Онлайн чтение книги Уход в лес Der Waldgang
13

Страх принадлежит к числу симптомов нашего времени. Он воздействует тем более тревожнее, что он прилагается к эпохе большой индивидуальной свободы, в которой также и та нужда, которую например, изображал Диккенс, стала почти неизвестной.

Как дошло дело до такого перехода? Если бы вы захотели подобрать конкретный день, то ни один, пожалуй, не был бы более подходящим, чем день гибели «Титаника». Здесь ярко сталкиваются свет и тень: наглая заносчивость прогресса с паникой, наивысший комфорт с разрушением, автоматизм с катастрофой, которая проявляется как несчастный случай на транспорте.

Действительно растущий автоматизм и страх находятся в очень тесной связи, а именно в том отношении, когда человек ограничивается в своих решениях в пользу облегчения, обеспечиваемого техникой. Это ведет к разнообразному комфорту. Однако по необходимости должна увеличиться и потеря свободы. Одиночка больше не стоит в обществе как дерево в лесу, но он подобен пассажиру в быстро двигающемся транспортном средстве, которое может называться «Титаником» или даже левиафаном. До тех пор пока погода приятно хороша и вид приятен, он едва ли обнаружит то состояние минимальной свободы, в которое он попал. Наоборот, приходит оптимизм, сознание власти, которое производит скорость. Это изменится тогда, когда появятся огнедышащие острова и айсберги. Тогда не только техника уходит от комфорта в другие сферы, но в то же время недостаток свободы становится заметным — будь это в победе стихийных сил, будь это вследствие того, что одиночки, которые остались сильными, применяют абсолютную власть командования.

Подробности известны и описаны неоднократно; они принадлежат нашему собственному опыту. Здесь можно было бы возразить, что уже были времена страха, апокалиптической паники, хотя этот нынешний автоматический характер их не подготавливал и не сопровождал. Мы не хотели бы этого касаться, так как автоматическое становится страшным только тогда, если оно раскрывается как одна из форм, как стиль судьбы, как это столь бесподобно изобразил уже Иероним Босх. Пусть теперь в случае с современным страхом речь идет даже о каком-то очень необычном страхе или только о стиле времени всемирного страха, который снова возвращается — мы не хотим задерживаться на этом вопросе, зато хотим задать встречный вопрос, который нам близок к сердцу: возможно ли, вероятно, уменьшить страх, в то время как автоматизм продолжает существовать или, как можно предвидеть, далее приближается к совершенству? Было ли возможно одновременно оставаться на корабле и оставлять при этом за собой собственное решение — то есть, не только сохранять корни, но и укреплять их, которые еще держатся за первопричину? Это и есть настоящий вопрос нашего существования. Это также и тот вопрос, который сегодня скрывается за каждым страхом времени. Человек спрашивает, как он может избежать уничтожения. Если в течение этих лет в любой точке Европы завязать беседу со знакомыми или незнакомыми, то беседа вскоре обратится к общему, и все бедствие выйдет наружу. Вы узнаете, что почти все эти мужчины и женщины охвачены такой паникой, которая была у нас неизвестной со времен раннего средневековья. Вы увидите, что они поддаются своему страху с чем-то вроде одержимости, открыто и бесстыдно выгоняют наружу симптомы этого страха. Вы там присутствуете на соревновании духов, которые спорят, лучше ли убежать, скрыться или совершить самоубийство, и при полной свободе уже размышляют о том, какими средствами и хитростями они могут добиться для себя расположения низших, если дойдет до их господства. И вы с ужасом почувствуете, что нет подлости, на которую они не согласятся, если потребуется. Среди них вы увидите сильных, здоровых мужчин, которые выросли как участники соревнований. Спросите себя, для чего они занимаются спортом.

Теперь те же люди не только боятся, но они и сами одновременно страшны. Настроение их переходит от страха к открытой ненависти, если они видят, как слабеют те, которых они как раз еще боялись. И не только в Европе вы встретите такие собрания. Паника становится еще плотнее там, где автоматизм возрастает и приближается к превосходным формам, как в Америке. Там она находит для себя лучшее питание; она распространяется по сетям, которые бегут наперегонки с молнией. Уже сама потребность получать новости несколько раз в день, — это признак страха; воображение растет и парализует себя в растущих оборотах. Все эти антенны гигантских городов подобны вставшим дыбом волосам. Они бросают вызов к демоническим соприкосновениям.

Восток тут, несомненно, не представляет собой исключения. Запад боится Востока, Восток боится Запада. Во всех точках мира живут в ожидании ужасных нападений. Во многих местах к этому прибавляется страх гражданской войны.

Грубый политический механизм — это не единственный повод для этого страха. Кроме него есть еще другие бесчисленные страхи. Они влекут за собой ту неизвестность, которая всегда надеется на врачей, спасателей, гениев. Все может быть предметом страха. Тогда это более отчетливый признак гибели, чем любая физическая опасность.