Онлайн чтение книги Классическая проза Дальнего Востока
Из "Заметок из хижины "Великое в малом"

Цзи Юнь [18]Из "Заметок из хижины "Великое в малом" Цзи Юнь (1724-1805) Переводы даются по книге: Цзи Юнь. Заметки из Хижины "Великое в малом", перевод с китайского, предисловие, комментарий и приложение О. Л. Фишман. М., "Наука", 1974. 141. Чжу Цин-лэй рассказывал . - Чжу Цин-лэй, настоящее имя Чжу Вэнь - ученый и поэт XVIII в. 142. В Сичэне - то есть в западной части Пекина. ... господин Цянь Сян-шу ... - то есть Цянь Чэнь-цзинь (1686-1774), ученый и каллиграф, покровительствовавший Цзи Юню.

* * *

Цзи Жу-ай из Цзяохэ и Чжан Вэнь-фу из Цинсяня были старыми начетчиками и имели учеников в Сянь. Как-то, прогуливаясь при лунном свете, они оказались у заброшенного подворья; все было в зарослях кустарника, темно, запущено, тихо...

Ощутив в сердце тревогу, Чжан предложил пуститься в обратный путь.

- В развалинах и у могил часто водятся духи, - сказал он, - не будем здесь задерживаться.

Вдруг откуда ни возьмись появился какой-то старик, опирающийся на посох, и пригласил обоих присесть.

- Откуда бы в мире живых взяться духам? - спросил он. - Не слыхали вы разве о рассуждениях Юань Чжаня? Оба вы, достопочтенные, - ученые-конфуцианцы, зачем же даете веру глупой болтовне буддистов о существовании нечисти!

И тут он стал объяснять им смысл учения братьев Чэн и Чжу Си, приводить всяческие аргументы и доказательства, и все это в изысканных выражениях, плавно и красноречиво. Слушая его, оба налетчика согласно кивали головами, проникаясь истиной, содержащейся в учении сунских конфуцианцев. Угощаясь предложенным им вином, они даже забыли осведомиться об имени своего хозяина.

Но вот вдалеке послышался грохот проезжающих мимо больших телег, зазвенели колокольчики коров. Оправив одежду, старик поспешно поднялся и сказал:

- Покоящиеся под Желтыми источниками люди обречены на вечное молчание. Если бы я не повел речей, отрицающих существование духов, я не смог бы удержать вас здесь, почтеннейшие, и мне не довелось бы скоротать вечерок за болтовней. Сей час нам надо расстаться, и я почтительнейше прошу вас не сетовать на меня за шутку!

Мгновение, и старик исчез.

В этой местности ученых мужей было очень мало, только могила господина Дун Кун-жу находилась неподалеку. Может быть, это был его дух?!

* * *

Старуха торговка цветами рассказывала:

- Был в столице один дом невдалеке от заброшенного сада; в том саду издавна водилось множество лис. А одна красавица перелезала через невысокую садовую стену и ходила туда на свидания со своим возлюбленным, юношей, жившим по соседству. Боясь, как бы их связь не вышла наружу, она вначале назвалась ему чужим именем, а потом, увидев, что он все больше к ней привязывается и уж не бросит, выдала себя за лисицу-оборотня из этого сада. Юноша был влюблен в ее красоту и, конечно, не отверг ее.

Прошло уже много времени, как вдруг с крыши дома этой красавицы посыпалась черепица и послышалась брань:

- Я уже давно живу в этом саду, у меня там дети бегают, кирпичами бросаются, соседи на беспокойство жалуются, до развратных ли мне развлечений?! Да как же ты посмела на меня клеветать?!- И тут, ясное дело, все обо всем узнали.

Вот уж поистине чудеса! Завлекая мужчин, лиса обычно выдает себя за женщину, а тут женщина выдала себя за лису. В искусстве обольщения она оказалась посильнее лисы; но лиса-то оказалась куда добродетельнее!

* * *

Чжу Цин-лэй рассказывал:

- Некто, скрываясь от врага, спрятался глубоко в горах; ярко светила луна, дул чистый ветер, и вдруг под каким-то тополем человек этот заметил беса; он упал ничком и боялся подняться. Увидев это, бес спросил:

- Почему вы прячетесь, почтеннейший? Тот, весь дрожа, ответил:

- Я боюсь вас, господин.

- Люди ведь пострашнее будут, -возразил бес, -а бесов чего же бояться? Сюда-то вас кто загнал - человек или бес? - Засмеялся и пропал.

В рассказе Чжу Цин-лэя, по-моему, заключена аллегория.

* * *

Два учителя, содержавшие частные школы в соседних деревнях, пригласили как-то своих учеников на беседу; собралось человек десять. Шел спор о природе человека и неба, выяснялись вопросы высших принципов и человеческих желаний, речи их были серьезны и осанка строга, как у истинных мудрецов или святых.

И вдруг легкий порыв ветра смел с возвышения, на котором они сидели, лист бумаги и, подхватив его, стал уносить. Когда ученикам удалось поймать его, они обнаружили, что там подробно записано, как да что делать, чтобы присвоить поле - собственность одной вдовы.

Может быть, добрым духам стало противно их лицемерие, поэтому они и сделали явной их подлость? А ведь эти двое так владели своим искусством, что прежде не ведали поражений. Теперь же, когда их план обнаружился, они не смогли его осуществить, и поле осталось за вдовой.

Эта одинокая женщина славилась душевной твердостью и строгим нравом. Наверное, жители потустороннего мира из сочувствия к ней и сотворили чудо, чтобы тайное стало явным.

* * *

Покойный мой дядя, господин И-ань, держал закладную лавку в Сичэне, там в маленькой башенке водились лисы; по ночам постоянно были слышны разговоры, но людям они вреда не причиняли, и те, в свой черед, не тревожили их.

И вот как-то ночью с башни послышались вопли, брань, звуки ударов, сбежались люди; внезапно раздался крик боли, и чей-то голос сказал:

- Вы, господа, собравшиеся внизу, все наверняка знатоки высших принципов. Скажите, неужели и в мире смертных тоже есть жены, которые бьют своих мужей?

А среди собравшихся внизу людей как раз был один, которого только что побила жена; на его лице еще были отчетливо видны следы ее ногтей; поэтому все засмеялись и хором ответили:

- Вот уж что есть, то есть. Это у нас не диво!

Лисы там, наверху, тоже стали смеяться, и ссора утихла. Свидетели этого лопались со смеху. Господин И-ань сказал:

- То, что лисы сумели смехом утишить гнев, это ведь прекрасно!

* * *

За воротами Фэнъи, в саду Фэншиюань росла старая сосна; многие из прошлых поколений складывали о ней стихи; господин Цянь Сян-шу еще видел ее, а сейчас сосна уже засохла.

Хэ Хуа-фэн рассказывал:

- Передавали, что, когда сосна эта еще не засохла, каждый раз, когда не было ветра и ярко светила луна, можно было услышать там звуки музыки. Некое весьма значительное лицо, как-то гуляя в этих местах, вместе с моими гостями и приятелями отправилось к сосне - послушать музыку; когда миновала вторая стража, раздались звуки цитры, они шли то изнутри дерева, то с его вершины. Спустя довольно много времени нежный голос неторопливо запел:

( Стихи в переводе А. Левинтона. )

- Это что еще тут за оборотень! - закричало значительное лицо. - Как ты смеешь петь при мне такие непристойности!

Раздался скрип, и пенье прекратилось.

Внезапно снова раздались звуки лютни, и послышалась песня:

Значительное лицо кивнуло головой и произнесло:

- Вот это уже ближе к классическому стилю.

В тот миг, когда еще звучали последние слова песни, за деревом чуть слышно прошептали:

- Этот старец очень податлив. Стоит только сочинить ему еще что-нибудь в таком же духе, и он сразу возрадуется.

Тут что-то хлопнуло, как бывает, когда лопается струна, и, сколько они ни прислушивались, сосна молчала.

* * *

В доме моего деда по матери, господина Чжан Сюэ-фэна, расцвели пионы; слуга Ли Гуй ночью увидел двух женщин, которые стояли, опершись на перила.

- При луне они особенно прекрасны, - сказала одна.

- В этих местах очень мало таких цветов, - ответила другая, - только в саду у господина Туна их больше.

Ли Гуй понял, что это - лисы, схватил черепицу и бросил в них; в то же мгновенье обе исчезли.

Внезапно посыпался град кирпичей; все оконные переплеты были повреждены. Господин Сюэ-фэн сам вышел из дому и видел это. Разведя руками, он воскликнул:

- Как можно таким утонченным красавицам, которые любуются цветами, слагают стихи, восхищаются луной, как можно им уподобляться ничтожным людишкам! Ведь это значит "убивать красоту пейзажа".

Не успел он сказать это, как воцарилась тишина. Дед с облегченным вздохом произнес:

- Обывательская вульгарность чужда этим лисам.

Цзи Жу-ай из Цзяохэ и Чжан Вэнь-фу из Цинсяня были старыми начетчиками и имели учеников в Сянь. Как-то, прогуливаясь при лунном свете, они оказались у заброшенного подворья; все было в зарослях кустарника, темно, запущено, тихо...

Сапог бога Эр-лана

Фэн Мэн-лун [19]Сапог бога Эр-лана Фэн Мэн-лун (?-1646) Повесть тринадцатая из сборника "Слово вечное, мир пробуждающее". Перевод выполнен по изданию: Син ши хэн янь, Пекин, 1962. 144. ... на восьмого императора династии Северная Сун Хуэй-цзу-на. - Хуэй-цзун правил с 1100 по 1125 г. Династия Южная Тан (937-975) правила в одном из десяти мелких государств, основанных на развалинах Танской империи в районе южного течения реки Янцзы. Последний владыка Ли - Ли Юн (правил с 961 по 975 г.) прославился как крупный поэт. 145. Государь Шэнь-цзун - правил с 1067 по 1085 г. ... его брат Чжэ-цзун -правил с 1085 по 1100 г. Меж Четырех морей - образное название Китая. В первый год... эры "Возвещения гармонии" - то есть в 1119 г. 146. ... любимой наложницы государя Ань-фэй . - Ань-фэй - дочь торговца вином как-то попалась на глаза всесильному сановнику Ян Цзяню, он доложил о ней государю, и девушка была взята во дворец. Она полностью завладела чувствами государя. ... уже закалывала волосы в пучок - то есть исполнилось полных пятнадцать лет. 148. Тайвэй - высшая военная должность, равная первому министру. 149. Сюанъ-цзун правил с 847 по 859 г. ... не менее сотни лет . - Сказитель рассказывает знаменитую в сунском Китае историю, послужившую сюжетной основой известной новеллы Чжан Ши (XII в.) "Красный лист" (русский перевод см. в кн. "Нефритовая Гуань-инь". М., 1972). 150. ... Истинный и святейший правитель Северного предела - дух Севера, черноликий Сюань-у, почитаемый последователями даосизма. Бог Эр-лан . - Существуют различные предания о боге Эр-лане; по одной версии, он бог вод - сын древнего героя Ли Бина, по другой - племянник самого Верховного небесного владыки, Нефритового государя. В позднесредневековое время Эр-лан был особо почитаем как бог актеров. 152. ... яшмовый пояс ланьтяньский . Ланьтянь - название горы в одноименном уезде северо-западной провинции Шэньси. 153. ... не парков инчжоуских житель ... - Инчжоу - сказочная гора, будто бы плавающая в море, на которой обитают бессмертные. ... у Чжан Сяня, дарующего сына... - Чжан Сянь - один из божеств китайского народного пантеона, который будто бы ниспосылает страждущим талантливых сыновей. Иногда его изображают с самострелом, стреляя из которого он якобы может рассеять нависшую над людьми беду. 154. ... около Яшмового пруда. - По древним мифологическим представлениям, на горе Куньлунь подле Яшмового пруда живут бессмертные феи, прислуживающие богине Запада Си-ван-му. ... в Пурпурном чертоге - то есть в обители Небесного государя. 156. ... густые облака и щедрый дождь. - Облака и дождь - символ соития. 159. Тайшань - одна из крупнейших гор собственно Китая. 168. ... книги Конфуция и Мэн-цзы. - Мэн-цзы (372-289 гг. до н. э.) - известный философ, последователь Конфуция. 169. Разбойник Чжэ - знаменитый разбойник древности. 170. Оленя лошадью назвав // сановник рассчитал вполне. - Намек на известную историю, происшедшую в III в. до н. э., когда всесильный сановник Чжао Гао, мечтавший захватить трон, поднес молодому государю Эр-шихуану оленя, сказав, что дарит коня. Придворные, боясь Чжао Гао, стали тоже утверждать, что это конь, и государь решил, что его морочат бесы. Или увидел мотылек Ц философа Чжуана. - В книге философа Чжуан-цзы (IV в. до н.э.) рассказывается, что однажды философу приснилось, что он весело порхающая бабочка. Проснувшись, он не мог понять, снилось ли ему, что он бабочка или это бабочке снится, что она Чжуан-цзы. 174. Заповеди Сяо-хэ // нарушать никогда не станешь. - Имеются в виду строгие законы, разработанные в начале династии Хань (II в. до н. э.) советником Сяо Хэ.

( Здесь и далее стихи в переводе Г. Ярославцева. )

В этих стихах, сложенных одним сунским ученым на мотив "Зеленые кроны ив", таится намек на восьмого императора династии Северная Сун Хуэй-цзуна, известного также под именами Праведного государя из Яшмового чертога Божественной выси, или Оперенного мужа истинной чистоты, возвещающего гармонию. Утверждают, будто сей государь был воплощением Ли - Последнего владыки, того, что правил в Южноречье во времена династии Южная Тан.

