Онлайн чтение книги Горящая колесница
14

На скоростном поезде «Синкансэн» по северо-восточной ветке от Токио до Уцуномии можно добраться всего за час. Чтобы от дома Хоммы в Канамати доехать на городской электричке до станции «Синдзюку», что на кольцевой линии Яманотэ, требуется столько же времени, особенно когда замешкаешься при пересадке. Так что до Уцуномии теперь очень удобное сообщение. Неудивительно, что всё больше служащих ездят в Токио на работу на скоростном поезде.

Только-только перевалило за полдень. Хомма отыскал свободное местечко в вагоне для некурящих и уселся, пристроив в ногах сумку, — в этот момент он почувствовал, что поезд тронулся. Отправился точно по расписанию!

Бросилось в глаза, что в вагоне много мужчин того же возраста, что и Хомма, все они были в костюмах. Наверное, торговые агенты, едут по делам. Глядя на это, сразу понимаешь, что днём скоростной поезд «Синкансэн» служит кровеносной артерией для Токио — сердца японского торгового бизнеса.

Наискосок от Хоммы, на месте у прохода, сидел молодой человек с прижатым к уху мобильным телефоном, поглощённый беседой. Судя по тому, как нарочито громко он разговаривал и каким пренебрежительным тоном давал указания, можно было догадаться, что человек он не простой, имеет подчинённых. Почему-то люди, пользующиеся мобильной связью в общественных местах, всегда громко кричат — глуповато это выглядит.

Северо-восточная ветка скоростной железной дороги сразу после Центрального токийского вокзала уходит под землю. Уже в Уэно поезд останавливается у подземной платформы. Видимо, радиосигнал стал слабым: молодой человек прищёлкнул языком и нажал на кнопку отключения.

«Мобильный телефон — это, должно быть, дорого. Наверное, такие вещи тоже в рассрочку покупают или в кредит…» — думал Хомма.

Он стал припоминать, какие покупки делал в кредит он сам. По большей части, кажется, это была мебель и бытовая техника. Но он всегда заключал договор о рассрочке платежа непосредственно с продавцом, а потом постепенно вносил деньги. Вроде бы так. «Вроде бы», потому что всё это лежало на плечах Тидзуко. Разумеется, она подбирала вещи по своему вкусу — решала, какого цвета будет мебель, какие электроприборы проще в эксплуатации, а с Хоммой советовалась только по поводу бюджета.

С мужчинами так обычно и поступают. Даже среди одиноких едва ли встретишь такого, кого волнует выбор мебели или цвет коврового покрытия. Как правило, убранство дома мужчину не интересует, разве что это превращается в хобби.

Правда, Хомма замечал, что тут многое зависит от возраста. Молодые, двадцатилетние, пожалуй, склонны придавать значение интерьеру, мебели и утвари в своей съёмной однокомнатной квартире. Так ему представлялось, а наверняка он не знал, поскольку в их Отделе расследований Главного полицейского управления сейчас не было ни одного молодого сотрудника, которого он мог бы запросто расспросить о таких вещах.

Судя по газетным рекламным вкладышам, а также по каталогам «почтовой торговли», да и по телевизионной рекламе универмага «Маруи», сейчас много красивой мебели и стильных вещей — посмотришь, и сразу хочется купить. Если для этого достаточно одной-единственной кредитной карточки — всего-то предъявить её в кассе магазина да расписаться, — естественно ожидать от обычного человека, что он потеряет голову, потянется к тому-сему, пятому-десятому.

Проблема в том, что некому этого человека остановить. Навязывать товар будут непременно: «Это так удобно, красиво, необходимо для вас, — пожалуйста, купите!» Но где вы видели такого продавца, который предостерёг бы покупателя: «Если взять в расчёт проценты за кредитование и то, что с каждым месяцем они будут накапливаться, вам лучше сегодня ограничиться чем-то одним…»? С точки зрения тех, кто продаёт, это было бы полным идиотизмом. Таков уж основополагающий принцип коммерции. Нельзя же себе в убыток заботиться о слабовольном и безответственном покупателе.

Поезд тронулся после того, как сделал короткую остановку в Уэно. Выскочив на поверхность, он мчался сквозь лес многоэтажных зданий. Начали объявлять, на каких станциях экспресс будет останавливаться, потом сообщили, в каком вагоне расположен буфет.

За окном проносился Токио.

В продолжение его мыслей Хомме вспомнился разговор, который ему довелось услышать несколько месяцев назад — вот уж только руками разведёшь…

В ресторанчике, куда обычно он ходил выпить с сослуживцами по отделу, подрабатывала официанткой одна девчонка, только что закончившая школу. Все её баловали, поскольку они были постоянные клиенты и в их компании подобрались одни «дяденьки» — у них у самих были дочки такого же возраста. Как-то эта девчонка с сияющими глазами заявила:

— Знаете, на Гиндзе и в Роппонги такие витрины!.. Продавцы продумывают весь наряд до мелочей — и ремень, и украшения подходящие подбирают. Вот бы разок прийти и показать пальцем: «Хочу это, всё-всё, сверху донизу!»

Хомма слушал и смеялся, а Икари, который тоже был там, ответил ей:

— Так делают только провинциалы. Ты же только разоблачишь себя, обнаружишь, что у тебя нет вкуса. А продавцы тебя всегда надуют.

Девчонка умолкла с таким видом, словно потеряла к собеседникам всякий интерес.

Конечно, Хомма отлично понял, что хотел сказать Икари, и знал, что он прав. Однако девчонка совсем по-детски надулась, и Хомме показалось, что за этим крылось какое-то злое раздражение. Чувствовал, что она так и хочет возразить: «Нет, это не так, ничего-то вы не понимаете!»

Что же это такое было? Хомма задумался.

Наверное, эта их девчонка из ресторана не побежит на Гиндзу осуществлять свою мечту, сжимая в руках кредитную карточку, потому что она способна трезво предвидеть, что может выйти из такой глупости.

И всё же…

На самом деле именно те, кто со стороны кажется «способными трезво предвидеть», влезают в неоплатные долги. Как говорил адвокат Мидзогути, это серьёзные, пунктуальные и несмелые люди.

Что же толкает их на это? Какие внутренние причины? Уж наверняка это не минутный порыв, и вряд ли это обычные житейские неурядицы: тошно оттого, что начальство ругает, тоскливо из-за ушедшей любви… Неужели от этого бежать за покупками! Ведь с этими проблемами человек всё-таки может совладать, это в его власти.

Нет, тут что-то другое. Обычными человеческими эмоциями этого не объяснишь.

Вот бежит поезд — в обычном размеренном ритме, вперёд и вперёд. Но существуют маленькие путевые стрелки, одна за другой они незаметно меняют направление движения поезда, увлекая его к крутому спуску, в конце которого ветхий мост над пропастью.

Может быть, и сам запутавшийся в долгах человек не понимает, что за стрелки ему попались и где именно…

«Я и сама не понимаю, как сумела наделать столько долгов, — говорила Сёко Сэкинэ адвокату Мидзогути. Так и говорила, что сама не понимает — отчего всё это с ней случилось? — Я просто хотела быть счастливой…»

Хомма думал о том, что эти слова принял за чистую монету даже человек, который искренне опечален ростом числа банкротств и тревожится оттого, что вокруг всё больше безнадёжных должников. Но как это можно — «не понимать»? Какая безответственность! Тех, кто и правда не без вины, кто обанкротился из-за привычки к мотовству, ставят на одну доску с Сёко Сэкинэ и ей подобными причём обе категории равно вызывают отрицательное отношение.

Опасаясь этого сложившегося в обществе мнения и зловещего ореола вокруг слова «банкротство» — точно позорное клеймо на человеке, — должники, которым требуется срочная помощь, бегут от своей семьи, работы, родины бормоча: «Я не понимаю, как это вышло…»

«Опасайтесь не увидеть за деревьями леса», — говорил адвокат.

