Именно от этого голоса или скорее от его носителя тоже может зависеть то, что всегда грозящее нам положение термитов не осуществится. Расчет, который духу часто кажется веским, не оправдывается в этом пункте тогда, если остается хоть крохотная доля.
Мы здесь наталкиваемся еще не на настоящее сопротивление, однако, на сопротивление, которое еще не знает своей собственной силы и способа, каким его можно применить. Когда наш избиратель поставил крестик в опасное место, он сделал как раз то, чего ожидал от него могущественный противник. Это действие определенно смелого человека, но в то же время одного из бесчисленных неграмотных в новых вопросах власти. Речь идет о ком-то, кому нужно помочь.
Если на избирательном участке его охватывало такое чувство, будто он заходит в ловушку, тогда он осознавал положение, в котором находился. Он был на том месте, в котором ни одно название больше не соответствовало вещам, которые там происходили. Прежде всего, он заполнял, как мы видели, не избирательный бюллетень, а анкету, поэтому находился не в свободных условиях, а сталкивался с его органами власти. В то время как он теперь, единственный из ста, отметил крестиком «нет», он участвовал в статистике органов власти. Он, подвергнув себя совершенно несоразмерному риску, дал этим противнику желательные разъяснения. Для противника сто из ста голосов вызвали бы больше беспокойства.
Как, однако, должен вести себя наш человек, если он упускает последнюю предоставленную ему возможность выражения мнения? С этим вопросом мы касаемся новой науки, а именно учения о свободе человека по отношению к измененной власти. Это далеко выходит за наш единичный случай. Мы, между тем, хотели бы сначала рассмотреть его.
Избиратель оказывается в затруднительном положении, когда его к свободному решению приглашает власть, которая со своей стороны вовсе не намеревается придерживаться правил игры. Это та же самая власть, которая требует у него клятвы, в то время как она сама живет за счет нарушений клятвы. Он, таким образом, делает хороший вклад в мошеннический банк. Поэтому никто не может упрекнуть его, если он не поддастся постановке вопроса и скроет свое «нет». Он имеет право на это не только по причинам самосохранения, но в этом поведении также может обнаруживаться презрение по отношению к властителю, что даже еще превосходит простое «нет».
Это не значит, что теперь «нет» этого нашего человека должно пропасть для внешнего мира. Наоборот — только оно не должно появляться в месте, которое властитель избрал для этого. Есть другие места, на которых оно было бы ему значительно неприятнее — например, белый край предвыборного плаката, публичный телефонный справочник или перила моста, по которому ежедневно идут тысячи людей. Здесь короткое предложение, например, «Я сказал нет», стояло бы на самом лучшем месте.
Но молодому человеку, которому дают такой совет, нужно сообщить еще кое-что, чему учит только опыт, как, например, следующее: «На прошлой неделе на местном тракторном заводе увидели, что на стене было написано слово «Голод». Весь коллектив собрали и заставили вывернуть карманы. Среди карандашей нашелся один, на острие которого были следы извести».
С другой стороны, диктатуры под их собственным давлением открывают ряд слабых мест, которые упрощают нападение и сокращают требующееся для этого время. Так, если продолжать наш пример, вовсе не нужно даже писать целое вышеупомянутое предложение. Одного словечка «нет» было бы достаточно, и каждый, взгляд которого падал бы на это, точно знал бы, что это должно значить. Это знак того, что подавление удалось не полностью. Как раз на однообразном фоне символы вспыхивают особенно ярко. Серым площадям соответствует сгущение в самом тесном пространстве.
Знаки могут встречаться как цвета, фигуры или предметы. Там, где они несут характер букв, письмо возвращается к иероглифическому шрифту. Тем самым оно получает непосредственную жизнь, становится иероглифическим и теперь вместо того, чтобы объяснять, предлагает материал для объяснений. Можно пойти еще дальше с сокращением и оставить одну единственную букву вместо «нет» — например, предположим, букву W. Это могло бы означать тогда, например: Wir (мы), Wachsam (бдительный), Waffen (оружие), Wolfe (волки), Widerstand (сопротивление). Это также могло бы означать: Waldganger (ушедший в лес, партизан).
Это был бы первый шаг из статистически контролируемого и управляемого мира. И немедленно возникает вопрос, достаточно ли силен, все-таки, отдельный человек, чтобы пойти на такой риск.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления