Онлайн чтение книги Я приручила бешеного пса своего бывшего мужа I Tamed My Ex-Husband’s Mad Dog
1 - 130

Вильгельм гулял по императорскому замку один. Кто-то последовал за ним, бормоча, но Вильгельм махнул рукой, как будто раздраженный, а другой человек сказал еще несколько слов и исчез.

Именно по этой причине Вильгельм носил императорскую корону.

После ее ухода он ко всему потерял интерес, но чем больше Вильгельм делал, тем больше его беспокоили люди. Так что Вильгельм достойно подражал своему биологическому отцу.

После того, как я надел императорскую корону, жуки исчезли одним взмахом моей руки. Удовлетворение было чувством, которое он никогда не смог бы удовлетворить без нее, поэтому он подумал, что этого достаточно.

Дерн...

Звук его шагов эхом разносился по каменному полу замка. Куда бы он ни пошел, государственные служащие вежливо склоняли головы. Он встретил нескольких высокопоставленных дворян, но вместо того, чтобы поговорить с Вильгельмом, они также поспешно преклонили колени. Потому что он уже знал людей, которых сурово наказали за разговоры с ним во время прогулки.

Вильгельм рассмеялся.

Глупое лицо Дитриха Эрнста.

В конце концов Вильгельм рассмеялся, когда увидел, что человек, который всегда ревновал и завидовал и который в конце концов вернулся живым и довел его до крайности, сделал такое выражение. Разве это не удивительно? Словно к ней вернулись воспоминания, парень, стоявший на коленях и кричавший от ее имени, говорил о долоте.

Мои родители.

Потому что это моя семья.

Вильгельм снова засмеялся, но глаза его почувствовали странный холод, и он закрыл их. У меня комок в горле. Это было действительно идеальное выступление. Если бы он не попросил меня приехать на Север, Вильгельм Колонна Аланкес подумал бы, что Дитрих вернул себе половину своих воспоминаний.

Это было забавно.

Если бы Дитрих Эрнст хоть немного вернул себе память, он бы никогда не произнес таких слов, как его собственные. Не так ли?

— Знаешь, что я всегда делаю рядом с виконтом? План состоял в том, чтобы выбрать людей с такими же глазами, как у тебя, и выгнать их с территории.〉

Это сказал тот человек. Если бы он действительно хорошо помнил, он бы не позволил таким ублюдкам, как он, приблизиться к ней.

«Я не могу узнать ни одного сумасшедшего ублюдка…»

Вильгельм пробормотал и рассмеялся. Я пробовал сжимать и разжимать кулак. Ощущение было такое, будто кровь прилила к моим холодным кончикам пальцев, которые всегда были белыми. И все это из-за ее имени: Верховный Лорд Люден.

Рейнхард Дельфина Линке.

Каждый, кто войдет в императорский замок, должен за несколько дней заранее сообщить свой номер и личность.

Несколько дней назад Дитрих Эрнст подал заявку на въезд, назвавшись ее представителем.

Поскольку он был представителем великого лорда, камергер лично принес бланк заявления и вручил ему. Он не сомневался, что его начальник, который всегда был хладнокровен, даст одобрение, ничего не сказав.

Но Вильгельм сломал свое перо. Камергер смутился. Пока камергер поспешно вышел и принес замену, сказав, что перо, похоже, бракованное, Вильгельм пристально разглядывал лежащие перед ним въездные документы.

〈Дитрих Эрнст, как представитель Рейнхарда Дельфины Линке, верховного лорда Людена, просит войти в сердце великих аланков.〉

Это была фраза вежливости. Все, кто входил в императорский замок, говорили одну и ту же фразу. Но Вильгельм хотел разорвать документ на части. Меня зовут

На смену ее имени пришло чужое имя. Это жалкое зрелище заставило меня почувствовать, что вместо документов я хочу вырвать собственное сердце.

Тем не менее Вильгельм подписал документ вторым пером.

Потому что на нем было написано ее имя. Это все. Из-за имени она бы сама не записала. Просто прочитав имя, он, казалось, ощутил блестящий момент, запах и дыхание.

Мужчина привык изображать безразличие. Нет, его ничто не интересовало, и равнодушие было самым комфортным и беззаботным чувством для человека. Так было с тех пор, как она стряхнула его и исчезла. Он был ко всему равнодушен, и чем равнодушнее он был, тем жестокее становился. Они выбрасывали все, что им мешало, а если им не нравилось, уничтожали и поджигали.

Мне очень хочется, чтобы дни, которые я слишком любила, превратились в пепел и исчезли вот так.

Но это было невозможно.

«Извини, но я осмелюсь спросить тебя, как поживают твои родители».

Когда эти слова сорвались с уст Дитриха, Вильгельм вздрогнул. Если бы он мог это сделать, он мог бы даже продать свою душу. Мои родители? Было настолько абсурдно, что мой бег к ней был украшен такими замечательными словами. Моя семья.

Не имело значения, если кто-то потащил его на поводке, бросил в грязь, катал, раздевал донага в снегу и заставлял драться за нее в самой униженной позе. Скорее, вы не будете сомневаться в том, что это самая прекрасная позиция, приготовленная для вас.

Смею вас спросить, как ваша семья?

Вильгельм попытался дышать. Из-за жаркого воздуха в столице в середине лета? Было трудно дышать. Он ахнул и засмеялся. Почему? Я улыбалась, но из глаз текли слезы.

«Хе-хе-хе... недостаток."

Прежде чем я осознал это, мои шаги направились к утробе наследного принца. Туда, где он когда-то жил.

Увидев, как он идет с налитыми кровью глазами и смотрит в пустое пространство, испуганные члены королевской семьи разбежались. Конечно, были среди них и смелые люди.

«Увидимся, Ваше Величество… Ох!»

Это было обременительно. Вильгельм грубо убирал все на своем пути. Он даже не проявил искренности, выхватив меч. Даже сам процесс порезания кого-то казался обременительным и обременительным. Он шел быстро и нашел место, к которому я стремился.

Это была комната в плохом состоянии.

Самая глубокая комната чрева наследного принца. Чувствуя удушье после ее ухода, он запер портрет в комнате и велел своим слугам прибить его к нему.

Я заказал это. Была только одна причина. От моего первого воспоминания о ней до последнего — все это было там. Все, начиная от запаха, дыхания и жестов.

Поэтому Вильгельм постарался уничтожить и уничтожить их всех.

Тем не менее, этого сделать не удалось.

Послышался хруст. Это был звук, когда Вильгельм кончиками пальцев отрывал доску, прибитую к верхней части большой двери. Служители, услышавшие звук, бросились к флагу, но он остановился.

не сделал Звуки треска и треска продолжались. Кровь прилила к кончикам моих пальцев.

Рядом с ним стоял один из сообразительных служителей, держа в руках топор. Это потому, что все члены королевской семьи во дворце наследного принца знали, что находится в этой комнате. Вильгельм протянул руку и выхватил топор из руки слуги. Затем он оторвал связку золотых пуговиц от моей одежды и швырнул их в ошарашенного дежурного.

"Уходите."

Это было самое нежное поздравление, которое он когда-либо произносил из чрева наследного принца. Служитель поспешно сказал несколько слов благодарности и ушел. Остальные повстанцы тоже заметили это и тихо отступили. Маньяк держал в руке топор, поэтому я понятия не имел, что он собирается делать. Вильгельм без всякого выражения ударил топором.

Внезапно раздался звук. Снова раздался щелчок. Он всегда мечтал иметь возможность ударить себя клинком по голове, но не смог. Поэтому Вильгельм хлопнул дверью, как будто ударившись собственной головой. В конце концов дверь, не выдержав такой силы, треснула и сломалась.

Вильгельм в последний раз ударил петлю одной из дверей. Петли, за которыми долгое время не ухаживали, с комической легкостью отвалились. Сломанная дверь упала. Комната, полная пыли и темноты, смотрела на свет из коридора, а внутри было то, что я давно рисовал.

Ее портрет, который я хотел разорвать, но не смог.

Вильгельм рассмеялся до ушей.

Он присел, как будто ползком, и вошел в комнату. Пыль поднималась с каждым шагом. Я начал кашлять, но не успел, как рассмеялся. Наконец он добрался до портрета и опустился на колени.

«Рейнхардт».

Мужчина протянул руку. Покрытый пылью, тускло освещенный портрет девушки был все таким же, как и тогда. Кончиками пальцев можно было потрогать только затвердевшую краску, да и та трескалась из-за плохих условий хранения. Но это не имело значения.

Мужчина погладил ее по щеке дрожащей рукой.

"Ебать... «Что ты можешь сделать, если держишь вокруг себя таких бедных ублюдков?»

Пернаха Гленсия и Дитрих Эрнст.

Покойный император разослал шпионов во все провинции империи, но только Люден так и не попал в уши покойного императора. Это произошло из-за Вильгельма. Он выслеживал шпионов бывшего императора, как призраков, и убивал их. Новый шпион исчез, не успев добраться до Людена.

Петли, которых не было, отвалились с комической легкостью. Сломанная дверь упала. Комната, полная пыли и темноты, смотрела на свет из коридора, а внутри было то, что он давно рисовал.

Ее портрет, который я хотел разорвать, но не смог.

Вильгельм рассмеялся до ушей.

Он присел, как будто ползком, и вошел в комнату. Пыль поднималась с каждым шагом. Я начал кашлять, но не успел, как рассмеялся. Наконец он добрался до портрета и опустился на колени.

«Рейнхардт».

Мужчина протянул руку. Покрытый пылью, тускло освещенный портрет девушки был все таким же, как и тогда. Кончиками пальцев можно было потрогать только затвердевшую краску, да и та трескалась из-за плохих условий хранения. Но это не имело значения.

Мужчина погладил ее по щеке дрожащей рукой.

"Ебать... «Что ты можешь сделать, если держишь вокруг себя таких бедных ублюдков?»

Пернаха Гленсия и Дитрих Эрнст.

Покойный император разослал шпионов во все провинции империи, но только Люден так и не попал в уши покойного императора. Это произошло из-за Вильгельма. Он выслеживал шпионов бывшего императора, как призраков, и убивал их. Новый шпион исчез, не успев добраться до Людена.

Это было гораздо проще, чем найти одну бракованную жемчужину.

Покойный император сразу понял, что это дело рук Вильгельма, и пришел в ярость, но вскоре сдался. Это потому, что я понял, почему мой сумасшедший ребенок был таким.

«Боюсь, просто услышав твое имя, я побегу туда, черт возьми. Ебать. "Ебать."

Вильгельм прикоснулся щекой к портрету и заплакал. Густые ручьи слез продолжали течь по его щекам и поверхности портрета.

— Насколько я был осторожен, Рейнхардт?

глаза радости

Это была вода.

Тебе не следовало ловить вокруг себя этих идиотов. Не так ли?

Вильгельм закрыл глаза и поцеловал портрет. Кажется, там пахло серой.

Потому что это так неряшливо...

«Я хочу протиснуться через эту щель…»

Мое сердце колотилось. Трудно было поверить, что это человек, который всегда был равнодушен.

У меня закружились глаза. Он терпел с тех пор, как она ушла, но больше не мог. Если кто-нибудь тебя увидит, то над тобой посмеются и назовут ужасно нетерпеливым ублюдком. Она могла бы презирать это.

Какая разница?

Презирай меня. Смейся надо мной. топтать меня ты в порядке.

«Это из-за тебя. Это твоя ошибка. Рейнхардт. «Из-за того, что ты сказал, я не могу умереть и живу своей жизнью…»

Вильгельм постоянно вспоминал во сне тепло, пронзившее его щеку в то раннее утро. Не имело значения, был это сон или нет. Потому что я не мог бы дышать, если бы не думал, что она это сделала. Мне хотелось задохнуться, но я не мог.

живи своей жизнью Из-за одного этого слова, о котором я даже не знаю, правда оно или нет.

Что, если она снова попытается умереть на твоих глазах?

Зверь внутри меня залаял. Вильгельм повернул свои заплаканные блестящие серые глаза и посмотрел на дверной проем.

"Ваше Величество..."

В дверях стоял ребенок, похожий на меня, и смотрел на меня испуганным лицом. Похоже, наложницы дворца цесаревича испугались, что император разрушит дворец топором, поэтому впустили его. Наверное, они думали, что я не трону собственных детей.

Вильгельм широко улыбнулся и раскинул руки.

"Идите сюда."

Глаза ребенка расширились. Его испуганное лицо тоже просветлело, но он по-прежнему казался неохотным и не сделал ни одного шага вперед. Увидев колеблющегося ребенка, Вильгельм снова щелкнул пальцем.

— Давай, Биллрой.

«······!»

При этих словах ребенок тут же открыл рот и прыгнул к нему на руки. Вильгельм крепко обнял ребенка. Черные, как смоль, кориандровые волосы пахли молоком.

Он все еще помнил.

〈Я не думаю, что это будет очень хороший опыт для ребенка, поэтому возьмите его с собой.〉

Ее слова были отвратительны, потому что были похожи на нее, но она заботилась о ребенке до конца.

«Бля, я впал в сладкий уголок высокомерия…»

"······ваше Величество?"

Ребенок был в шоке. Вильгельм закрыл рот и посмотрел вниз. Мальчик с испуганным лицом был чертовски похож на него самого. Вильгельм мгновенно изменил выражение лица и улыбнулся.

"Боже, Биллрой. Ты должен называть меня Абба Мама".

«······Абама?»

"хорошо. Абама мама. Или отец. папа."

"······папа."

Лицо ребенка покраснело. Глаза Вильгельма вспыхнули. Это отнюдь не было результатом нового осознания отцовской любви.

Это тоже хорошее оправдание.

Она никогда не умрет. Пока я держу эту мелочь.

Вильгельм поцеловал ребенка в лоб. Это была радость человека, заполучившего величайшего заложника в мире.