Раздумывая обо всём этом, Хомма вспомнил разговор с администратором адвокатской конторы Мидзогути Саваки, когда она сообщила ему бывшие рабочие адреса Сёко Сэкинэ. Саваки сказала тогда, что уже десять лет сотрудничает с адвокатом Мидзогути, поэтому скандал, вспыхнувший в восьмидесятых годах вокруг ссудных касс, она помнила:

— В то время ещё не было закона о кредитных товариществах и долги заставляли возвращать силой. Может, и закон в конце концов приняли потому, что поднялся шум. А ведь нашему шефу, адвокату Мидзогути, тоже угрожали преступники из банды, которая выколачивала долги. В его тогдашнего партнёра даже стреляли из пистолета, в дверях собственного дома. Повезло, правда, — даже не ранили. Самих должников тоже постоянно запугивают, применяют самые грубые меры, но они молчат, чувствуя за собой вину из-за невозвращенных денег. Им остаётся только плакать и терпеть.

Окончательно измучившись, человек набирает номер сто десять, верно? Приходит полицейский, потерпевший излагает ему все обстоятельства, и тут полицейский неожиданно идёт на попятную. Ведь эти бандиты не дураки — улик не оставляют. На поверку дело предстаёт как неприятная, но законная процедура взыскания задолженности. И полицейский произносит свою коронную фразу…

— «Невмешательство в гражданские дела», точно? — опередил свою собеседницу Хомма.

Саваки рассмеялась:

— Да, именно так. Думаю, что от этого многие настрадались. У нас в конторе один даже плакал: «Уж убили бы поскорей, только тогда полиция начнёт расследование…»

И ведь речь идёт не только о фактах прямого физического насилия. Не счесть случаев, когда сборщики долгов грозят жертвам в случае неуплаты отправить в бордель жену или дочь.

— А полиция на это говорит: «Ведь пока что никого никуда не отправили». Бандиты грозятся на словах, и, если угрозы не записаны на магнитофон, ничего не доказать. Ну а тот, кому хоть раз так пригрозят, места себе не находит — так уж устроена человеческая психика. Он живёт, каждый день, помня о преисподней прямо у себя под ногами. Рано или поздно эта жизнь в постоянном страхе становится непереносимой, и однажды среди ночи человек пускается в бега.

Для того чтобы спокойно осесть на новом месте, отправить в школу детей, устроиться на работу, нужно перевести со старого места жительства посемейный реестр, зарегистрироваться по новому адресу. За этим кредиторы строго следят и сразу явятся к должнику. А иногда они, чтобы выяснить адрес, подкарауливают детей у ворот школы и потом идут потихоньку следом.

— Вот поэтому должники не могут трогать с места свой посемейный реестр. А раз так — им не найти хорошей постоянной работы. И жильё снять очень трудно. Избирательным правом они тоже фактически не пользуются — так ведь? И медицинскую страховку по месту жительства им ни за что не оформят! Словом, они катятся под уклон всё быстрее и быстрее, и положение их со временем лишь ухудшается.

Адвокат Мидзогути тоже говорил про порождённый этой ситуацией слой современных «отверженных».

— По сравнению с тем, что было раньше, сейчас стало получше. Подавляющее большинство тех, кто объявляет себя банкротом, — люди молодые, двадцатилетние. Такие могут всё начать с нуля, и уж по крайней мере им не приходится переживать распад семьи. В годы паники чаще всего миллионными долгами оказывались опутаны отцы семейств, а потом волна накрывала их жён и детей.

— А из-за чего в восьмидесятых годах случился кризис кредитной сферы? Тогда ситуация чем-то отличалась от сегодняшней?

Немного подумав, Саваки ответила:

— Я полагаю, что тогда глубинной причиной была ипотека. Мечтая о собственном доме, люди подписывались на непосильные для них займы и в результате едва сводили концы с концами, нищая с каждым днём, — приходилось обращаться в ссудные кассы. Такая вот была типичная схема.

— Целые семейные кланы разорялись!

— Да, верно. Поэтому должников было больше не в городах, а в «спальных» пригородных районах. Но сейчас-то жертвами становятся главным образом молодые, верно? И в основном это жители Токио и других больших городов. Я думаю, что виновата сама наша цивилизация, где все вещи — «одноразового пользования». Достаток позволяет людям выбрасывать всё, что однажды побывало в употреблении. Все стали жить на широкую ногу, и молодых не учат тратить деньги с умом.