Однажды родитель Хуэй-цзуна, государь Шэнь-цзун, прогуливаясь по дворцу, увидал портреты императоров былых времен, и среди всех прочих взгляд его поразил величественный облик Последнего владыки. Чело на портрете исполнено было такого величия духа, словно бы, отринув земную нечистоту и грязь, Ли устремился куда-то за пределы бренного мира. Вздох восхищения вырвался из груди государя. А спустя некоторое время Шэнь-цзун вновь увидел Последнего владыку, тот приснился ему входящим во дворец, и вскоре у Шэнь-цзуна родился сын - будущий Праведный государь. Сызмала отличался он изысканностью манер, непринужденным обхождением и редкостной красотой. Все давалось ему необычайно легко. Еще юношей он удостоен был титула князя Дуань-вана, а когда старший брат его Чжэ-цзун отошел к небожителям, сановники двора возвели его на престол и провозгласили Сыном Неба. В годы правления Праведного государя меж Четырех морей царило спокойствие, двор не ведал потрясений. Государь очень любил сады. В первый же год эры "Возвещения гармонии" повелел он сановнику Лян Шу-чэну начать большие работы в северо-восточном углу столицы, и вскоре там появились пруды и парки. Место это названо Серебряным холмом на Горе долголетия. Другому вольможе, Чжу Мяню, государь повелел собрать для сада редкие цветы и деревья, привезти бамбук и камни диковинных очертаний. Созваны были лучшие мастера Поднебесной. Работы длились несколько лет. Казна пустела. Но в конце концов устроение сада завершилось, и он получил название "Гора десяти тысяч лет". Чего только в нем не было! Среди прекрасных деревьев благоухали невиданные цветы, порхали неслыханные птицы, разгуливали диковинные звери. Высоко к небесам вздымались башни, а среди них были разбросаны легкие беседки. Величавая мощь соседствовала тут с изящною прелестью. Как описать всю эту дивную красоту?! Как перечислить достопримечательности роскошного сада: дворец Яшмовых цветов, Нефритового леса, Защиты гармонии, беседка Великого благоденствия, Небесной чистоты, Тонкого очарования, беседка Ступенчатой горы; павильон Яшмовой выси и парящего феникса. На дорожках государева сада вы могли бы увидеть прославленных вельмож: и Цай Цзина, и Ван Фу, и Гао Цю, и Тун Гуана, и Ян Цзяня, и Лян Ши-чэна, словом, всех, кого прозывали тогда "Шестью разбойниками годов Возвещения гармонии". Нередко приходили они туда полюбоваться пленительным садом. А сейчас послушайте-ка стихи:

Так вот, рассказывают, что к юго-западу от дворца Защиты Гармонии стоял Яшмовый павильон, служивший опочивальней любимой наложницы государя Ань-фэй. То было на редкость красивое здание: двери выложены узорными пластинами, окна украшены причудливыми петлями и ручками; арки стрельчатые, стропила узорные... Все источало сиянье, все привлекало взоры. Как-то вельможа Цай Цзин устроил здесь пир в честь государя, после чего на одной из дворцовых стен оказались такие стихи.

Но оставим пока в стороне Ань-фэй - первую из любимых наложниц Шести покоев, а расскажем о другой - по имени Хань Юй-цяо. И ее ввели во дворец, выбрав в свой час среди множества прочих красавиц. И ее облачили в платье, пышное, что твое облако, и украсили дорогими каменьями. Госпожа Хань на диво была хороша собой: белизною кожи могла устыдить снег, нежной прелестью лика затмила бы прекрасные фужуны. Но вот беда! Вся любовь и вся ласка Сына Неба доставалась одной лишь Ань-фэй, ей же, госпоже Хань, не перепадало и капли от влаги государевой милости, меж тем как она тогда уже закалывала волосы в пучок.

Итак, весна была в самом расцвете. А очарование здешних мест способно было пленить любого человека, - любого! - но не красавицу Хань. Ее оно не трогало ничуть. Оттого и не в радость ей были дорогие украшения и пышные наряды. Ей противны были алые циновки, один только холод рождали изумрудные одеяла. Едва озарит луна яшмовое крыльцо, тоска охватывает сердце, - оттого, что не слышит она посвиста фениксовой свирели. Едва застрекочут сверчки на белой стене, в душе возникает обида - оттого, что приходится ей одной томиться в одинокой постели. Весенние мысли мало-помалу покинули ее, тоскливые вздохи то и дело срывались с уст. В конце концов пришла к ней болезнь. Об этом сказано:

В схожих случаях говорят еще и так: крошится мало-помалу яшма, сякнет ее аромат, ивы стоят в печали, никнут цветы в унынье. Из государевой аптеки прислали к госпоже Хань лекаря. Он прощупал ее пульс и велел принять какое-то снадобье. Но ведь это все равно, что камень кропить водою! И вот однажды Праведный государь призвал к себе тайвэя Ян Цзяня и говорит ему:

- Помнится, это ты в свое время привел во дворец деву по имени Хань? Теперь повелеваю тебе взять ее в свой дом на леченье. Пусть она поправится, и ты снова доставишь ее в наши покои. Ей каждый день будут приносить самолучшую еду из дворца, а смотреть ее и прописывать целебные снадобья приказано лекарям нашей аптеки. Едва заметишь, что дело идет к поправке, немедленно доложишь нам!

Ян Цзянь низко поклонился. И тотчас велел дворцовым прислужникам снести к себе в дом лари да сундуки госпожи Хань, полные украшений и всяческой утвари. В один прекрасный день красавицу усадили в особенный теплый паланкин. С двумя доверенными служанками и двумя же юными слугами, окруженная густою толпою челяди, явилась она к дому тайвэя. Ян Цзянь тут же известил жену о ее приезде, а сам поспешил навстречу гостье. Поместили госпожу Хань в западном саду, в домике с двумя небольшими дворами. Возле садовых ворот, обычно закрытых накрепко, стояла бадья для писем и еды. Замок снимался тогда лишь, когда приходил лекарь или кто-нибудь из дворни. Каждый день государеву наложницу навещали тайвэй и его жена. А вот стихи:

Прошло около двух лун. Мало-помалу госпожа Хань стала есть, на лице появился прежний румянец. Обрадованные хозяева решили отпраздновать выздоровление гостьи и уж недальние ее проводы. На столе дважды успели смениться яства, а вино пять раз побывало в бокалах, когда Ян промолвил:

- Какая радость, госпожа, что вы поправились! В скором времени мы сможем сообщить благую весть во дворец, и вы снова вернетесь в государевы покои. Что думает об этом госпожа?

- Тоска и печаль надломили меня. Почти две луны я была больна. Только сейчас мне стало немного лучше. Вот почему мне бы хотелось побыть у вас еще некоторое время. - Тут молодая женщина сложила у груди руки и поглядела на хозяев. - Господин тайвэй, госпожа, молю вас, не докладывайте пока ни о чем.

Беспокойство и хлопоты, что терпите вы из-за меня, велики, но я никогда не забуду вашей доброты и со временем щедро отблагодарю вас.

Ян Цзянь и жена согласились. Прошло еще две луны, и госпожа Хань устроила ответное пированье. Пригласили сказителя, и тот среди прочих рассказов поведал им о прекрасной наложнице танского императора Сюань-цзуна, что также звалась госпожою Хань. Государь обделил ее любовным вниманием, и красавица не знала, как ей жить дальше. Охваченная скорбью, написала она на красном кленовом листе стихи и бросила лист в ручей. Вот они, послушайте!

А как раз в эту пору возле дворцовой стены оказался молодой ученый по имени Юй Ю, ставший впоследствии весьма знаменитым. Он выловил из воды красный лист, приписал там стихи, созвучные первым, и по воде же отправил обратно... В конце концов Сын Неба проведал об этом и отдал госпожу Хань молодому ученому в жены. Супруги прожили в добром согласии не менее сотни лет.

Услышав рассказ, госпожа Хань глубоко вздохнула, ничего не сказала, но про себя подумала: "Мне бы такое счастье! Тогда можно было бы сказать, что жизнь не прошла впустую".

Пирование кончилось, государева наложница отправилась к себе в опочивальню и вскоре уснула. Как вдруг в полночь она пробудилась. В голове была тяжесть, глаза жгло. Все члены ее лишились силы, тело ломило. Появился жар. Снова недуг, только более опасный, охватил ее. Тут можно бы припомнить такие стихи:

Рано утром жена тайвэя пришла навестить ее. - Счастье еще, что не успели сообщить во дворец! - сказала она и добавила: - Теперь-то уж вы поживете у нас. А мы, госпожа, с радостью будем за вами ухаживать. И пусть мысли о возвращении во дворец более не заботят вас.

- О, как признательна я вам за участие! - воскликнула госпожа Хань. - Но только этот новый и, верно, роковой недуг не дозволит мне отблагодарить вас. Вот что меня мучит! Хоть до неба далеко - по пословице, - а земля совсем близко, но даже и там, в будущей моей жизни, я буду преданно служить вам, как собака или лошадь.

Последние слова наложница произнесла едва слышным голосом. Кто бы не заплакал, на нее глядя?! И жена тайвэя не выдержала.

- Не терзайте себя! - сказала она. - Еще в старину говорили, что на добром человеке - отмета Неба, беды его коротки и несмертельны. Вот вы... В природе вашей нет и тени недуга. От того и зелья, которыми пользуют вас, не лечат, а скорее наносят вред. Скажите, госпожа, не испытали ли вы во дворце сильное горе или неутоленное желанье? А может, вы обидели какого духа?

_ Ваша правда! Ваша правда! Целыми днями томилась я во дворце тоской и уныньем. Желанья мне были неведомы. Да и что я могла почувствовать сердцем? Но вот сейчас я подумала, а что, если, - все равно ведь снадобья и зелья мне невпрок, недуг мой не исчезает, - что, если обратиться с мольбою к здешним духам или к святым отшельникам?! Излечат они меня - отблагодарю их сторицей.

- Что вам сказать, госпожа... Среди всех окрестных духов самыми сильными почитаются двое: Истинный и Святейший Правитель Северного предела и бог Эр-лан, хранитель Тайного пути у Чистого истока. Помолитесь им, попросите их о защите. И коль скоро просьба ваша исполнится, я самолично отправлюсь в храм вместе с вами и отблагодарю их богатыми подарками.

Госпожа Хань согласно кивнула головой. Тут же два мальчика-слуги внесли столик для моленья. Не отрывая головы от подушки, прижала она пальцы к вискам и из последних сил взмолилась к Небу. Вот молитва злосчастной Хань:

- О духи! Меня зовут Хань. Вы, верно, знаете: девушкою попала я когда-то во дворец, но так и не сподобилась любви государя. Злая судьба уготовила мне тяжкую болезнь, и вот я здесь, в доме господина Яна. О духи! Возьмите меня под свою защиту, верните здоровье. А за это я вышью для вас два шелковых полотнища, а также обещаю многие иные дары и богатые подношенья. Я поеду в храм на поклоненье, закажу там службу, словом, сделаю все, дабы отдарить вас на совесть!

Следом и жена тайвэя с курительными палочками в руках принялась молиться о судьбе своей гостьи. Наконец, они простились и... но об этом мы рассказывать не будем.

Вскоре произошло чудо. Госпожа Хань почувствовала облегчение, день ото дня она становилась все спокойнее, а через месяц и вовсе поправилась. Обрадованная хозяйка дома вновь устроила по этому случаю пирование.

- Вот кто поистине всемогущ и исцеляет понадежней любого снадобья, - сказала она. - Поэтому следует вспомнить о благодарности и исполнить обет.

- Да разве смею я о нем забыть? - воскликнула госпожа Хань. - Шелковые полотнища уже готовы, и я хочу ныне просить вас, госпожа, коли вы не имеете ничего против, отвезти меня в храм, дабы я смогла отблагодарить щедрых духов.

- С удовольствием поеду.

На этом разговор их и закончился.

А госпожа Хань вышила целых четыре длинных полотнища и приготовила обильные дары для духов. Ведь еще в древности говорили:

И верно! Коли есть у тебя деньги, все тебе доступно, что любо - то и под силу! И так проходит несколько дней, и вот уж полотнища, расшитые государевой наложницей, прикреплены к бамбуковым шестам, и все, все кругом любуются их яркими красками.

Выбрали счастливый день, и обе женщины, а с ними толпа слуг и прислужников, нагруженных бесчисленными дарами, двинулись к храму Правителя Северного полюса. Настоятель Ян, а он был тайвэю родственник, торопливо вышел навстречу гостьям и проводил их в главный храмовый зал. Монахи возгласили слова сутр, после чего полотнища заняли подобающие места.

Госпожа Хань стала читать молитвы, пощелкивая, как то и полагалось, зубами для устрашения недобрых духов. Затем настоятель провел женщин по галерее в особенную келью и попотчевал чаем. Хань приказала слугам вручить деньги для храма, после чего женщины откланялись и сели в паланкин. Не будем Рассказывать о том, что было с ними дальше в этот вечер, скажем только, что заутра женщины вновь отправились в путь. На сей раз они поехали в храм бога Эр-лана. Это-то путешествие и привело к событиям, весьма любопытным и даже странным. Но послушайте вначале такие стихи:

Впрочем, скорее - к сути рассказа! Путницы подъехали к храму, их встретил настоятель. Монахи прочли приличные случаю сутры, совершили воскурения и на том бы всему и кончиться! Но как раз в это время жена тайвэя отлучилась в соседний флигель, госпожа же Хань, оставшись одна, подошла поближе к месту, где восседал бог, и легонько пальцем отодвинула златотканый полог. Не сделай она этого, может быть, ничего бы и не произошло. Но она взглянула на бога, и дыхание у ней занялось, взор помутился. Что же она увидела?

Все у госпожи Хань завертелось перед глазами, сердце затрепетало, и вот наконец с губ, вопреки ее воле, слетели неосторожные слова:

- О, если бы у меня была добрая судьба! Она сжалилась бы надо мной и дала мужа, вот такого, как этот бог. Это - желание всей моей жизни!

Но тут в зале появилась супруга Яна. - Госпожа Хань! Вы что-то просили у бога? Что же? - спросила она. - Нет-нет, я ничего не сказала, - спохватилась молодая женщина. Жена тайвэя не стала донимать ее расспросами.

Пробыли они в храме до самого вечера, а потом вернулись домой, и каждая отправилась к себе отдохнуть. Однако об этом мы пока умолчим. Вот только послушайте, что говорят:

Воротившись домой, госпожа Хань сняла выходные наряды и переоделась в домашнее платье. Она распустила волосы, похожие на черное облако, села и, подперев рукою щеку, глубоко задумалась. Мысли ее витали вокруг бога Эр-лана. Внезапно, словно бы вспомнив что-то, она кликнула служанку и велела поставить в тихом углу сада столик для богослужений.

- Ах, если бы только судьба смилостивилась и подарила мне мужа, похожего на бога Эр-лана! - взмолилась она к Небу. - Насколько это было бы лучше, чем томиться во дворце без срока и прока!

По ее щекам побежали жемчужины-слезы. Она свершила глубокий поклон и вновь стала молиться, потом поклонилась еще раз и снова взмолилась. Понятное дело, мечты ее были вздорные и даже бредовые, но - произошло чудо. Она уж собралась было уходить, как вдруг в глубине сада среди цветов послышался некий звук. Она оглянулась. Пред нею был сам бог Эр-лан!

Да! Внезапный гость нисколько, ни единою черточкой не отличался от бога Эр-лана, того, что стоял в храме, хоть распахни глаза да гляди в упор. И точно так же в руке у него был самострел, словно у Чжан Сяня, дарующего сына...

Госпожа Хань обрадовалась, но и испугалась. Конечно, она испугалась - ведь что ни говори, а спустился к ней сам бог, и неизвестно, с добром он или же с худом. Но вскоре она успокоилась. Лик Эр-лана источал веселость, губы смеялись, и будто хотел он вымолвить что-то. Госпожа Хань совершила полошенный поклон.

- Это великое счастье - лицезреть божество, - сказала красавица. - И меж ее пунцовых уст засияли чистые, ровно яшма, зубы. - Прошу вас, божественный, войдите в дом. Там я окажу вам должные почести.

Эр-лан со светлой улыбкой прошел в передние комнаты и сел. Хозяйка стала перед ним в подобающей позе и смиренною речью почтила его приход.

- Благодарю вас, о госпожа, за уважение, ко мне проявленное, -сказал Эр-лан. -Я, ничтожный из божеств, прогуливался в Лазоревой выси, как вдруг услышал ваши чистые моления. Я навел справки, и оказалось, что вы были отмечены знаком небожителей и печатью праведников и прежде жили вместе с ними около Яшмового пруда. Однако впоследствии душа ваша утратила покой и стройность, и Яшмовый владыка повелел вам на время низойти в земную юдоль. Но послал он вас во дворец государя, Сына Неба, дабы вы удостоились богатства, славы и почета, принятых среди людей. Исполнятся времена и сроки, и вы снова будете в Пурпурном чертоге, - но уж не обычною смертной.

Счастливая госпожа Хань поклонилась богу и сказала с мольбою в голосе:

- О божество! Мне не нужны ни богатство, ни почет и слава! И я не хочу возвращаться во дворец. Если судьба так милостива, то пусть поможет мне выйти за доброго человека, да чтобы муж мой внешностью походил бы на вас, о божественный! Я прожила бы с ним многие годы и узнала бы наконец, что есть на свете вешние цветы и осенняя луна.

- Ну это совсем не трудно! - улыбнулся Эр-лан. - Когда брачная нить определилась, то встреча произойдет и за тысячу ли отсюда. Только сильно ли ваше желанье, госпожа?

С этими словами бог поднялся и подошел к окну. Раздался негромкий звон, и он исчез.

Не приди бог Эр-лан к госпоже Хань, может, все так бы и обошлось, но тут она словно пригубила хмельного дурмана. Как была, в одежде, бросилась она на постель и крепко уснула до утра. Верно говорится:

Так вот и случилось, что набежали весенние чувства и госпожа Хань не совладала с ними!

"До чего сладко стало на душе, когда бог явился ко мне и мы глядели друг на друга... - думала она. - Но отчего он исчез так внезапно? Впрочем, на то он и бог. Он лучше разумеет, чем мы, смертные... Ах, зачем я только все думаю о нем и тревожу себя... - Здесь мысли ее прервались, но затем вновь возвратились к Эр-лану. - Он хоть и бог, а совсем как человек. И ликом, и обхождением, и речами, и смехом он точь-в-точь обычайный смертный. Так неужто сердце его не дрогнет при виде моей красоты? Ах, зачем я дала ему уйти просто-запросто! Надо было быть поласковее да понежнее. Ведь лаской можно покорить любого, даже если он из железа или из камня. А я! Глупая я, глупая! Ну когда он теперь придет опять?"

Ночь напролет она не смыкала глаз, все думала и не знала, что бы придумать. Только под утро забылась она сном, а пробудилась около полудня. Весь день красавица была сама не своя, в нетерпении ожидая вечернего часа. Едва сгустились сумерки, поставила она столик в дальнем углу сада и принялась молиться.

- О Небо! Хочу еще хоть разок увидеть бога Эр-лана! И не будет у меня большего счастья во всех моих трех жизнях!

Только она успела это вымолвить, как раздался знакомый уже негромкий звон, и пред нею появился Эр-лан. Она чуть не закричала от радости. Печаль ее улетучилась, тоска растаяла, будто весенний лед.

- Пожалуйте, о божественный, во внутренние покои, - сказала она, поклонившись. - Я хочу доверить вам одну сокровенную тайну.

По лицу Эр-лана разлилась широкая улыбка. Он взял красавицу за руку, и они вместе вошли в опочивальню. Бог сел, а хозяйка, совершив поклон, стала перед ним.

- Садитесь и вы, - сказал Эр-лан. - Ведь я говорил, что лик ваш отмечен знаком небожителей.

Госпожа Хань велела служанке принести вино и фрукты и с легким изяществом присела напротив гостя. Всем своим видом она показывала, что хочет открыть богу какую-то тайну. Тут уместны были бы такие слова, они прямо, что называется, рвутся с губ:

- О божественный! - воскликнула госпожа Хань. - Быть может, хотя бы на краткий миг вы прервете бег своей колесницы и снизойдете до любви к простой смертной! - Ароматные уста ее приоткрылись, засияли жемчужные зубки, прекрасные, как у прославленной наложницы Сян-фэй. - Не сочтите слова мои за грубую дерзость.

Бог не замедлил согласиться. Взявшись за руки, они взошли на ложе, где их ждали, как говорят в таких случаях, густые облака и щедрый дождь. Госпожа Хань склонила свое тело, чтобы одарить бога любовью, и - забыла обо всем на свете. Пробило пятую стражу, когда Эр-лан поднялся наконец, с ложа. Он велел возлюбленной беречь себя и обещал снова прийти. Затем он оделся, взял самострел и подошел к окну. Снова раздался негромкий звон, и бог исчез.

Само собой, госпожа Хань рассталась с ним с великой неохотой, однако же сердце ее согревала радость, что бог Эр-лан все же посетил ее. Теперь она опасалась лишь одного, как бы тайвэй не отправил ее обратно во дворец. Что было делать? Разве что прикинуться снова больной и легкое недомогание выдать за сильный недуг. Вновь целыми днями она бродила по дому пасмурной, вновь улыбка пропала с ее лица. И никому было невдомек, что, едва спускался вечер, она расцветала, словно утренний цвет весною, и так и сияла от счастья. Приходил бог, и влюбленные, выпив одну за одной три чарки вина, всходили на ложе, где ждали их наслаждения, длившиеся до утра. И так было много дней кряду.

Но вот наступили осенние холода. Государь повелел выдать наложницам теплые осенние одежды. Тут-то он вспомнил о госпоже Хань. И послал придворного в дом Яна, дабы вручить государевой наложнице высочайшее послание и дары: атласное платье с поясом из яшмы. Получив все это, госпожа Хань поставила на столик душистую свечу и высказала государеву посланцу благодарность за высочайшую заботу.

- Мы рады вашему выздоровлению, госпожа, - сказал придворный. - Государь вспомнил о вас и послал вам дары. Он справляется о здоровье госпожи Хань. Если болезнь ваша прошла окончательно, вам надлежит поскорей воротиться в покои дворца.

Госпожа Хань оказала посланцу надлежащие знаки внимания, а затем промолвила:

- Мне, право же, стыдно попусту беспокоить вас, - но я должна признаться, что поправка моя затянулась. Я верю, господин, что вы так и доложите государю, а мне окажут милость и разрешат побыть тут еще хоть немного!

- Не предвижу препятствий, о госпожа, ведь у государя не одна вы. А во дворце я скажу: так, мол, и так, она еще не вовсе здорова, и ей надобно хорошенько за собою следить, чтобы поправиться сполна...

Придворный ушел, и больше нам о нем рассказывать нечего. Между тем вечером бог Эр-лан вновь заявился к госпоже Хань.

- С великою радостью вас, о госпожа, - сказал он. - Оказывается, государева к вам любовь не иссякла. Он одарил вас платьем и яшмовой опояской. Дозвольте взглянуть?

- Как вы узнали об этом, божественный? - подивилась молодая женщина.

- Я обозреваю Поднебесную и ведаю все, что делается в четырех ее сторонах. Мне ли не знать о том, что происходит о вами? Дело пустячное!

Госпожа Хань вынесла богу дары государя.

- Одному человеку не пристало наслаждаться столь редкостными вещами, - сказал Эр-лан. - Вот видите ли, в моем наряде как раз не хватает яшмовой опояски. Было бы только справедливо, если бы госпожа подарила ее мне.

- О божественный! - воскликнула красавица Хань. - Ведь мы теперь связаны тесными узами, я всем телом принадлежу вам. Так возьмите же и опояску, раз она вам нужна. Она - ваша!

Эр-лан рассыпался в благодарностях. Они взошли на ложе, где предались обычным удовольствиям, а в пятую стражу он, как всегда, поднялся, оделся, взял самострел, прихватил яшмовую опояску и подошел к окну. Раздался негромкий звон, и бог исчез.

Надо ли приводить здесь такие слова:

Как мы уже рассказывали, госпожа Хань жила отдельно от всех в особом домике с двумя дворами. Ведь это была как-никак наложница государя, и осторожный тайвэй окружил ее тщательными заботами. В комнатах царила тишина, никто из посторонних не смел даже и заглянуть в покои красавицы. Однако в последнее время дворня стала примечать, что из комнат, соседних западному саду, всю ночь пробивается свет и доносятся словно бы звуки беседы. Замечено было и то, что госпожа Хань на удивление похорошела и лицо ее так и пышет довольством и счастьем. Тайвэй заподозрил неладное и после коротких колебаний решил посоветоваться с госпожой Ян.

- Мне кажется, дело нечисто, - сказал он жене. - А ты как считаешь?

- Вначале я тоже было засомневалась, но потом подумала: Домик тщательно стерегут, ворота запирают накрепко. Вряд ли кто сумеет проникнуть туда без помех. Но ты беспокоишься, и надо проверить. Дело это, впрочем, нетрудное. Пошли-ка ночью слугу на разведки, он потихоньку туда проберется и посмотрит, что там да как. Мы все узнаем и никого не обидим.

- Верно, - согласился Ян. Он тут же вызвал двух слуг половчей и объяснил им, что делать. - Не вздумайте лезть через ворота, - напутствовал он. - Возьмите лестницу и, когда все стихнет, перелезьте через стену. Проникните в спальню, разведайте и мигом назад. Только будьте осторожней, дело нешуточное!

Слуги исчезли, а тайвэй стал ожидать их возвращения. Прошло не меньше часов четырех, прежде чем они появились. Тайвэй удалил посторонних, и разведчики поведали об увиденном. А увидели они вот что. В спальне госпожи Хань восседает гость. Они распивают вино и беседуют очень сердечно.

- А госпожа величает его божественным, - рассказывали они. - Мы внимательно все осмотрели: стены высокие, запоры надежные, никакой дурной человек не проникнет в покои, будь у него даже крылья. Может, он и вправду бог?

Известие это сильно напугало тайвэя Яна.

- Странно, очень странно! - воскликнул он. - Возможно ли случиться такому? А может быть, вы все наболтали? Глядите, шутить тут не приходится!

- Мы говорим правду, даже на полслова и то не соврали, - клялись слуги.

- Обо всем этом знают лишь вы да я. И чтоб больше ни одна душа не узнала. Ни гу-гу!

Слуги удалились, а хозяин пошел к жене и обо всем ей рассказал.

- Может быть, они и не врут, а только я должен увидеть собственными глазами, - сказал он. - Завтра ночью пойду туда сам. Какой такой бог?

На следующий вечер хозяин кликнул обоих названных слуг.

- Вот что. Один из вас идет со мной, другой сторожит здесь, - приказал он. - Но опять-таки - тихо!

С немалой опаской тайвэй и слуга перелезли через стену и подкрались к окну опочивальни. Тайвэй приник глазом к щелке. Что же он увидел? В комнате и вправду восседал бог. Все точно, как сказали слуги. Ян чуть было не завопил во весь голос, да вовремя затаил дыхание. Вот беда! Он вернулся к себе и, вновь наказав слугам держать язык за зубами, отправился прямо к жене.

- Госпожа Хань очень молода, и душа ее находится в брожении. Недаром говорят: сердце скачет обезьяной, мысли мчатся иноходцем, - говорил тайвэй. - Не иначе, повадился к ней злой дух, чтобы испортить государеву деву. А поскольку дело идет не о простом смертном, а о духе, здесь потребен заклинатель. Я сам пойду за ним, а ты подготовь госпожу.

На следующее утро жена Яна отправилась в Западный сад, где ее встретила госпожа Хань. Государева наложница предложила хозяйке дома сесть и угостила чаем. Жена тайвэя удалила служанок и, когда они остались вдвоем, доверительно сказала:

- До меня дошел слух, о госпожа, что каждую ночь вы с кем-то разговариваете и смеетесь. Прошу вас, расскажите мне все без утайки. Ведь это дело серьезное.

Лицо молодой женщины залилось пунцовою краской.

- У меня никто не бывает по ночам, и ни с кем я не беседую. Разве что иногда болтаю с прислугой. Кто, скажите на милость, может пробраться сюда?!

Тогда жена Яна рассказала о том, что видел ночью ее муж, и госпожа Хань помертвела от страха. Глаза ее широко раскрылись, уста занемели.

- Не бойтесь, госпожа! - успокоила ее жена Яна. - Мой супруг сейчас пошел за ворожеем, и тот точно скажет, кто бывает у вас: человек или нечистая сила. Когда наступит вечер, соберитесь с силами и не пугайтесь.

Хозяйка ушла, а молодая женщина так и осталась сидеть, обливаясь холодным потом.

Наступил вечер, и к ней снова явился бог Эр-лан. На этот раз он положил самострел рядом с собой. Тем временем в доме появился еще один гость - известный ворожей Ван, ученик Праведника Линя из храма Божественной помощи. Он заблаговременно вошел в передний зал и сразу же приступил к заклинаниям. С наступлением сумерек прибежали слуги.

- Бог пришел! - закричали они.

Ворожей Ван, облаченный в пышные одежды, взял в руки меч и с важным ликом быстро направился к домику госпожи Хань.

- Вражья сила! - громогласно завопил он, едва переступив порог. - Как смеешь ты осквернять государеву жену! И ни шагу, ни шагу! Сей миг мечом разрублю!

- Да ты невежа! - молвил Эр-лан, нимало не смутившись.

Нет, вы только представьте себе:

Трах! И шарик угодил прямо в висок заклинателю! Брызнула кровь, и, роняя меч, грохнулся Ван оземь. Слуги бросились на помощь и поспешили унести его в передний зал.

Эр-лан вскочил на окно. Снова раздался негромкий звон, и Эр-лан исчез. Чем все это кончилось? Право же, не ведаю.

Госпожа же Хань, после победы Эр-лана над заклинателем совершенно воспряла духом, уверовав в божественную его сущность. Меж тем тайвэй, узнав о позоре Вана, вручил ему несколько денег за причиненное беспокойство и отпустил восвояси. Теперь он решил послать за подмогою к другому чародею - даосу Паню из обители Пяти холмов. Тот ведал тайны заклинаний по Пяти громам и Небесному сердцу, был весьма хитроумным и проницательным ворожеем, знающим колдовство. Он мигом явился к тай-вэю, и сановник посвятил его в суть дела.

- Пусть мне сначала покажут этот Западный сад. Я сам хочу понять, как проникает сюда гость. Тогда я точно скажу, дух это иль человек.

- Согласен, - ответствовал Ян.

Ворожей отправился в сад и дотошно его осмотрел. Потом попросил привести госпожу Хань. Вглядевшись в красавицу, он обернулся к тайвэю и заключил:

- На лице госпожи нет следов нечистой силы. Значит, это дело рук человеческих. Правда, знакомых с колдовством. Есть у меня некий замысел. Для его осуществления не нужны ни заклинания, ни заговорная вода. Не надо ни бить в барабаны, ни звонить колокольцами. Если он появится, я сам схвачу его, как ловят черепаху в глиняный чан. Может статься, конечно, что, почуяв опасность, он не придет. Что ж, на нет - и суда нет!

- Но ведь, если он не придет, дело не раскроется, - заметил тайвэй и говорит: - Оставайтесь у меня, мы посидим и поболтаем, словом, дождемся вечера.

Рассказчик! Если бы гость наложницы Хань знал, что творится в доме тайвэя, он был бы куда осмотрительней и уж ни за что не явился бы в тот день. А тогда ищи ветра в поле! Все шито-крыто! И имя цело, и слава не подмочена! Тут поживился - идет на другое место. Не прекрасная ли жизнь! Ты словно бумажный змей с оборванной бечевою, лети куда хочешь! Да только не зря говорят: не делай дважды милое сердцу дело, не испытывай сызнова место, раз принесшее выгоду.

Однако Эр-лан (а ведь нам еще толком и неизвестно, кто он: дух или человек) уже отведал от сладкого плода. И вечером, как обычно, бесстрашно явился к госпоже Хань.

Чжан Цзэ-дуань (ок. 1085 - ок. 1145). Праздник поминовения на реке Бяньшуй (фрагмент).

- О божественный! - воскликнула госпожа Хань. - Я уж и не верила, что вы придете. Извините за такую встречу, ведь я не ждала вас. Но - о, радость! - вы невредимы.

- Так я же бог настоящий! Живу в запредельных высях. А сюда прихожу того ради, что связан с вами небесною нитью. Я хочу, чтоб вы очистились телом и сердцем и я мог бы взять вас с собою на небо. Что мне эти ничтожные букашки! Да мне целая армия не страшна! Пусть только посмеют сунуться!

И госпожа Хань прониклась к Эр-лану еще большим почтением, и радость ее удесятерилась.

Тем временем Яну доложили о приходе незнакомца, а он, в свой черед, сообщил новость чародею Паню. Тот попросил тай-вэя послать в Западный сад служанку с каким-нибудь поручением, а на самом деле она должна была незаметно выкрасть у бога самострел и принести хозяину. Служанка ушла. Пань не стал облачаться в одежды для заклинаний, лишь подвязал потуже халат. Не взял он и меча, прихватил лишь короткую дубинку, с тем оп и двинулся в сад, приказав двум слугам освещать дорогу.

- Если боитесь самострела, спрячьтесь! - сказал он. - А я пойду один. Посмотрим, заденет меня его пуля или нет?!

- Говорить-то хорошо! - ухмыльнулись слуги. - А уж влепят ему, это непременно!

Итак, служанка пришла к госпоже Хань и сказала, что ей надо прибрать комнаты. Потерла здесь, убрала там и незаметно подползла к Эр-лану. Бог сидел рядом с госпожой Хань и угощался вином. Надо ли говорить, что ему было не до самострела, и служанке удалось схоронить оружие в соседней комнате. Между тем двое слуг подвели Паня к дверям.

- Он здесь! - сказали они и бросились прочь, оставив Паня одного.

Чародей откинул занавеску и сразу увидел бога, сидевшего за столом. Пань с громким криком бросился на Эр-лана, целя своей дубинкой ему прямо в голову. Эр-лан стал шарить рукой возле себя в поисках самострела, но самострел исчез.

- Меня предали! - завопил он и бросился к окну. Все происходило почти мгновенно, не то что в рассказе. Ворожей погнался за ним и успел хватить бога дубинкой по ляжке. С ноги что-то свалилось. Но тут снова раздался негромкий звон, и Эр-лан исчез среди зарослей цветов. Ворожей не поймал беглеца, но обнаружил то, что потерял ночной гость. Это оказался сапог черного цвета, хорошей кожи, прошитый в четыре стежки. С тем Пань и отправился к хозяину.

- Я был прав, это никакой не бог, а самый обыкновенный человек, правда, знакомый с колдовским ремеслом. Теперь как его изловить?

- Вы хорошо потрудились, учитель, и можете возвращаться домой. Я сам возьмусь за расследование и приму нужные меры, - сказал тайвэй, щедро награждая даоса.

Здесь мы закончим одну часть истории и перейдем к следующей.

Тайвэй Ян приказал подать паланкин и отправился к Глав-ному императорскому наставнику Цаю. Он застал вельможу в кабинете и подробнейшим образом рассказал о случившемся.

Когда бы на этом все и кончилось, а то ведь мошенник поднимет меня на смех. Я не снесу позора!

- Дело поправимое, - успокоил его Цай. - Надо сообщить господину Тэну, правителю Кайфынской области. Тэн пошлет своих лучших и хитрейших сыщиков, и они отыщут следы. Сапог - важная улика. Так что суд недалек, поверьте.

- Благодарю вас за мудрое утешение, господин Наставник, - ответствовал тайвэй Ян.

- Извольте побыть тут, - проговорил хозяин, вызвал скорохода Чжана и приказал ему бежать за правителем области. Тэн явился без промедления. После взаимных приветствий хозяин услал слуг и вместе с Яном объяснил, что произошло.

- Он смеет злодействовать в священной близости Сына Неба! - воскликнул наставник Цай. - Господин правитель! Вам не следует медлить, но надо проявить большую осторожность и не вспугнуть преступника. Тронешь траву, вспугнешь змею! Дело нешуточное!

- Слушаюсь! - торопливо сказал правитель Тэн. Он посерел от страха. Взяв сапог, Тэн откланялся и поспешил в ямынь. Там он немедленно вызвал старшего сыщика Вана, который как раз в этот день находился на службе. Удалив слуг, правитель остался наедине с сыщиком и рассказал все, что было ему известно.

- Даю тебе три дня срока. Ты должен изловить мошенника, что беспутничал в доме Яна. Внимательно все разузнай, но делай дело тихо, без огласки. Выполнишь это поручение, щедро тебя награжу. Не выполнишь - пеняй на себя!

Правитель Тэн удалился, а Ван, тяжко вздохнув, взял сапог и направился в комнату сыщиков. Тут можно бы сказать так:

Надо вам сказать, что среди прочих сыщиков под началом у Вана служил некто Жань Гуй, по кличке Жань Большой. Это был очень ловкий сыщик, распутавший множество темных дел. Ван очень им дорожил.

Жань сразу заметил, что начальник чем-то встревожен, но не стал надоедать ему расспросами. Он весело болтал с сыщиками в стороне, делая вид, будто увлечен разговором. Ван достал из-за пазухи сапог, в сердцах швырнул его на стол и сказал:

- Злосчастная наша судьба! И начальство попалось бестолковое! Вот, - показал он на сапог. - Он говорить не может, а начальник дал три дня сроку: поймайте, мол, по этому сапогу злодея, который напаскудил в доме тайвэя Яна. Ну как, служивые, вам до смеха?

Сыщики принялись разглядывать сапог, и только Жань Большой, казалось, не проявлял к нему никакого любопытства. Только и сказал:

- Да, трудно, трудно! - Он помедлил и добавил. - А вот что начальство наше бестолковое, это верно. Не удивительно, что ты так убиваешься.

Старший сыщик словно ждал этих слов.

- Жань Гуй! Вот и ты говоришь, что дело нелегкое! Да мне-то от этого не легче! Что ответить правителю Тэну? Ведь это не какая-нибудь там приказная строка, а сам правитель столичной области! И вы тоже хороши! Жалованье получать вы все мастера! А как до дела - то оно, выходит, нелегкое!

- Заурядного мошенника поймать просто, всегда концы найдутся, - промолвил кто-то из сыщиков. - А этот, говорят, знаком с колдовством. Разве к нему просто так подберешься? А если и подберешься, то не обрадуешься! Вон ворожей Пань! Сколько времени потратил, чтобы настигнуть злодея, а что получил? Один сапог! Не за что здесь ухватиться, никакой зацепки. Верно, не везет тебе, начальник.

Расстроенный сыщик от этих слов совсем понурил голову.

- Начальник! - вдруг спокойно сказал Жань Гуй. - Не падай духом! Этот злодей всего лишь человек. Голов у него не три, а одна, а рук - не шесть, а две. Вот найдется зацепка, хоть небольшая, и все всплывет наружу.

Он взял сапог, повертел в руках, внимательно осмотрел со всех сторон.

- Жань Гуй! Жань Гуй! Побереги голову! - прыснули сыщики. - Сапог как сапог - ничего в нем нет примечательного. Подумаешь, невидаль! Взяли кусок кожи, покрасили в черную краску, дратвой прошили, внутрь прилепили синюю ткань, посадили на колодку, брызнули водой - кожа натянулась, и вот сапог готов.

Просто загляденье!

Но Жань Большой знай делал свое дело - и так и эдак вертел сапог при свете лампы. Его заинтересовал шов: в четыре ряда мелкой стежкой. У носка дратва в одном ряду ослабла. Жань Гуй поддел мизинцем нитку и разорвал ее. Кожа отошла, и открылась синяя ткань. Сыщик вгляделся: к подкладке была приклеена полоска бумаги... Если бы Жань Гуй не обратил внимания на эту полоску, может быть, на этом все и кончилось. Но, взглянув на бумагу, он до того возликовал, будто нашел драгоценность. Тут и Ван радостно заулыбался. Сыщики склонились над находкой, и вот что они прочли: "Сделано в лавке Жэнь И-лана в пятый год третьей луны третьего года эры "Возвещения гармонии".

- Сейчас у нас четвертый год. Сапоги сшиты не более двух лет назад. Надо найти сапожника, тогда многое прояснится.

- Нет, сегодня мы его пугать не станем. А вот завтра утром пошлем к нему наших людей. Они скажут, что правитель, мол, области заказывает ему спешную работу. Он придет сюда, тут-то мы его и скрутим. Тут уж он и не отопрется!

- Правильно говорят, Жань Гуй, что ты парень с головой, - заметил Ван.

Всю ночь сыщики пили вино, и никто не уходил домой, а когда рассвело, Ван послал двух из них за сапожником. Через некоторое время появился сапожник, которого хитростью завлекли в приказ. Едва он вошел, сопровождавшие его посланцы мигом заговорили иначе.

- А ты, оказывается, смелый мошенник! Хороших дел натворил! - заорали они, скручивая сапожнику руки.

Жэнь И-лан затрясся от страха.

- Что случилось, почтенные! В чем я провинился? За что вы меня связали?

- Ты еще смеешь спрашивать? - заревел Ван. - А ну, взгляни на этот сапог. Твоей работы?

Жэнь И-лан взял сапог и внимательно его осмотрел.

- Моей, вы правы. Почему моей? А вот почему. Когда я открыл мастерскую, я тут же завел счетную книгу, в которую вписывал имена почтенных господ, заказчиков, равно здешних и из других мест. Писал, в какой год и месяц сделан заказ и из какого дома присылали за ним людей. В сапоги я вкладывал полоску бумаги, на которой стоял номер, такой же, как в книге. Если не верите, господин начальник, отдерите кожу и там увидите полоску.

Ван быстро смекнул, что, коли мастер раскрывает такие секреты, значит, не врет. Поэтому он решил вначале поговорить с И-ланом по душам, а потом и отпустить его с миром.

- Не обижайся, И-лан, но таков уж приказ начальника. Ничего не поделаешь. - Ван протянул бумажную полоску сапожнику. - Ну-ка взгляни!

- Начальник! Не важно, когда сделаны сапоги: год или пять лет назад. В книге все равно должна быть запись. Пусть кто-нибудь сходит за книгой вместе со мною, и все вам станет ясно.

Ван приказал сыщикам бежать вместе с Жэнь И-ланом в мастерскую. Трое что есть духу, помчались в лавку, и вскоре книга лежала перед старшим сыщиком. Ван стал листать ее, просматривая записи с первой страницы. Но вот он дошел до страницы, помеченной пятым днем третьей луны третьего года эры "Возвещения гармонии": записи в счетной книге и на полоске в злосчастном сапоге действительно совпадали. Однако же имя заказчика до того испугало Вана, что он едва не лишился речи. Выходило, будто сапоги-то заказал управляющий Чжан из дома самого императорского наставника Цая.

Ван схватил сапог, счетную книгу и приказал Жэнь И-лану следовать за собой. Он спешил к правителю области, чтобы доложить о своем открытии.

Правитель Тэн как раз в это время вошел в большой зал, чтобы открыть присутствие. Ван рассказал о случившемся и протянул книгу вместе с бумажной полоской. Тэн ушам своим не поверил!

- Вот так история! - изумился он. Потом перевел дыхание и говорит: - В любом случае сапожника можно отпустить, он в этом деле не замешан.

Жэнь И-лан грохнулся в ноги правителю.

- Отпускать-то я тебя отпускаю, да только гляди у меня, ни гу-гу! - бросил он вдогонку сапожнику, который уже торопился к выходу. - Станут допытываться, отделайся какой-нибудь шуткой. Запомни!

- Все запомню, господин правитель! - воскликнул обрадованный сапожник и помчался домой.

Правитель Тэн вместе со старшим сыщиком Ваном и Жэнь Гуем отправились к тайвэю Яну, который, как оказалось, только что вернулся с аудиенции. Узнав от привратника о визите гостей, он поспешил к ним навстречу.

- Дело такое, господин тайвэй, - сказал Тэн, - что здесь нам говорить не совсем удобно.

Хозяин предложил гостям пройти в небольшой уединенный кабинет в западной части дома. Он удалил слуг, и в кабинете остались лишь он сам и его гости. Правитель поведал ему, как обернулась эта история.

- Не смея действовать по своему разумению, прошу высшего совета, - закончил Тэн.

Рассказ правителя поверг тайвэя в смятение: "Императорский наставник - один из первых людей страны. Он богат и знатен. Вряд ли он способен на такое дело. Однако заказ был сделан из его дома, значит, это грязное дельце совершил кто-то из близких ему людей".

В конце концов они решили, что самое лучшее будет показать сапог самому наставнику Цаю.

"Только бы не задеть ненароком наставника, не обидеть его, - думал Ян. - А может, сделать вид, что ничего не случилось? Нет, дело нешуточное, к тому же получившее огласку. О нем знают два ворожея, сыщики да чиновники, которые допрашивали Жэнь И-лана... Если сейчас и удастся кое-как увильнуть от ответа, то впоследствии, когда все всплывет наружу, уже не докажешь, что тебе, мол, было ничего не известно. К тому же история может дойти до ушей государя. А уж если он разгневается, жди беды".

После долгих размышлений тайвэй отпустил старшего сыщика Вана и Жань Гуя и велел слугам приготовить паланкин. Оба сановника отправились к Цаю. В руках одного из слуг был ларец со счетною книгой и сапогом.

Воистину:

Мы остановились на том, что тайвэй вместе с правителем области поехали к императорскому наставнику Цаю. Они прибыли к дому, и привратник доложил о них хозяину. Ждали они довольно долго. Наконец вельможа позвал их в свой кабинет. После положенных церемоний, гости испили чаю, и хозяин дома спросил:

- Удалось ли что-нибудь узнать?

- Да, господин наставник, - воскликнул Ян. - Откуда злодей, нам известно, но схватить мы его не решались, боясь повредить вашему имени.

- То есть как? По-вашему, я покрываю злодея?

- Что вы, господин наставник! Разумеется, вы никого не покрываете. Но вы сами поразитесь и даже испугаетесь, если узнаете правду.

- Так говорите же, кто злодей? Не томите меня!

- Я смогу вам сказать, если вы удалите слуг, - сказал тайвэй.

Как только слуги покинули комнату, тайвэй открыл ларец и извлек из него счетную книгу.

- Господин наставник, дело касается вас, поэтому извольте решать его сами, - сказал он, подавая книгу Цаю. - Другие здесь не замешаны.

- Странно, весьма странно! - подивился Цай.

- Не взыщите, господин наставник, но ведь дело государственное.

- Я нисколько на вас не сержусь, но история с сапогом кажется мне очень странной и весьма туманной.

- Здесь все точно. В книге ясно сказано, что заказывал ваш человек по имени Чжан.

- Верно, что Чжан заказал сапоги и заплатил за них, но только к делу он вряд ли причастен. В моем доме всем гардеробом, то есть парадными одеждами, разными шляпами, обувью ведают управительницы, каждая из которых отвечает за свое. Они знают, где сделать какую-то вещь: дома или ее заказать на стороне. Они же отмечают все приходы и расходы и ежемесячно отчитываются. Надо заметить, что в делах у них полный порядок. Давайте посмотрим в книге, и все станет ясно.

Цай кликнул слугу и велел ему позвать управительницу, ведавшую обувью. Вскоре появилась женщина со счетной книгой в руках.

- А ну отвечай, - сказал наставник, - каким образом сапог из нашего дома оказался у посторонних людей? Проверь по книге!

Женщина тщательно сверила записи и вот что обнаружила. Оказалось, что в пятую луну прошлого года она действительно посылала слугу Чжана заказать сапоги, и он же их потом доставил домой. Но вскоре господин наставник подарил их некоему Ян Ши - начальнику уезда. Этот Ян, известный также под именем Ян Гуй-шань, был любимым учеником наставника Цая. Тогда его как раз повысили в должности и назначили начальником уезда близ столицы. По случаю отъезда он зашел проститься с учителем. Этот Ян Ши был ученым мужем и не слишком следил за своей внешностью. Вот наставник Цай и подарил ему на прощанье парадный воротник, пояс, отделанный серебром, пару сапог и четыре веера сычуаньской работы. Все эти подарки оказались отмечены в расходной книге, и хозяин дома показал запись гостям.

- Простите, господин наставник, - воскликнули тайвэй Ян и правитель Тэн, - поистине, эта история не касается вашего дома. Своим подозрением мы оскорбили вас, но ведь дело - государственное! Нижайше просим вас проявить снисхождение.

- Я ничуть не обижен, - рассмеялся наставник, - такова уж ваша служба, и вы исполняете ее как следует... Что же до Ян Гуй-шаня, то вряд ли он причастен к делу. Что-то здесь не то. Впрочем, это легко узнать, - ведь господин Ян служит недалеко от столицы. Я постараюсь без лишнего шума вызвать его, а вы, я думаю, можете сейчас идти, но опять-таки никому ни слова.

Гости простились и разошлись по домам, но об этом мы пока умолчим.

Сразу же после их ухода наставник Цай вызвал слугу и приказал ему немедленно ехать за Ян Гуй-шанем. Всего через два дня Ян прибыл в столицу. После взаимных приветствий и чаепития наставник подробно рассказал гостю историю с сапогом и заключил такими словами:

- Вы знаете, что начальник уезда словно бы отец для народа. Изъясните же мне, как могли вы решиться на такой опрометчивый шаг? Великое преступление! Можно сказать - обман Неба!

- Почтенный учитель, дозвольте сказать! - воскликнул начальник уезда, низко склоняясь перед Цаем. - Как вам известно, в прошлом году, вскоре после того, как получил я щедрые ваши дары, я покинул столицу. В дороге внезапно заболел: что-то случилось с глазами. Слуги сказали, что в этих местах есть один даосский храм под названием обитель Чистого истока с богом Эр-ланом, который будто бы делает чудеса. Я решил заехать туда, желая поставить перед богом свечу и поднести дары, ну и, разумеется, попросить об исцелении. А дальше? Дальше я и вправду поправился. Тогда-то я и решил вновь поехать на богомолье. И вот, взирая на бога, я приметил, что все в нем хорошо - и шапка и одежда, - но вот сапоги, кажется, прохудились. Тогда я и решил поднести ему дар - именно пару ваших сапог. Поверьте, господин наставник, я не лгу. Я никогда никого не обманывал, и темные дела мне не по нутру! Разве тот, кто изучает книги Конфуция и Мэн-цзы, способен подражать разбойнику Чжэ? Прошу вас, господин наставник, взгляните на дело непредвзято!

Цай, впрочем, знал своего ученика как истинного ученого, никак не способного на бессовестный поступок, вот почему, услышав его объяснения, он сказал:

- Не волнуйтесь, ваша добрая репутация мне хорошо известна, и вызвал я вас к себе, единственно чтобы установить некоторые подробности, без которых следователи не могут идти дальше, и, конечно, не успокоятся, пока не выведают все как есть.

Хозяин угостил Яна вином, попотчевал вкусною едою, а когда они прощались, предупредил Яна о полном молчании. А ведь верно сказано кем-то:

Цай пригласил к себе тайвэя Яна и правителя Тэна и рассказал им о своей беседе с начальником уезда.

- Как я предполагал, уездный начальник здесь ни при чем. Сдается мне, что столичным властям придется поусердствовать, дабы изловить мошенника.

Правитель области, молча выслушав его слова, взял сапог и откланялся. Возвратившись в ямынь, он немедленно вызвал к себе старшего сыщика Вана.

- Раньше у нас была хоть небольшая зацепка, - сказал он, - а сейчас - ничего, будто перед нами нарисованная лепешка... Вот тебе сапог и пять дней сроку. Без преступника не показывайся на глаза.

Вконец огорченный Ван поплелся к себе.

- Жань Гуй, - сказал он младшему сыщику, - ну и не везет же мне! Когда с твоею помощью нашли этого сапожника, я подумал: уж вроде бы все уладилось и утряслось, и делу конец. Раз тут задет сам господин наставник Цай, значит, непременно похерят дело! Чиновник чиновника всегда покроет. Ан нет, все закрутилось сначала - снова лови преступника! Да только ищи ветра в поле! Я начинаю думать, уж не бог ли он в самом деле? Кто знает? Сапоги-то уездный Ян ему подарил! А других улик у нас, кажется, и нет. Что же мы скажем правителю Тэну?

- Как и вы, я уверен, что сапожник не причастен к делу. Не виноваты господин наставник Цай и начальник уезда. Что касается бога Эр-лана, то вряд ли божество способно на подобные мерзости. Думаю, это кто-то из тех, кто живет поблизости с храмом, к тому же знакомый с колдовством. Придется мне сходить в этот храм. Похожу-погляжу, разведаю-разнюхаю, может быть, что и узнаю. Но только, начальник, не слишком радуйся, когда схватим кого, и не кручинься, коли никого не найдем!

- Согласен! - сказал Ван, протягивая Жань Гую сапог.

Итак, Жань Гуй, переодетый бродячим торговцем, прихватив звонкий барабан с бубенцами под названием "волнитель женских покоев", направился к храму, вошел, отложил в сторону коромысло с коробами, зажег благовонные палочки и склонился в низком поклоне:

- О Небо, ясновидящее и всемогущее! Помоги Жань Гую найти правду и поймать злодея, дабы сохранить имя бога в чистоте!

Кончив молиться, Жань Гуй вытащил из сосуда три гадательных бирки. Все три сулили большую удачу. Жань Гуй поклонился, чтобы выразить свою благодарность, и, вскинув коромысло, вышел из ворот. Что он делал? Прохаживался подле храма туда и сюда и обходил храм вокруг, внимательно глядел по сторонам.

Вот он заметил домик с маленькими оконцами, с одностворчатой дверью, прикрытой ветхим завесом из пятнистого бамбука.

- Торговец!-услышал он чей-то голос. - Иди-ка сюда. Жань Гуй обернулся, перед ним стояла молодая женщина.

- Это ты меня звала, девица? - спросил он.

- Я! Ты, как я вижу, и скупаешь и продаешь, а у меня как раз есть для тебя одна вещь. Отдаю задарма, - всего за несколько вэней. Захотелось дитя моему сластей, вот я и решила продать кое-что.

- Видишь эти короба, девица? Они у меня не простые. Я зову их "склад-сарай, что угодно собирай". Это потому, что все я беру и все покупаю. А ну показывай, что там у тебя?

Женщина что-то крикнула дочери, и та принесла... Как бы вы думали, что она принесла?

Перед Жань Гуем лежал сапог, точь-в-точь под пару тому, что добыл в свое время Пань-заклинатель, - те же четыре стежки! Сыщик едва не задохнулся от радости, потом вскричал:

- Так он же один, чего он стоит? - Потом спрашивает: - А сколько ты хочешь? Смотри, не запрашивай лишку!

- Я же сказала, продам за несколько вэней. Мне бы только купить что-нибудь моей девочке. Короче, назначай цену сам, но только по-честному!

Жань Гуй полез в кошель и достал полсвязки монет.

- Вот бери, коли согласна, а не хочешь, я пошел. Ведь у тебя всего один сапог, а нужна пара.

- Прибавь хоть немного, вещь-то хорошая.

- Не упрашивай, все равно не прибавлю. - Он вскинул коромысла и сделал несколько шагов.

Девочка захныкала.

- Постой-ка! - Женщина остановила Жань Гуя. - Полно тебе, прибавь хоть самую малость.

- Так и быть! - Сыщик отсчитал еще двадцать медяков. - Даю намного больше, чем он стоит. - С этими словами он сунул сапог в один из коробов и зашагал прочь, ликуя в душе.

"Дело-то наполовину сделано! - радовался он. - Главное теперь держать язык за зубами и хорошенько разузнать об этой бабенке!"

Спустился вечер. Жань Гуй оставил короба с товарами у знакомца, что жил возле моста Небесного брода, а сам отправился в приказ. Само собой, Ван приступил к нему с расспросами, но Жань Гуй ответил, что новостей пока нет.

На следующее утро, наскоро закусив, Жань Гуй пошел к названному знакомцу за своим товаром, а потом вновь направился к женщине, продавшей сапог.

Двери дома были на замке. Помрачневший сыщик стал соображать, что делать дальше. Поставив короба на землю, он подошел к соседнему дому. У ворот его на низенькой скамейке сидел старик и плел веревку из рисовой соломы.

- Эй, дядя, а дядя! - обратился к нему сыщик, соблюдая, разумеется, осторожность. - Хочу тебя спросить, куда это запропастилась твоя соседка-молодуха?

Старик оставил работу и поднял голову:

- А на что она тебе?

- Понимаешь, торговец я, купил вчера у нее старый сапог, да только плохо смотрел. Одним словом, убыток я потерпел. Вот и пришел забрать свои деньги обратно.

- Вроде к свекрови эта сучка ушла, - проворчал старик. - Придется тебе, парень, с убытком смириться. Ты знаешь, кто эта сучка? Она - полюбовница самого Сунь Шэнь-туна, настоятеля из храма бога Эр-лана. А знаешь, кто Сунь? Страшный он человек и с колдовством знаком. Наверное, и сапог-то с помощью ворожбы достал а потом велел полюбовнице продать его да сластей накупить. С настоятелем она путается не один день. Правда, месяца два, а то и три назад разошлись они, только не знаю почему. Но недавно опять как будто снюхались... Денег она тебе ни за что не вернет. А коли разозлишь ее, нажалуется своему монаху, а с ним шутки плохи. Он тебя заколдует, и конец.

- Вон оно как получается... - протянул Жань Гуй, - ну спасибо и на этом.

Сыщик вскинул на плечо коромысло с коробами и, посмеиваясь, зашагал в город.

- Неужели повезло? - спросил его Ван.

- Вот именно. Только покажи мне для верности тот сапог.

Ван достал сапог, и Жань Гуй сравнил его со своим. Сапоги были парой.

- А этот у тебя откуда? - вскричал Ван.

И Жань Гуй не торопясь подробно рассказал обо всем, что с ним случилось.

- Говорил я, что бог ни при чем, - сказал он. - Все это проделки настоятеля храма. Сомневаться не приходится.

Ван ног не чуял от радости. По случаю такой удачи он зажег свечу и поднес Жань Гую чарку вина.

- Вот только как мы его сцапаем? - снова засомневался он. - Вдруг он пронюхал обо всем и дал стрекача?

- Вряд ли! Объявим завтра, что идем в храм на богомолье и несем подношенья. Настоятель выйдет нам навстречу, а кто-нибудь даст условный знак, -плошку уронит или еще что, -тут-то мы его и схватим.

- Это все так, - согласился Ван, - да только сначала надобно доложить правителю. Без его приказа арестовать нельзя.

И старший сыщик Ван отправился к правителю Тэну.

- Ну и молодцы! - воскликнул обрадованный Тэн. - Но только будьте осторожны, чтобы не сделать какого промаха. Я слышал, этот мошенник знаком с колдовством, может изменить обличье и даже вовсе исчезнуть. Поэтому захвати с собой зелье от колдовства: свиную и песью кровь, смешанную с чесноком и калом. Брызни на него, и он - бессилен.

С тем старший сыщик Ван отправился домой - готовить отворотное зелье. На следующее утро он велел одному из сыщиков спрятаться с зельем где-нибудь возле храма, а в нужный миг, когда схватят злодея, быть под руками. Сам Ван, Жань Гуй и еще несколько человек, все переодетые в богомольцев, направились в храм. В главном зале, где возжигают свечи, гостей встретил настоятель Сунь. Он успел прочитать всего несколько строк из священных текстов, как вдруг раздался звон - это Жань Гуй, стоявший рядом, уронил плошку с жертвенным вином. По этому знаку люди Вана бросились вперед.

Итак, сыщики набросились на Суня и тотчас облили его названным зельем. Теперь уж никакие волшебства помочь ему не могли, настоятель понял это и смирился.

Сыщики повели его в столичное управление, награждая по дороге тумаками да палками. Правитель Тэн, прослышав об этом, поспешил в зал присутствия.

- Подлый раб! - закричал он в страшном гневе. - Ты посмел заниматься колдовством! Мало этого, ты еще и осквернил государеву жену и выкрал у нее драгоценность. Отвечай!

Сунь Шэнь-тун стал было отпираться, но под пыткой во всем признался.

- Я занимался колдовством с малолетства. Потом стал монахом в храме Эр-лана, а затем с помощью подкупа и связей сделался настоятелем. Как-то я увидел в храме госпожу Хань и услышал, что она просит у бога дать ей мужа, похожего на него самого. И вот я решил нарядиться Эр-ланом. Совратил ее и выманил яшмовый пояс. Все это сущая правда.

Правитель отдал приказ: надеть на преступника кангу и бросить в темницу. Тюремщикам было сказано хорошенько сторожить злодея и ждать решения государя. Изложив суть дела в докладе на высочайшее имя, правитель Тэн отправился к тай-вэю Яну, а затем они вместе отправились за советом к наставнику Цаю.

Вельможа доложил обо всем государю, и вскоре последовал высочайший рескрипт: "За осквернение государевой жены и кражу драгоценности приговорить злодея к смерти через четвертование. Женщину к суду не привлекать. Яшмовый пояс, который не был в употреблении, вернуть в казну. Госпожа Хань, не сохранившая верности долгу, лелеяла греховные помыслы, а посему впредь ее во дворец не допускать, судьбу же ее препоручить тай-вэю Яну, дабы он, когда воспоследует надобность, выдал ее за простолюдина".

Молодая женщина, узнав о решении государя, вначале всплакнула, но потом отбросила печаль свою прочь. Ведь она и сама, в конце концов, того же хотела! И верно, со временем она вышла замуж за торговца из далеких краев, который имел в столице лавку. К себе на родину он госпожу Хань не взял, ибо почасту бывал в столице. Умер торговец в глубокой старости, но это уже другая повесть, а мы вернемся к нашей истории.

Когда пришло государево решение, Сунь Шэнь-туна вывели из кайфынской тюрьмы и зачитали приговор. На тростниковом щите были записаны преступления монаха, а в конце были такие слова: "Казнить через разрубление на части". Злодея вывели на главную площадь города, где и казнили перед людьми. Вот уж поистине:

На казнь Суня сошлось поглазеть множество народа - стояли плечо к плечу, спина к спине. Глашатай зачитал список преступлений, а палач, призвав на помощь духов казни, приступил к делу. Так вот и четвертовали Суня, и толки и пересуды об этом долго еще не утихали в городе. Кто-то из прежних столичных сказителей составил жизнеописание Суня, оно и по сей день числится среди самых диковинных историй. Закончим же мы его такими стихами:

Глиняная беседка[20]Глиняная беседка Повесть тридцать седьмая из сборника "Слово доступное, мир предостерегающее". Перевод выполнен по изданию: Цзин ши тун янь, Пекин, 1962. 174. ... в Шаньдуне... - Шаньдун здесь не полуостров, а сокращенное название местности в современной провинции Хубэй. ... несколько пучочков волос . - В старину китайцы выбривали детям головы, оставляя несколько пучочков волос. 176. Цзянькан - местность в нынешней провинции Цзянсу. ... посреднику Чжоу... - При династии Сун в Китае существовал особый институт посредников, который подыскивал хозяевам работников, а если случалась кража или работник убегал, то помогали хозяевам ловить преступника. 178. Мэнчан живет в этом месте... - Имеется в виду Мэнчанский господин, один из влиятельных сановников китайской древности, прославившийся своим гостеприимством. При дворе его кормилось несколько тысяч гостей. 181. ... яшмовый заяц привстал на востоке . - Яшмовый заяц - метафорическое обозначение луны. Вот так и бамбук окропить ... - См. прим. к с. 77. Разрушили стену они // На многие-многие ли. - По народной легенде, от слез героини Мэн Цзян-нюй, муж которой погиб на строительстве Великой китайской стены, рухнула часть стены.

Рассказывают, что во времена династии Тан область Сянъ-ян в Шаньдуне именовалась еще "Восточной округой к югу от гор". Говорят также, что проживал в Сянъяне один торговец. Фамилия его была Вань, а все кругом величали его Служивый Вань. Был он третьим в семье, поэтому его еще звали господин Третий Вань, Лавка его в городе стояла на самом виду, на главной улице. Вань торговал чаем, а рядом с лавкой была у него и чайная.

У Ваня служил приказчик лет двадцати от роду по фамилия Тао, а по прозвищу Железный монах. Служил он в лавке с самого детства, с тех самых пор, как на голове его было всего несколько пучочков волос, В день, о котором пойдет речь, торговля уже кончилась. Хозяин, находившийся в это время в комнате, отгороженной матерчатой занавеской, заметил, что Тао - вот ведь мошенник! - зажал в кулаке сорок, а то и пятьдесят монет. "Посмотрим, что будет дальше", - подумал Вань. Надо вам знать, что у разливальщиков чая было в ходу выражение: "Сходить в такую-то округу или область". Вот, к примеру, кто-то сказал: "Сегодня я сходил в Юйхан". А Юйхан, как известно, находится в сорока пяти ли, значит, слуге удалось припрятать сорок пять монет. Бывало, и так говорили: "Сходил в Пинцзян". Значит, слуга прикарманил никак не меньше трехсот шестидесяти монет. Ну, а если кому удавалось добраться до Чэнду в Сычуани, можете себе представить, сколько он загребал за день! Так вот, хозяин стал смотреть, что же этот негодный Тао будет делать дальше. А Железный монах, вертя шеей, будто коршун, и с опаской озираясь по сторонам, сунул деньги за пазуху. Он, видно, думал, что его никто не заметил. Тут Вань откинул занавеску, неторопливо вошел и сел на скамью подле шкафа. Тао руку ослабил и давай шарить за пазухой, точно гладил себя. "Я, мол, сам себя щупаю". Потом снял пояс, отстегнул от него кошель, взял его за оба конца и тряхнул, а затем хлопнул себя по брюху и бедрам. Все это означало: "Ты, хозяин, может, что-то и видел, но только денег я твоих не крал". Хозяин поманил слугу пальцем.

- Я стоял за занавеской и все видел. Сначала ты монеты зажал в кулаке, а потом стрельнул глазом вот сюда и где-то их спрятал. Говори по-честному, сколько от меня утаил? Ну чего ты трясешь своим кошельком? Надуть меня хочешь? Где деньги схоронил? Скажешь по-хорошему, прощу, не скажешь - в суд потащу!

- Не скрою, хозяин, утаил я сорок пять монет, спрятал их в одном месте, - сказал Тао, сложив почтительно руки на груди. - Я их сунул вон в ту железную подставку от висячей лампы.

Хозяин взобрался на скамью. Действительно, в подставке лежала кучка монет.

- Сколько лет ты живешь у меня в доме? - спросил Вань, слезая со скамьи.

- Лет четырнадцать, а может, и пятнадцать. Еще мальчишкой, когда отец был жив, я разносил чашки и блюда. После смерти отца вы, хозяин, оставили меня у себя и вырастили.

- Так-так. Если в день ты способен утаить пятьдесят монет, то за десять дней ты крадешь пятьсот; за месяц это будет целая связка да еще пятьсот монет. В год это будет восемнадцать связок, а за пятнадцать лет - двести семьдесят связок, К судье я тебя тащить не стану, но работать ты у меня больше не будешь! - И он рассчитал Тао.

Пришлось Железному монаху собрать свои пожитки и уйти из чайной.

Тут надо сказать, что Тао был весьма непутевым парнем, подаяние клянчить и то не умел. Деньги кончились уже дней через десять. А за это время Вань успел рассказать о нем во всех сянъ-янских чайных, так что Тао негде было не только что подработать, но даже и милостыни попросить. Стояла осень, а о ней в старину еще сложены такие стихи:

Правдивые стихи! Да вы и сами знаете: вдруг задует студеный ветер, внезапно припустит холодный дождь... У Тао были, правда, две куртки: одна шелковая, а другая - из грубого желтого рядна. Да только одна оборвалась вконец, а другая протерлась до дыр. Вначале Железный монах думал, что, кроме чайной Ваня, есть много других мест, где можно подработать, но вскоре, как уже было сказано, убедился, что не припасено для него нигде и горсточки рису. Как тут не вспомнить стихи одного почтенного мужа из Цзянькана, сложенные на мотив "Куропатки". Вот они, послушайте:

Так вот, желтая куртка у Тао совсем протерлась, и ветер забирался ему в самую душу. Железный монах решил пойти к посреднику Чжоу и попросить его о работе. Шел и думал о Ване: "Экий злыдень этот Вань! Ну взял я у тебя тридцать - пятьдесят монет (какая кошка не крадет?). Так рассчитай меня, и делу конец. Зачем же рассказывать во всех чайных Сянъяна, чтоб не брали меня на работу. Теперь вот негде даже поесть попросить. Сейчас осень, а там подойдет зима. Что тогда делать, как быть?" Размышляя, он подошел к дому Чжоу и столкнулся с незнакомым ему человеком, который разговаривал с хозяином.

- Почтенный Чжоу! - говорил тот. - Дай мне на время твое коромысло с коробами.

- На что оно тебе? - спрашивает Чжоу.

- Сегодня приезжает Вань Сю-нян, дочь Третьего Ваня. У нее умер муж, и она возвращается домой. Коромысло мне нужно, чтоб тащить ее вещи.

Железный монах мигом смекнул: "Пойду-ка я вместе с этим парнем! Что, как меня не прогонят и мне удастся подзаработать сотню медяков?!" Но тут он вспомнил о Ване, и вновь его взяла досада на прежнего хозяина. "А не побежать ли. мне за город? Встречу его дочь и попрошу замолвить за меня словечко перед хозяином. Может, возьмут обратно в лавку?"

Железный монах вышел за ворота и зашагал к Улитоу, что в пяти каких-нибудь ли от города. Но вот и Улитоу, а никого нет! Стал он прохаживаться эдак с прохладцей, - гуляю, мол, и все; вдруг слышит:

- Эй, Железный монах!

- Вы меня звали, господин? Я вам нужен? - спросил Тао.

- Несколько раз я заходил в вашу чайную, но все тебя не заставал. Ты, что же, там больше не служишь?

- Ах, господин! Злыдень Третий Вань тому уж несколько дней, как выставил меня из лавки. Коли бы просто прогнал, а то наговорил на меня во всех лавках Сянъяна, чтобы не давали мне нигде работы. Посмотрите на мое платье - одни дыры! А уже осень и холода. И есть хочется. Не дожить мне, как видно, до зимы: или с голоду подохну, или замерзну.

- А куда ты сейчас направляешься?

- У дочки хозяина Вань Сю-нян умер муж, и она вечером приедет домой. Говорят, везет всякую утварь и денег, несколько тысяч монет. Хочу встретить ее здесь и рассказать обо всем. Попрошу ее замолвить за меня словечко.

Незнакомец хотел было еще что-то сказать, как вдруг осекся. Недаром говорят: "Легче иногда тигра в горах поймать, чем разлепить уста и вымолвить слово". Но затем он будто решился:

- Почтенный! А для чего тебе просить хозяйскую дочку? Не лучше ли на самого себя положиться? - И он поманил Тао пальцем. - Здесь не место вести такие разговоры, пошли за мной!

Они сошли с проезжей дороги и оказались на узкой тропинке, которая скоро привела их к заброшенной хижине... Впрочем, послушайте стихи:

Дверь хижины оказалась запертой. Незнакомец не стал, однако, стучать. Он просто поднял камень и швырнул его на крышу. В доме послышался звук отодвигаемого засова. Дверь распахнулась, и стал в ней здоровенный детина, губошлепый и скуластый. На его лице виднелась татуировка - шесть иероглифов (оттого и прозвали его, наверное, Цзяо Цзи Меченый).

- Это еще кто? - проворчал Меченый, кивая в сторону Тао.

- Этот парень сегодня вынюхал одно выгодное дельце. Работка что надо!

Все вошли в дом. Незнакомец извлек из кошеля серебряную мелочь и велел Меченому принести вина и закусок. Наконец-то Тао поел всласть! Заправившись, он пошел узнать новости и очень скоро вернулся обратно.

- Уважаемые! - сказал он. - Больше двадцати коробов с вещами уже внесли в город. Сама Вань Сю-нян с малолетним братцем и слугою Чжоу Цзи будут тут к вечеру. Они на двух лошадях, груженных коробами с золотом и серебром.

Главарь велел каждому взять по ножу.

- Железный монах! Иди за мной! - приказал он, и они углубились в лес.

И верно, под вечер на дороге близ Улитоу показались пять человек: Вань Сю-нян с братом, слуга Чжоу Цзи и два погонщика. Вы хотите знать, что это было за место? Извольте!

И только путники достигли первых деревьев, из лесу раздался крик:

- Эй вы, триста молодцев с Цзыцзиньских гор! Оставайтесь на своих местах, зря не пугайте девицу с парнишкой.

Из-под деревьев прыгнули на дорогу трое с ножами. Погонщики побросали поклажу и пустились наутек. Вань Сю-нян, ее брат и слуга Чжоу Цзи остановились ни живы, ни мертвы.

- А ну выкладывай деньги, кому жизнь дорога!

Молодой Вань велел слуге достать серебро. Чжоу Цзи вытащил слиток в двадцать пять лянов и протянул Цзяо Цзи.

- Ну и ловкач! Хочешь отделаться каким-то огрызком? - взревел Меченый, схватился за нож и замахнулся на слугу.

- Мы вам дадим еще, если нужно! - вскричала Вань Сю-нян. Меченый поднял короба и пошел к лесу.

- Железный монах! Так это ты нас ограбить решил! - раздался вдруг крик молодого Ваня.

Слова эти встревожили Меченого. "Еще не легче, - подумал он, бросая короба на землю. - Если их сейчас отпустить, завтра все станет известно в Сянъянской управе. Сначала схватят Монаха, а за ним и нас".

Разбойники подбежали к молодому Ваню, взлетели в воздух ножи и...

Одним ударом Меченый повалил молодого Ваня, а вторым прикончил слугу. Разбойники оттащили тела в лес и снова подняли короба с вещами. Железный монах взял под уздцы коня молодого Ваня, а главарь - лошадь Вань Сю-нян. К ночи они добрались до хижины Меченого и тут же устроили пиршество с закусками и вином, которые принесли из харчевни. Потом разбойники вынули из коробов драгоценности и платья и принялись делить добычу на три равные части.

- Вещи мы разделили, а женщину я беру себе, - сказал главарь. - Она станет моей женой.

Так Вань Сю-нян осталась в доме Меченого и прожила в нем не один день. Чтобы избежать смерти, ей приходилось хитрить и задабривать разбойников сладкими речами. Главарь часто уходил на промысел, а после очередного грабежа возвращался домой, чтобы набить живот и выпить. Однажды он сильно захмелел. Воистину:

Так вот, когда он опьянел, Вань Сю-нян обратилась к нему с такой речью:

- Тебя все величают почтенным господином. Но как гласит поговорка: "Собак и коней отличают по масти, а у людей есть имена и фамилии". Ты мой муж, и я хочу знать, как тебя зовут.

Бандит, удоволенный и разомлевший, ответствовал:

- Я человек, знаменитый в Сянъяне. Ты, верно, не догадываешься, кто я, но я могу тебе сказать. Вот только у тебя от страха душа уйдет в пятки. - Он задрал штанину и показал на ногу. Она увидела несколько красных знаков. - Имя мое - Мяо Чжун по кличке Десять Драконов!

Но, оказывается:

И правда, слова главаря услышал Меченый, который как раз в это время оказался возле окна. "Напрасно вожак раскрыл этой бабе свое имя", - проворчал он и вошел в дом.

- Старший брат! - обратился он к главарю. - Дело такое, что придется теперь "боднуть корову"!

На языке бандитов это означало: кого-то прикончить. Вы уже догадались, конечно, что Меченый предлагал разделаться с Вань Сю-нян. Недаром ведь есть поговорка:

Но Десять Драконов был против.

- Мы разделили деньги и вещи. Я взял больше всего лишь на одну - вот эту женщину. А ты, выходит, завидуешь мне? Зарезать ее хочешь? Дудки! Она мне жена, и наши дела никого не касаются!

- Рано или поздно из-за нее выйдет несчастье. Она нас погубит, - сказал Меченый.

На этом разговор и кончился. Но однажды, когда главаря не было дома, Меченый решил осуществить свой план. "Много раз я советовал брату прикончить эту бабенку, да он ни в какую. Ни сегодня, ни завтра не хочет, и все тут. Что ж, придется исполнить вместо него, чтоб беду отвести!" У него был длинный острый нож с короткой рукояткой. Тыльная кромка ножа была широкой и с острым лезвием образовывала как бы треугольник. Разбойник всегда держал свое оружие за пазухой в ножнах. С этим ножом он и появился в комнате, где сидела Вань Сю-нян. Схватив одной рукой женщину за волосы, Меченый занес нож над ее головой, но тут кто-то сзади схватил его за руку. Оказывается, это был Мяо Чжун.

- Ты все-таки решил погубить ее, несмотря на мой приказ.

Меченый опустил оружие.

- Я уведу ее из твоего дома, - продолжал Мяо Чжун. - Иначе ей здесь не жить.

Тем временем наступил вечер, и... послушайте-ка вперед известные строки:

Так вот, наступил вечер. Подошло время первой стражи.

- Вань Сю-нян! - обратился к молодой женщине Десять Драконов. - Здесь тебе оставаться опасно. Меченый только и думает, как бы прикончить тебя.

- Что же делать, мой господин?

- Я знаю что делать! - проговорил Мяо Чжун. Он посадил женщину к себе на спину и вышел из дому. Десять Драконов шагал всю ночь, а когда рассвело, путники оказались возле неведомой хижины. Мяо Чжун опустил женщину на землю и постучал в ворота.

- Сейчас, сейчас! - раздался голос, и на пороге появился слуга.

- Пойди скажи хозяину, что у ворот господин Мяо, - сказал Десять Драконов.

Слуга ушел, а через некоторое время у порога появился хозяин дома.

Мужчины поклонились друг другу, и хозяин позвал их в дом. Вошли они в комнату для гостей.

- Хочу побеспокоить вас одной просьбой, старший брат, - обратился к хозяину Мяо. - Нельзя ли оставить у вас эту женщину?

- Что ж, оставляйте, - кивнул хозяин.

Мужчины выпили несколько чарок вина, позавтракали, и Десять Драконов ушел. Хозяин показал гостье в сторону внутренних комнат.

- Вам, надеюсь, ясно, что господин Мяо продал вас мне, - сказал он Сю-нян.

Женщина заплакала. И понять ее можно, не правда ли?! Тут уместны такие стихи, сложенные на мотив "Куропатки":

Вань Сю-нян ничего не ответила хозяину, она только горько заплакала. "Проклятый бандит! Мало того, что ты убил брата и слугу, ограбил и обесчестил меня, ты еще и продал меня. Что ж мне теперь делать?"

Прошло несколько дней. Была темная безлунная ночь. Все в доме отправились на покой. Вань Сю-нян открыла боковую дверцу и вышла в сад, расположенный позади дома. Она подняла лицо к небу и воскликнула:

- Мой родитель, ты часто был несправедлив ко мне! И нынешние мои беды тянутся от тебя! Мяо Чжун! Проклятый висельник! Ты ограбил меня, убил брата и слугу. Ты надругался надо мной, а теперь еще и продал!

Вань Сю-нян сняла широкую ленту, стягивающую грудь, и привязала ее к суку высокого тута.

- Брат! Чжоу Цзи! Ваши души где-то неподалеку! Ждите меня у ворот царства теней. Я жила в Сянъяне, теперь умру и стану духом этой округи! - Молодая женщина стянула лентою шею и уж собралась было поквитаться с злосчастной своею жизнью, как вдруг заметила, что за. садовой горкой будто прячется кто-то. И тут же метнулся к ней рослый мужчина с ножом в руках.

- Не пугайся, - сказал он. - Я все слышал. Не думай о смерти, я спасу тебя.

- Кто ты, как твое имя?

- Меня зовут Инь Цзун, я живу с матерью, которой сейчас восемьдесят лет. За примерное послушание прозван Почтительным Инь Цзуном. А сюда я пришел за поживой. Продаю, что к рукам приберу, и кормлю мать. Тебя я встретил случайно и решил спасти. Как говорится: "Увидел чужую невзгоду - за нож и на помощь!"

Инь Цзун посадил женщину на закорки и подбежал к стене в углу сада. Натужно крякнув, он приподнял Сю-нян, и она очутилась верхом на стене. Затем Почтительный воткнул нож в глиняную стену, схватился за него, взобрался наверх, спрыгнул вниз и помог женщине спуститься. Потом снова взял ее на закорки, но только тронулся в путь, как вдруг прямо перед собою увидал человека с копьем.

- Бей! - раздался крик, и копье полетело прямо в Почтительного. Это был дозорный, стороживший между домами. Он увидел мужчину с ножом, спрыгнувшего со стены, а с ним - женщину и решил, что это бандит, и бросился на него. Но было темно, да и Инь Цзун сумел увернуться. Копье вонзилось в стену и загудело, раскачиваясь. Инь Цзун и Сю-нян исчезли в темноте.

Почтительный решил отвести женщину к себе домой. По дороге он сказал ей:

- Матушка не любит чужих и сторонится их. Когда мы придем, расскажи о себе, что с тобой стряслось.

Вань Сю-нян согласно кивнула. Они подошли к хижине. Услышав шаги сына, мать Инь Цзуна пошла открывать.

- Вот ты и вернулся, сынок! - сказала она.

Тут она заметила какую-то поклажу за спиной у сына и, довольная, протянула к ней руку. Вдруг радость старухи сменилась гневом. Она схватила клюку и, не слушая никаких объяснений, принялась колотить Почтительного.

- Я велела тебе украсть что-нибудь и принести мне еды! А ты вместо этого бабу в дом приволок! - Старуха стукнула сына раза три, а то и четыре.

Инь Цзун смиренно молчал. Он помог испуганной Вань Сю-нян встать на землю и велел поклониться матери. Вань Сю-нян рассказала старухе, что с ней стряслось, и стала благодарить ее за сына:

- Он спас мне жизнь!

- Сразу бы и сказал, - проворчала старуха.

- Я хочу отвести ее домой, как вы думаете, матушка? - спросил Инь Цзун.

- Как это у тебя получится?

- В дороге или на постоялых дворах я буду говорить, что мы брат и сестра.

- Подожди, я научу тебя, что надо делать, - проговорила мать и заковыляла внутрь дома. Скоро она появилась, держа в руках латанную-перелатанную красную кофту.

- Взгляни на нее, - сказала она сыну, натягивая кофту на Сю-нян, - она в ней прямо как старуха. Только вот что запомни: в дороге не вздумай безобразничать с ней или тем паче - блудить!

Вань Сю-нян простилась со старухой, Инь Цзун взял молодую женщину на закорки, и они глухими окольными тропами направились к Сянъяну. Под вечер путники набрели на постоялый двор. Сказавшись братом и сестрою, сняли они комнату. Сю-нян легла на кровать, а Инь Цзун расстелил постель прямо на полу. Наступила полночь. Сю-нян не спала. Она думала об Инь Цзуне: "Он спас меня и стал для меня таким же близким, как самые близкие родственники. Может быть, мне выйти за него замуж? Только так я могла бы отблагодарить его!"

Вань Сю-нян спустилась с кровати и подползла к Инь Цзуну.

- Старший брат! - тихонько толкнула она его. - Мне надо поговорить с тобой. Ты спас меня, а мне отблагодарить тебя нечем, разве только поклониться тебе в ноги.

- А ну не балуй! - сказал Инь Цзун, схватившись за нож.

"Ладно, доберемся до дому, поженимся по закону, - решила Сю-нян. - А на баловство он не пойдет!"

И правда, Почтительный Инь Цзун, образец верного сына, хорошо помнил слова матери и отгонял прочь греховные мысли. Видя, что ее спутник находится в растерянности, Вань Сю-нян решила переменить тему разговора.

- Старший брат, - обратилась она к парню, - ты, наверное, не захочешь знакомиться с моими родителями.

- А зачем это мне? Придем в Сянъян, ты пойдешь к себе, а я вернусь домой, - ответил Инь Цзун и на следующий день, подсадив на спину Вань Сю-нян, зашагал к Сянъяну. До города оставалось всего пять или семь ли пути. Воистину:

Так вот, когда город был уже совсем близко, вдруг хлынул дождь.

Дождь лил не переставая, и укрыться от него было негде. На счастье, у обочины дороги стояла хижина. В ней можно было переждать непогоду. Они приблизились к дому и вошли в дверь. Как говорится:

Да, видно, судьба у Инь Цзуна была несчастливой. Пришлось ему, как говорится, толкать тачку с мертвою костью! Ведь попал-то он в жилище Цзяо Цзи, а сам Меченый сидел дома! Вань Сю-нян, увидев злодея, оцепенела от ужаса - глаза ее округлились, слова застряли в горле. Впрочем, и сам Меченый вроде бы тоже был в нерешительности и молчал. Тут появился еще один человек с ножом в руке. Он был сильно навеселе.

- Брат! - шепнула Сю-нян Инь Цзуну. - Это и есть Мяо Чжун по прозвищу Десять Драконов. Это он украл меня!

Инь Цзун выхватил нож и бросился вперед. Мяо Чжун встретил противника оружием. Но сладить с юношей он не мог, потому что мешали ему две вещи. Во-первых, он был пьян, а во-вторых, справедливость была на стороне Инь Цзуна. И, наконец, последнее, - Десять Драконов имел трусливую душу бандита. Он скоро понял, что одолеть ему парня не удастся, и пустился наутек. Инь Цзун рванулся за ним. Они пробежали около ли, и тут на их пути оказалась стена. Мяо Чжун успел перелезть. Инь Цзун собрался сделать то же, но Меченый, который бежал сзади, ударил его в спину.

Недаром говорят:

Действительно, разве один Инь Цзун мог одолеть двух злодеев? Через некоторое время все было кончено. Меченый вместе с Мяо Чжуном вернулись в дом.

- Подлая тварь! - рявкнул Десять Драконов, схватив Сю-нян за платье. - Из-за тебя этот верзила чуть не прикончил меня! Нечего с тобой возиться, вот получай! - Он отбросил в сторону нож, с которым бежал от Инь Цзуна, и поднял тесак с короткой рукоятью.

В голове женщины мигом созрел план.

- Погоди! - вскричала она, схватив злодея за руку. - Ты ничего не уразумел! Я, как и ты, не знаю этого парня, не ведаю, что он за человек и как его зовут. Он просто-напросто взвалил меня на спину и потащил к себе. Хорошо еще, что оказался в твоих местах. Я знала, что здесь неподалеку стоит хижина Меченого, вот и сказала ему, иди, мол, по этой дороге. Я хотела найти тебя, господин. А ты меня убиваешь! Виданное ли это дело!

- Ну так и быть! - проворчал Мяо и спрятал тесак в ножны. - Чуть было не прикончил тебя по ошибке.

Вдруг Вань Сю-нян вцепилась ему левой рукою в куртку, а правой влепила затрещину. Разбойнику показалось, будто возле уха у него гром грянул. Как говорится - удар был с ветерком.

Сначала Мяо оторопел, потом страшно рассердился, но Сю-нян крикнула ему:

- Бандит проклятый! У меня дома осталась старуха мать восьмидесяти лет. Запомни, если ты или Меченый убьете меня, вам тоже не жить! - Сказав эти слова, женщина грохнулась оземь.

Понял тогда Мяо Чжун, что в женщину вселилась душа Инь Цзуна. Он тут же поднял ее и стал приводить в чувство. Здесь мы их пока оставим, а поведем рассказ о Третьем Ване, владельце чайной лавки.

Когда ему рассказали о том, что сын и слуга убиты, а тела их лежат в лесу близ Улитоу, да что к тому же разбойники унесли более десяти тысяч связок монет, а дочь Сю-нян исчезла, торговец тотчас бросился в Сянъянскую управу. Он выложил тысячу связок, чтобы только поймали и наказали злодеев. Но как их схватить? Прошло несколько месяцев, а о разбойниках ни слуху ни духу. Торговец посулил еще тысячу. Вместе с казенными деньгами награда за поимку выросла уже до трех тысяч связок! Повсюду вывесили объявления о злодеях, а они словно канули в воду.

Неподалеку от Третьего Ваня проживал некий старец семидесяти лет с приемным сыном по имени Хэ-гэ.

- Хэ-гэ! - сказал как-то старик. - Ты вот только слоняешься без дела, занялся бы чем-нибудь путным. Сходил бы нынче да купил глиняных игрушек - беседочек всяких для продажи.

Хэ-гэ взял деньги (монет двести или триста), перекинул через плечо два домотканых мешка и пошел в ту самую деревню, где жил Цзяо Цзи. Приходит он в дом Цзяо и спрашивает: не продаст ли тот ему игрушек. Отобрал и купил: беседки, кумирни, башенки, мостики, фигурки людей.

- А нет ли еще беседок получше? - спросил Хэ-гэ.

- Вот там, в угловой комнате за окном. Сам выбирай, - ответил Меченый.

Парень пошел, куда послал его хозяин дома, чтоб выбрать товар. Вдруг слышит, будто кто-то зовет его шепотом:

- Хэ-гэ! Хэ-гэ!

"Неужто дочь Служивого Ваня? Как будто ее голос", - подумал Хэ-гэ и спрашивает:

- Кто здесь?

- Это я, Вань Сю-нян!

- Как ты здесь очутилась?

- Сразу все не расскажешь. Железный монах навел их, и они украли меня! Хэ-гэ, очень прошу тебя, сходи ко мне домой и расскажи родителям. Пусть напишут челобитную, чтоб власти схватили всех трех: Десять Драконов, Меченого и Тао Железного монаха. На всякий случай вот тебе мой знак. - Сняв с пояса вышитый мешочек для благовоний, она просунула его сквозь решетку окна и тут же отпрянула в глубь комнаты.

Хэ-гэ спрятал мешочек за пазухой. Расплатившись с Меченым, он поднял коромысло с мешками и зашагал.

- Стой! - вдруг раздался окрик Меченого. - С кем это ты, парень, болтал возле окна.

Хэ-гэ стоял ни жив ни мертв.

- Ты что, ума лишился?! С кем мне тут болтать? - отвечал Хэ-гэ, кладя мешки на землю.

Меченый заглянул в окно, но никого не увидел. Хэ-гэ взвалил на плечи коромысло и зашагал прочь. Нигде не отдыхая, он дошел до города и, остановившись возле реки, вывалил всю поклажу в воду.

- А где же товар? - спросил его старик.

- Бросил в реку.

- А куда дел мешки?

- Туда же швырнул.

- А где коромысло?

- По реке пустил.

- Убить тебя мало! - разъярился старик. - Что ты мелешь!

- К нам подвалила награда в целых три тысячи связок. - Как так?!

- Я повстречал в одном месте Вань Сю-нян - дочь Служивого Ваня.

- Будет болтать! Где ты мог ее видеть?

Хэ-гэ достал из-за пазухи расшитый мешочек для благовоний и показал старику. Вместе они кинулись к торговцу. Едва взглянув на мешочек, Вань тотчас кликнул жену. Та, конечно, сразу признала вещь своей дочери и - в слезы.

- Плакать сейчас не время, - сказал Вань. Вместе с Хэ-гэ он пошел в управу и подал челобитную. Начальник управы тут же послал двадцать с лишним вооруженных солдат с приказом о поимке бандитов. Хэ-гэ велено было идти проводником. Начальник отряда взял бумагу об аресте с указанием срока поимки, отдал последние распоряжения, и они тронулись в путь.

Об этом можно было бы сказать так:

Наконец солдаты подошли к дому Меченого.

- Стойте здесь! - сказал Хэ-гэ. - Вначале я сам пойду на разведку. Парень исчез и долго не появлялся. Тем часом солдаты переговаривались между собой.

- Может, этот Десять Драконов все узнал и скрылся, - сказал один из них. Не успели ему ответить, как появился Хэ-гэ.

- Надо как-то их выманить, - шепнул он.

Солдаты окружили дом, однако бандиты никак себя не обнаруживали. Кто-то сказал:

- Странно, что не видно этого Мяо, ведь он прежде встречал Хэ-гэ как родного.

Тут кто-то возьми да предложи подпалить дом и выкурить злодеев. Так и сделали. Через мгновенье Десять Драконов выскочил из дому и побежал; следом неслись его сообщники. А солдаты

Десять Драконов мчался во всю прыть, и ему удалось добежать до леса. Он бросился в чащу и успел пробежать с десяток шагов, как вдруг дорогу ему заступил окровавленный человек громадного роста. В руке он сжимал нож. Это был убитый бандитами Почтительный Инь Цзун! Он ждал своего лиходея в лесу, чтобы с ним рассчитаться.

Бандиты, разумеется, узнали свою жертву. Им бы хотелось проскользнуть вперед, да только на пути их стоял Инь Цзун. В это время подбежали солдаты. Бандиты оказались в ловушке. Мяо Чжуна и двух его дружков связали одной веревкой и потащили в управу. В уголовном приказе преступников подвесили к потолку и стали пытать. Бандиты один за другим сознались в своих злодеяниях. В тот же день всех трех (Цзяо Цзи по прозванию Меченый, Мяо Чжуна по кличке Десять Драконов и бывшего слугу Тао Железного монаха) казнили на площади города. Хэ-гэ, как то и положено, получил свои три тысячи связок монет. Что же до Ваня, торговца чаем, то в память об Инь Цзуне он решил взять к себе в дом его старую мать и послал за нею слугу. Еще он написал бумагу властям, прося разрешения на свои деньги поставить в Улитоу кумирню в честь Инь Цзуна. И до сих пор в пяти ли от города стоит кумирня Сыновней почтительности и верности, воздвигнутая в честь храбреца, и свечи в ней никогда не гаснут.

Вот и подошел конец нашему рассказу. Мы назвали его "Глиняной беседкой", но есть у него и другое название: "Злоключения Десяти Драконов, Тао Железного монаха, а также Инь Цзуна Почтительного и Верного". Впоследствии кто-то сложил такой стих: