Онлайн чтение книги Повесть о Сегри и Абенсеррахах
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. В ней рассказывается про жестокий бой в Долине Гранады между Маликом Алабесом и доном Мануэлем Понсе де Леон

Едва успел дон Мануэль Понсе де Леон прикрепить к своему копью красный стяг, что было знаком вызова на бой, как доблестный Малик Алабес покинул балкон, где он находился с королем и остальными рыцарями. Никем не замеченный, он прошел на балкон, где были королева и ее дамы. И, склонив колени перед королевой, он умолял ее позволить ему выехать в Долину, чтобы сразиться с христианским рыцарем; ибо в честь дам хотел он устроить бой. Королева ему милостиво позволила, сказав:

– Да будет угодно великому аллаху и нашему Магомету, чтобы счастье благоприятствовало вам, друг мой Алабес, чтобы обрадовали вы наш двор и стяжали себе великую славу и честь в той битве, на которую вы сейчас отправляетесь.

– Полагаюсь на аллаха небесного и верю, что так оно и будет, – отвечал Алабес, и затем, поцеловавши руки королеве, он простился с нею и ее дамами. Уходя же, остановил свой взгляд на даме своего сердца Коайде, чем привел ее в большое смущение, после чего покинул дворец.

Явившись к себе домой, он приказал оседлать серого жеребца, присланного ему в подарок его двоюродным братом – алькайдом двух Велесов, подать крепкий щит, сделанный в Фесе, и дорогую, дамасской стали, кольчугу. Слуги выполнили все его приказания.

Поверх лат он надел альхубу из темно-лилового бархата, всю расшитую золотом, стоившую больших денег, и поверх плотного шлема надел берет такого же лилового цвета, как и альхуба. К берету он прикрепил плюмаж из желтых и серых перьев, а кроме того еще отдельно несколько перьев зеленых и голубых. Шлем и берет он закрепил на голове посредством дорогой синей ленты из очень тонкого шелка, сплетенного с золотом. Шелковую ленту он закрутил много раз вокруг головы и концы ее завязал в красивый тюрбан. А к тюрбану прикрепил очень ценный медальон из чистого золота, вывезенный из Аравии. Медальон был весь чудесно отделан резьбой, представляющей ветви цветущего лавра; листья этих ветвей были сделаны из прекраснейших изумрудов, а в середине медальона находилось изображение дамы, очень естественно сделанное; медальон был большой ценности и красоты.

Одевшись таким образом к собственному удовольствию, храбрый мавр взял из связки копий копье с двумя железными наконечниками, сделанными в Дамаске. Затем он вскочил на своего могучего серого коня, поспешно выехал из своего дома и проехал по улице Эльвиры с таким великолепием и блеском, что всякий, кто только его видел, испытывал огромное удовольствие. Достигши ворот Эльвиры, он нашел там сто рыцарей, которым король велел его сопровождать. Тогда все они выехали из юрода, вскачь пустили по полю своих коней и в шутку нападали друг на друга. Они проехали все вместе мимо королевских балконов. Проезжая там, Алабес заставил своего коня опуститься на колени, а сам склонил голову к седельной луке, приветствуя короля, королеву и дам.

Выполнив это, он направился туда, где его дожидался доблестный дон Мануэль. И когда они подъехали, сто рыцарей остались позади, а Алабес один приблизился вплотную к дону Мануэлю и сказал ему: «Поистине, христианский рыцарь, если ты столь же храбр на деле, сколь воинствен на вид, тогда напрасно мое прибытие, ибо по сравнению с твоей мужественной внешностью я ничего не стою. Но раз я уж выехал, то померяюсь с тобой силами в поединке. И, если Магомету будет угодно, чтобы я оказался настолько несчастлив, что умер бы от твоей руки, я сочту за большую честь умереть от руки столь славного рыцаря, как ты. Но если бы судьба оказалась ко мне благосклоннее, то я обрел бы себе вечную славу. И мне хотелось бы, чтобы ты назвал мне свое имя, ибо я хочу знать, с кем мне предстоит сражаться».

Храбрый дон Мануэль очень внимательно выслушал слова мавра; ему очень понравились и его вежливость, и его внешность; он принял его за знатного и храброго человека, о чем свидетельствовал надетый им в тот день пышный костюм.

Чтобы доставить ему удовлетворение, он сказал:

– Благородный мавр, кто бы ты ни был, но ты мне тоже нравишься; за твои приветливые слова скажу тебе, кто я такой. Узнай же, что меня зовут доном Мануэлем Понсе де Леон и я дал обет служить своему ордену. Я явился сюда, чтобы узнать, найдется ли в Гранаде какой-либо рыцарь, который пожелает со мной сразиться. И – даю тебе слово рыцаря – ты мне тоже понравился, и думаю, что в тебе столько же доблести, сколько обещает ее твоя наружность. И раз тебе теперь известно мое имя, будет очень хорошо и справедливо, если я узнаю твое, после чего мы сможем начать наш поединок на условиях, тебе угодных.

– Плохо поступил бы я. – отвечал Алабес, – если бы отказался назвать свое имя такому славному рыцарю; я зовусь Малик Алабес из королевского рода. Быть может, тебе приходилось слышать это имя? Род мой таков, что ты себя не унизишь, вступив со мною в битву. И так как мы знаем теперь друг друга по именам, будет справедливо узнать друг друга по делам, ибо за этим мы ведь сюда и явились.

Сказавши так, он повернул своего коня. То же самое сделал добрый дон Мануэль. И, разъехавшись на расстояние, какое им представилось необходимым, они затем так устремились друг на друга, будто столкнулись молнии.

Кони были отличные, и потому в один миг они оказались вместе; оба храбрых рыцаря осыпали друг друга сокрушительными ударами копий. Копья глубоко вонзились в щиты. Но рыцари, с отменной легкостью заставляя крутиться своих коней и крепко зажавши копья в руках, выдернули их из щитов, куда вонзили их с такой чрезвычайной силой. И, носясь по полю, они продолжали бой. Старались ранить друг друга куда бы то ни было, и в этих своих стараниях выказывали большую силу и ловкость. И так храбро сражались друг с другом два отважных воителя, что это вызывало изумление. Зрители поединка, видя, как они хорошо отражали взаимные нападения, испытывали большое удовольствие.

Прошло два долгих часа с тех пор, как рыцари вступили в бой, а еще ни одному из них не удалось ранить своего противника, потому что, хотя им и удавалось наносить друг другу удары, они настолько были хорошо вооружены, что не могли нанести раны. К этому времени конь дона Мануэля уже устал больше, чем конь мавра; дон Мануэль это очень хорошо видел и очень этим огорчался, ибо не мог из-за этого нанести мавру удар, как того хотел. Мавр, заметив, что конь христианского рыцаря уже не так проворен, очень обрадовался, ибо из этого обстоятельства он надеялся извлечь победу над своим врагом. И тогда он начал с огромной быстротой кружиться вокруг дона Мануэля, чтобы окончательно утомить его коня. И раз, приблизившись более обычного и вполне положившись на своего доброго коня, он сильным ударом копья ранил дона Мануэля в бок, не прикрытый щитом. Удар был настолько силен, что, пробив кольчугу, нанес рану в левый бок, откуда тотчас же обильно заструилась кровь. Но мавру не удалось уйти без отплаты, потому что, поворачивая своего коня и рассчитывая на свой удар, он не успел этого, сделать с такой быстротой, чтобы дон Мануэль не настиг его, и, пока мавр делал поворот, он нанес ему в незащищенный бок настолько сильный удар, что тонкая кольчуга оказалась пробитой насквозь и острие копья вонзилось в тело, нанеся опасную рану. Ни один змей, ни один аспид не приходил в такую ярость, когда на него кто-нибудь наступал, в какую впал тот храбрый мавр, почувствовав себя столь серьезно раненным. С диким бешенством, почти обезумев от ярости, он повернул своего коня, помчался на дона Мануэля, атаковал его со всей яростью и нанес ему страшный удар копьем, пробивши насквозь щит и ранивши дона Мануэля второй раз. Дон Мануэль, рассерженный тем, что мавру удалось его ранить два раза подряд, с такой быстротой устремил на него своего коня, что мавр, не успев еще отдалиться, получил вторую тяжелую рану; из той и другой раны кровь текла ручьем. Но это нисколько не устрашило мавра: он, еще более гневный и воспламененный, вел бой, наскакивая и отскакивая всякий раз, как ему предоставлялась возможность ранить христианина. Уже оба рыцаря были ранены три или четыре раза, а ни тот ни другой еще не обладали никакими преимуществами, что очень сердило дона Мануэля, так как они уже долгих четыре часа находились на поле сражения, но ничего еще не было достигнуто. И, полагая, что причина тому кроется в его коне, он с большой легкостью спрыгнул с него. Прикрывшись щитом и отбросив копье, он обнажил свой великолепный меч и пошел на мавра. Мавр, увидев его спешившимся, очень удивился и оценил его великое мужество. И, дабы избежать упреков в трусости – остаться на коне, когда противник спешился, – он тоже соскочил с коня, отбросил копье и пошел навстречу христианину, очень уверенный в своей силе, которая действительно была велика; в руке у него была дорогая альфанга, сделанная в Марокко. Хорошенько прикрывшись своими щитами, оба рыцаря начали обмениваться мощными ударами, причем каждый бил, куда только мог.

Велика была крепость мавра, но ловкость христианина ее превосходила. Он заметно преобладал в бою, и каждый раз, как они сходились, мавр оказывался раненным. Меч храброго дона Мануэля был лучшим в мире, и, едва коснувшись врага, он уже наносил ему рану. Это было очень неприятно мавру, потому что, хотя он и с примерной отвагой нападал на своего противника, он встречал с его стороны настолько хорошую защиту, что не мог причинить ему вреда. Мавр, покрытый кровью и потом, был утомлен и от усталости стал торопиться, но, несмотря на все это, он ничем не обнаруживал своей слабости.

Тем временем благородный конь Алабеса, почувствовав седло опустевшим, а себя свободным, в несколько больших скачков догнал коня дона Мануэля, и между ними завязался бой, на который страшно было смотреть, ибо таковы были удары копытами и зубами, какими они обменивались, что невозможно описать. Конь мавра брал верх и кусал более жестоко, так как был обучен этому своим хозяином. Так что оба поединка – рыцарей и их коней – не уступали друг другу в жестокости. Кто в эту минуту внимательно вгляделся бы в бой между рыцарями, сразу увидел бы преимущество доброго дона Мануэля над мавром. И дело закончилось бы очень скоро и весьма плачевно для храброго Малика Алабеса, если бы в ту пору судьба не оказалась к нему особенно благосклонной.

И случилось, что когда кони и рыцари сражались, прибыли восемьдесят рыцарей, которых дон Мануэль оставил позади; они приехали посмотреть, в каком положении находится битва их храброго вождя с мавром.

Сто мавров, находившихся на страже Алабеса, увидев приближение отряда всадников, близко подъезжавших к месту сражения, приняли это за дурной знак. И, полагая, что те шли на помощь христианскому рыцарю, они, испуская воинственные крики, атаковали христианский отряд, пустив своих коней во весь карьер. Христиане приняли это за предательство и, чтобы защитить своего господина, поспешили им навстречу. И между обеими партиями завязалась очень кровопролитная сеча, и с обеих сторон многие пали мертвыми. Оба рыцаря в тот момент, когда их единоборство сделалось особенно жестоким и кровавым, увидя резню, неизвестно из-за чего возникшую, почли за лучшее прекратить свой поединок и поспешить каждый к своей партии, чтобы, если окажется возможным, заставить их разойтись.

Дон Мануэль направился к своему коню посмотреть, можно ли его взять; то же сделал Алабес. Но кони их по-прежнему с жаром продолжали свою борьбу, и никто бы не отважился к ним подступиться. Мавританские рыцари поспешили достать коня Алабесу; то же самое сделали христиане, чтобы помочь дону Мануэлю. Здесь из-за коней разгорелся особенно жестокий бой; одни хотели помочь мавру, другие – христианину. Сражались между собой более пятидесяти рыцарей. Храбрый дон Мануэль пробился к коням, которые тем временем прервали свой бой, испуганные разгоревшейся вокруг них битвой.

Первым из коней, попавшихся дону Мануэлю под руку, был конь Алабеса. Дон Мануэль схватил его за поводья и, принужденный опасностью, в какой он находился, нарушил приличия и вместо своего коня воспользовался чужим: ведь на войне допускается все. Он птицей взлетел на седло, и ему было дано в руки его же собственное копье. И, едва получив его, он врезался с такой стремительностью в гущу врагов, что казалось, будто на них обрушился удар молнии.

К тому времени и храбрый Алабес уже был на коне, ибо ему дали коня дона Мануэля, ничем не уступавшего его коню, если не считать только легкости; зато конь дона Мануэля отличался большой крепостью и выносливостью. Алабес огорчился обменом, но, видя, что помочь ничем нельзя, принял то, что даровала ему судьба. И точно так же, взявши в руки копье, он вмешался в гущу христиан, в своей ярости подобный свирепому льву, повергая и убивая многих из них.

Молодой король Гранады, увидевший, как далеко зашло дело, поспешил спуститься с балкона и закричал, чтобы тотчас же тысяча рыцарей поспешила на помощь своим. Для этого понадобилось бить в набат, что и было выполнено настолько поспешно и громко, что сражавшиеся в Долине очень ясно услышали звон. Тогда доблестный Алабес, искусно пробираясь между сражавшимися, отправился на поиски дона Мануэля и не остановился, пока не нашел его. Заметив же его, направился к нему и знаками пригласил выехать из сечи; выехал из нее сам, а дон Мануэль последовал за ним, очень довольный, рассчитывая докончить поединок. Но когда они достаточно удалились от воинов, продолжавших с прежней яростью сражаться, Алабес подъехал к дону Мануэлю и сказал ему:

– Достойный рыцарь! Твое великодушие принуждает меня сделать для тебя что-нибудь. Знай же, что в Гранаде большое смятение и звонит набатный колокол, призывающий к нам на помощь. И по меньшей мере выедет тысяча рыцарей, а потому уведи поскорее своих людей, пусть они в полном порядке покинут Долину, ибо слишком мало их по сравнению с поспешающими к нам на помощь. Прими мой совет, ибо, хотя я и мавр, но я рыцарь, и рыцарский закон меня обязывает тебя предупредить, хотя ты и враг. Теперь же поступай, как найдешь лучше. Если хочешь, мы в другой раз окончим наш поединок. Я же тебе даю слово, что прибуду для его окончания, куда бы ты меня ни позвал.

Дон Мануэль отвечал:

– Благодарю тебя, рыцарь, за предупреждение; приму твой совет, так как он мне кажется хорошим. А чтобы принудить тебя меня отыскать, уведу твоего коня; ты же возьми моего, ибо он твоему не уступит. Встретившись в следующий раз, поменяемся опять.

И, сказавши так, он затрубил сбор в серебряный рог, подвешенный у него на шее. Христианские рыцари, услышав сигнал сбора, тотчас же прекратили битву и собрались в один миг. Мавры сделали то же самое, и каждый отряд отправился в свою сторону, оставив на поле многочисленных убитых и увозя с собой множество раненых. Алабес со своими достиг Гранады в то время, как из ворот Эльвиры выезжала им помощь.

Алабес велел им вернуться.

Король сам вышел встретить Алабеса. Его сопровождали самые знатные рыцари. Они довели Алабеса до самого его дома. Здесь с него сняли вооружение и одежду и уложили его в великолепную постель, где он пролежал, покуда залечивались его раны, оказавшиеся очень опасными.

Возвратимся теперь к дону Мануэлю, ехавшему со своими людьми через Долину и настолько раздраженному и недовольному тем, что ему не удалось закончить бой, что он ничего не говорил и не отвечал на задаваемые ему вопросы. Он очень осуждал своих людей за прибытие их в то время, когда он сражался с мавром. Если бы они не прибыли, он бы со славой закончил поединок. И то была правда, ибо если бы не поспешили к нему его люди, то и мавры не двинулись бы с места. Так закончилась та битва, и добрый дон Мануэль выиграл в ней славного коня велесского алькайда. Про ту битву сложили романс, гласящий: