Ын Юль, прислонившись к стене, тяжело дышал с быстро бьющимся сердцем. Может, они ни разу и не виделись, но сколько бы он ни думал, сомнений у него не было: это был Кан Ха Джун.
Чувствуя, что напряжение не уходило, Ын Юль стукнул себя по груди. От удара в грудь заболел низ живота.
«Почему Кан Ха Джун пришёл сюда?»
Ын Юль покачал головой.
«Надо успокоиться. Должно быть, он пришёл с кем-то. Наверно, его заставили, но во второй раз он сюда уже не придёт».
Сколько бы он ни повторял себе это, неприятное чувство не уменьшалось.
- Тебе стало плохо лишь от того, что ты принёс мне лук?
Услышав, как Лим Бон Сун прищёлкнула языком, Ын Юль поднял голову.
- Бабушка.
- Почему у тебя такие мутные глаза?
- Такие же, как в первую нашу первую встречу?
- С чего бы, они и в первую нашу встречу были нормальными, сейчас такие же.
- Вот как… но я ведь изменился с тех пор?
- Что за чушь несёт этот пацан?
Лим Бон Сун начала говорить громче, словно не хотела поддаваться настроению Ын Юля.
- Нет, и всё же… Смотря на меня сейчас, вы думаете о тогдашнем мне?
- Ну, конечно, в тебе ж ничего не поменялось: цвет глаз тот же, губы, вроде, не перевёрнуты.
Лим Бон Сун отвернулась, ругаясь на его глупые вопросы. Смотря на спину Лим Бон Сун, которая старательно зажигала огонь с помощью зажигалки, Ын Юль опустил голову. Нечего было грустить из-за критики бабушки. Всё-таки вопросы и правда были глупыми.
- Хотя сразу так и не поймёшь.
- …Бабушка?
- Парень, который раньше ел только стейки, уже пять лет ест хэджангук, это ж разве не изменения?
- Это комплимент?
- Комплимент, ха, да у тебя лицо было как сирэги, пока ты с этим ребёнком ходил, а теперь хоть пополнел немного, кто ж тебя узнает!
[П.п.: Сирэги – высушенная ботва редьки.]
Несмотря на крики Лим Бон Сун, лицо Ын Юля постепенно расслабилось.
- Но, бабушка, смотрите-ка, как хорошо вы теперь произносите слово «стейк». Раньше вы называли его… «стек».
Увидев, что Лим Бон Сун взялась за нож, Ын Юль закрыл свой рот. В любом случае, большая часть напряжения ушла.
«Неудивительно, что он меня не узнал».
Они с Кан Ха Джуном переспали лишь раз. Для того это даже не было чем-то особенным. Сон Ын Юль был единственный, кто придавал этому значение. Он с радостью провёл ночь с Кан Ха Джуном и решил, что теперь стал его омегой. Кан Ха Джун даже больше не виделся с Сон Ын Юлем, кроме той ночи; он отшил омегу, который увивался вокруг него и даже посмел тронуть главного героя, которого Кан Ха Джун в книге любил до конца своей жизни.
Виделись ли они в тот день, когда Сон Ын Юль остался ни с чем? Даже если так, Сон Ын Юль совершенно не впечатлил Кан Ха Джуна, поэтому тот и не мог его узнать.
- Чего это я? Разнервничался попусту.
Вместо того, чтобы удивлённо подумать: «Это Кан Ха Джун!», стоило подумать: «Что за ублюдок?». Ын Юлю стало легче от освежающего ощущения того, что туман в голове развеялся.
- Наверно, я продолжаю набирать вес, потому что ем бабушкину еду.
- Да какой вес, у тебя едва ли щёки округлились… Но тебе разве не пора?
Ын Юль посмотрел на неё, словно спрашивая «куда?», только чтобы получить жалостливый взгляд от бабушки.
- Разве тебе не пора забирать Ха Ныля?
- Ох, верно. Я скоро вернусь.
Ын Юль встал со своего места. Лим Бон Сун, разливавшая хэджангук в миску, прищёлкнула языком, когда он широко раскрыл дверь кухни и ушёл.
- Здесь и так всё на соплях держится, а он продолжает всё ломать.
Лим Бон Сун покачала головой и с подносом подошла к столу Кан Ха Джуна.
- Подано.
Кан Ха Джун посмотрел на хэджангук перед собой, а затем на хэджангук на других столах. Другим его подавали в глиняном горшочке, и лишь у него он был в обычной миске. В тонкой миске, которую даже не использовали как миску для супа.
- Даже не думайте просиживать тут зад, ешьте быстрее.
Хан Чоль Сын, словно это было смешно, посмеялся ещё до того, как Кан Ха Джун успел нахмуриться из-за дискриминации со стороны владелицы. Хотя, в целом, его не особо волновало, что ему еду подали не в глиняном горшочке, как остальным. Создалось ощущение, словно они стали немного ближе, – наверно, от того, что их обоих прогоняли.
- Вы счастливы?
- Словно есть причины для счастья.
Хан Чоль Сын, не переставая смеяться, поднял ложку и помешал суп.
- Она не стала наливать его в глиняный горшок, чтобы он побыстрее остыл, но вы только посмотрите, сколько его тут. Она принесла столько, чтобы у нас животы разорвались? Всё это благодаря мне, постояннику.
Кан Ха Джун воодушевлённо посмотрел на миску. Так смена посуды – его вина, а огромное количество – благодаря Хан Чоль Сыну?
Кан Ха Джун, который обычно цеплялся к каждой детали, тоже поднял ложку, не осознавая, что повёл себя не как обычно.