Словно в насмешку, сейчас почти не случается банкротств из-за жилищных займов, слишком уж выросли цены на землю.

— Земля чересчур дорогая. Как ни бейся, а собственный дом теперь не построишь. Поэтому даже те люди, которые мечтают о доме, с займами не связываются. Теперь подавляющее количество банкротств из-за недвижимости случается с теми, кто купил жильё в кредит, надеясь заработать. Люди покупали однокомнатные квартиры, чтобы в будущем выгодно их перепродать, при этом залезали в огромные долги. А через некоторое время «мыльный пузырь» нашей экономики лопнул, и цена на квартиры упала. Если продавать квартиру теперь, то вернёшь лишь часть своих затрат. А ведь займы-то всегда с процентами, надо их выплатить. Никто не ожидал, что выйдет такая беда! Ясное дело, среди пострадавших много молодых — от двадцати до сорока лет. Но есть и другая категория, люди старшего возраста, которые так вложили свою пенсию или выходное пособие. А ещё многие выбросили деньги на акции… — Немного помолчав, Саваки продолжала: — Я-то лично уверена, что в восьмидесятых годах у людей появилось слишком много потребностей: «Хочу хороший дом, хочу быть богаче других, хочу жить красиво…»

В этом ведь было много показного. И, как мне кажется, расплодившиеся кредитные компании тоже к этому подталкивали. По-моему, сейчас можно говорить о полном банкротстве информационной сферы.

— Банкротство информационной сферы?

— Вот именно. «Делай так-то — и наживёшь много денег. Давай покупай акции! Нет, лучше купи квартиру! Или — ещё лучше — стань членом гольф-клуба!» — так людям говорили. А молодым, которые только и стремятся к развлечениям, говорили иначе: «В такой-то стране очень интересно, такое-то путешествие сейчас в моде». И про жильё информировали: шикарным считается жить в таком-то и таком-то квартале, а квартиру следует покупать только в таком-то и таком-то доме, никак не иначе. Носить надо это и то, машину иметь такую-то… Это ведь всё сфера информации, правда? В погоне за всем, что им предлагают, люди увлекаются и теряют чувство меры. Ну а кредитные компании тут как тут, и, хоть для них ещё не разработаны как следует законы и правила, они уже готовы ссудить вас деньгами, — правда, заботятся они при этом только о собственной выгоде.

Вот я вам сейчас кое-что расскажу… Вы знаете, что банки теперь создают специальные кредитные фонды, которые работают совершенно так же, как обычные ссудные кассы, то есть дают кредит без всякой гарантии возврата. Так вот, вся нелепость ситуации в том, что закон о ссудных кассах не действует, если учредителем является банк!

Даже когда Хомма говорил с этой женщиной по телефону, в трубке слышались голоса посетителей и телефонные звонки. В таких местах, как эта адвокатская контора, пытаются у последней черты предотвратить падение поезда в пропасть, хоть он уже и проскочил на своём пути все роковые стрелки. Здесь люди без отдыха и сна трудятся, чтобы погасить языки разгорающегося пламени.

— Когда вы, Хомма-сан, заходили к нам в прошлый раз, разговор зашёл о супруге императора Итидзё, помните? Я после этого решила перечитать «Повесть о принце Гэндзи». — Саваки закончила разговор на этой бодрой ноте.

Хомма тогда удивился: «Как это у неё, при такой-то работе, хватает времени ещё и читать?»

Стало быть, банкротство информационной сферы… Верно сказано, но далеко не всё можно этим объяснить.

Почему люди тянутся за тем, что им показывают? Что они видят в рекламе? Не это ли «что-то» станет «стрелкой», после которой ещё один поезд изменит направление движения — не зря у девчонки из ресторана была на лице такая недовольная мина… Не это ли «что-то» опутывает долгами молодых, прежде всего таких, как Сёко Сэкинэ, — «серьёзных, но несмелых»?

Должно быть, когда девушка переехала из общежития для сотрудников фирмы «Касаи» в апартаменты «Касл», она приобрела и мебель, и электроприборы. Ей наверняка хотелось иметь всё, что нужно в домашнем быту.

«Что-то», что заставило Сёко переехать из общежития, позже столкнуло её в долговой ад. Так что же это всё-таки? Ведь не одно только примитивное стремление к красивой жизни и не только неумение трезво оценить свои финансовые возможности.

Ну а та, что украла имя Сёко Сэкинэ, знала про загадочное «что-то»? Что именно в Сёко Сэкинэ привлекло её?

Сегодня утром все мысли Хоммы опять вертелись только вокруг этого, и, хотя перед ним лежала раскрытая газета, он ничего не смог прочесть. Больше того, уголок газеты угодил в чашку с кофе. Он хлопнул себя ладонью по лбу — нельзя же так! «У тебя голова болит?» — тут же спросил его сын. Сатору помнил, оказывается, что Тидзуко, которую мучили мигрени, иногда вот так похлопывала себя по вискам.

И это ещё не всё. Некоторые маленькие привычки Тидзуко тоже продолжали жить в их сыне. В такие, как теперь, холодные месяцы года Тидзуко переодевалась в пижаму, разом освобождаясь от всех слоёв одежды: белья, блузки, свитеров. На следующее утро она показывала чудеса мастерства, снова натягивая на себя всё разом. Ей так безупречно удавался этот фокус, что нельзя было не поразиться, но смотреть на это Хомме не нравилось. Прежде всего, он считал, что это способ для ленивых. Он даже не раз делал жене замечание, но она и не думала исправляться, только смеялась: «Да ведь холодно же! Ты бы сам попробовал разок — так гораздо теплее».

Но у Хоммы так не выходило: у какого-нибудь слоя — либо фуфайки, либо рубашки — непременно «убегал» рукав. Даже если и удавалось успешно всё натянуть, было как-то неудобно, и дело кончалось тем, что он всё снимал и надевал заново.

«Да просто ты не гибкий!» — от этих слов Тидзуко в памяти остался неприятный осадок. Назвать это обидой было бы преувеличением, но всё-таки зря она так говорила. Ему и раньше так казалось, и теперь.

Ну а прошлой осенью — да, кажется, именно тогда — Хомма заметил, что и Сатору делает точно так же, как когда-то Тидзуко. Вот это был сюрприз! Пока мать была жива, мальчик старательно снимал и надевал каждую одёжку одну за другой — сказывалось, наверное, что Хомма вечно ворчал по этому поводу. Но после нескольких лет без Тидзуко сын вдруг стал поступать в точности как она. Сам-то Сатору этого, конечно, не осознавал. Когда Хомма ему рассказал, он даже глаза вытаращил от удивления.

Мёртвые оставляют следы — в тех, кто продолжает жить. Не может человек прожить жизнь и не оставить после себя «улик». Точно так же сброшенная одежда хранит тепло живого тела, а между зубьями расчёски остаются волосы… Обязательно где-нибудь что-нибудь останется.

Должна же была Сёко Сэкинэ оставить что-нибудь после себя! И вот поэтому он направляется сейчас в город Уцуномия, отдавшись скорости поезда-экспресса северо-восточной ветки, — наверное, и Сёко так ездила. А ещё сидела в этом поезде и смотрела на мелькающие за окном пригороды та самая женщина, которая взяла себе имя Сёко. Ведь для того, чтобы превратиться в Сёко, она наверняка захотела съездить на её родину — запастись информацией.

Да, и вот ещё…

«Сёко-тян рассказывала, что, когда её мать упала с лестницы, первой обнаружила это какая-то молодая женщина, она и вызвала «скорую помощь»».

Забегать вперёд не следовало — Хомма старался себя осадить, но всё равно ему трудно было удержаться от предположении: «А не могла ли фальшивая Сёко, покачиваясь в вагоне экспресса, направляющегося в Уцуномию, строить в это время планы убийства?»

Убрать мать и превратиться в дочь — неужели она всё рассчитала наверняка.