Онлайн чтение книги Новая история Узумаки new story uzumaki
1 - 15

      «Саишо Мангетсу» - один из древних и очень почитаемых праздников Узушиогакуре. Этот фестиваль отличается большим обилием танцев и музыки, весной – в особенности, а зимой – наоборот. Сейчас для музыкантов характерно использование духовых и ударных инструментов, и даже здесь были свои особенности. Так, например, отдельный музыкальный инструмент что-то либо символизировал, либо исполнял определённую функцию. Звуки духовых инструментов помогали следить за плавным течением танца, а ударные – за ритмом и темпом.

      Однако и в звуках, и в музыке была своя изюминка. Лёгкий и незатейливый перезвон, создаваемый танцующими.

      Сегодня весь Центральный район был богато украшен и очень хорошо освещён. Нет, не так. Освещение было особенным для сегодняшнего праздника. Перед резиденцией Узукаге стояла огромная сцена, задняя ширма которой полностью закрывала собой здание правления. По периметру и кое-где на открытой местности Главной площади перед резиденцией располагались сцены поменьше, однако на них пока что никого не было. Маленькие сцены складывали собой символ Великой спирали Узумаки, а между ними располагались маленькие палатки торговцев и развлечений в виде всевозможных конкурсов. Каждая сцена – большая и малые – освещалась живым огнём свечей. Свет был тускловатым, но… он придавал загадочность, величие, веял какой-то… мистикой, волшебством и преддверием красивого торжества.

      Гости праздника – все, кто пожелал посетить фестиваль, будь то члены делегации или кланов Узушио. Прихожане только-только собирались, когда над площадью зазвучала одинокая флейта. Сейчас она будет петь… будет петь одна, пока не наступит поздний вечер, уступая правление ночи… будет петь, зазывая и завлекая гостей на праздник.

      Каждая из сцен предназначалась для «йори ни одори» или «танцующих в ночи». Все они были женщинами Узумаки. На дворе сейчас была Весна – время жизни, время её пробуждения и благоухания. Пора, когда природа делает вздох «полной грудью», окрашивает всё вокруг в зелёные краски, принося тёплые ветра и восхваляя Солнце, что лелеет землю своими ласковыми лучами.

***

      Мы с Мито пришли буквально за несколько минут до начала – голос одинокой флейты разрезал тишину прекрасного вечера. Погода улыбалась людям – осадков не было, но и они бы не остановили наступление фестиваля.

      За то время, что я тут провёл, мне удалось привыкнуть к этому празднику, проводимому раз в сезон. На это действо нужно смотреть через призму обычаев, старых традиций и «Духа красноволосых», иначе смысл самого фестиваля будет утерян.

      Как только флейта зазвучала, гости притихли, получая удовольствием от прекрасного вечера. Инструмент играл в течение часа, приглашая людей, и за это время площадь и плоские крыши прилегающих зданий наполнилась страждущими зрелищ. Люди в красивых нарядах кимоно и юкатах неспешно прогуливали между лавками, высматривая сувениры и сладости, а кто-то участвовал и в конкурсах.

      Мито и я неспешно прогуливались размеренными шагами среди людей в поисках общих знакомых или родственников, когда флейта постепенно замолчала. Тишина длилась всего лишь несколько мгновений, но потом…

      В беззвучную высь сорвался едва уловимый металлический шелест, которому вторил тихонький перезвон колокольчиков. Разрозненные звуки постепенно слились в слабую мелодию, будто бы отвечая на такой же звук с другого конца площади. Было ощущение, что мелодия одновременно протекает отовсюду.

      - Началось, - тихо-тихо шепнула мне Мито.

      Я еле услышал её голос, после чего прижал жену к себе, и мы вдвоём стали искать глазами источник звука неподалёку. Один оказался как раз за спиной.

      - Йори ни одори, - также шепнул я своей ненаглядной, но мы не оборачивались, ожидая, когда источник звука проплывёт мимо нас.

      «Танцующая в ночи» была покрыта шёлковой шалью, расписанной красивыми витиеватыми узорами. Эти узоры – печати, которые скрывали женщину до поры до времени, никому не позволяя взглянуть на неё.

      Её лёгкие движения под пеленой ткани и звуки колокольчиков втянулись в общую гамму звуков, создавая впечатление бисера лопнувшего ожерелья, что разлетелся по брусчатке.

      «Йори ни одори» было много. Они двигались по одному лишь им ведомому маршруту, и, дабы не помешать им, гости фестиваля остановились на своих местах, когда флейта только прекратила свою игру. Кто не знал, что им делать, поступали по примеру Узумаки, страшась нарушить идиллию вечера.

      «Танцующие» плавали среди толпы всего лишь пару минут, описывая таинство грядущего праздника. Постепенно каждая из них взошла на отведённую сцену, где, в последующем, они должны были исполнять свои танцы.

      Вновь воцарившаяся тишина послужила сигналом для духового оркестра. Гармонию духовых инструментов разбавил звук шелеста монет и колокольчиков, устремившийся в антрацитовое небо. Шали всё ещё скрывали «йори ни одори», но скоро пелена будет сброшена. Оркестр постепенно пополнился звуками тайко, треугольников, кастаньет, маримба, кото и сямисэн (единственных струнных инструментов).

      Один удар в гонг - и шали были сброшены.

      Взору всех присутствующих предстали прекрасные и богато украшенные девушки и женщины, которые двигались в такт музыке, приобретающей плавные оттенки. Их наряды были открытыми. Грудь закрывали усыпанные монетами и отделанные бахромой, на которой подвешивались колокольчики, лифы. Поверх кружевного белья надевались лёгкие шёлковые шаровары или повязывалось парео на бёдрах. Низ наряда был украшен точно так же, как и верх, только с добавлением красивых росписей. Женщины танцевали исключительно босиком, а их волосы заплетались живыми цветами и колокольчиками. На руках были специальные рукава в цвет основного наряда. Открытые участки рук и шеи украшались обручами. Глубокое декольте и открытый живот вместе с остальным нарядом добавляли образу «танцующей» эротичности и женственности, показывая, как красива сама женщина и как прекрасна весна, образ которой передавали «йори ни одори».

      Их танец был медленным и плавным, соблазнительным и гибким, сексуальным, завораживающим и ... живым. Он заставлял сердце трепыхаться в наслаждении, предвкушении, будто ожидая чуда. «Йори ни одори». Эти безумно красивые женщины – символ жизненных ключей, что бьётся неиссякаемым потоком в жилах Узумаки. Женщина олицетворяет новую жизнь, как и Весна, она уподобляется ей в танце, показывая и раскрывая силу, что плещется во сне под этой красотой, и ныне стремиться наружу.

      - Я надеюсь, что ты когда-нибудь тоже выступишь и станешь «йори ни одори».

      - Мне ещё нельзя, - Мито сильно покраснела, наблюдая за ближайшей девушкой на сцене и представляя себя на её месте.

      - Я буду ждать с нетерпением, - шепнул я, улыбаясь в красноволосую макушку.

      Стать «танцующей в ночи» не менее почётно, чем стать уважаемым шиноби, однако до 21 года ни одна девушка не может станцевать в свете луны, будучи объятой мраком ночи. Они («йори ни одори») по положению стоят на одной ступени с мастерами фуиндзюцу в искусстве шиноби. Мужчины, кто был мастерами печатей, олицетворяли собой силу и могущество клана, а «танцующие» женщины - его красоту, его желание жить, саму жизнь.

      Мой взгляд зацепился за Тобираму Сенджу, который медленно двигался по площади и мотал головой на все 360 градусов, жадно пожирая глазами «танцующих» и при этом эпизодически покрываясь сильным румянцем. В его тени, скрывая своё присутствие, шёл мой АНБУ из числа ойнинов.

«Капитаны отрядов хорошо постарались», - мысленно похвалил я своих подчинённых.

      Низко поклонившись мне и Мито, АНБУ привлёк внимание Сенджу. Проследив за направлением поклона и пошарив глазами в толпе пару секунд, Тобирама нас заметил.

      - Наруто-сан, Мито-химе, - поприветствовал нас преемник Хокаге поклонами, когда подошёл поближе.

      - Тобирама-сан, - легко кивнула Мито.

      Я же просто молча кивнул. Лёгкий едва уловимый знак головой, и АНБУ скрылся в толпе, а спустя пару мгновений его можно было почувствовать на крыше ближайшего здания.

      - Я смотрю, Вам очень нравится наш праздник, - шёпотом начала разговор Мито.

      - Мито-сама, праздник действительно великолепен. Я никогда не слышал и, тем более, не видел ничего подобного ранее. Признаюсь, я… обескуражен и ничуть не жалею о том, что посетил… фестиваль... - проговорил младший Сенджу, переводя взгляд на ближайшую «йори ни одори» и покрываясь румянцем.

      «Интересно, а сколько ему тут лет? Хашираме и Мадаре лет эдак по 18-19, приблизительно, может… чуть больше. Х-м-м. Кто знает».

      - Она Вам симпатична? – Мито невинно захлопала глазами.

      - А-а-э… эм… я… не… мне. Кхм! Я не знаю, как правильно себя вести, дабы избежать конфуза, как в случае с Мадарой. О Ваших традициях мне ничего не известно, - нашёлся Тобирама.

      - Вы ушли от ответа, - заметила жена. Её глаза так и светились ехидством.

      - Мито-о, - с укором протянул я. – Игры закончились в обед. И…

      - И ты, кстати, наш спор проиграл, - веско ответила она, перебивая меня.

      - И, если моя супруга права, Тобирама-сан, - продолжил я свою мысль, не обращая внимания на её колкость, - и Вам симпатична какая-либо «йори ни одори», Вы можете подарить ей колокольчик, поблагодарив тем самым за танец. Ничего говорить не надо, дарить что-либо другое вообще не стоит – запрещено.

      - Я учту, Наруто-сан, - кивнул Сенджу. – Однако, а что делают те люди…

      Тобирама замолчал, когда, приглядевшись, смог узнать в людях, на которых указал, шиноби своей деревни. Один был из Сарутоби Ичизоку лет 20 навскидку. Второй – подросток Инузука Ичизоку, о чём говорили характерные красные татуировки в форме клыков на щеках, а также нинкен.

      Сарутоби с собакой-ниндзя стояли чуть поодаль, а Инузука облокотился на маленькую сцену, где была «танцующая». Само собой, делать так не запрещалось, ведь мало ли, что может случиться, и человеку нужна будет опора, чтобы, например, не упасть. Однако люди старались к сценам так близко не подходить, чтобы не помешать девушкам и женщинам на них.

      Весь вид Инузуки говорит о том, чего он ожидает и как относится к девушке. Широко раздвинутые ноздри, чуть скошенная в похотливом изгибе губа, обнажающая клык, расширившиеся зрачки, которые непрерывно следят за каждым движением девушки.

      Стоящая передо мной Мито, распрямилась, я даже смог уловить её недовольное сопение. Тобирама, что стоял рядом и наблюдал за этой ситуацией, фыркнул. Молодой Сенджу не спешил ничего делать. По всей видимости, он полагает, что если ни я, ни Мито открыто никак не отреагировали, то всё в пределах дозволенного. К тому же, я сомневаюсь, что Тобирама забыл о приставленных к ним «опекунах».

      «Пока он смотрит ничего не…»

      В следующее мгновение Инузука сделал глупость, которой и прервал мою мысль. Даже отсюда я увидел, какое подношение этот подросток приготовил для «йори ни одори». Не прошло и пары секунд, как «подарок» появился на свет Божий, на руку Инузуки опустился обух обнажённой катаны бойца специального подразделения. Смотрящий АНБУ появился тут же, как только парень подошёл к границе дозволенного гостю фестиваля. «Танцующая в ночи», завидев подарок, остановилась и закрыла лицо ладошками, оставляя просвет для глаз.

      Мито возмущённо фыркнула на действия подростка, показывая своё пренебрежительное отношение. Мы втроём были достаточно близко, чтобы услышать диалог АНБУ и Инузуки.

      - Как гость, потрудитесь соблюдать приличие и уважение к нашим традициям. Немедленно уберите своё подношение, - АНБУ даже не пытался скрывать злость в голосе, цедя и шипя слова, но соблюдая приличие и обращаясь на «Вы».

      - Да в чём дело-то? – недоумевая запротестовал подросток Инузука. Действительно, кем ещё девушка может быть, облачаясь в такую одежду и исполняя соблазнительный танец, парень явно не понимал.

      - Убери подношение и сделай шаг назад! – АНБУ заговорил уже приказами, переворачивая катану с обуха на лезвие и тем самым демонстрируя намерение отрубить руку.

      Юношу проняло. По крайней мере, он выполнил требование, а АНБУ убрал клинок. Боец тут же увёл подопечного подальше и стал объяснять ему, какую глупость тот вытворил. Его приятель Сарутоби благоразумно помалкивал и следовал за ними.

      - Наруто, помоги ей, - попросила меня жена.

      - Да.

      Опустив голову и глаза, я аккуратно поднялся на сцену к девушке. Её шаль лежала недалеко, она не измажется в любом случае из-за наложенных печатей, но для вида и приличия, я её легонько встряхнул и развернул в приглашающем жесте. «Йори ни одори» завернулась в ткань, которая полностью скрыла её от глаз других, и вежливо поклонилась мне. Теперь мне можно было поднять голову и глаза.

      «Танцующая в ночи» скрылась в толпе, стараясь не производить ни единого звука.

      Праздник это, само собой, не нарушило, да и мало кто наблюдал произошедший инцидент. Я же вернулся к жене и юному Сенджу, который продолжал стоять неподалёку и пристально следить за всем.

      - Простите, но Вы могли бы мне объяснить суть этого… недоразумения? – поинтересовался он, когда я вернулся к Мито.

      - Ваш шиноби нанёс очень грубое оскорбление в адрес этой девушки, Тобирама-сан. Пусть он не знал наших обычаем и устоев, но сомневаюсь, что у него язык бы отсох поинтересоваться, прежде чем делать подобные… глупости! АНБУ были приставлены не просто так. «Йори ни одори» - это наш символ красоты, долголетия, жизни, а ваш Инузука решил отблагодарить её старания деньгами! Если ему нужна куртизанка, пусть идёт прочь из нашей деревни и ищет её там, - Мито прямо-таки наливала каждое своё слово ядом, словно оскорбление нанесли лично ей.

      - Я приношу свои искренние извинения за поведение шиноби моей деревни, - Тобирама согнулся в низком поклоне.

      - Вы не понимаете, что вытворил ваш ниндзя, - устало выдохнула Мито, покачав головой.

      - Дорогая, позволь я объясню доходчиво. Тобирама-сан, «танцующая в ночи» почитается у Узумаки как мастера фуиндзюцу. В Конохе есть какой-нибудь символ Вечного огня, который олицетворяет «Хи но Иши»? – поинтересовался я, получив в ответ только кивок. – Ну, так вот. Ситуация аналогично той, когда кто-нибудь из Узушио пришёл и плюнул бы на этот памятник или, например, в лицо одному из Глав Ваших кланов просто потому, что ему так захотелось, или он посчитал, что это для него нормально.

      - Что с ним будет? – Сенджу стал предельно серьёзным, примерно представляя, что могут сделать с Инузукой.

      - Ничего. Узукаге, Дайчи-сама Узумаки, дал Вам своё слово, что наши люди никого не тронут из числа делегации. Для подобных казусов и нужны были АНБУ. Однако, полагаю, что если бы Инузука продолжил настаивать на своём, руки бы он всё-таки лишился. Будь на его месте кто-то из наших сограждан, так легко бы не отделался, - спокойно пояснил я.

      - У Вас очень жестокие порядки! – поражённо проговорил Тобирама. Лишись Инузука руки, то дороге действующего шиноби Конохи и речи быть не может, по крайней мере, для него так точно.

      - Отнюдь, – заметила Мито, - в Хи но Куни свои законы, у нас – свои.

      - И Даймё Страны водоворота допустил принятие столь жестокого закона? – поразился Сенджу.

      - А кто его спрашивать-то будет? – ответил я, чуть удивившись.

      - В каком смысле? – опешил брат Хаширамы.

      - В самом что ни на есть прямом. Эта земля, эти острова принадлежат Узумаки, - проговорила Мито ровным голосом. - И никому более. Правила других стран и какурезато, вроде «одна страна – одна деревня», нас не касаются. Или Вы действительно полагаете, что мы, шиноби – основная военная сила Узу но Куни, кто жертвует своими жизнями ради защиты страны, её населения и территории, позволим управлять собой простому человеку, который и не факт что оружие в руки-то брал? – Мито изогнула бровь, выражая удивление и сохраняя беспристрастность в голосе. Хотя будь это кто-либо другой, сарказмом бы она его не обделила.

      - Я Вас правильно понимаю – Узушиогакуре но Сато не в компетенции Узу но Куни? – поинтересовался Сенджу.

      - В целом, верно, - согласился я.

      - А как тогда выбирается Ваш Каге?

      - Одобрение Совета старейшин и Совета кланов Деревни.

      - Правитель страны вообще не принимает в этом участия? – удивился Тобирама.

      - Скорее наоборот – Узушиогакуре сама решает, кто будет Даймё Узу но Куни, - закончила Мито.

      Тобирама замолчал, а весь его вид показывал крайнюю степень задумчивости и неподдельного интереса в отношении полученных сведений. Было видно, что для Сенджу подобная информация – новость. В принципе, это логично, ведь стандартная ситуация для Конохагакуре но Сато при выборах Каге – наличие старейшин самой деревни, Даймё страны в обязательном порядке, а также его свиты и приближённых. Кроме того, возможно также и присутствие нескольких кандидатов на пост Каге деревни.

      Мы с Мито двигались к главной сцене, где развернулось основное представление. «Танцующие» должны будут танцевать до конца праздника, который знаменует первый луч восходящего солнца. Тобирама двигался за нами мерными шагами, а чуть поодаль находился «Нард».

      Сенджу был поражён праздником, его необычностью и естественностью, его красотой и изяществом. «Саишо Мангетсу» действительно прекрасное зрелище. Сейчас на главной сцене выступали девушки и женщины. Ведущая «йори ни одори» помимо живых цветов, заплетённых в волосы, носила на голове обруч, украшенный лунным камнем, который показывал остальным, что именно она задаёт такт движений всем «танцующим в ночи». Плавный ритм, тихая музыка, грация и красота, покачивания груди, аккуратные движения бёдер, эротичный танец плоского живота и… еле уловимые волнообразные движения рук вдоль стройного тела. Лёгкий ветер развевал волосы женщины, заставляя их переливаться до иссиня-чёрного оттенка в свете луны и живого огня расставленных свечей. Каждая ведомая девушка повторяла движения, вливаясь в общую картину и стараясь не нарушить общую гамму перезвона колокольчиков. Атмосфера веяла какой-то мистикой, стариной, едва уловимым трепетом и величием.

      Затаив дыхание, мы наблюдали за синхронными движениями выступающих Узумаки.

      Темп игры немного ускорился, заставив «танцующих» следовать за ведущей, которая ускорялась сама и завлекала остальных за собой, прося и уговаривая тем самым сплясать вместе с ней, прославить новую Весну, проснуться и отдаться танцу в этой сказочной ночи. Женщины улыбались сами себе и двигались ещё быстрее.

      Но вот мелодия постепенно начала затухать. Первыми отступили ударные инструменты, а затем и часть духовых, оставив после себя одинокую флейту, которой аккомпанировал кото и лёгкий шелест монет «йори ни одори».

      - Они прощаются с прошлым сезоном, - Мито произнесла это тихо-тихо, но так, чтобы и Тобирама её услышал.

      Женщины на сцене стали двигаться вольготно и медленно, доводя звуки музыки до грани слышимости. Узумаки отдавали дань уважения зимней стуже, которую олицетворяла флейта.

      Спустя пару минут, в течение которых «танцующие» иногда выполняли парные движения, меняясь местами между собой, заиграл новый инструмент – ханг, снова меняя танец и заставляя подстраиваться теперь уже под него.

      Столь частая изменчивость музыкального темпа говорила о невзгодах жизни, сюрпризах судьбы, непредвиденных обстоятельствах, которые всегда встречаются на пути человека. Однако женщины не прекращали двигаться, показывая, что Узумаки – это гордый, своенравный и неукротимый народ. Он смиренно и в то же время решительно встречает невзгоды, продолжая свой танец, свою страсть и свою жизнь!

      - К-кто эта прекрасная женщина? – вдохновенно спросил Тобирама, взглядом указывая на ведущую «йори ни одори».

      Мито застенчиво улыбнулась, проследив глазами за взглядом Сенджу и наткнувшись на красивую и молодую женщину лет 30 на вид, не больше, с длинными синими волосами до поясницы и глазами насыщенного изумрудного цвета.

      - Аои Узумаки. Она… моя бабушка.

      - ЧТО?!

Примечание к части:

Аои Узумаки - http://img-life.ru/images/2015/03/22/image562105132108136153729.jpg

Недовольная Химе - Мито Узумаки - http://img-life.ru/images/2015/03/22/mitouzumakibyyukiefubuki-d6tzxf3.jpg