Онлайн чтение книги Далекие странники Faraway Wanderers
Пролог. Глава 1. Тяньчуан

Примечание к части

Дорогие друзья!

Наша команда уверенно продолжает идти вперед и переводить для вас новые главы, которые выходят примерно раз в неделю. Мы очень рады и признательны вам за отзывы, за то, что читаете наш перевод и терпеливо ждете публикации новых глав ❤️

1.04.2022. Завершена выкладка глав первого тома в обновленной редакции. Мы благодарны бете @_RottenApple_ за помощь в работе над начальной версией текста.

ПБ открыта.

Приятного прочтения!

Пролог. Прощание с императорским двором.

Двор пестрил цветущими ветвями слив. Лепестки нежных цветов опадали на ещё не растаявший снег. Под лёгкими дуновениями ветра они кружили в неторопливом танце, распространяя тонкое благоухание.

Ночь опустила занавес. В густом бархате сумерек холодная, как вода, луна парила над карнизами крыш.

В глубине небольшого двора располагались потрёпанные временем угловые ворота, наполовину скрытые сливовыми деревьями. Проход охраняли двое крепких стражей в полном облачении. Узкое крыльцо возвышалось над вымощенной камнем дорожкой, ведущей в чёрную как смоль адскую тюрьму. Тяжёлый запах отчаяния и безысходности усиливал мрачное и гнетущее чувство, возникающее на пороге этого места.

Слабый аромат цветов будто запечатывался воротами и совсем не проникал внутрь. Ряды неподвижных, как статуи, вооруженных охранников выстроились перед дверями камер с металлическими решетками толщиной в человеческую руку.

В конце узкого тёмного коридора угадывались три массивные, тщательно охраняемые механические двери. Каждому ступившему за них казалось, что мир живых людей остался позади. Путь сюда, освещённый дрожащим, похожим на блуждающие огни пламенем факелов, походил на спуск в преисподнюю, наполненную терзаниями обиженных душ.

Из самой дальней камеры раздался низкий мужской голос, неразборчиво пробормотал что-то и замолк. Мгновение спустя другой человек за той же дверью почти неслышно вздохнул.

Внезапно давящее безмолвие тускло освещенной темницы разорвал леденящий кровь вопль. Пламя факелов затрепетало. Ужасный звук пробирал до костей, напоминая вой умирающего зверя.

Один из стражей, охранявших эту камеру, выглядел новобранцем — его лицо ещё не утратило юношескую мягкость черт. Вздрогнув от крика, он украдкой покосился на напарника. Увидев, что тот стоит недвижно, словно глухая гора, младший стражник собрался с духом, выпрямился и устремил взгляд прямо перед собой.

Душераздирающий звук становился все пронзительнее. Человек продолжал голосить, пока не сорвался на хрип. В конце концов, дыхание несчастного сбилось, протяжный вой сменился жалобным плачем и стенаниями — ещё более жуткими свидетельствами страданий.

Молодого бойца прошиб озноб.

Примерно через полчаса причитания в камере стихли.[1]В авторском тексте — палочка благовоний. Время горения одной палочки благовоний —примерно полчаса. Вскоре двое охранников вынесли наружу еле живого мужчину средних лет. Его торс был обнажен, голова безвольно болталась, мокрые от пота волосы прилипли к лицу. Из уголков искусанных в кровавое месиво губ стекала бордовая пена. На человеке не было видимых ран, только в семи основных акупунктурных точках на груди и животе виднелись вбитые темно-багряные гвозди. Зрелище устрашало.

Молодой охранник не мог отвести от мужчины полного сострадания взгляда, пока все трое не скрылись за механической каменной дверью.

В этот момент за его спиной раздался тихий голос:

— Ты чувствуешь сожаление от увиденного?

Юноша испуганно вздрогнул и обернулся. Позади возвышался человек в мантии цвета сапфира — только небесам известно, как давно он там стоял. Второй стражник упал на колени и склонил голову, поэтому новобранец последовал его примеру:

— Глава поместья!

На вид человеку в сапфировой мантии было не больше тридцати лет.[2]В авторском тексте — 28-29 лет. Он держался с грацией и статностью учёного мужа, но острое изящное лицо казалось болезненно бледным. Полуприкрытые глаза обрамлял веер густых ресниц, тень от которых падала на пол-лица, если взор главы обращался вниз. В редких случаях, когда он смотрел прямо, ясный взгляд светился ледяной отрешенностью. Чистый профиль с высокой переносицей был красив, но в чуть насмешливом изгибе губ читалось безразличие, граничащее с высокомерием.

Услышав обращение молодого стражника, этот человек глянул на него с лёгкой улыбкой:

— Ты, должно быть, новенький?

— Да, глава поместья.

— Запомни, никогда более не называй меня так. Этот титул уже не принадлежит мне. В следующий раз обращайся «командир Чжоу», — произнес мужчина, похлопав охранника по плечу.

Тот почтительно согласился:

— Слушаюсь, командир Чжоу!

Мужчина в синем кивнул и коротко махнул рукой:

— Вы двое, можете идти. Я хочу побыть один.

Оба охранника подчинились и вышли бок о бок. Младший оглянулся всего на секунду, чтобы посмотреть на своего командира, прислонившегося к дверному косяку: взгляд мужчины был устремлен вперёд и, в то же время, в никуда. Молодого стражника охватило странное чувство, что этот человек собрался отправиться куда-то далеко-далеко.

Едва железные ворота с лязгом захлопнулись за ними, старший напарник неожиданно заговорил:

— Видя командира Чжоу таким мягким и снисходительным, трудно поверить, что он собственноручно вбил гвозди «семи отверстий на три осени» в старину Би. Верно ведь?

Молодой стражник обомлел, а его убелённый сединами товарищ устало вздохнул:

— Ты пока многого не понимаешь. В Тяньчуан[3]天窗 — «Небесное окно». можно войти, но обратной дороги нет. Побег либо убьёт тебя, либо превратит в жалкого калеку.

К четвёртому году правления императора Жун Цзя одно лишь упоминание о Тяньчуане вселяло ужас в сердца простых людей Дацина.[4]Дацин — букв. «Великий праздник». Секретная сеть преданных шпионов и убийц, напрямую подчинённых Его Величеству — вот, чем был Тяньчуан. Никто не знал, откуда управляется эта структура, сколько человек в неё входит и кто эти люди, но всем казалось, что щупальца Тяньчуана простираются до краёв земли. Император Цзя из дома Жун лично основал Тяньчуан ещё в бытность свою наследным принцем Хэлянь И. Теперь организация была полностью упорядочена и работала как часы. Её первым командиром как раз и являлся человек в сапфирово-синих одеждах, бывший глава поместья «Времена года»[5]四季山庄 — поместье Сицзи (буквальный перевод — «Четыре сезона»). — Его Светлость Чжоу Цзышу.

Ни один секрет не ускользал от внимания Тяньчуана, будь то придворные дела или крестьянские проблемы. Поэтому ради сохранения тайн империи было установлено правило: человек, вступивший в организацию, не может её покинуть. Освободиться от службы в Тяньчуане можно было двумя путями: умереть или подать прошение о размещении в теле гвоздей «семи отверстий на три осени».

Ядовитые гвозди вбивались в семь важнейших акупунктурных точек на груди и животе. Такая казнь нарушала течение ци, блокируя основные меридианы,[6]Восемь дополнительных меридианов отличаются от стандартных двенадцати тем, что считаются хранилищем или резервуарами ци и не связаны непосредственно с внутренними органами. и отнимала не только боевые навыки, но и речь, подвижность конечностей и способность использовать все основные чувства, имеющиеся у смертного. Спустя три года яд гвоздей полностью распространялся по телу и приводил человека к окончательной гибели.

Жизнь в подобном состоянии была не лучше смерти. Тем не менее находились желающие, по доброй воле выбиравшие эту пытку — только бы покинуть Тяньчуан. Для них три года мучительной агонии становились величайшим подарком небес, милостью императора.

------

Отпустив охрану, Чжоу Цзышу вернулся в тюремную камеру и закрыл за собой дверь. Какое-то время он в глубокой задумчивости ходил кругами, сложив руки за спиной, затем остановился у стола в углу и достал из ящика небольшую коробку с гвоздями. Эти ужасные крохотные штуковины источали холодный сладковатый аромат неумолимой смерти, похожий на запах опавших на снег увядающих лепестков сливы. Чжоу Цзышу глубоко вздохнул и потянулся к застёжкам плаща.

В нескольких слоях одежд он выглядел хорошо сложенным мужчиной, но без них болезненность постепенно умирающего тела стала очевидной. На истощённом туловище виднелись застарелые раны от шести ядовитых гвоздей, которые были вбиты уже давно — шляпки успели зарасти тонким слоем кожи.

Чжоу Цзышу оглядел себя и усмехнулся. Взяв со столешницы серебряный нож, он стиснул зубы и начал срезать зажившие ткани над гвоздями — быстро и уверенно, словно это была не его плоть. Струи крови залили грудь, зато гвозди снова выглядели так, словно их только что вколотили.

В какой-то момент невидимый рычаг, державший самообладание этого человека, сломался. Чжоу Цзышу с громким стоном прислонился к холодной стене и медленно сполз на пол. Его трясло, губы побелели, зубы сжались до скрежета. Потом он содрогнулся и широко распахнул глаза. Через пару мгновений голова Чжоу Цзышу склонилась набок, веки медленно опустились, и он погрузился в беспамятство.

Мертвенно-бледный, залитый собственной кровью мужчина мало отличался от трупа. Свернувшись калачиком, он всю ночь неподвижно пролежал в углу камеры и лишь на рассвете едва заметно вздрогнул. Очнувшись, Чжоу Цзышу заторможенно открыл глаза и попробовал встать, но упал обратно, так как ноги подкосились от слабости. Вторая попытка подняться удалась, хотя и с трудом. Смоченным в воде носовым платком он тщательно стер с тела потёки крови. Поправив одежду и внешний вид, Чжоу Цзышу переложил один гвоздь из коробки в рукав мантии. После этого он глубоко вздохнул, отворил дверь и вышел из камеры.

Покинув тюрьму, Чжоу Цзышу широким шагом направился во дворик, засыпанный снегом и опавшими лепестками сливы. Здесь его лёгкие наполнил тонкий и свежий запах, прогоняющий смрад крови. Чжоу Цзышу долго стоял под сливовыми деревьями, и постепенно на его губах проступила слабая улыбка. В последний раз втянув носом цветочный аромат, он вздохнул и негромко приказал:

— Подойди.

В мгновение ока из ниоткуда появился человек в чёрном и склонился в поклоне, ожидая приказа.

— Передай это моему помощнику Дуаню, — велел Чжоу Цзышу, вручив ему тёмный командный жетон. — Сегодня он будет сопровождать меня на встрече с Его Величеством.

Подчиненный забрал жетон и исчез так же незаметно, как появился.

Когда Чжоу Цзышу возглавил Тяньчуан, он сам назначил Дуань Пэнцзюя помощником командира. Кроме Чжоу Цзышу, этот человек никому не подчинялся. Дуань был способным и беззастенчиво амбициозным. Иногда Чжоу Цзышу видел в нём младшую версию самого себя.

Вскоре Дуань Пэнцзюй явился, растерянно сжимая в руке жетон. Он был порядком сбит с толку. За исключением командира Чжоу, члены Тяньчуана редко выходили в свет, и у них было мало шансов попасть на прием к императору.

Ничего не объяснив, Чжоу Цзышу оставил Дуань Пэнцзюя на завтрак — за это время должна была закончиться утренняя аудиенция Его Величества. Потом Чжоу Цзышу просто приказал: «Идём», — и они отправились во дворец.

По дороге Дуань Пэнцзюй не задавал вопросов, хотя и не понимал намерений командира. Оба молчали вплоть до дверей императорской библиотеки,[7]Кабинет императора в Запретном городе, в котором проводились неофициальные встречи. где их приняли без малейшего промедления.

После поклонов и приличествующих приветствий Чжоу Цзышу вынул из рукава бамбуковую трубку и подал императору.

— Ваше Величество, — сказал он, — здесь результат последнего задания.

Его Величество принял свиток, но развернул не сразу. Вместо этого он, нахмурившись, пристально рассматривал подчинённого.

— В последнее время ты выглядишь нездоровым, Цзышу, — отметил Хэлянь И. — Сходи на осмотр к императорскому лекарю.[8]Это предложение свидетельствует о большой благосклонности императора, поскольку императорские лекари занимались врачеванием только императорской семьи. У тебя наверняка есть внутренняя травма, которую нельзя запускать. Несерьёзно полагаться исключительно на молодость и силу.

Уголки губ Чжоу Цзышу чуть приподнялись, но он не кивнул в знак согласия, лишь произнес негромко:

— Я не заслуживаю беспокойства Вашего Величества.

Хэлянь И перевел взгляд на Дуань Пэнцзюя и спросил в лёгком удивлении:

— Пэнцзюй, и ты здесь? Давно тебя не видел! Вижу, ты бодр и полон сил.

От прищуренных глаз Дуань Пэнцзюя лучами разбежались тонкие морщинки, и он поспешно улыбнулся в ответ:

— Для меня огромная честь, что Ваше Величество помнит обо мне.

Хэлянь И чувствовал, что Чжоу Цзышу сообщил далеко не всё. Поэтому он раскрыл бамбуковую трубку, извлёк свиток и, быстро прочитав текст, поднял довольный взгляд на главу Тяньчуана.

— Прекрасная работа. Что бы ты хотел получить в награду?

Вот и настал момент.

Чжоу Цзышу внезапно опустился на колени. Озадаченный Дуань Пэнцзюй машинально последовал примеру командира, не зная, как ещё поступить.

Между бровями Хэлянь И пролегла глубокая складка.

— В чём дело?

Чжоу Цзышу с трудом перевёл дыхание и тихо сказал:

— Этот слуга осмелится просить Ваше Величество о милости.

Хэлянь И рассмеялся.

— Нет нужды вставать на колени! Ты столько лет рискуешь жизнью и здоровьем ради меня. Я не могу даровать тебе лишь бразды правления моим народом, все прочее проси смело. Поднимись и прямо скажи, чего хочешь.

Чжоу Цзышу выпрямил спину, продолжая стоять на коленях, и распахнул слои одежд на груди. По комнате расплылся тяжёлый железный запах. Поджившие за ночь раны снова открылись, потревоженные дорожной тряской, и начали кровоточить.

— Цзышу! — вскрикнул Хэлянь И, вскочив с места.

Дуань Пэнцзюй оцепенел от ужаса, заметив блестящий гвоздь на протянутой к императору узкой ладони своего командира.

— Ваше Величество, я сам поставил шесть гвоздей, — объяснил Чжоу Цзышу. — Но седьмой не позволил бы мне прийти во дворец и проститься с вами. Я прошу лишь о том, чтобы Ваше Величество разрешили Пэнцзюю завершить начатое.

Некоторое время Хэлянь И безучастно смотрел на происходящее, не находя слов, потом тяжело опустился в кресло, запрокинул голову и обратил немигающий взгляд к потолочным балкам.

— Юньсин далеко на северо-западе, — заговорил он словно с самим собой. — Бэйюань… Бэйюаня больше нет… А теперь и ты покидаешь меня?

Чжоу Цзышу промолчал. После нескольких минут размышлений Хэлянь И горько вздохнул.

— Я по-настоящему одинок. Не так ли, Цзышу?

— Вашему Величеству нет нужды беспокоиться о Тяньчуане, — ответил тот. — Пэнцзюй в течение многих лет был моей правой рукой. Я верю в его способности.

— Командир! Вы не должны так говорить! — выпалил Дуань Пэнцзюй. — У меня никогда и в мыслях не было… Вы… Вы не можете…

— Это гвозди «семи отверстий на три осени». Я умру через три года. Стрела уже пущена, и её не остановить, — прошептал Чжоу Цзышу, прижав лоб к полу. Он не поднял взгляд даже после того, как закончил свою речь неотступным: — Пожалуйста, примите во внимание годы преданной службы Вашему Величеству и соизвольте удовлетворить мою просьбу.

Хэлянь И не сводил пристального взгляда с окровавленного человека. Никто не мог сказать, о чём думал император, пребывавший в расцвете сил и зените власти. Осторожность, искусные расчёты, война, многолетняя ожесточенная борьба… Все это помогло ему получить трон, но помешало сохранить тех, кто был рядом — они просто исчезли один за другим. Невозможно укрыться от непредсказуемости жизни или откупиться от одиночества.

Наконец император прикрыл глаза и устало махнул рукой. На губах Чжоу Цзышу расцвела улыбка.

— Благодарю Ваше Величество за доброту, — он выглядел так, словно услышал самую счастливую весть на свете, даже болезненно-бледное лицо окрасилось живым румянцем.

С нескрываемым облегчением Чжоу Цзышу повернулся к Дуань Пэнцзюю и вложил в его руку последний гвоздь:

— Я готов.

Дуань Пэнцзюй никак не решался исполнить безмолвный приказ императора, но в конце концов… Закусив губу, он решительным движением вбил багряный гвоздь в грудь своего командира.

Дуань Пэнцзюй не раз наблюдал данную процедуру и понимал, насколько она мучительна. Даже самые стойкие не выдерживали пытку и орали от боли, срывая голос до хрипоты. Однако Чжоу Цзышу лишь слегка задрожал от напряжения. У него вырвался едва различимый стон, но и в стоне слышалась радость. Дуань Пэнцзюй подумал, что этот человек сошел с ума.

Чжоу Цзышу долго не двигался, собираясь с силами, потом повернул к Хэлянь И белое, как бумага, лицо и склонил голову в поклоне. Движение ци в его меридианах стихало, по рукам и ногам расползалось онемение.

— Ваше Величество, берегите себя! — напоследок сказал он императору, но не стал дожидаться ответа.

Покидая библиотеку, Чжоу Цзышу чувствовал неописуемую лёгкость. Словно весь груз прожитых лет разом свалился с плеч. В дверях его силуэт, казалось, на мгновение вспыхнул светом, а затем бесследно исчез.

Примечание к части

О титулах, рангах, обращениях к Чжоу Цзышу и их переводе.

В китайской культуре исключительно важны обращения, точно обозначающие роль и позицию человека в обществе. Обращений используется масса, на некоторые общеизвестные мы даем сноски в тексте глав, а о более редких рассказываем здесь.

大人 (daren / дажэнь) — досл. «великий человек». Это титул принадлежал правителям вассальных императору земель, зачастую, дальним родственникам императора. Мог также дароваться за заслуги. По рангу наиболее приближен к «Вашей Светлости».

首领 (shouling / шоулин) — начальник, руководитель, глава <организации, отдела>. Для лидера тайной службы императора мы выбрали вариант обращения «командир».

庄主 (zhuangzhu / чжуанчжу) — досл. «владелец поместья». Иероглиф 庄 (zhuang) обозначает поместное землевладение, а иероглиф 主 (zhuang) — владелец, хозяин, господин. Мы используем версию «глава поместья»

Поместье «Времена года» (四季山庄) — поместье Сицзи (буквальный перевод — «Четыре сезона»).

公子 (gongzi / гунцзы) — молодой господин (благородных кровей). Обращение к сыну знатного человека или же к молодому аристократу. В нашем переводе в основном используется «господин» для краткости, поскольку старшие поколения родственников Чжоу Цзышу в повествовании не фигурируют, а сам Чжоу Цзышу не так уж и юн. Возможно, пару раз в тексте мелькнет и «Чжоу-гунцзы».