Онлайн чтение книги Поразительное на каждом шагу Startling by Each Step
Глава 10

Едва она закончила говорить, как все братья преисполнились вниманием. А десятый брат низко опустил голову. Вид у него был задумчивый.

— Действительно он уже достиг подходящего возраста! — сказал Канси.

— Как раз позавчера я и Цзин гэгэ говорили о том, что младшая дочь Минъюй тоже достигла подходящего возраста, — добавила императорская жена с улыбкой. — И она просила подыскать кого-нибудь ей в мужья. И, по-моему, десятый брат как раз подходит!

Десятый брат, услышав эти слова, внезапно поднял глаза на Канси. Его лицо было напряжено.

— Да, он подходит! — кивнул Канси.

Император на мгновение задумался.

— Тогда сразу объявляю, что Гололо Минъюй станет твоей старшей женой, — произнёс он, взглянув на десятого.

Тот раскраснелся.

— Отец-император, ваш сын ещё слишком молод… — торопливо и громко сказал он.

Он ещё не успел договорить, когда его перебил Канси словами:

— В семнадцать всё ещё слишком молод?

Десятый брат взволнованно почесал затылок, и глотая слова быстро проговорил:

— У четвёртого и восьмого брата сначала появились младшие супруги, так пусть и у меня сначала будут они!

— Безобразник! — сурово заметил Канси. — Ты считаешь для себя оскорбительным, что Минъюй станет твоей старшей женой?

Десятый брат, не зная, что ответить, торопливо упал на колени.

— Ваш сын не это хотел сказать! Ваш сын только лишь, только лишь… Ваш сын только лишь хотел…

Он не успел договорить, когда со своего места поднялся восьмой брат.

— Отец-император, ваш сын видит, что для десятого брата это было несколько неожиданно, — спокойно пояснил он с улыбкой. — Вскоре он придёт в себя. И тогда, боюсь, он будет слишком счастлив.

Десятый брат, резко обернувшись, уставился на восьмого. Его лицо приобрело фиолетовый оттенок. Разные эмоции словно перемещали вместе. Это было и переживание, и злость, и в большей степени жалобная просьба.

— Десятый брат, не медли с благодарностью! — глядя на десятого, воскликнул восьмой брат. Он всё ещё улыбался.

Десятый брат продолжал смотреть на восьмого, однако тот всё также стоял с почтительным видом, лишь глаза его потемнели так, что было непонятно, о чём он думает.

И постепенно с лица десятого брата сошли и жалобное выражение, и переживание, и гнев. Осталось лишь равнодушие. Он не торопясь повернулся и так же медленно отбил три земных поклона.

— Ваш сын благодарит отца-императора! — громко сказал десятый брат.

Восьмой брат не спеша сел.

Я почувствовала, как эти три поклона гулом отдаются в моей душе. Один, второй, третий — один за другим они оказывали невыносимое давление, так что я практически начала задыхаться! Я знала, что в прошлом брак зависел от воли родителей и посредничества свахи, когда у самих жениха и невесты не было права голоса. Но столкнувшись с этим в реальности, я ощутила всю бесчеловечность подобного положения вещей. Я с возмущением взглянула на Минъюй. Та тоже посмотрела на меня. На её лице можно было прочесть и грусть, и торжество, и не смирение, и досаду.

Но в конце концов горе, самодовольство и нежелание медленно исчезли с её лица, превратившись в улыбку. Под моим сердитым взглядом, она грациозно встала и, держа ровную осанку, вышла вперёд, чтобы отблагодарить за милость. Она была похожа на гордого павлина, что демонстрирует свои прекрасные манеры. Бросив взгляд на десятого брата, она встала рядом с ним на колени. А я лишь мысленно кричала: Почему? Почему? Разве у него нет наивысшего почётного положения? Почему его статуса отнимает самую драгоценную вещь — свободу! Вспомнив о старшей сестре, я ещё раз бросила взгляд на сцену, происходящую передо мной. А ведь дата отбора наложниц для императора тоже не за горами. Неужели Запретный город может так запросто вершить судьбы людей? Страх охватил меня, и я уже не могла его скрыть.

Я не могу сказать, что затем происходило, как и то, когда покинула дворец. В мою память врезалось лишь то, что когда, мой паланкин остановился перед входной дверью резиденции восьмого брата, я выскочила и побежала к входу, слыша, как мне кричат в спину.

Но я лишь бежала и бежала. Бежала изо всех сил. Единственное, что мне хотелось, это найти место, где я могла спрятаться. Мне казалось, что иначе и меня тоже непонятным образом выдадут замуж за какого-нибудь человека. Меня пытались нагнать служанки и слуги.

— Жоси, Жоси… — кричала старшая сестра, бежавшая позади.

Восьмой брат между тем шёл быстрым шагом и холодным голосом отдавал указания телохранителям, чтобы они поймали меня. Не могу сказать, сколько я пробежала, когда заметила, что один из охранников преградил мне дорогу. Я хотела уклониться от него, но он всё же успел меня схватить. Я изо всех сил начала вырываться, в моей голове была только одна мысль: «Я должна бежать, мне надо спрятаться». А затем я услышала голос восьмого брата, звучащий словно издалека:

— Оглушите её!

После чего я почувствовала удар по шее. Больше я ничего не помнила.

────────────────────

После середины праздника осени я практически перестала разговаривать. Цяохуэй и Дунъюнь приложили огромные усилия, чтобы расшевелить меня, но я оставалась равнодушной. Каждый день, если я сидела за столом за прописями, то просто в оцепенении смотрела в одну точку. Я впервые начала вспоминать известные исторические факты, которые могли затронуть меня. Я по-настоящему размышляла над тем, какая участь меня может ждать. И я вновь и вновь задавала себе вопрос, неужто мне так и придётся бездеятельно ждать своей судьбы?

Все служанки и слуги тайком бросали на меня удивлённые взгляды. Я догадывалась, что они сплетничают, что я обезумела из-за десятого брата. Но меня это не волновало. Старшая сестра, глядя на меня, молча переживала. Я с каждым днём я всё больше худела, как и она сама. Время от времени я слышала, как Цяохуэй тихо просила старшую сестру

— Госпожа, вы можете убедите барышню?

— Нет смысла её убеждать, — мягко отвечала она. — Только время поможет ей всё понять и примириться с судьбой!

Я думала, что это невозможно, такого не случиться. Я никогда не смогу понять, почему моя судьба должна зависеть от решения других людей? Я с самого детства знала, что только лишь от моих собственных усилий и решений зависит моё будущее. «Сегодняшние цветы завтра превратятся в плоды» — таким было моё любимое изречение. Я не могла принять, как моя судьба может зависеть от нескольких слов постороннего человека. Это невозможно! Такого я не допущу! Я ненавидела Небеса, из-за которых я оказалась здесь. Лучше бы я сразу родилась в это время, тогда мне проще было бы примириться с моей участью. Но я уже прожила двадцать пять лет в современном мире. Я привыкла, что моя судьба находится в моих собственных руках. И сейчас мне неожиданно сообщили, что такова моя участь, и мне стоит примириться с судьбой! Я не собиралась мириться с этим!

Была уже глубокая осень, листья один за другим опадали на землю. Я стояла под деревьями и наблюдала, как, следуя за дуновением ветра, кружа летели вниз листья. Каждый в отдельности и все вместе они исполняли танец. Ветер нёс их влево, вправо, вверх, вниз, снова и снова кружа их. Словно актёры в роли молодых девушек, они изгибались в талии, кокетничали, но в конце концов они не были в силах побороть земное притяжение, и ветер медленно и заботливо опускал их вниз.

Восьмой брат и четырнадцатый стояли рядом, за компанию со мной глядя на танец листьев.

— Они все опечалены, потому что не хотят падать на землю. Однако в конце концов им не избежать своей участи, — сказала я тихо.

— У тебя сейчас «при виде цветов льются слёзы из глаз, от печали разлуки такой и птица встревожит душу"[1], — мягко ответил четырнадцатый брат. — Через несколько ты будешь чувствовать себя лучше, и твои мысли изменяться.

Я ничего не ответила, только продолжила смотреть, как ветер носит листья.

— Ты словно высохла. Ты, правда, влюблена в десятого брата? — спросил через некоторое время четырнадцатый.

Я, ловко схватив падающий жёлтый лист, ответила:

— Да! Я очень любила его. Он яркий, живой и всегда был в хорошем настроении. И что важно, мне всегда рядом с ним было хорошо.

Я подбросила лист рукой и с надеждой взглянула, как ветер подхватил его и закружил.

— Но эта не та любовь, о которой думают остальные. Он был моим лучшим другом.

— В таком случае, почему ты так тяжело переживаешь свадьбу десятого брата? — изумлённо спросил четырнадцатый. — Все считают, что «ты обезумела из-за этого».

Я повернувшись взглянула на него и сказала:

— Я переживаю не из-за свадьбы, а потому что его силой принудили жениться! Он совершенно не хотел этого! — и, вздохнув, я добавила: — Я переживаю, что кто-то посторонний будет решать мою судьбу. Почему я сама не могу это сделать?

Едва я закончила говорить, я услышала, как четырнадцатый брат тяжело выдохнул и уставился на меня. Восьмой тоже взглянул на меня. Натянув маску холодности, он сказал:

— Твои слова можно посчитать за измену, никогда не говори так больше!

Уголки моего рта приподнялись. Это была холодная усмешка, и я отвернулась. Восьмой брат сделал два шага вперёд и, взяв меня за подбородок, заставил взглянуть на себя. Глаза в глаза.

— Ты поняла? — холодно спросил он.

Я повернула голову, желая вырваться, но с удивлением обнаружила, что его руки очень сильные, и возможности освободиться у меня нет. Я только и могла, что вновь взглянуть на него. Он, понемногу усиливая хватку, сурово добавил:

— Ты поняла?

Боль в подбородке становилась всё сильнее. Я со злостью взглянула на него и громко крикнула:

— Поняла!

Он посмотрел на меня и медленно отнял руку. А затем, взмахнув рукавами, сразу ушёл.

— Ты сошла с ума? — тяжело спросил четырнадцатый брат. — Это не кто-то посторонний, это сам император!

После этих слов он быстро повернулся и последовал за восьмым братом.

Я так и осталась стоять в оцепенении. А ветер всё так же, кружа листья в вихре, создавал свою собственную пьесу. Так меня и нашла Цяохуэй. Взглянув на меня, она вздохнула.

— Барышня, ветер слишком сильный, нам надо вернуться! — сказала она, ласково коснувшись моей руки.

И я в её сопровождении медленно пошла обратно.

Войдя в комнату, я увидела старшую сестру. Она торопливо поднялась и, взяв меня за руки, испуганно сказала:

— Почему они такие холодные!

Поддерживая, она помогла мне сесть, приказав Цяохуэй принести горячий чай. Старшая сестра, обхватив мои руки, начала их растирать. Её ладони создавали приятное ощущение, которое понемногу вливалось в мои руки и постепенно дошли до груди.

Я заметила, что лицо старшей сестры осунулось. И из-за переживаний, чувства тепла и обиды, я не сдержалась и, обняв её, заплакала. Старшая сестра обняла меня в ответ и, похлопав по спине, пробормотала:

— Поплачь и станет легче!

Я полдня проплакала в голос, пока совершенно не охрипла. Только тогда мои слёзы высохли. Но я совершенно не хотела вставать, лишь обнимала старшую сестру. Она тоже ничего не говорила, лишь нежно гладила меня по спине. В конце концов, всё ещё находясь в объятиях старшей сестры, я глухо спросил:

— Минъюй гэгэ выходит замуж за десятого брата, потому что я её ударила?

Старшая сестра помогла встать мне и, взяв носовой платок, помогла вытереть лицо. Она сказала:

— Нет, не потому что ты её ударила, — она вздохнула. — Для императора мы все не более чем шахматные фигуры! По-твоему, он спонтанно решил вопрос о женитьбе десятого брата? На самом деле императорская супруга просто догадалась о его замыслах. И ей ведь только надо было дождаться подходящее время, когда она с императором сможет разыграть свой спектакль!

Я молча её слушала и мысленно вздыхала. Я переоценила себя, полагая, что Минъюй гэгэ решила выйти за десятого брата, потому что он веселился со мной. И таким образом она решила свести счёты со мной. Хорошо, что это не так. Мои переживания насчёт десятого брата несколько уменьшились. Все эти люди из дворца!.. И в этот момент по всему моему телу пробежался холод. Я вспомнила, что говорила ранее, и крепко обняла старшую сестру, испугавшись. Больше я не должна произносить эти слова вслух, иначе это могло погубить старшую сестру.

Примечания:

1. Это строки из стихотворения Ду Фу "Весной смотрю вдаль".

Вот полный перевод этого стихотворения от Евгений Захарова: 

Страна погибает, а горы и реки целы, 

весной города деревьями, травами скрыты.

Во время раздумий залил цветы слезами, 

горечь такая, что страшен и птичий крик.

Костры сигнальные третью луну горят, 

письма из дома любому богатству равны.

Седины свои расчесал, они все короче, 

редкими стали – шпилькой не заколоть.