Онлайн чтение книги Том 9. Лорд Бискертон и другие
I

1

Городок Сен Рок находился на побережье Франции. Шато «Блиссак» находилось рядом с Сен Роком. А Дж. Веллингтон Гедж находился рядом с Шато «Блиссак», читая на террасе письма.

Предоставь прохожему выбор, кем ему любоваться — Геджем или видом ниже, он выбрал бы вид, и поступил бы правильно, потому что этот пузатенький коротышка сидел единственной кляксой на роскошном ландшафте. Шато стояло на холме, и от его террасы склон резко сбегал вниз многоцветными садами и кустарниками к самому озеру. За озером волнились песчаные дюны, а за дюнами посверкивала гладь гавани, усеянная стоящими на якоре яхтами.

Сам городок притулился слева: беспорядочное скопление красных крыш и белых стен, а в центре гордо вздымался в небо золотой купол здания, благодаря которому местечко и превратилось в популярный летний курорт, — казино «Мунисипаль». Бывший всего несколько лет назад захудалой деревушкой, Сен Рок превратился в Мекку для любого, кому приятно любоваться, как сгребают лопаточкой их деньги грустноглазые крупье.

Гедж не замечал, углубившись в корреспонденцию, расстилавшегося вокруг пейзажа, да и замечать не желал. Он не любил Сен Рока, а уж нынешним утром городишко и вовсе потерял для него всякую привлекательность — на всех трех полученных письмах были наклеены калифорнийские марки, и содержание их лишь обостряло тоску по родине. С первого дня своей женитьбы, случившейся два года назад, и последующего отъезда в Европу Гедж чахнул в тоске по Калифорнии.

Поэт поведал нам о человеке, чье сердце было в горах, среди оленей. Сердце Геджа пребывало в Глендейле, штат Калифорния, скитаясь между хот-догами и бензоколонками.

Перед этим снедаемым тоской джентльменом возникла стройненькая, прехорошенькая девушка, в которой, проморгавшись, он признал Мэдвей, горничную своей жены.

— Моддом желает видеть вас, сэр.

— Э? — удивился Гедж. Он же уже наведывался с утренним визитом к Большому Шефу— Зачем это?

— Думаю, моддом решила отплыть сегодня на дневном пароходе в Англию.

— Что?! — вздрогнул Гедж.

— Да, сэр.

— А надолго?

— Не могу сказать, сэр.

Информацию по этому пункту Геджу не терпелось получить как можно скорее и достовернее, от этого многое зависело. Обычно Сен Рок представлялся ему прескучным местечком, но выпадал один день в году, когда городок, поднатужившись, встряхивался и показывал себя во всей красе. Случалось это в день рождения его покровителя, и отмечался этот праздник карнавалом, шумным и разгульным. Празднество Святого Рока предстояло на следующей неделе, и до этой минуты у Геджа не теплилось ни искорки надежды внести и свою лепту в веселье. Но теперь впервые забрезжил лучик: а пожалуй что, и выпадет шанс поучаствовать! И, затолкав письма в карман, он поспешил домой.

Шато любителя старины и эксцентричности восхитило бы, дату его постройки он определил бы как конец XIV — начало XV века. У Геджа же впечатление возникало неизменно одно: строил Шато не иначе как косоглазый архитектор. Надо же! Возвести дом из облицовочного камня да еще понатыкать всюду остроконечных башенок. И хотя интерьер модернизировали, во всяком случае, как модернизация представляется французам — провели электрический свет и встроили две ванные комнаты, — но все равно, не к таким домам привык Гедж в Глендейле, штат Калифорния.

Жену Гедж нашел в венецианском зале, просторной комнате с потолком обильной лепки, при одном взгляде на который так и чудилось: вот сейчас рухнет и зашибет вас. Миссис Гедж сидела на кровати, диктуя письма мисс Путнэм, своей личной секретарше, худенькой особе в весе пера, бесцветной и респектабельной тихоне в роговых очках.

Сама миссис Гедж выступала бы в тяжелом весе. Сложения она была плотного, дама статная и красивая, несколькими годами моложе мужа. С первого взгляда на нее становилось понятно, почему он послушно выполняет все ее приказания. Даже в состоянии покоя она источала силу и волю. До их брака она была вдовой нефтяного мультимиллионера по имени Брустер, завещавшего все свои мультимиллионы ей. А больше о прошлой жизни жены Геджу неведомо было ничего, так что порой закрадывалась мыслишка — а уж не служила ли она укротительницей львов?

Легкий взмах ее руки, и мисс Путнэм растаяла в воздухе.

— Что такое насчет этой твоей поездки? — поинтересовался Гедж, опускаясь на освободившееся место. — Мэдвей сказала, ты отплываешь с дневным пароходом?

— Я получила из Англии письмо от своего юриста. Возникло недоразумение с английским подоходным налогом. Он говорит, нам необходимо встретиться.

— А билет как же?

— Мисс Путнэм все организует. А ты сбегай в аптеку и купи мне что-нибудь от морской болезни. Лучше всего «Маль-де-мэр» Филипсона.

Пауза.

— А надолго уезжаешь? — Гедж небрежно кашлянул.

— Так, на неделю где-то.

— А-а…

Выпуклые его глаза загорелись целеустремленным блеском. Он мигом решил, что непременно пойдет на Праздник Святого; мало того, еще и поучаствует активно. Если кто-то воображает, будто он не сообразит натянуть пижамные брюки и блузку жены, а вокруг головы накрутить шарф тюрбаном и предстать на карнавале в виде восточного монарха, то человек этот здорово ошибается!

— Н-да, — протянул он, — мне, конечно, будет без тебя очень одиноко. Да-с, сэр, очень, ну очень одиноко. Ладно уж, вытерплю как-нибудь, — мужественно прибавил он. — Геджи из Глендейла парни крепкие!

— Ничего не одиноко! Я тебе разве не сказала?

— Про что?

— Я пригласила пару-тройку гостей. Приедут завтра днем. Долька тихого счастья улетучилась. Не из тех он был, чтоб наслаждаться ролью хозяина. А кроме того, толпа любопытных гостей в доме пожалуй что и помешает его замыслу.

— Компания приедет совсем небольшая. Сенатор Опэл с дочкой…

— Старик Опэл!

— …и виконт де Блиссак.

— Что!

— Я с ним незнакома, но полагаю, что это весьма обаятельный молодой человек.

— Обаятельный молодой хам! — скорректировал ее мнение Гедж. — Трезвым не бывает ни денечка!

— Про это мне все известно. Я уже распорядилась, чтобы в Шато, пока он гостит, спиртного не подавали. Главная причина, почему его мать присылает его к нам — она желает, чтобы он несколько недель провел в полном воздержании.

— Послушай-ка, у нас тут что, институт излечивания алкоголиков?

— Лично я очень рада, что виконт согласился приехать. Мне кое-что хотелось бы обсудить с членами их семьи. Виконтесса уверила меня, будто сантехника тут в хорошем состоянии. Но это совсем не так! В состоянии она никудышном! Бачок наверху протекает.

— Так что, когда виконт приедет, — угрюмо пробурчал Гедж, — мне его прямо на крыльце встретить? И сразу сказать: «Давайте, виконт, входите. На выпивку не рассчитывайте, а вот ступайте-ка наверх да взгляните на протекающий бачок». От радости он прям обалдеет!

Он еще пробубнил что-то себе под нос, но тут его стукнула мысль внезапная и вовсе уж неприятная.

— Однако, в чем все-таки дело? — подозрительно осведомился Гедж. — Что за великая идея кроется за всем этим? Наводнять дом виконтами, сенаторами… что-то тут кроется, но что — непонятно. Почему — виконт? Откуда — сенатор?

С минуту миссис Гедж молчала. В манеру ее вкрался оттенок напряженной настороженности, как у леопарда, изготовившегося к прыжку.

— О, ну все просто… У матери виконта большое влияние на французское правительство.

— И что из того?

— Любого ее друга встретят в правительстве с распростертыми объятиями.

Гедж, в планы которого не входило проводить уик-энд с французским правительством, так и сказал.

— А сенатор Опэл настолько влиятелен в Вашингтоне, что буквально диктует назначения на посты.

— Какие еще назначения?

— Ну, к примеру, кого назначить послом Америки во Франции…

— И кого ж это, интересно, назначить на такой пост? — в полном недоумении полюбопытствовал Гедж.

Вопроса более уместного задать он не мог, давая возможность миссис Гедж решительно и без дальнейших обиняков выложить факты, просто лезущие в глаза.

— Тебя, разумеется! — отрубила она.

2

Зрелище человеческих терзаний никогда не доставляет удовольствия. А значит, мы постараемся не слишком задерживаться на том, как у Веллингтона Геджа сначала отвалилась челюсть, потом забулькало в горле, перехватило дыхание и наконец он пулей сорвался со стула, будто мисс Путнэм воткнула в сиденье булавку. Конечно же, повествователю лучше лишь пунктирно пройтись по его вскрикам, начиная с первого придушенного вопля «Черт его все раздери!» до завершающего страдальческого «Будь же человеком!»

А о его метаниях по залу, кульминацией которых стало громоподобное столкновение с низеньким столиком, заставленным стеклянной и фарфоровой посудой, мы, следуя нашему курсу сдержанности, умолчим и вовсе.

Обойдемся лишь намеком: переполошился Гедж не на шутку. Есть люди, всей душой алчущие почестей, какими может даровать их страна, но Гедж в их рядах не числился. Честолюбцем он не был никогда. При мысли, что его могут сделать послом во Франции, тошнотворный ужас обуял его. Если эта кошмарная затея удастся, это будет означать, что ему еще долгие, долгие годы не видать Калифорнии. Годы эти он проведет в городишке, который невзлюбил сразу, в обществе людей того сорта, от которых его мурашки пробирают. Выскочило у Геджа и еще одно, совсем уж страшное соображение: ведь послам как будто полагается носить форму и атласные бриджи?

— Не желаю я быть послом!

Крик этот миссис Гедж восприняла как вопль зверя, существа из диких лесов, зализывающего раны.

— Ну что тут особенного, стать послом? — умиротворяюще проговорила она. — Были б деньги. Если у тебя есть деньги, а влиятельные особы вроде виконтессы де Блиссак и сенатора Опэла поддерживают тебя…

В густых потемках для Геджа забрезжил робкий лучик надежды.

— Тебе ведь известно, что старик Опэл ненавидит меня всем нутром! Как-то раз мы повздорили, играя в гольф, и он этого не забыл.

— Слышала, слышала. Но, думаю, ты сам убедишься, что он пустит в ход все свое влияние.

— Почему?!

— Сегодня утром я получила от него письмо, и у меня сложилось такое впечатление.

— Что же он пишет?

— Видишь ли, суть не в конкретном содержании. А так… общий тон.

Гедж остро взглянул на жену. На лице у нее играла опасная полуулыбка — верный признак, что в рукаве припрятан какой-то козырь.

— Про что ты?

— Ах, да ни про что! — Миссис Гедж, как часто замечал ее муж, была женщиной скрытной. — Встречусь с ним завтра, когда приеду в Лондон, и, думаю, все будет в порядке. Увидишь сам!

— Но, Господи, зачем тебе приспичило делать из меня

посла?

— Объясню. Когда я выходила за тебя замуж, сестра моего покойного мужа, Мейбл, повела себя просто отвратительно. По ее мнению, женщина, бывшая когда-то миссис Уилмот Брустер, этим должна и удовольствоваться до конца дней. Мне даже показалось, она была бы не прочь, когда Уилмот умер, чтобы я совершила сати.

— Что еще за сати?

— Я пошутила, конечно. Когда умирает индус, его жена сжигает себя на его могиле. В Индии это называется сати.

Тень тоскливого томления затуманила лицо Геджа. Видимо, у него промелькнула мыслишка — ах ты, как не повезло, что, по воле недоброй судьбы, Уилмот Брустер был не индусом, а калифорнийцем!

— Вот я и решила, твердо и бесповоротно, что новым послом во Франции станешь ты. Желала бы я увидеть физиономию Мейбл, когда она прочитает в газете объявление! «Мистер Ничтожество», обозвала она тебя. Да уж, посол во Франции — это вам не ничтожество!

Хотя подбородок у Веллингтона Геджа был скошен внутрь, а глаза выпучены наружу, определенной неотшлифованной мудростью он обладал. Возможно, существовали вещи, в которых он не смыслил ничего, но уж про это-то ему было доподлинно известно — если мужчина становится пешкой в ссоре между женщинами, то бороться — пустая затея. Несколько напряженных минут он просидел, пощипывая покрывало, молча воззрясь в свое беспросветное будущее; и наконец тяжко поднялся со стула.

— Ладно, пойду, куплю тебе «Маль-де-мэр»…

3

Приблизительно в то же время, когда Гедж побрел в аптеку, человек гангстерского вида в облегающем костюме, какие почему-то наводят на мысль о сомнительной нравственности его обладателя, вошел в коктейль-бар отеля «Дез Этранжэ».

Отель этот находился неподалеку от казино «Мунисипаль», в общем-то настолько близко, что хорошему бегуну ничего не стоило, проигравшись подчистую за столом, сбегать, пополнить запасы у стойки, рвануть обратно, проиграть и эти деньги, все в десяток минут. Сен Рок вполне справедливо гордился своим отелем «Дез Этранжэ»: там имелись все самые современные удобства, включая и сад для гостей, пожелавших покончить самоубийством, первоклассный оркестр, отличную кухню, телефоны в спальнях, а на нижнем этаже — современнейший коктейль-бар под началом Постава, прибывшего прямиком из Парижа из бара «У Джимми».

Когда там появился человек гангстерского обличья, бар был пуст. Единственным его посетителем был темноволосый, стройный, элегантный молодой человек утонченной, красивой наружности, читавший европейское издание «Нью-Йорк Гералд» за стойкой. А когда он на минутку опустил газету, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, то пришелец гангстерского вида издал радостный вопль человека, узревшего знакомое лицо.

— Втируша! — завопил он.

— Суп! — откликнулся молодой человек.

И они обменялись теплым рукопожатием. В родной Америке они ходили скорее в знакомцах, чем в друзьях, но между изгнанниками, встретившимися в чужой стране, всегда вспыхивает горячая симпатия.

— Ах ты, старый конокрад! — кипел от радости суровый гость. Называя так своего друга, выражался он, разумеется, фигурально. Коней Гордон Карлайл никогда не крал. Крупный мошенник, он счел бы такое занятие вульгарным.

— Ах ты, старый песокрад! — отозвался Гордон, что тоже было шуткой чистейшей воды. Суп Слаттери в жизни не крал псов. Он был экспертом по взлому сейфов.

— Ну надо же! Надо же! — радовался Слаттери. — Наткнуться на тебя здесь!

И он присел за столик. Его лицо, в спокойном состоянии напоминавшее гранитную плиту с подозрительными глазками (ружья он в своем стенном шкафу не прятал, но вид у него был такой, будто припрятан там целый арсенал), смягчилось теплой улыбкой.

— А что ты тут поделываешь, Втируша?

— Да так! Осматриваюсь.

— И я вот тоже.

Они прервали беседу, чтобы посовещаться с официантом на предмет горячительных напитков. Урегулировав этот вопрос, друзья возобновили беседу. Не виделись они давненько, и им было о чем потолковать.

Вспомнили старые денечки и старых друзей, обменялись воспоминаниями о Нескладехе Таком-то и Коротышке Эдаком.

Слаттери Суп продемонстрировал Карлайлу шрам на руке; пару лет назад ранил его чересчур шустрый владелец дома в Дес Мойнесе, штат Айова, к которому он как-то наведался.

Карлайл показал Слаттери больное местечко на левой ноге: укусил его разочарованный инвестор в австралийские золотые прииски.

Примерно через полчаса этих доверительных рассказов тон беседы смягчился, стал сентиментальным.

— А как твоя подружка? — поинтересовался Слаттери. — С тобой?

— Подружка? Какая?

— Да встретил я тут одного парня, забыл уж кого, и он рассказал мне, вроде бы ты женился на Герти Галошке.

Лицо Гордона, и без того несколько меланхоличное, совсем погрустнело.

— Нет, не женился.

— А тот парень говорил, женился.

— Ну так вот — нет!

Ответ получился резковатым. И, точно бы раскаиваясь в том, что обрезал доброжелательного приятеля, Гордон объяснил:

— Понимаешь, у нас с Герти вышла ссора.

Он ненадолго призадумался, но потребность излить свои беды победила привычную сдержанность.

— Так, знаешь, на пустом месте, — горько добавил он. — Пустячное недоразумение, любой посчитал бы — уладить можно парой слов. Герти пришлось лечь в больницу, она ногу сломала, а я тем временем пару раз встретился с ее подружкой. Исключительно по делу. А она прям взбеленилась. Я твердил ей, что тут все чисто, но она и слушать не желала. Слово за слово, и наконец она огрела меня вазой по голове и слиняла из моей жизни. Случилось это год назад. С тех пор я ни разу ее и не видел. Женщины такие жестокие!

— Да уж, это точно. Именно что жестокие, — поддакнул Слаттери. — Никогда не знаешь, что у них на уме. Да хоть меня возьми, к примеру. У-у, я б роман о них мог написать! Самая хитрющая моя партнерша вдруг — бац! — бросает меня на полуслове. Ни телефона, ни записочки! Ну, ничего!

— Без Герти я погибаю.

— А я — без той дамочки. Джулия ее звали.

— Работать не могу, я вот про что.

— Ну, так и я об том же. В делах без нее — никуда. Между нами с Джулией никаких таких цветочков-василечков и в помине не водилось. Ты с ней был знаком, а?

— Нет.

— Э-эх, какая была наводчица! Так ловко умела напроситься в разные шикарные дома. И всегда ей все с рук сходило. Потому что у нее был стиль, ну что ты! Дамочка — высший класс! Книжки разные читала, то-се… Послушать, как она говорит, так подумаешь, она в Светском календаре числится.

— А Герти…

— Джулия, — властно захватил беседу Слаттери, — работала со мной несколько лет. А потом вдруг, в один прекрасный день, четыре года назад, считай, до этой вот самой минуты, вдруг брякает — как гром среди ясного неба: все — она завязала. Бот так вот. Ни тебе объяснений, ничего. Дала, считай, пинок под зад, и поминай как звали. А я-то всегда после каждого дела делился с ней по-честному, никогда не жульничал. Ни разочка не нагрел. Ни на цент! Иногда мне сдается, чем честнее ты с этими вертихвостками, тем паршивее они с тобой обходятся. Вот так-то, сэр! Улетучилась, и другой такой у меня уж не появилось. Я опускался все ниже и ниже. — Слаттери замялся. — Хочешь, чего скажу, Втируша? Сейчас, случается, я даже уличным грабежом промышляю! Вот как!

— Ну да?! — в тоне Карлайла, как он ни старался, проскользнула осуждающая нотка. Он не хотел, конечно, строить из себя сноба, но в криминальном мире существуют свои социальные степени и ранги, и всем известно, что уличные грабители — люди не первого сорта.

— Надо ж человеку как-то жить! — покраснел Слаттери.

— Ну кто ж спорит.

Повисло тяжелое молчание. Когда Слаттери заговорил опять, было ясно, что он стремится восстановить свою репутацию.

— Конечно, я и сейфами занимаюсь, если подвернется случай. Вот и здесь, в городке этом, намечается крупная работенка. Хоть завтра бы провернул, будь у меня партнер для наводки.

Карлайл встрепенулся, отбросив все свои неодобрительные мысли.

— Что? Прямо в этом городе?

— Да так, в миле от него. В таком, знаешь, Шаттублиссак.

— Не слыхал, — покачал головой Карлайл. — Незнаком я со здешними местами.

— Выше на холме, за казино. Его снимает какая-то американская дама. Что-что, а брюлики у нее водятся.

— Наверняка-то не знаешь?

— Должны водиться, раз дамочка арендует такой шикарный дом.

— А может, в банке их хранит. — Неудачи сделали из Карлайла пессимиста.

— Может, и так. Да и что толку волноваться? У меня же все равно нет человека для работы в доме.

— Ну, внутреннюю работу, предположим, мог бы сделать и я, — вызвался повеселевший Карлайл. — Если дойдет до крупного дела, почему бы и мне не стать наводчиком?

— А как ты проникнешь в дом? Такие вот дела… Сам видишь, мужчина тут не годится. — Допив стакан, Слаттери поднялся. — Ладно, пойду прогуляюсь. Ты остаешься?

— Без разницы, где сидеть, — мрачно отозвался Гордон. Упадок промышленности угнетающе сказывался на его настроении.

Слаттери, выйдя на залитую солнцем улицу, бесцельно побрел к гавани. Когда бесцельная прогулка привела его в узкий и почти безлюдный переулок, он заметил идущего впереди пузатенького коротышку, углубившегося в чтение письма.

На минутку Слаттери заколебался. Потом, слегка вздохнув, вынул револьвер. Низкосортная, что и говорить, работенка, но выпадают времена, когда всякая мелочь сгодится. Бочком, незаметно, он пристроился к коротышке. И скомандовал:

— Руки вверх!

4

Гедж послушно их поднял. И без дополнительного стимула в виде револьвера он с готовностью оказал бы любезность такому громиле. Однако он тут же впал в полуобморочное состояние, какое порой вызывал в нем взгляд жены, но сейчас примешивалась тревога и слабое теплое сочувствие к заблуждавшемуся на его счет грабителю, принявшего его за ступеньку к богатству.

Слаттери, производивший проворный осмотр левой рукой, видимо, уже обнаружил тошнотворную истину. На грубом его лице проступила разочарованность, а кончик сломанного носа задергался от такого явного крушения иллюзий. Весь вид его кричал: вот человек, внезапно ткнувшийся носом в грубую реальность жизни!

— У тебя что ж, совсем, что ли, наличности нету? — брюзгливо спросил он.

— Ни цента! — вздохнул Гедж.

Слаттери горестно крякнул. На вид Гедж был толстячком богатеньким, и он рассчитывал на хороший куш. Спрятав револьвер в карман, несчастный грабитель сбил на затылок шляпу отчаянным и несколько даже байроническим жестом, при виде которого у Геджа вырвалось:

— Эй! А ведь я тебя встречал!

— Да? — равнодушно бросил Слаттери, ему уже все было безразлично. Столько суеты и хлопот, а в результате — денег даже на ланч не наскреб!

— Ты тот самый парень, который грабил меня в Чикаго! Саттери окинул его скучающим взглядом, говорившим: «Ах, у меня столько знакомых!»

— А в чем ты был одет?

— В серый деловой костюм с синей саржевой ниткой.

— Нет, не припоминаю. Извини.

— Ну, конечно же, это был ты! Тогда еще подскочил коп, и ты заставил, чтобы я взял тебя под руку. И мы пошли от него, будто старые дружки. Еще пели! Не помнишь, а?

— Чего пели-то?

— «О, руки бе-елые, как я ва-ас любил!» Ты подпевал басом. Лицо Слаттери внезапно осветилось.

— А ведь и правда! Теперь припоминаю. Так-так!

— Долгонек путь отсюда до старого Чикаго!

— А то!

— Они мне и фамилию твою назвали. Сейчас вспомню…

— Они — это кто?

— Копы. Когда я им тебя описал. А, вот! Вспомнил! Суп Слаттери. Один из копов заметил, что похоже на Супа Слаттери, а другой добавил, да, очень может быть, это Суп и есть. И опять стали играть в шашки. Удивлялись только, с чего это вдруг ты стал грабить людей на улице. Сказали, ты — эксперт по взлому сейфов.

— Случается, что и уличным грабежом подрабатываю, — несколько сдержанно объяснил Слаттери. — А что, есть возражения?

— Никаких! — поспешно заверил Гедж. — Решительно — никаких! Лично я ничуть не против.

Возможно, Гедж даже ввернул бы классический прецедент с Микеланджело, который тоже не удовлетворялся одним видом искусства, но Слаттери уже вернулся к животрепещущему вопросу дня.

— Послушай, а чего ж у тебя наличных-то нету?

— У меня никогда не водится.

— А по виду — богатенький.

— Богата моя жена. Просто ужас! Покойный муж оставил ей миллионы..

— А ты, значит, подсуетился и ободрал вдовицу? Недурно устроился.

Настроен Слаттери был весьма неодобрительно. Не чуждый сентиментальности, он, когда видел в кино холодный брак по расчету, всегда свистел в знак осуждения.

Гедж уловил оскорбительный намек.

— Женился я не из-за денег, — с чувством возразил он. — Я и сам в то время был богат. Но, к несчастью, играя на бирже…

Теперь в манере Слаттери не осталось и капли суровости. С теплым, сердечным интересом смотрел он на Геджа.

— Так ты тоже угодил под большой крах?

— Ну! Все потерял. До последнего доллара.

— И я. — Слаттери поморщился при воспоминании. — Крутой вираж! Вот были денечки! Точно ухаешь вниз на скоростном лифте! Были у тебя «электрические»?

— А то!

— А почем покупал?

— По сто шестьдесят семь.

— А я — по сто шестьдесят девять. А «Монтгомери Уорд»?

— Обошлись мне по сто двенадцать.

— И мне — тоже.

— «Дженерал Моторс»? — нетерпеливо допрашивал Гедж.

— Эй! Давай про что другое поговорим.

На несколько минут оба финансиста унеслись мыслями в прошлое. Наконец Слаттери вздохнул.

— Что ж, рад был увидеться с вами снова, мистер… как вас там?

— Гедж. Дж. Веллингтон Гедж. И я очень рад встрече, мистер Слаттери. Как насчет пропустить по маленькой?

Тень прежней угрюмости проскользнула в тоне грабителя.

— Не понял. Как это «пропустить по маленькой»? У тебя же нет денег.

— Так ты мне одолжи!

Нельзя сказать, чтобы в планы Слаттери, отправлявшегося на уличный грабеж, входило финансирование будущих жертв, но в голосе его собеседника проскользнуло нечто такое, что в нем откликнулся дух благородства; и он протянул сотню франков.

— Слушай, а ты не мог бы увеличить заем до двух сотен?

— Хм, ладно, — согласился Слаттери без особой сердечности.

— А знаешь, что я тебе скажу! — воодушевился Гедж. — Одолжи-ка ты мне для ровного счета — тысячу! Получится кругленькая такая, симпатичная сумма!

Без особого пыла Слаттери отлепил mille[1]Тысяча (франц.). от своей тощей пачки, словно бы недоумевая, где это он подцепил идейку, будто уличный грабеж — прибыльное предприятие?

5

За столиком в маленьком кафе у гавани Геджа обуяла словоохотливость. Уже много месяцев он томился по сочувственному уху, в которое мог бы излить свои несчастья, и наконец оно подвернулось. Этот миляга-взломщик, решил он, услышит все.

— Да-с, сэр, — приступил он. — Вот так оно все… Все деньги у моей жены, а я в доме так, «Эй, ты! Принеси-подай!»

— Неужели правда?

— Да-с, сэр. Простофиля, вот я кто. Так, никто. Ты не промахнешься, если скажешь, что я — птаха в золоченой клетке. Чего бы ни пожелала миссис Гедж, все так и делается. Хотел я жить в Калифорнии. Нет, настояла, чтоб мы поехали во Францию. Ты что думаешь, будь у меня деньги, я б жил в такой дыре, как Шато «Блиссак»? Нет, сэр! Вернулся бы в Глендейл, где мужчины — настоящие мужчины! Слаттери чуть вздрогнул.

— Так ты в Шаттублиссаке живешь?

— Да-с. Вот именно. В Шато «Блиссак».

Слаттери раздумчиво пожевал нижнюю губу. Открытие, что коротышка живет, пусть даже в скромной роли птахи в доме, о котором он столько мечтал, всколыхнуло его. Он не мог сказать наверняка, какие надежды возлагает на их знакомство, но одно чувствовал безусловно — расположения нового знакомца добиваться стоит.

— Живешь, значит, там? Ну и ну! — вежливо заметил он.

— Да-с, сэр. Миссис Гедж настояла, чтобы мы сняли этот дом в аренду. А я б и гроша за такой не дал! Меня от него прям тошнит. И это еще не все! Нет, не все!

— Нет?

— Нет, сэр. Знаешь, что?

— Что?

— Когда она выложила мне это сегодня утром, меня прям перышком сшибить можно было. Ну догадайся вот, что?

— А что?

— Ни в жизнь не скумекаешь!

— Так что, а?

— Представляешь, что она мне выложила сегодня утром?

— Да откуда, черт тебя дери, мне знать? — Вспышка раздражения сбила Слаттери с выбранного курса льстивости. — Ты что, воображаешь, я там под кроватью прятался?

— Она мне сказала, я должен стать американским послом. Слаттери переваривал новость.

— М-дэ, не подарок…

— Я и сам знаю. Послы должны носить форму и атласные бриджи… это подумать!

— И треугольные шляпы.

— Что? Еще и шляпы?

— А то! Сам видел в новостях. И французишки эти всех послов обцеловывают.

До этих слов Гедж полагал, что вник во все изъяны предложенной роли, но теперь до него дошло, что последний, и самый ужаснейший, ускользнул от его внимания. С минуту он сидел как в параличе. Потом взорвался яростным потоком слов.

— Ну, нет! Нет, и точка! Еще чего! Раздобуду маленький капиталец, чтоб было с чего сызнова начать, и подниму бунт. Да-с, сэр! Бунт, и точка. Я очень люблю свою жену, но это уж, знаете! «Слушай! — я скажу. — У меня хватает денег, чтоб начать сызнова, теперь я человек независимый, понятно? И я не намерен становиться никаким послом. Чем быстрее ты про это забудешь, тем лучше! Потому что все это — чушь собачья! И кстати, о Франции, — я скажу, — уезжаю из этой страны на следующем же пароходе. Возвращаюсь в Калифорнию. Прикипела к своей Франции, — я ей скажу, — так и торчи тут! Лично я возвращаюсь в Глендейл». Да-с, сэр!

Человеком Слаттери был не злым, но весьма практичным. Люди, вроде него, только и знают, что обескураживать мечтателей.

— А где, интересно, — перебил он, — ты достанешь этот свой капиталец?

В пылу возведения воздушных замков мелочь эту Гедж как-то упустил. Огонь в его глазах потух.

— А ты мне не сможешь одолжить? Совсем немножко? Слаттери ответил, что нет, не может.

— Да мне больше десяти тысяч и не потребуется. Эх, мне б раздобыть только десять тысяч! Я б уж сумел вернуть, что потерял!

На это Слаттери ответил, что, доведись ему увидеть десять тысяч зараз, он перецеловал бы все купюры по отдельности.

Бешеное возмущение против суровости судьбы охватило Геджа.

— Господи! Как несправедливо!

— Чего несправедливо-то?

— Ну, посуди сам! Знаешь, что?

Слаттери горячо попросил нового приятеля перестать приставать к нему с таким вопросом.

— Нет, ну знаешь все-таки, что? Когда я женился на миссис Гедж, я был человекам богатым.

— Это ты мне рассказывал.

— Да, но вот чего я тебе не рассказывал. Я ведь эту женщину бриллиантами осыпал! Ну, не то чтобы осыпал. В общем, много ей все-таки подарил. Тысяч на шестьдесят, не меньше.

Сумма эта произвела впечатление. Шестьдесят кусков — очень даже недурная пожива.

— Представь, что бы эти шестьдесят штук значили для меня сейчас! Подумай, что бы я мог с ними сделать!

— Ну!

— Да уж, — от жалости к себе Геджа трясло, — когда я вижу, как миссис Гедж щеголяет в этих бриллиантах, мне понятно, отчего становятся циниками.

Вся полнота этой фразы не сразу проникла в сознание Слаттери: рассеянно выдохнув еще раз «Ну-у!», он отпил из стакана, и вдруг подпрыгнул, словно ожегшись о горячее.

— Щеголяет в них? То есть, ты хочешь сказать, брюлики у нее при себе?

— Да-с, сэр!

— Что? Прямо там, в Шаттублиссаке?

— Да-с, сэр. Повисла пауза.

— В сейфе, небось, хранит? — небрежно бросил Слаттери.

— Когда не носит, да.

Слаттери впал в удрученное молчание, размышляя о том, как все могло бы повернуться. Эх, будь утраченная Джулия с ним, горевал он, она мигом бы придумала, как проникнуть в дом, и провела подготовку изнутри. Без ее же скромной помощи он совсем ничего не может.

Есть, конечно, еще и Втируша. Сам набивался на внутреннюю работу. Но как ему познакомиться с Геджем, чтобы добиться приглашения? Да, трудно ковать это самое первое звено. Знакомить Гордона с Геджем самому едва ли стоит. Умом он, конечно, не так уж блещет, но все-таки даже и он соображает, что туда не приглашают без рекомендаций и не от грабителя-взломщика.

И Слаттери издал глубокий вздох. Н-да, дельце, как ни крути, — тухлое.

От раздумий его оторвало движение соседа. Гедж готовился отбыть.

— Уходишь?

— Да-с, сэр. Пора возвращаться.

— А что за спешка?

— Объясняю. Сегодня миссис Гедж отплывает в Англию на дневном пароходе, и ей потребуется многое обсудить со мной. До свидания. Приятно было познакомиться.

Слаттери промолчал. Хотя гранитное лицо его осталось бесстрастным, внутренне он затрепетал от восторга, точно бы Гедж разорвал плотную завесу тумана, скрывавшую от него Землю Обетованную, в которой приветливо лучилось солнышко.

Историки повествуют, что математик Архимед, решив некую хитрую проблему, выскочил из ванны и помчался по улицам с криками: «Эврика! Эврика!». Слаттери сидел не в ванне, но, сиди он в ней, то, несомненно, выскочил бы тоже и, весьма вероятно, завопил бы: «Эврика!», если бы знал это слово. Потому что он наконец увидел способ!

Через минуту Слаттери вылетел на улицу, торопясь к отелю «Дез Этранжэ».

6

Карлайл сидел все так же в баре, на том же месте. Слаттери поспешил к его столику.

— Втируша! — закричал он. — Нам подвалила удача! Дельце у нас в кармане!

Карлайл настороженно встрепенулся. Его друг, знал он, пустомелей не был. Редко Слаттери бывал таким возбужденным. Мужественный и молчаливый — вот какие прилагательные первыми просились на язык при характеристике Супа. Если уж он так возбудился, это кое-что да значит!

— Какое дельце? Про которое мы говорили?

— Ну да! Шатту это самое! Только что познакомился с типом, который там живет!

Карлайл тоже засиял.

— Как это ты умудрился?

— Да так, случайно встретились, — чуть смущенно ответил Слаттери. — Сдружились, понимаешь… выпили вместе. Ну он мне и рассказал, что миссис Гедж брюлики свои держит не в банке, а при себе. В сейфе хранит, дома. Вот так! Ты покажи мне сейф, который я не сумел бы вскрыть шпилькой, и я его съем. Чтоб мне лопнуть, — горделиво добавил Слаттери. — Истинная правда!

— Но…

— Знаю, знаю, кто-то нужен в доме. Как его туда сунуть? А вот как. Дамочка эта сегодня отплывает в Англию…

Он приостановился, чтобы эти сведения как следует внедрились в мозг слушателя, и тот проникся их исключительной важностью. Нет, не зря верил он в сметливость Гордона. Тот все уловил мигом.

— А я поеду на том же пароходе и познакомлюсь с ней?

— Правильно!

— Это нам раз плюнуть!

— Назовись лучше всего каким-нибудь ихним графом. Приври насчет связей во французском правительстве. Она, понимаешь, спит и видит, как сделать своего старикана американским послом. Пусть думает, что ты сумеешь ей помочь.

— Наплету с три короба! Поверит, будто все французское правительство пляшет под мою дудку.

— Добыча, Втируша, будет крупная, если все сделаешь, как следует. Гедж этот говорит, брюлики тянут на шестьдесят кусков!

Карлайл облизнулся. Лицо его подернулось мечтательной дымкой. Как и Слаттери недавно, он будто смотрел в даль, на Землю Обетованную.

— Если за пять дней не попаду в Шато, — сказал он, — считай, я растерял всю свою технику.