Он рассеянно подумал о том, как же сильно она его любит. Миюри искренне верила своим чувствам и отдала бы жизнь за них. Хотя он сделал ей что-то ужасное. Он собрал все силы, что мог, в своем одеревеневшем теле, чтобы ответить на её объятия. Он не мог выговорить слова молитвы Богу, он выдохнул последние слова ей.

- Мию... ри...

- У?

Её красноватые глаза светились счастьем, глядя на него.

- Прости... я был так... ужасен с тобой...

Может, ему лишь снилось, что он получил возможность сказать это. Мир затихал, его тело больше не качало волнами. С осознанием того, что он тонет, пришла мысль: "Где же эта Чёрная Мать?"

Он не кощунствовал по отношению к ней и не оскорблял веру других, ему лишь немного хотелось, чтобы она проводила его. Он больше не чувствовал холода моря.

Вслед ощущению холода его сознание тоже тихо угасло.

ГЛАВА ПЯТАЯ

От внезапного приступа удушья потянуло откашляться. Но когда он напрягся, из горла пошла вода. Он конвульсивно содрогнулся, освобождаясь от неё, и наклонился, задыхаясь. Теперь он мог дышать.

- Кхак... Хах... А-ахак... - продолжал откашливаться Коул, мучаясь при каждом вдохе и выдохе. Постепенно его дыхание успокоилось, в горле всё горело.

Он не понимал. Мог ли он предполагать, что мир после смерти окажется таким живым? Может, ему не было дано войти в Царство Небесное и суждено попасть в нижний мир? Предположив такое, он оглянулся. Маленькая и простая каменная комната, похожая на тюремную камеру, посредине горел маленький костёрок. Снаружи буйствовали апокалипсические ветры, надувая снег в окна, представлявшие собой простые квадратные вырезы в стенах. Коул соединил всё это воедино и вздрогнул.

Это был монастырь Осени.

Холодок, пробежавший по спине, не был вызван холодом в комнате. Не приснилось ли ему всё случившееся? Может, он просто заснул в монастыре? Прыгнув на пристань с лодки, поскользнулся и упал в море?

Единственное осмысленное объяснение, он ведь явно упал в воду, вот, а потом ...

- Миюри!

Он, наконец, понял, что видел перед собой. Девушка лежала на боку, вся вымокшая, с безжизненным бледным лицом.

- Миюри! Миюри! - он выкрикивал это имя и тряс её, но она не открывала глаз. Хуже того, когда её голова задвигалась от его тряски, губы разомкнулись, изо рта полилась вода. С отвратительным чувством отчаяния он раздвинул ей губы пальцами и перевернул её лицом вниз. Вода стекла из её рта, но дыхания её не чувствовалось.

Он не стал призывать помощи Бога, ему раньше пришла в голову история боевого пути отряда наёмников, унаследовавших имя Миюри. Не все, чьи сердца остановились, обречены умереть. Раз она не двигалась, он должен это сделать за неё.

Коул со всей силы толкнул Миюри в спину. Потом снова и снова, много-много раз, и когда вода, наконец, перестала выходить из её рта, она вздрогнула всем телом и слабо закашляла.

- Миюри! - снова позвал он, но глаза её не открывались. Он приник ухом к её губам и уловил еле заметное дыхание. Но она была холодна как лёд. Он должен её согреть. Посмотрел на огонь, словно просил у него помощи. Еле живое пламя ковыляло по нескольким тонким веточкам.

- Хм, тебе повезло.

Коул чуть не подпрыгнул от внезапного голоса. Голос Осени, который выглянул из соседней комнаты.

- Т-ты... Почему?..

- Это мой монастырь, - тихо ответил монах и бросил Коулу одеяло, давно обратившееся в лохмотья. - Это всё, что у меня здесь есть.

Он повернулся и вышел.

От одеяла пахло плесенью, оно было мокрым от морской воды, но всё же это было лучше, чем ничего. Коул развязал на Миюри пояс, выжал её волосы, потом снял с неё мокрую рубашку и завернул девушку в одеяло. Её губы были синевато-бледными, почти не выделяясь на фоне мёртвенно-белого лица. Коул принялся отчаянно растирать её одеялом, в которое она была завернута, но заметного результата ему добиться не удавалось.

- Продержись немного, - сказал он и встал. И чуть не повалился от сильного головокружения. Он ударился о стену, его вырвало солёной морской водой. Мелькнула мысль - откуда вся она взялась? Только тут он окончательно осознал, что действительно вместе с Миюри оказался в воде и чуть не утонул. Но он не помнил, как им удалось попасть сюда, и не понимал, почему это произошло.

Придя в себя и не дожидаясь, пока дыхание восстановится, он побрёл в соседнюю комнату и увидел там Осень, вертевшего в руках статуэтку Чёрной Матери.

- У тебя есть что-то, что горит? - с мольбой спросил Коул.

Осень, кончиком резца вырезавший узор на изваянии Святой Матери, критически посмотрел на пламя свечи и ответил:

- Это дом веры. Ты можешь гореть своей верой.

Коул встал, гнев его уж точно разгорелся к тому моменту, когда Осень, наконец, посмотрел на него.

- Каждый умирает. Почему бы не порадоваться случаю, продлившему твой срок? Если бы ты не сбежал из сокровищницы в молельне, ты вполне мог бы мирно прожить остаток жизни.

Ярость Коула вызвала новый приступ дурноты в его ослабевшем теле. Но не пробудила никаких чувств на лице Осени.

- Когда я возвращался с обеда, ты плавал у моего берега. Это было провидение Чёрной Матери, - глаза его были спокойны, он просто объяснял ситуацию. - Твоя попытка могла сделать моё решение бесполезным.

Может, он требовал благодарности за одеяло?

Нет. Коул сказал себе, что это лишь его предположение. Он уже сам увидел, что здесь ничего нет. Сам Осень был одет в лохмотья. Кроме них двоих здесь были только изваяния Чёрной Матери, необработанный гагат, чтобы вырезать новые статуэтки, несколько свечей и немного еды, разложенной на полу. Без сомнения горящие веточки было лучшим, что монах мог им дать.

- Святая Мать, спаситель этих островов, явит чудеса всем подряд, если они будут мешать мне - тому, кто защищает эти острова. Что есть твоя вера по сравнению с этим?

Коулу нечем было ответить.

- Больше ничего нельзя сделать, чтобы помочь твоей спутнице. То, что есть на этом острове, не может помочь. Я могу лишь молиться Богу и благодарить Святую Мать за то, что мне повезло спасти тебя.

Всё сказанное им имело смысл. Коул не мог этого не признать. Однако Миюри умирала прямо сейчас рядом, и было ещё время спасти её. Он хотел убедить Осень всем тем, что было в нём, но слова не шли из его уст, потому что он знал, что ничего не произойдёт. Здесь не было ничего - только молитва.

Осень молча смотрел в сторону. Может, он думал, что своим взглядом он может выдать ощущаемую им неловкость.

- Молись. Я тоже буду молиться за тебя.

И Осень повернулся к Коулу спиной и взял в руки статуэтку Чёрной Матери.

Поняв, что святой человек отказал ему, Коул, пошатываясь, вернулся к Миюри и рухнул на пол. Всегда энергичная и озорная девушка выглядела принцессой, спящей уже сто лет. У него не осталось сил ни плакать, ни смеяться, ни злиться. Хотя он ужасно обошёлся с Миюри, она всё равно прыгнула в море за ним и вряд ли колебалась при этом. Он ясно помнил её улыбку и тепло, которое исходило от неё в воде. В таком её состоянии он бессилен что-либо сделать, оставалось лишь смотреть, как, трепеща, утекает её жизнь.

Он прочитал большую часть Священного Писания. Он говорил со многими теологами. Каждое утро и перед каждой ночью он молился изо всех сил. И вот какой урожай он пожинает? Больно признать, что всё, что он делал, было ошибкой.

Но всё это ничто по сравнению с потерей Миюри.

Пожаловаться Богу на свои беды он может и потом. Оценивая, что можно было бы сжечь, он вспомнил про свою одежду. Быстро сняв кое-что из вещей, он постарался получше выжать их и поднёс к огню. В своём нетерпении он держал их вплотную к пламени, и казалось, что оно может погаснуть от влаги. Он мог бы поджечь сухую одежду, но сейчас вероятнее, что ветки раньше прогорят и погаснут. И вместе с ними погаснет жизнь Миюри.

Он с трудом удержался от крика отчаяния и принялся снова растирать её руки, щёки и тело с той силой, на какую был способен. Его руки тоже были холодны, от его усилий было немного толку, но он должен был попытаться. Он хотел, чтобы она очнулась и посмотрела на него. Он хотел, чтобы она сказала: "Почему ты делаешь такое лицо, брат?"

Именно сейчас из всех времён ему была нужна Божья помощь. Но Миюри говорила, что Бог не вылезет из Священного Писания, чтобы помочь. Чёрная Мать тоже, - кричало его сердце, недоумевая, почему она так жестоко поступила? Они должны были утонуть вместе. А такой исход он отказывался признать чудом.

Чёрная Мать была древним воплощением не-человека, а её статуэтки - бесполезная масса, вырытая вместе с торфом и углём. Они поклонялись лишь подделке. В этот момент он вдруг что-то вспомнил.

- Не стоит... дорого?..

Он вернулся к происходившему в Атифе. Хайленд сказала кое-что в таверне, где собирались рыбаки. Чёрная Мать сделана из гагата. Походившего на янтарь и даже притягивавшего шерсть или пыль при трении. И? И что потом?

- Есть возможность, - пробормотал он и глотнул.

Сердце громко застучало, накачивая кровью его тело, голову обдало жаром. Есть здесь кое-что, что может гореть. Можно сжечь статуэтки Чёрной Матери.

Неловкость во взгляде Осени, вероятно, была связана с этим, он не хотел включать гагатовые статуэтки в число того, что может гореть. Гагат был драгоценен, он добывался в скудеющих копях, являлся тем, на чём держались островитяне, и что они всегда держали при себе. Рыбак, отвозивший их на остров с монастырём, сказал, что в будущем гагат будут покупать у других стран, но у островитян не было достаточно денег.

Но жизнь человека должна быть драгоценней. Осень, монах, должен понять.

Коул встал и вздохнул. На сей раз обошлось без головокружения.

- Владыка Осень, - крикнул он.

Монах не обернулся, и его руки не оторвались от работы.

- Можно мне изваяние Чёрной Матери?

Тогда Осень обернулся и посмотрел на него.

- Ты будешь молиться? - вопрос означал, что монах видел Коула насквозь. - Единственное, что здесь может гореть, - это вера.

Глаза Осени чуть расширились, затем сузились. Глаза того, кто не хотел принять суровую реальность.

- Нет.

Коул увидел, как монах крепче сжал рукой резец.

- Число таких изваяний очень ограничено. Я не могу дать его кому-то, если оно может не помочь. Смирись, - он отвернулся. - Я говорил то же самое многим.

Свинцовая тяжесть слов Осени потрясла Коула. Он словно воочию увидел то, что монах пытался донести в этих словах. Основа жизни этих мест. Именно молитвы, обращённые к Чёрной Матери, каким-то образом сохраняли ненадёжный баланс. Было ошибкой поджечь Чёрную Мать ради одного человека, которого, возможно, это даже не спасёт. Судьбу одного не уравновесить судьбами многих. Это был типичный вопрос дьявола, часто задаваемый священниками, придерживавшимися филантропии.

Дать ли одному человеку умереть и этим спасти сотню других - как бы ты поступил?

Осень не отводил взгляд. Он был готов к ненависти, но не намеревался отступить от правил. Это было молчаливое заявление об ответственности за всё, что он делал прежде и что он делает сейчас, решив спасти сотню людей.

Коул чувствовал, что возможности переубедить монаха нет. Он развернулся, словно пытался сбежать.

Они действительно однажды умерли вместе, в один момент. Когда Миюри прыгала в воду, она была готова к этому. А затем каким-то чудом они всплыли у острова с монастырём. В том, что сказал Осень, не было обмана. Все умрут, и каждому дню продления жизни следует радоваться и благодарить Бога за это. Заключение монаха было неприступным. Сквозь него и муравью не найти дырочки, чтобы пролезть.

Но дело не в том, мог ли Коул принять такое или нет, это не имело значения. Он не мог дать Миюри умереть. Просто не мог. Это была единственная невозможность. Попав на эти острова, он попадал в одну ситуацию, в которой мог лишиться её доверия, за другой. Он увидел, насколько пусто оказалось у него внутри. Но в его прошлом была одна клятва, соблюдая которую, он никогда не пойдёт на компромисс.

А именно: Я не оставлю Миюри одну.

Единственную душу, искренне верившую всем словам одного невежественного человека, однажды пожелавшего стать святым в надежде спасти других. Он не знал, дойдут ли его молитвы до Бога, но молитвы Миюри дошли до него самого. Исполнятся они или нет, зависело от его действий. Он был объектом её веры. Если он не мог ответить на её молитвы, то мог ли так же, как раньше, обращаться с молитвой к Богу?

Свет от огня освещал её профиль, в то время как свет её жизни угасал. Такое безразличное лицо ей не подходило. Оно должно быть выразительным даже во сне. Он не оставит её. Даже если бы ей пришлось умереть, чтобы выжить сотне, он предпочтёт остаться рядом с ней. Он обещал, что всегда будет её другом.

- Я не стану возражать, если ты тоже будешь меня ненавидеть.

Сам Коул выглядел не лучшим образом, но Осень был слишком худым. Вряд ли он питался должным образом, в своём монастыре он лишь работал. Монах крепче сжал в руке резец. Тупой, изношенный резец, только что резавший гагат. Им вполне можно было поранить, если приложить силу в удар.

Коул подумал, что если бы это был острый меч, всё бы кончилось в миг. Они оба знали, что это не закончится ничем хорошим для них обоих, что случится страшное.

Но разве его это заботило?

От Бога никогда не было милости.

- Миюри, - пробормотал Коул, когда Осень изготовился к нападению.

- Все люди одинаковы, - сказал монах. - Они забывают свои долги и становятся одержимыми личными интересами.

Коул не мог тронуться с места не из-за того, что услышанные слова притупили его решимость. Он застыл из-за совершенно другого.

Осень смотрел на него, а его борода и волосы, достигавшие живота, вспучились, будто он глубоко вздохнул. Коул сначала подумал, что ему показалось, но тело Осени действительно увеличивалось.

- Недостаточно являть чудеса. Только через наказание люди вспоминают свою веру. Того, кто спас их, как и то, что не должно быть забыто. Я всё это выгравирую на этой земле.

Хотя монах продолжал сидеть, Коулу пришлось смотреть на него снизу вверх. Как по странной шутке, Осень смотрел на него теперь сверху вниз, не изменив позы.

Осень не был человеком.

Коул понял, насколько мал он стал перед ним. Миюри сказала, что монах не пахнет животным. Но кто был богом родного селения самого Коула?

- Ненавидь меня. Я осознаю грех, как вы осознаёте его по отношению к коровам и свиньям.

Почерневшая рука потянулась к Колу, чтобы раздавить его. Он не мог бежать, если бы он это сделал, он бросил бы Миюри.

Боже!

Что-то проскользнуло мимо него. Серебристое облако, за которым струился хвост, летело к Осени. Это Миюри, обернувшаяся волчицей, атаковала монаха.

- Зверь?! Откуда здесь?! - вскричал Осень, опрокидываясь на свою заднюю часть, явно предназначенную для плавания.

Потолок над ним треснул, статуэтки, поставленные у стены, рассыпались по полу. Но когда он взмахнул руками, отчаянно пытаясь прогнать Миюри, Коул тут же увидел, что серебристой волчицы больше не видно. После короткого тягостного молчания Коул ощутил, как кровь отлила от его лица, он посмотрел назад. Там тихо лежала Миюри. Ему показалось, что в уголке её рта притаилась тень улыбки. Он бросился к ней. Должно быть, та волчица была её духом.

- Миюри! Миюри!

Коул дотронулся до её щеки и шеи, она по-прежнему была ужасающе холодной. Он не хотел верить, тянул тело, такое мягкое, что казалось, что оно разорвётся в его руках.

Он поднёс ухо к её губам, она едва-едва дышала. Но ей оставалось недолго. Он знал, что она собрала последние силы, чтобы сотворить чудо.

Он снял одеяло и обнял её. И мог лишь молиться, чтобы, как последним его ощущением в море было её тепло, так и она ощутила его тепло. Он хотел иметь возможность сказать ей - я здесь, как ты была рядом со мной в мои последние мгновения, так и я буду твоим другом до самого конца.

Коул сразу почувствовал присутствие другого позади себя, но не обернулся. На это не было времени. Если бы Осень убил его, он хотел бы, чтобы это случилось быстро. Больше не имело значения, жив он или нет. Скорее он хотел бы проклясть свое бессильное "я" за то, что всё ещё жив.

- Возьми это.

Со звонким стуком покатились к нему по полу чёрные тяжёлые предметы. Куски необработанного гагата, куски недоделанных изваяний и самих изваяний, прекрасно отделанных.

Коул обернулся, Осень, ещё раздутый, присматривался к девушке в его руках. Лицо его выглядело несколько мучительным, будто он должен был что-то спросить. Может, это от его нечеловеческого состояния. Коул не знал именно, но всё лишнее могло подождать. Он тут же подобрал несколько кусков, разбил об стену и положил осколки в огонь.

Через мгновение огонь опал. Коул не успел, ему хотелось рыдать от разочарования, и тогда над ним прозвучало:

- Тебе надо убедиться, что дерево не прогорело.

Быстрее, чем можно было подумать, тот, кто был за его спиной, глубоко вдохнул. Коул немедленно протянул руку, схватил несгоревший кусок ветки и ткнул его в угли. Через мгновенье сильный порыв ветра, подобный тем, что он ощутил на палубе, пронёсся из-за его спины и разжёг огонь, почти сразу загорелся и гагат.

- Здесь становится дымно, - сказал Осень и протянул свою нелепо большую руку к окну.

Каменная стена крошилась под рукой, будто глина, и чёрный дым стал уходить в расширившееся окно. Он ненадолго отошёл в другую комнату и вскоре вернулся. Его рука протянулась над Коулом и раскрошила над огнём большой кусок гагата, при этом он снова вздохнул. Маленький огонь тут же разгорелся, дав столько жара, что Коул ощутил, как ему обжигает кожу.

- Я... - заговорил Осень, садясь с тихим стуком. - Я не знал, что делать.

Коул повернулся, тело монаха не уменьшилось, но он весь как-то весь высох и, горбясь, растерянно глядел на изваяния Святой Матери, разбросанные по полу.

- Люди размножаются. Они размножаются не задумываясь. Они распространяются, зная, что это уничтожит их. Я никогда не знал, почему она отказалась от своей жизни ради таких людей.

Он коснулся головы Чёрной Матери концом пальца, будто гладя её.

- Ты... - начал Коул и должен был глотнуть, чтобы продолжить. - Ты не человек. Как и Мать.

Глаза Осени медленно переместились на него, они выглядели странно покорными. Его слишком почерневшие глаза были явно не человеческими, но они очень человечно выражали его желание рассказать кому-то правду.

- Давным-давно мне поклонялись как морскому дракону.

Он сгорбился ещё сильнее, словно сверженный монарх.

- Люди называли его китом.

Огромное тело, достаточно большое, чтобы остановить поток лавы, и чудо на корабле, о котором рассказал Йосеф. История тушения огня волной на горящем судне. И, наконец, удивительное изобилие рыбы. Всё аккуратно связалось одной нитью. Понятно, что Миюри не могла вынюхать его истинную форму. В конце концов, она раньше не нюхала моря.

- Уже и не припомню, была ли она мне роднёй по крови или другом. У неё должно было быть имя, но я не могу вспомнить. Она так давно отправилась путешествовать. Сначала я не возражал, но вдруг затосковал и начал искать. Когда я наконец нашёл её, она уже стала пеплом.

Рыбная ловля пошла на подъём, когда Мать добровольно пожертвовала своим телом и спасла город, точно так же поля вокруг Реноза много лет приносили хорошие урожаи, когда оттуда ушла Хоруо Пшеничный Хвост. Байка рыбаков оказалась правдой. Дракон когда-то жил на дне моря.

- Я не мог понять. Люди - глупые создания. Предоставь их самим себе, и они быстро уничтожат себя. Но я знал, что должна была быть причина, по которой она отдала свою жизнь ради их спасения.

- Так ты решил поддерживать острова ради этого?

Осень уже хотел кивнуть, но передумал.

- Нет. Если не будет островитян, люди забудут. И я решил наставлять здесь людей, чтобы память передавалась от одного к другому. Поэтому они не забывают.

Наставлять людей. Эти слова было нелегко воспринять, но Осень продолжал.

- Море обширно и глубоко. Я мог бы плавать в воде вечно, думая, что она где-то там. Я думал, что смогу увидеть её в любое время.

Одиночество Осени состояло именно в этом.

- Был бы я единственным, кто помнит, однажды я мог бы принять всё за сон. Мог бы подумать, что всегда был один, с самого начала. Какая страшная мысль. Океаны бездонны. Полный покой.

Коул не мог сказать, что понимает боль живущих вечно, но он видел их, когда они страдали, проходя через это.

- Кажется, однако, я действительно желал чего-то другого. Теперь я это понимаю.

Осень посмотрел на руки Коула.

- Даже на краю жизни эта волчица показалась, чтобы спасти тебя. Тогда... Тогда почему, во время его смерти, она не появилась передо мной?

Одинокий монах, еле сдерживая слёзы, сжимал изваяние Чёрной Матери в руке.

- Я знал, чтобы поддерживать эти острова, мне придётся продлевать человеческие страдания. Но это было не для того, чтобы они сохраняли её имя. Было бы это всё, нашёлся бы другой путь. В итоге, я всё смотрел на страдания людей, потому что...

Осень вздохнул.

- Это не что иное, как ревность. Я ревновал, потому что знал, что, умирая, она думала не обо мне, а о людях острова...

Коул не мог над этим смеяться и не мог его винить. Осень мог не найти другого друга, кроме Чёрной Матери в бесконечно широком, бездонном море. Коул не мог сказать, что полностью понимает степень такого одиночества. Но он знал Миюри, бессильно смотревшую на карту мира. Он был лишь свидетелем бессилия тех, кто знал, что им нет места в этом огромном мире. Желание Осени молиться своему единственному другу было довольно скромным. И Коул научился тому, что есть много способов смотреть на явления.

- Пусть это и было ревностью, ты на самом деле поддерживал эти острова. Есть те, кого ты спас, и есть многие, кто благодарен тебе.

Осень в первый раз улыбнулся.

- Я не ждал приятных слов. Вот ведь глупец.

Он казался удивлённым.

- Но раньше всего остального я должен сказать, - продолжая держать Миюри, Коул посмотрел на Осень, - что я очень благодарен тебе за наше спасение.

Они не случайно всплыли здесь. Это Осень спас их. Каждый раз, когда люди бросали свои изваяния Чёрной Матери в море, сталкиваясь с бедами на воде, он следовал за запахом и бросался спасать их. Коул не мог себе представить, что всё это всего лишь из ревности, как он утверждал. Сам он это понимал иначе - Осень делал всё что мог, чтобы защитить землю, которую когда-то спас его друг.

- Это лишь прихоть, - тихо произнёс Осень с горькой улыбкой на лице, он словно сдерживал кашель. - Это могла быть лишь прихоть, но я рад, что делал это. Я не понял, что она не была человеком. Или, возможно, это была рука Божья.

Осень сказал такие слова, что даже самые выдающиеся ученые-богословы не знали бы, как на них должен был ответить человек.

- Я нашёл, кем я должен быть на самом деле, благодаря этой волчице.

И он взял в руки изваяние Божьей Матери и скормил её огню. Это походило на прощание.

- Я вернусь в глубины океаны и забуду всё. Люди тоже все забудут. Какие странные существа. Они могут проглотить боли и грусти куда больше, чем в них может поместиться, - сказал он, кивнув, как монах. - Возможно, это и есть вера. У нас такой нет.

Он медленно поднялся. Казалось, он идёт немного прогуляться.

- Можешь использовать всё, чтобы поддерживать огонь. Когда метель кончится, кто-нибудь придёт и отвезёт вас на своей лодке.

- Ты уходишь?..

- Что мне ещё здесь делать? Я не могу спасти это место. Я на самом деле не мог спасти Чёрную Мать. Если бы она не отдала жизнь, скорее всего, мучения здесь давно бы закончились.

Так оно и было. Но что правильно, а что нет? У каждого свои причины и свои суждения. Каждое из них по-своему справедливо, но почему-то, собранные вместе, они уже не сходились. Без Осени эти острова уже не смогут поддерживать себя, их ждёт опустошение и вымирание. Никому не придётся страдать после этого. Может, это и есть спасение само по себе.

- Мои переговоры, столь не понравившиеся тебе, поддержат острова на короткое время. Умные люди уйдут. А это всё для тех, кто не сумеет.

А может, подумал Коул, Осень, наконец, нашёл способ переселить островитян с этой земли путём сделки по продаже рабов. Коул полагал, что даже в далёкой стране, в разлуке со своими семьями, они будут куда благополучнее, чем оставшись здесь. Он не думал, что это так уж безрассудно. Он и сам пытался сделать это с Райхером.

- Без меня они не смогут вести переговоры. Тогда всё будет в пользу твоего Уинфилда, - но он почему-то не казался слишком счастливым. - Если бы только золото появилось на самом острове... Это решило бы всё.

Он знал, что такого подходящего чуда никогда не случится. Был уровень, до которого могла являть чудеса сама Чёрная Мать. Воплощения жили намного дольше людей и по сравнению со смертными они, казалось, обладали непревзойдённой силой. Но существовало слишком много того, что превосходило эту силу.

Хоро, мама Миюри, также предупреждала её об этом - не слишком полагайся на свои клыки и когти, ими можно решить лишь какую-то часть проблем. Осень использовал свои силы, учитывая законы человеческого мира, поэтому всё здесь держалось устойчиво. В этом смысле он поддерживал эти земли хорошо. И в итоге никого не спас. Ни намёка на какое-то улучшение. Какой ужасный конец.

Осень вышел, но через мгновенье он просунул голову внутрь.

- А, да, - он отодвинул акулью шкуру на входе и вошёл. - Я возьму одну с собой. Даже если я забуду всё это, я могу вспомнить самое важное, посмотрев на неё.

Он поднял изваяние Чёрной Матери, затем склонил голову.

- Странное дело. Здесь это дороже золота.

И воплощение кита ушло, а чёрный дым вздулся над разыгравшимся пламенем, будто провожая хозяина монастыря. Одежда Коула просохла, тепло понемногу возвращалось и в тело Миюри.

В словах Осени была глубина.

В данный момент, не приходилось сомневаться, что гагат был гораздо дороже золота для Коула. Он спасал жизнь Миюри. Коул хотел бы рассказать о случившемся, как о чуде Чёрной Матери - и это действительно произошло! Кого заботило, что это останки сгоревшего когда-то воплощения кита? Вряд ли стоило задумываться, кит или не кит был тем, кто мог войти в написанное людьми священное Писание. Было важно, чтобы люди узнали и поверили, что с ними действительно произошло чудо. Самое важное, чтобы они были спасены.

- Тогда?

Он смотрел на изваяние Чёрной Матери в своей руке. Колышущийся огонь освещал нежное выражение её лица. Освещённая таким сильным светом, она сверкнула, будто действительно стала золотой. Нет, что же это...

Она в самом стала золотом в его руках!

Когда ему пришло в голову, что может найтись способ спасти жителей островов, он забылся и попытался встать, чуть не уронив голову Миюри. Это заставило вернуться к действительности, он ощутил горечь во рту.

Он был человеком без особой глубины, прочёл какие-то книги, был одержим богословием в своей маленькой деревне горячих источников Ньоххире, а затем решил, что знает всё необходимое в вопросах веры. Все действия, которые он так старательно обдумывал и предпринимал, обернулись невежественными, бесплодными усилиями. И когда ему открылась ошибочность и иллюзорность осознания действительности, он испугался и остановился.

Эти места как-то направлялись к развитию благодаря такой личности, как Осень, благодаря его управлению. И было достаточно странно думать, что идеи чужаков решат, куда двигаться жителям этой земли. Коулу хотелось сделать вид, что он ничего не знает, и просто отогреть Миюри. Затем, когда она проснётся, он сможет радоваться, что ей лучше, принимая это как своё достижение.

- Но... - пробормотал он и посмотрел на Миюри.

На самом краю своей жизни она явила ему чудо. Девушка, которая хотела произвести на него впечатление, а он был глупцом, лишь становившимся старше и старше. Если он не сможет проявить хоть немного отваги для неё сейчас, ему будет слишком стыдно встретиться с ней глазами, когда она очнётся. Даже если она не заметит, он сам не сможет простить себя, он сделает её прыжок к нему в холодное, мрачное море бессмысленным.

Должно было найтись что-то, что мог сделать даже её бесполезный старший брат. Должен найтись способ жить так, чтобы она не смеялась над ним. Как бы глупо это ни было, он обязан сохранить веру, что мир может стать лучше. Коул погладил её по голове, провёл пальцами по её волосам и мягко положил её на пол.

- Я скоро вернусь.

Он поднялся и вышел в другую комнату. Затем перешагнул через статуэтки Святой Матери, разбросанные по полу, и отодвинул акулью шкуру. Ветер и снег тут же ворвались в щель, мороз немедленно ударил в его лицо.

Коул прикрыл глаза и решительно направился к причалу.

- Владыка Осень! - изо всех сил прокричал он, подойдя к воде.

Ветер заглушал все звуки, тьма властвовала над морем.

- Есть что-то, что тебе нужно?

Это была уже не тьма. Коул не мог сказать, откуда донёсся голос. Он посмотрел налево, направо, вверх и не сумел различить, где начиналось и заканчивалось массивное тело. Пока он боролся с потрясением, тьма заговорила:

- Если тебе не нужно чего-то, я исчезну.

- П-прошу, подожди! - крикнул он и отчаянным усилием привёл мысли в порядок. - Золото пойдёт с островов.

- Что?

- Золото пойдёт с островов. Нет... - он поднял руку, в которой сжимал изваяние Чёрной Матери. - Мы обратим это в золото.

Такое возможно, если произойдёт чудо. Да.

Им просто необходимо чудо, чтобы это произошло.

Но правдой оставалось, что одного чуда будет мало. Легко создавать то, что можно было назвать чудом, если одолжить силу не-человека, но это было бы не более чем временной мерой, если не предусмотреть всё заранее. Большие клыки и когти нечеловеческого происхождения, в конце концов, были силой, скорее, для древних легенд. Было лишь что-то, чего они могли достичь в этом новом человеческом мире. Чтобы спасти людей целой земли, необходимо было всё организовывать по законам человеческого мира.

Задача состояла в том, чтобы использовать чудо Осени для разрешения проблем островитян. Бесспорно, это было лучшим решением, к которому он пришёл, раздумывая на свой лад. Коул думал, что чудо действительно сработает. Но, исходя из своей собственной веры, Коул думал, что если чудеса будут тем, что даст тот или иной повод улыбаться, они дадут гораздо больше возможностей для деятельности в мире людей. Он вывел это из своего путешествия с хозяином-торговцем Лоуренсом и из бесед с богословами, собравшими себе богатые коллекции выводов из слов Священного Писания.

Он должен суметь создать новый свет, сложив всё, что у него было в руках.

- С твоей силой это возможно, - Коул уловил молчаливое удивление со стороны тьмы. - Мы должны суметь вернуть улыбки этой земле, используя силу каждого, кто связан с этими островами.

Осень помолчал, затем медленно переспросил:

- Правда?

Коул не мог быть уверен, что все пойдёт хорошо, он собирался не вполне чистым способом воспользоваться настоящим чудом ради создания устойчивого положения дел. Какие бы оправдания он ни нашёл, задуманное противоречило тому, как должен действовать добросовестный последователь Священного Писания.

Но он уже думал об этом в этой святыне из лавы. Вера не была праведной или ложной. Важно, будет ли верен результат, и тут он мог уверенно сказать, что возвращение людей, проданных в рабство, их семьям не могло быть неправильным. А потом, даже если бы его стали презирать все священнослужители мира, Миюри, по крайней мере, ему улыбнётся.

- Правда.

Если не удастся, думал он, Осень может съесть его или утащить на дно океана. Но Коул уже один раз умер и не боялся больше.

- Правда, - повторил он, и сразу нахлынула невероятно большая волна, а когда она опала, на краю пристани стоял Осень.

Он яростно посмотрел на Коула, в его глазах открыто бушевали чувства.

- Я верю тебе.

Подходящие слова для монаха.

Заключительная глава

Одна из причин, по которой Церковь стала продажной, погрязла в богатстве и докатилась до нынешнего состояния, проста: веру можно продать по высокой цене.

Люди опорожняли кошельки в благодарность за предоставление благословения, защиты и утешения в главных жизненных событиях - при рождении, венчании, отпевании. За защиту в путешествии, за молитвы о выздоровлении, за наставление в старости. Многие люди отдали бы всё, что могли, ради исполнения своих желаний.

Вера - это деньги.

Небо было ясным и голубым, метель, продлившаяся несколько дней, ушла, как сон. Этот прекрасный день предвещал, что конец зимы подползал к северным землям и приближался новый сезон рыбного промысла. Волны на море, бушевавшие совсем недавно, сейчас нежно, как дыхание спящего ребёнка, ласкали береговую линию. По спокойным водам скользил огромный корабль.

Коул слышал, что продать собираются сотню человек. Считалось, что они сами согласились работать на святую Церковь. Один Бог знал, правда ли это.

Хотя никто в порту Цезона не возмущался и не кричал, весь город был окутан унынием. Лишь архиепископ и богатый купец могли улыбаться. Райхер и его товарищи просто надирались и потом спали. Островитяне брали золото и давали обещание присоединиться к Церкви в грядущей войне. Но не этого они хотели. Всякий раз, когда огромный корабль проходил меж островами тут и там семьи, отдавшие кого-то из своих, смотрели вслед.

Осень покинул море, чтобы рассказать это всё Коулу. Они сверили свой план и проверили ещё раз, всё ли готово. Это было не так сложно, и быстро завершилось. Осень с той ночи проявил свои деловые способности, сейчас, прежде чем вернуться в воду, он посмотрел на Коула.

- Ты ничего не сказал о награде.

Коул имел поручение от аристократки королевства Уинфилд узнать, могут ли люди этой земли быть подходящими союзниками в войне. Осень, почитаемый всеми островитянами, мог оказать на них заметное влияние.

- Ты забыл? Ты спас нам жизнь. Чего ещё мы бы могли просить?

Осень не стал улыбаться.

- Эти гордые моряки не станут на сторону тех, кто покупает островитян за золото, чтобы взять их в заложники.

- Но мой план - продать веру за золото.

Осень смотрел на него спокойными глазами в промежуток между волосами и бородой.

- Люди придают разную ценность вещам, даже если это одна и та же рыба. Полагаю, именно об этом вздыхают рыбаки.

Хотя Осень сказал, что принял человеческий облик лишь на время, своими ответами он всё больше и больше походил на настоящего монаха.

- По меньшей мере, я покажу тебе, где ты находишься в море, когда услышу твой голос. Будут ли люди этой земли следовать моей вере... что ж... один Бог знает.

Коул только успел подумать, что заметил усмешку на лице Осени, а воплощение кита уже оказалось в море. Дыра в полу монастыря вела туда же и была прежде для него возможностью приходить и уходить в спокойной ситуации. Коул смотрел, как Осень исчезает в воде среди сияния зелёных бликов, и испытываемое им чувство не было удовлетворением от успешного выполнения миссии Хайленд. Это было счастье - знать, что он, возможно, сумел помочь Осени, который в одиночку поддерживал эту землю.

Осталось только выполнить возложенную на него работу. Он покинул монастырь и направился к пристани. К ней было привязано несколько маленьких лодок, и в каждой сидело по человеку. Один них был Йосеф, а остальные - пираты.

- Владыка Осень мне поведал. Чёрная Мать сердится.

- О-о-о...

Поднялась паника. Особенно среди побледневших пиратов. Нападение, в котором пострадал Коул, сыграло в этом немалую роль. В ночь разыгравшейся метели всем пиратам было приказано захватить подозрительные корабли на воде. Всё шло, как предусматривалось, пока дело не дошло до судна Йосефа. Один дурень упал в море, за ним прыгнул другой. Причём первый был одет, как священник.

Выражения лиц пиратов, увидевших его живым, останутся в его памяти надолго. Кто-то оцепенел на месте, кто-то не мог поверить своим глазам, иные пали на колени перед Коулом, некоторые даже плакали. Их растерянность только усилилась, когда Коул сообщил им, что Осень провозгласил его тем, кто защищён покровом Святой Матери.

Пираты внимательно вслушивались в каждое его слово, словно он приговаривал их сейчас к заключению в ад.

Чёрная Мать сердилась. Кто-то пытался нанести вред островам.

- Вы должны знать, что Чёрная Мать несёт не только спасение.

Распознать потаённый смысл этих слов мог лишь тот, кто знал истинную природу Чёрной Матери. Лица последователей веры напряглись.

- Однако пока мы будем верны ей, она может быть снисходительна к нашим грехам.

Что означало, что она простит их и за то, что они сделали с Коулом. Пираты явно почувствовали облегчение.

- Чёрная Мать объявила, что в скором времени будет явлено чудо и произведено наказание. Мы должны проявить милость к этим людям и принять её истинное учение.

Все сидевшие в маленьких лодках кивнули. Каждый взялся за свою статуэтку Чёрной Матери на груди либо дотронулся до своего сундука, если хранил её там.

- Мы должны заставить их понять, что Чёрная Мать явит нам истинное чудо.

Коул не стал издавать никакого боевого клича, все и так поняли, что нужно делать. Он лишь сказал: "Это всё", и пираты отправились на лодках обратно к галере, стоявшей на якоре у берега. Корабль Йосефа стоял тут же. Левый борт, пробитый при нападении пиратов, не должен был быть помехой в плавании благодаря срочно принятым мерам. Когда пираты отправились к кораблю, Йосеф вышел на пристань.

- Господин Коул, действительно ли спасение придёт на эту землю?

Коул глубоко вздохнул, услышав столь серьёзный вопрос.

- Мы ничего не можем сделать, только продолжать верить в истинное спасение. Однако я лишь могу обещать, что великое спасение придёт.

Он не лгал. Невозможно было просто взять и встретить удачу во сне. А чудеса не-людей были не более чем началом. В конце концов, чтобы жить, люди сами должны действовать.

- Не буду спорить. Это было бы лучше, чем имеем мы сейчас, - сказал Йосеф и вернулся на корабль.

Коул следил за ними с пристани и, когда всё затихло, направился к противоположному от монастыря берегу. Ярко светило солнце, дул слабый ветерок, вода была настолько чистой, что всё было видно до самого дна. Шаг, другой - он шёл вперёд, пока не почувствовал под ногами лужицы и твёрдые камешки, дальше уже начиналась вода. Прищурившись, он ясно увидел огромный горделивый корабль, спокойно и уверенно пробиравшийся меж островками.

Дальше произошло то, что называется громом среди ясного неба.

На мгновение корабль взлетел над водой.

Хотя Коул и знал, что происходит, зрелище и его самого просто потрясло, что говорить об ощущениях людей, пребывавших на борту. Казалось, что корабль завис в воздухе, и само время приостановилось, прежде чем он рухнул в воду, впечатляюще расплескав невероятное её количество. В тот момент, когда Коул разглядел далёкую радугу, он услышал громкий гул, похожий на барабанный бой. Огромный корабль, разумеется, не мог сопротивляться. Он накренился далеко вправо, казалось, он вот-вот перевернётся.

Пиратов тоже можно было увидеть, если внимательно присмотреться - судно, полное островитян, показалось на спине Чёрной Матери, опасно балансируя и чуть не соскальзывая в бездну.

- Владыка Осень... это слишком... - невольно пробормотал Коул, и, будто его услышали, спина Осени снова погрузилась в воду, и корабль вернулся в нормальное положение.

Вёсла, торчавшие из корабля, делали его похожим на гребень, у которого не было части зубьев, и эти вёсла поспешили взяться за дело. Затем Осень, должно быть, снова атаковал - теперь невероятно мощным плавником на конце хвоста, на этот раз только корма корабля поднялась в воздух, а он сам наклонился вперёд. После удара корма погрузилась в воду сильнее, чем раньше. Вероятно, в ней образовалась пробоина. На борту все должны были уже сходить с ума.

Коул был в восторге, к тому же он знал, что происходит за кулисами этого представления. Затем колебания корабля вдруг прекратились, он перестал погружаться и двинулся вперёд, хотя и растерял все вёсла. Должно быть, кто-то бросил изваяние Чёрной Матери в воду. Любой бы стал молиться, случись с ним такое. Тут уже они ничего не могли сделать.

Затем, ведомые неведомой силой, они с кораблём будут выброшены на берег соседнего острова. Они будут растеряны, и в этот момент жители острова, направляемые Святой Матерью придут к ним на помощь. Они спросят, Братья, с вами всё в порядке? Архиепископ сразу придёт к пониманию причин случившегося. На корабле много плачущих от отчаяния людей, и это они бросили в море изваяния Чёрной Матери. Архиепископ поймёт, кто явил это чудо, даже если бы и не хотел признать это. Не может быть сомнений, что он поймёт. Даже торговцы знали подобные истории, а священнослужители ещё лучше знакомы с ними.

Реликвии.

- О, мы делаем что-то плохое.

Коул обернулся на голос.

- Ты хорошо себя чувствуешь, чтобы разгуливать так?

Завёрнутая в одеяло Миюри была ещё бледной. Но цвета понемногу возвращались на её щёки под лучами солнца.

- Я лишь накажу сама себя, если просплю такой хороший день.

- Почему ты всегда?..

Его беспокоило, что, хотя её жизнь была спасена теплом сожжённых статуэток Чёрной Матери, у неё началась лихорадка, и несколько дней её мучили кошмары. Теперь лихорадка наконец-то прошла, но пройдёт ещё немало времени, прежде чем она совсем выздоровеет.

- И ещё у меня есть работа, не так ли? Я не могу позволить себе просто киснуть, - сказала Миюри, глядя куда-то вдаль, будто за море.

Сила волчицы была необходима для плана, придуманного Коулом. В конце концов, он был просто слабым юношей.

- Как мама вырыла воду для папы, я выкопаю камни для брата.

Волчий нос и когти. Вместе они могут найти жилы для новых копей на островах, которые, как считалось, уже истощены. Гагат может появиться здесь снова. Тогда они предложат кое-что архиепископу.

Статуэтки Святой Матери это части тела той, которая спустилась на землю, чтобы спасти этот остров. Если верующие будут всегда держать её изваяние рядом, оно даст им своё благословение и поможет в будущем. Более того, мир в настоящее время сомневается в том, что есть праведная вера. Кто бы не хотел быть на стороне праведной веры? Сколько тех, кто хотел бы выбрать именно праведную веру? Не будет ли реликвия, связанная с настоящим чудом, намного дороже целой горы золота?

Члены Альянса Рувик каждый день приходили в порт Цезон и покидали его. Осень вырежет изваяния Святой Матери из добытого гагата, чтобы продать их за высокую цену как реликвии. Райхер может позаботиться о переговорах по продаже. В легендах алхимики могли превратить свинец в золото, но вера сможет превратить в золото уголь. Коул придумал всё это и сказал Осени одной снежной ночью, что острова могут продержаться ещё немного дольше.

Коул был слишком ограничен в том, что не связано с верой, и если бы он действительно пожертвовал собой, всё равно бы не знал, где или как толкать дело вперёд. Но пока дорога, по которой он уже так много прошёл, направлялась в будущее, именно с верой он мог прийти к компромиссу, идя к своему месту в мире.

Сам Осень показал ему, что, если искренне молиться, Бог простит любые совершённые им грехи. У него не было выбора, кроме как молиться больше, чем когда-либо прежде. Если молитва способна принести кому-то спасение, значит, вера - это не то, что нужно выбросить.

- Кит размером с гору... Сколь преувеличенные истории я бы ни слышала в Ньоххире, они ничто по сравнению с этим, - хихикнула Миюри.

В конце концов, истории придумывали люди, и если Бог действительно создал этот мир, то было бы разумно ждать от действительности большего впечатления.

- Сейчас иди внутрь, тебе надо поскорей вернуться к огню.

Хотя погода была отличной, воздух оставался пока холодным. Коул положил руку ей на плечо, чтобы отвести в дом. Тогда она заговорила снова.

- История о ките тоже звучит фальшиво, но я до сих пор не могу поверить, что ты, наконец, решился, брат, - вдруг сказала Миюри и, ухмыльнувшись, прильнула к нему.

Коул невольно отстранился, словно пытаясь сбежать, но её окаменевшее лицо пресекло его движение.

- Сколько тебе можно говорить? Ты неправильно поняла, - возмутился он, но Миюри только теснее прижалась к нему.

- Неправильно поняла? Что значит "неправильно поняла"? Несмотря на то, как ужасно ты обошёлся со мной, я без колебаний прыгнула в море за тобой, а потом обратилась в дух, чтобы броситься к тебе на помощь. Так скажи мне, какое "неправильно поняла" я сделала?

Всё, что она упомянула, ложилось на него долгом благодарности, который ему никогда не погасить, либо ошибкой, которую он никогда не смог бы компенсировать. Но у него не было выбора, кроме как продолжать говорить ей, что то, о чём она говорила, она, конечно, неправильно поняла.

- Это было... Это было потому, что я знал, что больше не осталось того, что ещё могло гореть, чтобы согревать тебя, пока не пройдёт метель. Тебя не научили этому в Ньоххире? Это то, что нужно делать, когда кто-то упал зимой в реку и его нечем согреть. Это ещё можно назвать мудростью тех, кто часто путешествует в холодных странах. Это нормально.

В своём рассуждении он настаивал на том, что она недостаточно знает. Чтобы показать, что он совсем не обманывал её, он выпрямился, выпятив грудь. Миюри посмотрела на него и наклонила голову, не отрывая от него подозрительным взглядом. Она может уколоть его в любой момент. Он приготовился, и тут вдруг появились её волчьи уши и хвост.

- Может быть, нам стоит спросить других людей, сочтут ли они, что я неправильно поняла? - осведомилась она, так спокойно улыбаясь, будто ему не на что злиться.

Но он в том случае действовал от чистого сердца. Только желая добра. Он был уверен в этом. Миюри это знала. Она знала, но старательно не замечала.

- Я помню это действии-и-ительно хорошо.

Эта уже большая девочка пожала плечами и смущённо схватилась за щёки.

Той ночью Коул разделся, чтобы согреть Миюри своим теплом. Это правда, которую даже путешественники знали, лучший способ согреть другого - согреть теплом своего тела, и нечего здесь стыдиться. Однако Миюри тогда вдруг очнулась и, сразу поняв, в какой ситуации она оказалась, спросила: Теперь я твоя жена, брат?

Было много причин, почему он не мог смотреть прямо в её сверкающие глаза.

- Когда будешь писать следующее письмо папе, обязательно включи это в него, хорошо? Брат и я, обнажённые, под одним одея... У-у-у-уххх!

Она потёрла затылок, не переставая улыбаться.

- Но это правда, что ты стал настолько лучше, что я была бы счастлива стать твоей невестой.

Его нехороший взгляд не возымел на Миюри никакого воздействия.

- Я ничего не мог сделать. Я был бессилен с момента, когда мы ступили на эту землю.

- В самом деле?

- Да. Я не смог защитить тебя, и то, что я предложил Осени, не более чем детская игра. Достаточно вероятно, что это сработать только на какое-то время.

Но Миюри продолжала улыбаться.

- Это верно, но, по крайней мере, из того, что я слышала, думаю, это место может стать немного счастливее. Этого может быть недостаточно для тебя, но... как это сказать?

Она закрыла глаза, словно прислушивалась к голосу ветра.

- Это полностью отличается от того, что делал этот старый бородач. И, знаешь, это пахнет тобой.

- Пахнет мной?..

- Точно. Это пахнет барашком, который видит только половину мира.

Он на мгновение подумал, что она смеётся над ним, но Миюри открыла глаза и в упор посмотрела на него.

- Ты искал не способ преодолеть трудности, а путь, что приведёт людей к умножению счастья. Даже если что-то совсем маленькое, даже если все думают, что ты не можешь это сделать, ты всё равно веришь в теплоту солнца и просто делаешь это. Это как сияние. У тебя очень упрямый склад ума, верящего, что мир - это не какая-то там огромная бесплодная пустыня, и всё станет лучше, если все будут работать вместе. Вот так это пахнет.

Она с восхищением смотрела на него своими ясными, безоблачными глазами. То, на что она указала, было хорошей стороной его способности видеть только половину мира.

- Ты действительно несколько раз терпел неудачу, но, в конце концов, ты подумал о другом пути, разве нет? Даже я бы признала трудность пути и сбежала, поджав хвост, если бы меня столько раз побили. Но ты даже подумал о помощи многим другим людям, а не только мне.

Коул действительно был готов сдаться. Он мог проглотить свои замыслы, и ждать, пока Миюри очнётся. Но он этого не сделал. Он не смог. Это можно назвать верой, но это также можно назвать неуклюжестью. Он даже подумал, что это было немного глупо.

Его голос застрял в горле, но не потому, что не мог придумать, чем возразить.

Продолжая смотреть на него, Миюри хихикнула и схватила его за руку.

- Брат?

Коул не думал, что она хочет дразнить его. Миюри говорила тихо, и хотя на её лице было озорное выражение, он мог сказать, что она собиралась сказать что-то важное.

Вдали разбитую лодку вынесло на соседний остров.

Коул некоторое время следил за ней, потом сдался и повернулся лицом к Миюри.

- В чём дело?

Её волчьи уши и хвост такого же странного серебристо-пепельного цвета, что и её волосы, покачивались под лёгким ветерком, когда она говорила.

- Ты возьмёшь меня с собой в своё следующее путешествие?

Он никогда не найдёт в Писании фразы, содержащей столько разных толкований.

Так случилось, что столько противоречивых чувств внутри Миюри било единым ключом и ударило в её руку, взявшуюся за его ладонь. На этой земле не было метода разделить их все.

Но чтобы знать, что за кусок хлеба ему достался, чтобы сделать её счастливой, ему нужно было только взглянуть на свои руки.

- Пока ты будешь хорошей девочкой.

Миюри пожала плечами и сощурилась.

- Отлично.

Её острые клыки мелькнули перед ним, когда она улыбнулась. Она стояла рядом, и Коул, обняв её за плечи, повернулся к огню внутри здания.

Пушистый хвост Миюри игриво наткнулся на его ногу.

Небо было голубым, а море спокойным.

Он всё ещё не знал, существует ли Бог, но знал, что истина была здесь.

Волчица и пергамент. Том 2

Обсудить

	Волчица и пергамент. Том 1	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 1	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 1	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 1	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 1	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 1	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 2	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 2	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 2	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 2	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 2	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 3	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 3	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 3	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 3	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 3	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 4	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 4	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 4	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 4	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 4	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 5	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 5	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 5	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 5	25.11.21
	Волчица и пергамент. Том 5	25.11.21

Онлайн чтение книги Волчица и Пергамент Spice and Wolf New Theory: Parchment and Wolf Волчица и пергамент. Том 2

Отзывы и комментарии

Онлайн чтение книги Волчица и Пергамент Spice and Wolf New Theory: Parchment and Wolf
Волчица и пергамент. Том 2