Вкусный запах пронизывал всё его тело.
* * *
- Ха Ныль-а.
Выходивший из жёлтого детсадовского автобуса мальчик, державший учителя за руку, поднял взгляд. У него были большие глаза, круглый нос и пухлые губы. Его личико было таким милым, что хотелось его укусить. Он и без того был очень милым, но, стоило ему понять, кто его звал, на его лице появилась ещё и широкая улыбка.
- Папа!
Когда Ха Ныль подбежал, широко раскрыв руки, Ын Юль обнял его. Потёршись щекой о Ха Ныля, он встретился взглядом с детсадовским учителем и поприветствовал его.
- Всё было хорошо?
- Угу.
- Было весело?
- Угу.
Ын Юль, отвлёкшийся на милое лицо Ха Ныля, низко поклонился нервно ожидавшему учителю.
Только после того, как Ха Ныль показал учителю руками сердечко над головой, тот попрощался и ушёл.
- Что было весёлого?
Ын Юль отпустил Ха Ныля и взял его за руку. Ха Ныль поднял на него взгляд.
- Исследование леса.
- Так сегодня был день исследования леса.
Ын Юль кивнул, напомнив себе раз в неделю ходить в лес, находившийся рядом с детским садом. Шагая вперёд, он остановился, потому что мальчик, которого он держал за руку, не шёл за ним.
- Хм? Ха Ныль-а, что такое?
- Я не могу идти, потому что у меня старенькие ножки.
Он отпустил руку, которую держал, и снова раскрыл руки. Видимо от того, что он уже долгое время был близок с бабушкой Лим Бон Сун, Ха Ныль часто повторял за ней, прямо как сейчас.
«Тело этой старушки старое и не двигается. Я не знаю, как долго продержусь с этим износившимся телом. У тех гнилых людишек что, нет рук и ног, сколько можно приходить за хэджангуком. Дома делайте и ешьте». Он повторял за ней даже несмотря на то, что слово «старый» совсем не подходило ребёнку.
- Тогда папе придётся тебя понести.
Ын Юль поднял Ха Ныля и посадил его себе на руки. Когда его подняли, мальчик звонко рассмеялся. Ын Юль, услышавший смех ребёнка, вновь посмотрел на лицо Ха Ныля.
- Хорошо, что он видел только меня. Если бы он увидел тебя, у меня были бы проблемы.
Ын Юль лишь улыбнулся на озадаченное лицо Ха Ныля, не понимавшего, о чём он. Он и правда был рад. Потому что лицо Ха Ныля было точной копией лица Кан Ха Джуна.
Он сразу же узнал Кан Ха Джуна не только из-за СМИ, но и из-за Сон Ха Ныля.
- И как ты таким получился? Почему ты такой милый, очаровательный и красивый?
Тот человек был мрачным и пугающим.
Ын Юль пальцем ткнул по круглому носу Ха Ныля. Тот прикрыл нос, чтобы защитить его.
- Так нельзя делать. Он и так круглый, а что если он станет ещё круглее, потому что ты нажимал на него?
- Не волнуйся. Когда сойдёт детский жирок, твой носик станет выше. И, думаю, он станет острее?
- Откуда папа знает?
- Потому что…
Так выглядел нос Кан Ха Джуна… Не в силах это сказать, Ын Юль сказал:
- Потому что в детстве он у меня тоже был круглым.
- У папы до сих пор круглый нос.
- …
- И у папы тоже есть детский жирок. Бабушка сказала, что каждый раз, как она видит нас двоих, мы становимся всё больше.
- Лим Бон Сун и правда как бабушка…
Она совсем не видела разницы между тем, что стоило говорить ребёнку, а что – нет. Ын Юль нахмурился, думая, как бы объяснить. Стоило ли сказать, что у него не детский жирок, потому что он уже взрослый; или то, что кончик его носа круглый, но в целом он совсем не низкий; что лицо Сон Ха Ныля будет таким, как у Кан Ха Джуна…
- Давай не будем об этом.
Ын Юль обнял Ха Ныля. Пока они возвращались в закусочную, на ум ему пришло лицо Кан Ха Джуна.
«Он же уже ушёл?»
* * *
- Сегодня я не один, поэтому ухожу пораньше, но в следующий раз задержусь до заката.
Рассчитывая их, Лим Бон Сун усмехнулась словам Хан Чоль Сына. Он был хорошим депутатом, но здесь к нему относились грубо, потому что он был одним из стариков, которых прогоняли.
Что мог сказать член Национального собрания, когда все остальные находились в той же ситуации.
- Тогда пойдёмте.
Хан Чоль Сын вышел первым, Кан Ха Джун последовал за ним, а затем ненадолго обернулся. На кухне не было и знака чьего-либо присутствия, поэтому он задавался вопросом, куда делся тот юноша.
- А куда делся внук?
- Внук? Тот пацан?
Кан Ха Джун кивнул, и Лим Бон Сун нахмурилась.
- Нет, и чего это ты называешь этого пацана моим внуком? Ты бы так не говорил, если бы увидел моё лицо в молодости…
- Так где он сейчас?
- Знаешь, что происходило, когда я выходила на улицу? За мной выстраивалась очередь. Когда-то много людей приходили, чтобы только посмотреть на моё лицо…
Кан Ха Джун замолчал, когда бабушка ударилась в бесконечный рассказ о своей молодости.
В конце концов, он так и не услышал, куда ушёл молодой человек, который не являлся её внуком.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления