Хамилтон вышел в холл. Он заработал сигарету — кое-что попробовал, кое-что предпринял — и как раз раскуривал ее, когда послышалось шуршание шин по гравию, и в открытую дверь он увидел мадам Юлали. Она выпорхнула из красного двухместного автомобильчика. Хамилтон радостно кинулся ей навстречу.
— Вы все-таки сумели приехать!
Мадам Юлали пожала ему руку — коротко, но дружелюбно. Еще одно качество, составляющее ее очарование.
— Да. Но мне придется сразу же разворачиваться и уезжать обратно. У меня на сегодня назначены три встречи. А вы, наверное, останетесь на свадьбу?
— Да, хотел бы. Я обещал Джорджу, что буду его шафером.
— Жаль. А то я могла бы подбросить вас в Нью-Йорк.
— О, я легко могу все переиграть, — заторопился Хамилтон. — Что я и сделаю, как только вернется Джордж. Он без труда раздобудет себе другого шафера. Десяток!
— Когда… вернется? Куда же он уехал?
— На станцию.
— Вот досада! А я приехала его повидать. Ну да ладно, неважно. Встречусь тогда с мисс Уоддингтон на минутку.
— А ее нет.
Мадам Юлали вскинула брови.
— Что? В этих краях не принято сидеть дома в день свадьбы?
— Понимаете, приключилось маленькое происшествие, — пустился объяснять Бимиш. — Священник растянул лодыжку, и миссис Уоддингтон с Молли уехали во Флашинг за заменой. А Джордж отправился на станцию…
— Зачем, интересно?
Хамилтон засмеялся. Однако он не мог ничего скрывать от этой девушки.
— Вы умеете хранить секреты?
— Не знаю. Никогда не пробовала.
— Так вот, строго между нами. У бедняги Джорджа неприятности.
— Еще худшие, чем у всякого жениха?
— Мне не нравятся такие шуточки, — огорчился Хамилтон. — Вы как будто смеетесь над любовью.
— О, нет! Ничего против любви не имею.
— Спасибо, спасибо.
— Прошу!
— Любовь — единственное стоящее чувство в мире! В мирное время Любовь настраивает свирель, а в войну пришпоривает коня…
— Да, все верно. Вы хотели рассказать мне про неприятности Джорджа.
— Дело в том, что в день его венчания внезапно объявилась старая подружка.
— Так-так.
— Джордж написал ей несколько писем. И она до сих пор хранит их.
— Ай-я-я-яй!
— Если она затеет скандал, то венчание сорвется. Миссис Уоддингтон ухватится за любой предлог, лишь бы запретить свадьбу. Она уже высказывалась вполне недвусмысленно, что подозревает Джорджа в безнравственности.
— Что за нелепость! Это Джорджа-то! Да он чист, как свежевыпавший снег.
— Вот именно. Превосходнейший человек. Что там говорить, помню даже, как-то раз он ушел на холостяцком ужине из-за стола, потому что кто-то рассказал неприличный анекдот.
— Потрясающе! А что за анекдот?
— Не помню. И тем не менее у миссис Уоддингтон такое мнение о бедняге.
— Очень занимательно. Что же вы предпримете?
— Джордж отправился на станцию перехватить эту мисс Стаббс. Попытается ее урезонить.
— Мисс Стаббс?
— Да, так ее зовут. Кстати, она тоже из вашего городка, Ист Гилиэда. Не знаете ее?
— Что-то смутно припоминаю. Значит, Джордж отправился урезонить ее?
— Да. Разумеется, она захочет сюда приехать.
— Н-да! Паршиво. Хамилтон улыбнулся.
— Не так паршиво, как вы думаете. Видите ли, я пораскинул мозгами и могу сказать — держу ситуацию под контролем. Я урегулировал все.
— О, вот как?
— Да.
— Вы, наверное, ужасно умный!
— Ну… — смутился Хамилтон.
— Хотя, конечно, я поняла это, как только прочитала ваши брошюры. У вас сигаретки не найдется?
— О, прошу!
Мадам Юлали вынула сигарету из его портсигара и закурила. Хамилтон, вытянув спичку из ее пальчиков, задул ее и трепетно спрятал в левый карман жилета.
— Продолжайте же! — попросила она.
— Ах, да! — очнулся он от транса. — Оказывается, у Джорджа, перед тем как ему уехать из Ист Гилиэда, была… Он говорит, было взаимопонимание, а как мне представляется, самая что ни на есть обычная помолвка с этой мисс. До чего ж пошлая фамилия!
— Кошмарная просто. Я непременно сменила бы!
— Потом Джордж, унаследовав деньги, укатил в Нью-Йорк и напрочь забыл про девицу.
— Но она про него не забыла?
— Очевидно, нет. Мне она рисуется эдакой жалкой серенькой мышкой — ну, знаете, каковы эти провинциалки, без малейшего шанса заиметь другого мужа. Вот она и вцепилась в этот свой единственный вариант. Наверное, считает, что, явившись сюда в такой день, вынудит Джорджа жениться на ней!
— Но вы не допустите?
— Вот именно.
— О, вы просто изумительны!
— Очень любезно с вашей стороны, что вы так считаете, — Хамилтон одернул жилет.
— Как же вы все урегулировали?
— Видите ли, главная трудность та, что помолвку порвал сам Джордж. Итак, когда приедет мисс Стаббс, я хочу, чтобы она прогнала Джорджа по собственной воле.
— Как же вы этого добьетесь?
— Очень просто. Принимаем как само собой разумеющееся, что девица эта — чистоплюйка. Исходя из этого я сочинил маленькую драму, в результате которой Джордж предстанет перед ней завзятым ловеласом.
— Это Джордж-то!
— Она будет потрясена. В ней зародится отвращение, и она тут же порвет с ним.
— Ясно. И вы сами все это придумали?
— Целиком и полностью!
— Для одного человека у вас слишком много ума. Хамилтону показалось, что настал момент высказаться откровенно, без уверток и виляния. Открыть в самых отточенных фразах любовь, которая разрастается в его сердце, точно дрожжи, с той самой минуты, как он извлек пылинку из глаза этой девушки на ступеньках дома № 16 (79-й стрит). И был уже готов приступить, когда мадам Юлали взглянула мимо него и приятно рассмеялась:
— А вот и Джордж Финч!
Вполне понятно, раздраженный Хамилтон обернулся. Всякий раз, как он предпринимал попытку заговорить о своей любви, возникала какая-то помеха. Вчера этот тошнотворный Чарли в телефоне, а теперь вот — Джордж. Тот стоял в дверях, раскрасневшись, будто от быстрой ходьбы, и смотрел на девушку взглядом, возмутившим Хамилтона. Выражая свое возмущение, он резко кашлянул.
Но Джордж и внимания не обратил, по-прежнему не отрывая взгляда от прекрасной хиромантки.
— Ну как ты, Джорджи? Такую занимательную историю перебил.
— Мэй! — Джордж сунул палец за воротничок, будто бы пытаясь ослабить удушье. — Мэй! А я… я только что ездил на станцию встречать тебя.
— Я на машине приехала.
— Мэй?! — воскликнул Хамилтон. Страшный свет истины открылся ему.
Мадам Юлали быстро повернулась к нему.
— Да. Та самая жалкая, серенькая мышка.
— Совсем не жалкая и не серенькая! — Думать сейчас Хамилтону было не под силу и сконцентрировался он лишь на одном неоспоримом факте.
— Была, когда Джордж знал меня.
— И зовут вас Юлали…
— Это мое профессиональное имя. Разве мы с вами не согласились, что имя «Мэй» и фамилия «Стаббс» всякому захочется поменять как можно быстрее?
— Неужели вы действительно Мэй Стаббс?
— Да.
Хамилтон закусил губу и холодным взглядом окинул своего друга.
— Поздравляю тебя, Джордж. Ты помолвлен с двумя самыми хорошенькими девушками, каких я видел.
— Как мило, Джимми, с твоей стороны, — заметила мадам Юлали.
Лицо Джорджа конвульсивно исказилось.
— Мэй, честно!.. Имей же сердце! Ты ведь не считаешь всерьез, что я с тобой действительно помолвлен?
— А что?
— Но… но… я считал, ты и думать про меня забыла.
— Что! После всех твоих красивых писем?
— Юношеский роман! — пускал пузыри Джордж.
— Неужто?
— Но, Мэй!..
У Хамилтона, слушавшего этот обмен репликами, температура быстро ползла вверх, лихорадочно колотилось сердце. Никто не скатывается к первобытному состоянию, воспламенившись огнем любви, быстрее человека, проведшего всю жизнь в прохладных эмпиреях интеллекта. Двадцать с лишним лет Хамилтон полагал, что он выше примитивных страстей, но когда любовь захватила его, то захватила накрепко. И теперь, при разговоре этих двоих, его пронзила такая ревность, что он не в силах был молчать. Хамилтон Би-миш, мыслитель, прекратил свое существование, и на его место встал Хамилтон Бимиш, потомок предков, улаживавших свои любовные дела с помощью крепкой дубинки. Видя соперника, они не тратили время впустую, а обрушивались на него, будто тонна кирпича, изо всех сил стараясь откусить ему голову. Если б сейчас нарядить Хамилтона в медвежью шкуру и снять с него очки, то вот он, доисторический человек, перед вами!
— Эй! — окликнул Хамилтон.
— Мэй, ты же знаешь, что не любишь меня…
— Эй! — неприятным, злобным голосом опять окликнул их Хамилтон.
И пала тишина.
Пещерный человек поправил очки, буравя ядовитым взглядом былого друга. Пальцы у него подергивались, ища дубинку.
— Слушай, ты! Да гляди, не ошибись! Завязывай с этой своей трепотней. Она — тебя — не — любит. Доехало? А то подойду сейчас да как вмажу по сопелке! Я ее люблю, ясно? И замуж она выйдет за меня! Просек? За-ме-ня. Если хочешь что сказать, скорее извещай своих друзей, где тебя похоронить. Любит она его, ишь, выдумал! Размечтался! Меня она любит. Просек? Меня! И точка!
И скрестив руки, мыслитель приостановился в ожидании ответа.
Ответ последовал не сразу. Джордж, не привыкший к примитивным взрывам страстей, ошарашенно застыл на месте, проглотив язык, так что держать речь выпало на долю мадам Юлали.
— Джимми! — слабо пискнула она.
Хамилтон властно, по-хозяйски обнял ее и поцеловал одиннадцать раз.
— Вот так! — заключил он.
— Да, Джимми…
— Ты любишь только меня!
— Да, Джимми.
— И завтра же поженимся!
— Да, Джимми.
— Ну, тогда все нормально! — заключил Хамилтон. Джордж очнулся, точно заводная игрушка.
— Хамилтон! Дружище! Поздравляю тебя!
— Спасибо, спасибо.
Говорил Хамилтон ошеломленно и недоуменно помаргивал. Фермент начал угасать, и Бимиш, пещерный человек, быстро уступал место Бимишу, автору брошюр. В уме его смутно забрезжило, что высказывался он жарковато, пуская в ход словечки, какими вообще-то изъясняться бы не стал. Но тут он поймал взгляд Юлали, устремленный на него, и все угрызения совести и всякая неловкость растаяли.
— Спасибо! — еще раз поблагодарил он.
— Мэй — чудесная девушка! — заверил Джордж. — Вы будете очень счастливы. Уж я-то ее знаю. Как ты всегда умела сочувствовать мне!
— Правда?
— Безусловно. Разве ты не помнишь, что все свои неприятности я нес к тебе, и мы сидели вдвоем на диванчике перед каминным огнем в твоей гостиной?
— И всегда боялись, что кто-то подслушивает у двери.
— Если и подслушивали, все равно ничего бы не услышали.
— Эй! — резко вклинился Хамилтон.
— То были счастливые дни… — вздохнула она.
— А помнишь, как твой маленький братишка дразнил меня? Апрельский ливень!
— Вон как! — фыркнул Бимиш. — Это еще почему?
— Потому что я всегда приносил Мэй цветы.
— Ну, хватит! — оборвал их Хамилтон. — Хотелось бы напомнить тебе, Финч, что эта леди помолвлена со мной.
— Конечно, конечно.
— Попрошу и впредь не забывать! А впоследствии, когда станешь заходить к нам, чтобы разделить с нами трапезу, уж постарайся обходиться без воспоминаний о старых добрых днях! Понял?
— О, вполне!
— Тогда мы уезжаем. Мэй нужно вернуться в Нью-Йорк, я еду с ней. Придется поискать другого шафера. И тебе очень повезло, что венчание вообще состоится. До свидания, Джордж. Пойдем, моя дорогая.
Двухместный автомобильчик уже катился по подъездной дороге, когда Хамилтон хлопнул себя полбу.
— Надо же! Совсем из головы вон!
— Что ты забыл, Джимми, дорогой?
— Кое-что надо было сказать Джорджу. Подожди меня здесь…
— Джордж, — возвращаясь в холл, начал Хамилтон, — я только что вспомнил. Позови Ферриса и вели ему оставаться в комнате со свадебными подарками. Пусть не уходит оттуда ни на минуту. Небезопасно, что валяются они вот так, без присмотра. Тебе следовало бы нанять детектива.
— Мы и хотели, но мистер Уоддингтон так настаивал, что миссис Уоддингтон отмела эту идею. Пойду и немедленно скажу Феррису.
— Да, пожалуйста.
Хамилтон вышел на лужайку и, приблизясь к рододендронам, тихонько посвистел.
— Ну, что еще? — высунула голову Фанни.
— Ах, вот вы где!
— Да, тут! Когда начнется шоу?
— Оно не начнется, — сказал Хамилтон. — События повернулись так, что наша маленькая комедия стала ненужной. Так что можете возвращаться домой к мужу, как только пожелаете.
— О?
Сорвав рододендроновый листик, Фанни медленно раскрошила его.
— Я вроде и не спешу никуда… Мне тут нравится… Воздух… солнце… птички поют. Погуляю еще немножко.
Хамилтон со спокойной улыбкой посмотрел на нее.
— Разумеется, как хотите. Должен, однако, сообщить, что, если намереваетесь сделать еще одну попытку, то есть украсть драгоценности, распрощайтесь с этой мыслью. С этой минуты здоровяк дворецкий будет неотлучно находиться в столовой и следить за ними. Так что могут выйти неприятности.
— О-о? — задумчиво протянула Фанни.
— Да.
— Обо всем позаботились, да?
— Уж я такой, — отозвался Хамилтон.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления