Онлайн чтение книги Игра в кошки-мышки Death Turns the Tables
Глава 10

Возможность опасного развития событий сошла на нет и исчезла.

— Инспектор, — сказал судья Айртон, — прошу простить меня. Я вел себя просто глупо. Конечно же, у вас есть полное право допрашивать всех, чьи показания, как вам кажется, могут представить интерес. Прошу вас извинить мои плохие манеры.

— Все в порядке, сэр! — заверил его Грэхем, облегченно вздыхая. Он заметно приободрился. — Допускаю, что и мне надо было быть сдержаннее. Так что никаких обид. — Он мрачно посмотрел на Уимса. — Теннант… Теннант… Кто она такая?

— Подруга мисс Айртон, — вместо него ответил Барлоу. — Живет в Таунтоне.

Грэхем продолжал смотреть на Уимса.

— Да? И что же ей надо? То есть она хочет сообщить нам какие-то данные или нанесла светский визит?

— Она не сказала, инспектор.

Грэхем смерил незадачливого констебля выразительным взглядом и повернулся к Барлоу:

— Вы ее знаете лично, сэр?

— Да, и довольно хорошо.

— В таком случае, не можете ли сделать мне одолжение? Пойдите повидайтесь с нею. Выясните, что ей надо. Если ей есть что рассказать, приведите ее сюда. Если нет… ну, вы знаете, что делать. Просто тактично отправьте ее восвояси. Мы не можем позволить, чтобы в такое время по дому слонялись люди. А ты, Берт, попроси сюда доктора Фелла.

Со стаканом бренди в руках Барлоу заторопился в спальню. Констанс стояла рядом с креслом-качалкой с таким видом, словно она только что отскочила от дверей, у которых подслушивала разговор.

— Как ты себя чувствуешь? Готова предстать лицом к лицу?

— Да, если необходимо.

— Тогда выпей. Нет, не цеди. Одним глотком. Прибыл великий доктор Фелл, и сейчас он одним махом наведет порядок. Спустя какое-то время все утихомирятся, успокоятся — и все наладится. Я на минутку оставлю тебя, но успею вернуться, чтобы быть рядом.

— Куда ты идешь?

— Сейчас вернусь!

Он отодвинул шпингалет среднего окна и выскользнул наружу.

Уимс продолжал торжественно вышагивать у ворот. Барлоу подождал, пока голоса не смолкли. Ряд тяжелых хриплых вздохов, звуки шагов сообщили, что доктор Фелл выкарабкался из машины и утвердился на земле.

Фред держался в стороне, когда доктор Фелл в пелерине с накинутым капюшоном и в широкополой шляпе проследовал за Уимсом. Большой двухместный «кадиллак» с работающим двигателем стоял на другой стороне дороги. Его фары освещали пространство перед капотом — среди песчаных наносов виднелись клочки травы. С моря донесся легкий порыв ветра, который взъерошил ему волосы. Почувствовав, как у него отяжелели веки, Фред понял, что он чертовски устал.

— Привет, Джейн.

— Привет, Фред.

Им всегда было приятно и весело находиться в обществе друг друга. Это и лежало в основе их общения. Но теперь оба были сдержаны и напряжены.

— Констебль сказал, — заметила Джейн, — что меня «хочет видеть мистер Барлоу». Вот и отлично. Честно говоря, мне не хочется заходить в дом. Разве что я как-то могу помочь Конни.

— Значит, ты уже слышала?

— Да, инспектор передал доктору Феллу по телефону суть случившегося.

Облокотившись на дверцу, он нагнулся и заглянул в салон. Джейн сидела за рулем, отделенная от него солидным пространством красного кожаного сиденья. Она отвернулась от Фреда, и на лицо ее падали отсветы от приборной доски. Из-под капота работающего двигателя шло тепло.

Нервное напряжение отдавалось болью в икрах — это тоже был показатель усталости. Выездная сессия завершилась. Пять непростых дел. Четыре победы и одно поражение — Липиатт.

(«И вы будете препровождены туда, откуда вас сюда доставили, а далее к месту казни, где вас повесят за шею и оставят висеть, пока вы не скончаетесь; и да упокоит Господь вашу душу».)

Фред отогнал от себя эти мысли. Он был рад встрече с Джейн Теннант. Эти слова включали в себя не равнодушное признание данного факта, а искреннюю горячую радость, с которой он встретил ее.

Она была потрясающей личностью. Именно так! От нее исходило умиротворяющее спокойствие. Он заметил, что, положив на руль тонкие руки, она барабанит по нему пальцами с облупившимся лаком на ногтях. Он видел, как девушка выжидающе смотрит на него серыми, широко расставленными глазами.

— Насколько там все плохо? — осторожно спросила она.

— Доктор Фелл думает, что и судья может… иметь к этому отношение. И даже больше, чем просто иметь отношение.

— Ну, не так уж и плохо.

— Ты не против, если я влезу в машину и посижу рядом?

Джейн помолчала.

— Милости просим, — наконец сказала она.

Он отметил эту заминку. Его радость от встречи несколько поблекла. Вот и всегда она так. Не то что Джейн избегала его или, наоборот, давала понять, что их отношения могут выйти за рамки простой дружбы. Тем не менее, она всегда старалась как-то отстраниться от него, не переступить границ существующего между ними пространства — в буквальном и переносном смысле слова. Если, например, они вместе пили чай, и рядом с ним на диванчике было место, Джейн всегда предпочитала сидеть напротив на другом стуле.

— Места хватит, — заметила Джейн. — Если уж тут размещается доктор Фелл, то, видит бог, его достаточно. — Нервничая, она засмеялась, но тут же спохватилась. — Я всегда говорю, что внутри у этих «кадиллаков» места достаточно, но никак не могу привыкнуть к американским машинам с левым рулем. Они…

Барлоу откинулся на красную кожаную спинку сиденья.

— Джейн, — сказал он, — ты можешь помочь нам?

— Помочь вам?

— Дать исчерпывающие свидетельские показания. Обо всем, что ты знаешь.

Она долго молчала. Фред отметил, что она даже не выключила двигатель. Тихое урчание мотора лишь усиливало ощущение одиночества и отъединенности, которыми была окружена эта машина. Никогда еще он так остро не ощущал физическое присутствие Джейн.

— Я хочу быть честной с тобой, Фред, — наконец сказала она. — Да, я знаю кое-что о его истории. О том деле… пять лет назад.

— Да. — У него болела голова. — Так все и было, да? Если это то дело, о котором я читал, то помню кое-какие подробности. Это правда? Это тот самый Морелл?

— Другого быть не может. Тем не менее, я не могу понять! Доктор Фелл сказал, по крайней мере основываясь на словах инспектора Грэхема, что Морелл — отнюдь не безденежный бедняга, каким его знали. Грэхем сообщил, что он более чем обеспеченная личность с процветающим бизнесом. Может, речь идет о его брате?

— Нет, это тот самый человек.

— Ты хоть что-то понимаешь?

— Да, думаю, что понимаю. — Он смотрел на циферблаты приборной доски. — Типичная итальянская логика, вот и все. Морелл — или Морелли — считал, что у него есть полное право превращать в наличный капитал то воздействие, которое он оказывает на женщин. Никакой уголовщины — одна только логика. И вдруг он получает пинок. Общество его раскусило и выставило на посмешище в открытом суде. Тогда он решил, пользуясь той же логикой и прилагая те же усилия, заняться другим делом. Подниматься в другом бизнесе. Но одно другому не мешает. Так что вполне возможно разобраться во всех его поступках.

— До чего здорово, — не без легкой иронии сказала Джейн, — ты разбираешься в людях!

Уловив эту иронию, он разозлился:

— Ну спасибо. Шутки в сторону. Морелл не стал лучше от того, что сумел обеспечить себе финансовое благополучие. И знаешь, Джейн, я ненавижу его даже после смерти.

— Бедный Фред.

— Почему ты так говоришь?

— Просто у меня такая манера разговора. Готова признаться, что даже сочувствую тебе. И не вкладываю в свои слова никакого двойного смысла.

— Джейн, чем я тебя обидел?

— Ровно ничем. Не угостишь ли меня сигаретой?

Порывшись в карманах, он протянул ей пачку. Она сидела, прижавшись к другой дверце, выставив руку в проем от крытого окна, и тяжело дышала всей грудью.

Он предложил ей сигарету и, повернувшись к Джейн, чиркнул спичкой. Свет от приборной доски падал ей на лицо, и они в упор смотрели друг другу в глаза. Он держал спичку, пока она не догорела до половины. Фред задул ее и осторожно вынул сигарету из губ Джейн. Он увидел, что она прикрыла глаза.

— Я надеюсь, что не помешала вам, — услышали они громкий голос. И в открытом окне появилась Констанс Айртон.

Возникла пауза.

— Он обещал вернуться, — продолжила Констанс, — и быть рядом со мной. Я понять не могла, что его задержало.

Фред Барлоу отвел взгляд от Джейн. Его снедало всепоглощающее чувство вины. Джейн тоже не смотрела на него. Она поставила ногу на педаль сцепления, а другой стала нажимать на газ; гул взрыкивающего мотора, перекрывающий шум моря, нарушил тишину.

— Я должна ехать домой, — приглушив двигатель, сказала Джейн. — Я плохая хозяйка, поскольку мне придется оставить здесь своего пассажира. Но… я в курсе дела, Конни. И мне ужасно жаль, что так все получилось.

— Не сомневаюсь, — согласилась Констанс. Она помолчала в ожидании несколько секунд. — Ты не против, дорогая, если я вернусь в Таунтон с небольшим запозданием? Полиция хочет пообщаться со мной.

— Нет, конечно же нет. С тобой будет все в порядке?

— Да. Я одолжила твой «бентли».

— Я знаю, — сказала Джейн. — Под задним сиденьем найдешь запасную канистру с бензином. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, дорогая. Фред, тебя ждут.

Фред, чувствуя себя законченным подлецом, вылез из машины. Они снова пожелали друг другу спокойной ночи, и машина снялась с места. Констанс и Фред смотрели ей вслед, пока красные хвостовые огоньки не скрылись из виду на дороге, что вела к заливу, после чего Констанс распахнула створку ворот. Никто из них не произнес ни слова, пока они не оказались у коттеджа.

— Итак, — сказала Констанс, — не хочешь ли объясниться?

(«Нет, черт возьми, он не хочет!»)

— В чем?

— Ты сам знаешь. А я думала, что могу положиться на тебя.

— Конни, ты прекрасно знаешь, что можешь на меня рассчитывать.

— А чем вы там вдвоем занимались?

Ему захотелось ответить: «Ничем. Ты лишила нас этой возможности». Но, помня, что ей довелось пережить этой ночью, он сдержался и сказал лишь:

— Ничем.

— Вроде ты собираешься к ней завтра вечером на вечеринку в бассейне?

— Что за вечеринка в бассейне?

— В «Эспланаде». Обед, танцы, выпивка, а затем купание допоздна в крытом бассейне. Только не говори, что не получил от нее приглашения. В купальнике она выглядит просто потрясающе.

Барлоу резко остановился.

Сквозь прозрачную завесу штор в гостиной он видел, как доктор Фелл склонился над телом Морелла. Констебль Уимс, стоя рядом на коленях, принимал содержимое карманов покойника. За ними наблюдал Грэхем. Как и судья Айртон, который продолжал пыхтеть окурком сигары.

— Уясни себе вот что, — сказал Фред. — Я не собираюсь ни на какую вечеринку в бассейне. Как и ты. Как и твой старик, да поможет нам Бог. И на то есть свои причины. Так что ради всех святых перестань болтать о Джейн Теннант и… — У него перехватило дыхание. — Да и кроме того, какое это имеет значение? Я же все равно тебя не интересую.

— Нет. Не так, как ты хочешь. Но я привыкла видеть тебя рядом, Фред. Я привыкла зависеть от тебя. И я не могу с этим расстаться. Не могу, особенно сейчас! — Она оказалась близка к истерике. — Ты же знаешь, что это было бы просто ужасно. Ты не бросишь меня?

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю. Теперь иди в дом и не высовывайся, пока тебя не позовут.

Тем не менее, когда он провожал Констанс в холл и сам проникал в гостиную через окно, перед его глазами все время маячил облик Джейн Теннант. Инспектор Грэхем терпеливо подводил итоги своего резюме.

— Итак, доктор, вот все вещественные доказательства, что нам удалось собрать. Можете ли вы высказать какое-то мнение… хотя бы предварительное?

Пелерина и шляпа доктора Фелла лежали на диване рядом с судьей. Сам доктор, опираясь на тросточку, неторопливо перемещался по кругу, словно лайнер, осторожно притирающийся к причалу порта. Он методично осматривал помещение. У него было неопределенное и даже глуповатое выражение лица, которое подчеркивалось безвольно болтающейся ленточкой пенсне. Но Барлоу, который много раз слышал его выступления в суде, не поддался обманчивому впечатлению.

— Больше всего меня смущает, сэр, этот красноватый песок, — признался Грэхем.

— Неужто? Почему же?

— Почему? — вскинулся инспектор. — Откуда он тут взялся? С какой целью? Как он тут появился? Спорю на шиллинг — вы не сможете убедительно доказать, что вам под силу в любом доме набрать пару унций такого песка.

— Считайте, что свой шиллинг вы проиграли, — сказал доктор Фелл. — Как насчет песочных часов?

Воцарилось молчание.

Судья Айртон устало прикрыл глаза.

— Мысль, типичная для персонажа из «Панча», — фыркнул он. — Я считаю, куда проще иметь обыкновенные часы. Песочных часов тут не имеется.

— Вы уверены? — осведомился доктор Фелл. — Многие домохозяйки пользуются ими, скажем, при варке яиц — они в самом деле точно отмеряют нужные минуты. И как правило, в них используется именно такой красноватый песок: во-первых, он мелкозернистый, а во-вторых, бросается в глаза. Что скажет ваша домоправительница?

Инспектор Грэхем присвистнул:

— Вполне возможно! Если подумать, я тоже видел такие штуки. Вы считаете, что так оно и есть?

— Не имею ни малейшего представления, — признался доктор Фелл. — Я всего лишь сказал, что вы потеряете свой шиллинг, если побьетесь об заклад, — мол, никому не под силу объяснить сей факт. — Он задумался. — Кроме того, в большинстве песочных часов песок потемнее. Человек я рассеянный и никак не могу подобрать ему название. Какая-то краска. Лак… Нет, вылетело из головы. — Его массивная физиономия разгладилась. — Но если вы спросите, инспектор, что меня больше всего волнует, должен буду признаться, что телефон.

— Телефон? Что именно?

Судья Айртон не спускал с него глаз, и, пересекая комнату, доктор Фелл подмигнул ему. Лишь после этого он ответил на вопрос инспектора.

— Вы, конечно, обратили внимание, что от крышки микро фона откололся кусок, а также появилась трещина на корпусе. Так?

— Аппарат упал на пол.

— Да. Разумеется. К тому же ковер тут не особенно толстый. — Доктор потрогал его ногой. — И тем не менее сомнения у меня остались. Случалось, я и сам ронял телефон со стола. Особенно если, увлекшись разговором, начинаешь бурно жестикулировать. Но повреждения даже отдаленно не напоминали те, которые претерпел данный аппарат.

— И все же он пострадал.

— Да. Он в самом деле пострадал. Давайте-ка разберемся.

Переступив через тело Морелла, он прислонил тросточку к столу, взял телефон и принялся неумело отвинчивать крышку микрофона. Она не без труда поддалась его стараниям.

Доктор Фелл поднес ее к свету, посмотрел сквозь дырочки перфорации и даже понюхал. Он нахмурился. Но когда он поднял телефонный аппарат, который со снятой трубкой издавал тихие гудки, то не смог удержаться от восклицания.

— Сломан, — показал он. — Повреждена мембрана. Это позволяет сделать кое-какие предположения. Ничего нет удивительного, что последние звуки, которые уловила девушка-оператор, были неразборчивыми и бессмысленными.

— Я знал, что он не в порядке, — признался Грэхем. — Когда я пытался дозвониться до вас в гостиницу, в конце концов пришлось воспользоваться аппаратом на кухне. Но пусть даже телефон был сломан, чем это может нам помочь?

Доктор Фелл не слушал его. После нескольких неудачных попыток прикрутить микрофон обратно на место он оставил его в покое. Было видно, что доктор серьезно удивлен и обеспокоен.

— Нет, нет, нет! — не обращаясь ни к кому конкретно, бросил он. — Нет, нет, нет!

Инспектор Грэхем обменялся красноречивыми взглядами с судьей. Тот посмотрел на часы.

— Время довольно позднее, — сказал он.

— Так и есть, сэр, — согласился Грэхем. — А мы еще не поговорили с мисс Айртон. Берт, ты все вынул из карманов Морелла?

— Все здесь, инспектор, — откликнулся констебль Уимс, который выложил на ковре аккуратным рядком все предметы, найденные у Морелла.

— Итак?

— Во-первых, эти три пачки банкнотов…

— Да, да, мы их уже видели! Что еще?

— Бумажник с четырьмя десятифунтовыми купюрами и набором визитных карточек. Мелочь из серебра и меди — девять и одиннадцать пенсов. Связка ключей на кольце. Адресная книжка. Карандаш и авторучка. Карманная расческа. Пакет мятной жевательной резинки производства фирмы «Сладости Тони», одной или двух пластинок не хватает. Вот и весь набор.

Доктор Фелл, хотя и слушал перечисление, не проявил к нему интереса. Взяв подушку, лежавшую на вращающемся стуле, он, моргнув, уставился на нее. Пока Уимс старательно докладывал о своей добыче, он подошел к шахматному столику и взял револьвер. Поднеся его к свету, так что можно было различить выцарапанный на металле маленький крест, доктор Фелл посмотрел на судью Айртона.

Он не успел вернуть револьвер на место, как судья подал голос.

— И все же вы плохо играете в шахматы, — сказал он.

— Вот как? Неужели все можно прочитать на моей физиономии?

— Да.

— И что же она говорит вам?

— Что вы плохой шахматист.

— Что-нибудь еще?

Вздрогнув, судья Айртон облизал губы.

— Думаю, что да. Мой дорогой Фелл, до этой минуты я и не подозревал, как вы меня недолюбливаете.

— Я? Недолюбливаю вас?

Судья Айртон нетерпеливо отмахнулся:

— Ну, может, не меня лично!

— Тогда могу ли я поинтересоваться, что за ахинею вы имеете в виду?

— Я имею в виду мои принципы. Они раздражают вашу сентиментальную душу. Говоря о чувствах, дружеских или враждебных, я не подвергаю сомнению ваш интеллект. На этом свете вряд ли есть что-то столь же никчемное, как отношения, основанные на примитивных чувствах.

Доктор Фелл уставился на него.

— Вы в самом деле в это верите?

— У меня нет привычки говорить то, во что я не верю.

— М-да. Говоря о личном…

— О да, я понимаю. У меня есть дочь. Ничто человеческое мне не чуждо, и я люблю ее. Но это естественно. С этим ничего не поделаешь. Я не могу изменить тот факт, что у меня две руки и две ноги. Но даже такие чувства… — он открыл глазки, — даже такие чувства имеют свой предел. Вы улавливаете мою мысль?

Доктор Фелл вздохнул.

— Да, — сказал он. — Считаю, вы высказали свое кредо. Теперь я предпочитаю всего лишь играть с вами в шахматы.

Судья Айртон не стал утруждаться ответом.

В просторной гостиной с обоями в синих цветах стояло молчание, нарушаемое лишь скрипом карандаша инспектора Грэхема, который записывал содержимое карманов Морелла.

Доктор Фелл рассеянно выдвинул ящик шахматного столика. Обнаружив в деревянной коробке с выдвижной крышкой шахматные фигуры, он все с той же неподдельной рассеянностью стал возиться с ними. Он поставил на доску короля, ладью и слона. Взяв пешку, он принялся крутить ее в руках, подбрасывать и ловить на раскрытую ладонь. Поймав ее в третий раз, он внезапно отбросил фигуру и, словно его посетило внезапное озарение, с силой набрал в грудь воздуха.

— О Господи! — выдохнул он. — О Бахус! О моя древняя шляпа!

Инспектор Грэхем, писавший за столом, поднял голову.

— Пригласите мисс Айртон, Берт, — сказал он.

Констанс блестяще выдержала роль свидетельницы. Ее отец не поднимал глаз, как бы не желая смущать дочь, но настороженно слушал ее, ловя каждое слово.

Она рассказала, что в двадцать пять минут девятого увидела, как Морелл проникает в дом через окно. Как тут же вспыхнула люстра в комнате. Она рассказала, что сидела на берегу, лицом к морю, когда услышала звук выстрела. Как, вскарабкавшись на откос, побежала к бунгало и бросила взгляд в окно.

Далее беседа перешла к той сомнительной части показаний, которой научил ее Барлоу, и он затаил дыхание.

— Понимаю, мисс, — отметил инспектор Грэхем. Он все еще не расстался с подозрениями, но было видно, что рассказ Констанс произвел на него заметное впечатление. — Хотя кое-что мне пока не совсем ясно. Зачем сегодня вечером вы приехали сюда?

— Увидеться с папой.

— И вы не знали, что мистер Морелл явится сюда с той же целью?

Она вытаращила глаза.

— О нет! Понимаете, утром Тони уехал в Лондон. Я ожидала, что он вернется в Таунтон лишь поздним вечером… если вообще вернется.

— Но вот к чему я клоню, — нахмурился Грэхем. — Вы одолжили машину. Она вроде сломалась. Вы направились к бунгало и увидели на дороге мистера Морелла. Почему вы не окликнули его, не дали о себе знать?

Констанс смущенно опустила глаза:

— Я… ну, увидев его, я догадалась, с какой целью он приехал. Он должен был встретиться с отцом, чтобы поговорить… обо мне. И наверное, о свадебном подарке, который показался папе слишком щедрым для Тони. Я не хотела присутствовать при разговоре. Это поставило бы в неудобное положение и их, и меня. Так что я решила немного подождать, а потом зайти как ни в чем не бывало, словно я ничего не знаю.

Судья Айртон продолжал смотреть в пол. У Фредди потеплело на душе. Он испытывал профессиональное удовлетворение. Инспектор Грэхем кивнул.

— Да, мисс, — переборов внутреннее сопротивление, сказал он, — должен признать, что все это звучит достаточно логично.

Через двадцать минут все было кончено. Едва только Констанс завершила свое повествование, стремительно влетел местный полицейский судмедэксперт — он был общепрактикующим врачом и в полиции лишь подрабатывал. Свое опоздание он объяснил необходимостью присутствовать при трудных родах. Он зафиксировал, что кончина Морелла наступила в результате раны, нанесенной малокалиберной пулей, которая проникла в мозг, причинив мгновенную смерть. Пообещав, что с самого утра он первым делом займется извлечением пули, доктор Эрли приподнял шляпу, адресуясь ко всем присутствующим, и мгновенно исчез.

Тело Морелла было вынесено из гостиной. Фред Барлоу довез Констанс до Таунтона. Судья Айртон сказал, что у него нет возражений, если кто-то захочет здесь переночевать — и сегодня, и в любую другую ночь. Но в половине одиннадцатого, когда вся округа уже отходила ко сну, доктор Фелл и инспектор Грэхем вернулись в Тауниш.

Когда инспектор доставил доктора Фелла к ступеням «Эспланады», тот едва ли не в первый раз за последний час подал голос.

— И последнее, — сказал он, хватая Грэхема за руку. — Тщательно ли вы обыскали гостиную?

— Еще как, сэр!

— Каждую щелку, каждую трещинку?

— Каждую щелку и каждую трещинку.

— В которых, — продолжал настаивать доктор Фелл, — вы ничего не нашли, кроме того, что нам известно?

— Совершенно верно, доктор. Но, — многозначительно добавил Грэхем, — я позвоню вам утром, если вы не против. Я хотел бы немного поболтать с вами. О'кей?

Доктор Фелл согласился. Тем не менее пока он не испытывал удовлетворения. Поднимаясь по ступенькам отеля, в котором уже выключили освещение, и чьи лепные украшения были залиты лишь светом звезд, он с силой стучал по каменным плитам металлическим наконечником трости. Несколько раз он с упрямой решимостью покачал головой.

— Нет, нет, нет! — продолжал он бормотать. — Нет, нет, нет!