Онлайн чтение книги Звездный меч
15

Но полностью Элвин успокоился только тогда, когда снова очутился в помещении с движущимися путями. Он все же опасался, что жители Лиса смогут остановить и даже повернуть вспять машину, в которой он ехал, и он, беспомощный, вернется туда, откуда сбежал. Но на обратном пути ничего не случилось, он был простым повторением пути из города. Через сорок минут после отправления из Лиса Элвин очутился в Гробнице Ярлана Зея.

Служители Совета уже ждали его, все в официальных черных мантиях, которые носили много веков назад. Такая торжественная встреча ничуть не испугала и не удивила Элвина. Он преодолел столько препятствий, что еще одно не имело для него никакого значения. С тех пор, как он покинул Диаспар, он так много узнал, что стал самоуверенным, даже самонадеянным. К тому же у него был странный, но могущественный союзник. Лучшие умы Лиса не смогли помешать ему, и он был уверен, что и Диаспару это не под силу.

В его убежденности было рациональное зерно, но частично оно основывалось на чем-то иррациональном — в Элвине постепенно укреплялась вера в судьбу. Загадочность его происхождения, успех в достижении того, что не удавалось еще ни одному человеку, то, как перед ним раскрывались новые горизонты, и то, как легко ему удавалось преодолевать препятствия, — все это придавало ему еще большую уверенность. Вера в свое предназначение — это ценнейший дар богов человеку, но Элвин не знал, скольких людей она погубила.

— Элвин, — сказал начальник городских прокторов, — нам приказано следовать за тобой повсюду, пока Совет не заслушает твое дело и не вынесет решение.

— В каком преступлении меня обвиняют? — спросил Элвин. Он все еще находился в состоянии душевного подъема после побега из Лиса и не принимал всерьез это неожиданное событие. Возможно, Хедрон заговорил; Элвин с досадой подумал, что Шут выдал его тайну.

— Пока обвинение не выдвинуто, — услышал он в ответ. — Если понадобится, его сформулируют после того, как выслушают тебя.

— Когда же это будет?

— Думаю, очень скоро. — Проктор явно чувствовал себя неловко, не зная, как приступить к выполнению такого неприятного задания. Он то обращался с Элвином как с согражданином, то, спохватившись, вспоминал об обязанностях охранника и напускал на себя подчеркнуто отчужденный вид.

— Этот робот, — сказал он резко, указывая на товарища Элвина, — откуда он? Это один из наших?

— Нет, — ответил Элвин. — Я нашел его в Лисе, в стране, где я побывал. Я привел его сюда, чтобы познакомить с Центральным Компьютером.

Это спокойное заявление вызвало некоторое смятение. Трудно было принять, что за пределами Диаспара что-то есть, но то, что Элвин привел с собой оттуда какое-то существо и предлагал представить его главному мозгу города, было куда хуже. На лицах прокторов отразился такой ужас и беспомощность, что Элвин с трудом удержался от смеха.

Пока они шли через парк и державшийся в отдалении эскорт обсуждал что-то взволнованным шепотом, Элвин обдумывал свой следующий шаг. В первую очередь, ему нужно разузнать, что именно произошло в городе за время его отсутствия. Серанис сказала, что Хедрон исчез. В Диаспаре множество мест, где можно укрыться, и поскольку Шут непревзойденно знает город, его вряд ли найдут, пока он сам не пожелает объявиться. Элвин подумал, что можно оставить записку Хедрону и договориться о встрече. Однако в присутствии охраны это может оказаться невыполнимым.

Сопровождение было весьма ненавязчивым, и к тому времени, как он добрался до дома, Элвин почти забыл о существовании прокторов, решив, что они не станут вмешиваться в его действия, пока он не попытается покинуть Диаспар. А такого намерения у него пока не было. Он был уверен: вернуться в Лис прежним путем больше нельзя. Подземная транспортная система уже, очевидно, выведена из строя Серанис и ее коллегами.

Прокторы не пошли за ним в комнату: они знали, что из нее был только один выход, и остановились перед ним. Не имея никаких инструкций относительно робота, они позволили ему следовать за Элвином. Поскольку это была машина незнакомой конструкции, они не хотели с ней связываться, тем более, по ее поведению нельзя было понять: слуга ли она Элвину или действует по собственному усмотрению. Из-за этой неопределенности они решили не обращать на нее внимания.

Как только стена сомкнулась за ним, Элвин материализовал свой любимый диван и упал на него. Наслаждаясь знакомым окружением, он сделал последнее усилие, вызвал из ячеек памяти живописные и скульптурные изображения и стал критически их изучать. Они и раньше его не удовлетворяли, теперь же откровенно не нравились. Тот, кто их создал, больше не существовал; Элвину показалось, что за те несколько дней, что он не был в Диаспаре, он накопил опыт целой жизни.

Вместо того, чтобы вернуть их на Берега Памяти, он стер эти юношеские произведения, уничтожив навсегда. В комнате снова не осталось ничего, кроме кушетки, на которой он развалился, и робота, смотревшего на него широко открытыми непроницаемыми глазами. Интересно, что он думает о Диаспаре, подумал Элвин. Тут он вспомнил, что робот здесь не впервые: он знал город в последние дни общения со звездами.

Только почувствовав себя по-настоящему дома, он начал вызывать своих друзей. Он начал с Эристона и Этании, скорее из чувства долга, чем из желания снова увидеть их и поговорить. Он не расстроился, когда автоответчик сообщил, что их нет, но оставил для них уведомление о своем возвращении. В этом не было необходимости, поскольку весь город уже должен был знать о том, что он вернулся. Однако Элвин решил, что они оценят то, что он о них вспомнил. Он начинал учиться проявлять внимание к окружающим, хотя делал это неосознанно. А это только тогда ценится, когда проявляется спонтанно.

Затем, повинуясь неожиданному порыву, Элвин вызвал номер, который Хедрон дал ему давным-давно в Башне Лоранн. Он, конечно, не ожидал ответа, но надеялся, что Хедрон оставил для него какое-нибудь сообщение.

Расчет оказался верным, но само сообщение было совершенно неожиданным.

Стена исчезла, и перед ним предстал Хедрон. Шут выглядел усталым и нервным, он не был похож на того уверенного в себе и немного циничного человека, выведшего Элвина на дорогу в Лис. У него был затравленный вид, а говорил он так, будто торопился.

— Элвин, — начал он, — это запись. Только ты один можешь получить ее, и делай с ней что хочешь. Для меня это не имеет значения.

Когда я вернулся в Гробницу Ярлана Зея, оказалось, что Алистра следила за нами. Она, должно быть, рассказала Совету, что ты покинул Диаспар и что я помогал тебе. Очень скоро меня начали искать прокторы, и я решил скрыться. Я к этому привык. Я не раз уже так поступал, когда мои шутки оказывались неудачными (тут Хедрон на время стал самим собой, подумал Элвин). Им бы меня и за тысячу лет не сыскать, но это чуть было не сделал кто-то другой: Элвин, в Диаспаре чужие. Они могли прийти только из Лиса, они ищут меня. Не знаю, что это значит, но мне это не нравится. То, что они чуть меня не поймали, находясь в чужом городе, означает, что они обладают телепатическими способностями. Я могу бороться с Советом, но с такой неведомой опасностью мне встречаться не хочется.

Поэтому я делаю то, что Совет мог бы заставить меня сделать: мне уже не раз этим грозили. Я ухожу туда, куда за мной никто не пойдет, и там мне не страшны никакие перемены в Диаспаре. Возможно, я поступаю глупо; время покажет. Когда-нибудь я узнаю ответ.

Ты уже, наверное, догадался, что я иду в Пещеру Творения, возвращаюсь на безопасные Берега Памяти. Что бы ни случилось, я вверяю себя Центральному Компьютеру и силам, которыми он управляет на благо Диаспара. Если что-то случится с Центральным Компьютером, мы все пропали. Если нет — мне нечего бояться.

Для меня пройдет лишь мгновенье, и я снова появлюсь в Диаспаре через пятьдесят или сто тысяч лет. Интересно, каким тогда будет город? Странно, если и ты будешь там. Но я все же думаю, что мы когда-нибудь встретимся снова. Не знаю, жду я этой встречи или боюсь ее.

Я никогда не понимал тебя, Элвин, хотя было время, когда тщеславно считал, что понимаю. Правду знает только Центральный Компьютер: он знает правду обо всех других Уникальных , которые возникали время от времени на протяжении веков и затем исчезали. Узнал ли ты, что с ними случилось?

Одна из причин моего побега в будущее — нетерпение. Я хочу увидеть результаты того, что ты начал, но не желаю наблюдать промежуточные стадии: думаю, они будут неприятны. Интересно, как тебя будут вспоминать: как творца или разрушителя — в том мире, который будет окружать меня всего лишь через несколько ощутимых минут?

До свидания, Элвин. Я хотел было дать тебе совет, но, думаю, ты им не воспользуешься. Ты всегда будешь идти своим путем, а друзья будут служить только орудием при выполнении твоих планов.

Вот и все. Мне нечего больше сказать.

Какое-то мгновение Хедрон — Хедрон, существующий сейчас только как матрица в ячейках памяти Диаспара, — смотрел на Элвина — покорный и печальный. И экран снова опустел.

Изображение Хедрона давно исчезло с экрана, а Элвин продолжал сидеть неподвижно. Впервые в жизни он пытался разобраться в себе, понимая, что во многом Хедрон прав. Строя планы и пускаясь в приключения, задумывался ли он когда-нибудь о том, как это скажется на его друзьях? Он доставлял им беспокойство — а могло быть и хуже! — и все из-за ненасытного любопытства и стремления познавать скрытое.

Хедрон ему никогда не нравился; но даже если бы Элвин и хотел более близкой дружбы, суровый по характеру Шут воспротивился бы. Но теперь, вспоминая прощальные слова Хедрона, он испытывал мучительные угрызения совести. Из-за него Шуту пришлось бежать в неведомое будущее.

Но нет, подумал Элвин, ему не в чем себя упрекнуть. Он всегда знал, что Хедрон — трус. Может, и не самый большой трус в Диаспаре, но, на свое несчастье, он обладал богатым воображением. Элвин считал себя в ответе за его судьбу — но только частично.

Кого еще в Диаспаре он обидел или заставил страдать? Он подумал о Джесераке, своем наставнике, который был так терпим к самому трудному ученику. Он вспомнил о многочисленных проявлениях любви родителей к нему — их было больше, чем он раньше думал.

Подумал и об Алистре: она любила его. А он то принимал эту любовь, то отвергал ее — как заблагорассудится. А что было делать? Стала бы она счастливее, если бы он совсем оттолкнул ее?

Теперь он понимал, что никогда не любил ни Алистру, ни какую-либо другую женщину из тех, кого знал в Диаспаре. Это был второй урок, полученный им в Лисе. Диаспар многое позабыл, в том числе и истинный смысл любви. В Эрли он наблюдал, как матери баюкают своих детей, и сам ощутил нежность и желание защитить всех маленьких и беспомощных: нежность — чувство, неразрывно связанное с любовью. А в Диаспаре же ни одна женщина не знала и не подозревала, что когда-то было венцом любви. В бессмертном городе не было истинных чувств. Возможно, это изменится когда-нибудь…

И вот теперь Элвин понял то, о чем не задумывался никогда: какой будет его судьба. До сих пор он бессознательно подчинялся своим побуждениям и мог бы сравнить себя со всадником на понесшей лошади. Но такая древняя аналогия, конечно, была ему неизвестна. Однако эта лошадь уносила его в разные странные места и могла понести снова. Но в этой дикой скачке она показала ему свою силу, и он понял, куда действительно хочет ехать.

Размышления Элвина были неожиданно прерваны звуком с настенного экрана. По тембру звука он сразу понял, что это не вызов, а кто-то пришел навестить его. Он дал сигнал “впустить”, и вскоре перед ним стоял Джесерак.

Наставник выглядел мрачным, но не враждебным.

— Меня просили доставить тебя в Совет, Элвин, — сказал он, — они ждут тебя.

Тут Джесерак заметил робота и стал его с любопытством разглядывать.

— Значит, вот какого товарища ты привел с собой из странствий. Я думаю, лучше будет, если он пойдет с нами.

Это вполне устраивало Элвина. Робот уже однажды спас его в опасный момент и, возможно, придется снова к нему обратиться. Интересно, что думает сам робот о тех злоключениях, в которые Элвин его вовлек. Он в тысячный раз пожалел о том, что не понимает, что же происходит в этом тщательно скрытом от него мозге. Создавалось впечатление, что робот решил пока наблюдать, анализировать, делать выводы, но по собственной воле ничего не предпринимать, пока, по его мнению, не наступит для этого время. Затем он неожиданно может начать действовать, но эти действия могут пойти вразрез с планами Элвина. Единственный союзник был связан с ним слишком тонкими узами личных интересов и мог покинуть его в любую минуту.

Алистра ждала их на пандусе, ведущем на улицу. Даже если Элвин и хотел обвинить ее за ту роль, которую она сыграла в раскрытии его тайны, у него не хватило духу это сделать. Она несомненно страдала, и когда бросилась, чтобы поздороваться с ним, в глазах ее стояли слезы.

— О Элвин! — воскликнула она. — Что они хотят с тобой сделать?

Элвин взял ее руки в свои с нежностью, удивившей их обоих.

— Не волнуйся, Алистра, — сказал он, — все будет хорошо. В худшем случае Совет может только отправить меня обратно на Берега Памяти, но я почему-то уверен — этого не случится.

Ее красота и грусть были так привлекательны, что Элвин почувствовал, что его, как раньше, потянуло к ней. Но это был всего лишь зов тела. Элвин не отвергал это чувство, но теперь его одного было мало. Он мягко высвободил руки, повернулся и пошел следом за Джесераком в Зал Совета.

Алистра смотрела, как он уходит, и чувствовала себя одинокой. Но горечь обиды прошла — теперь она знала, что не потеряла его, потому что он никогда ей не принадлежал. Осознав это, она начала избавляться от напрасных сожалений.

Идя по знакомым улицам со своим эскортом, Элвин едва ли обращал внимание на любопытные и испуганные взгляды сограждан. Он обдумывал возможные аргументы и составлял рассказ в наиболее благоприятной для себя форме. Время от времени он подбадривал себя, уверяя, что ничуть не боится и по-прежнему является хозяином положения.

Им пришлось прождать в приемной всего несколько минут, но за это время Элвин успел с удивлением подумать: если он не боится, почему у него дрожат ноги? Он испытал нечто подобное, когда из последних сил карабкался по склону далекого холма в Лисе, откуда Хилвар показал ему водопад и где они увидели вспышку света, приведшую их в Шалмиран. Он подумал, что сейчас делает Хилвар и встретятся ли они снова. Это показалось ему неожиданно важным.

Раскрылась огромная дверь, и он вошел вслед за Джесераком в Зал Совета. Двадцать его членов уже сидели за серповидным столом, и Элвин был польщен тем, что пустых мест не было. Возможно, впервые за многие столетия Совет собрался в полном составе. Его редкие совещания были абсолютной формальностью, а все обычные дела решались при помощи нескольких видеофонных разговоров, а если возникала необходимость — путем беседы Президента и Центрального Компьютера.

Элвин знал большинство членов Совета и лицо, и то, что вокруг было столько знакомых, придало ему уверенности. Как и Джесерак, они не казались враждебными — только обеспокоенными и озадаченными. В конце концов, это были разумные люди. Возможно, их раздражает, что кто-то доказал их неправоту, но Элвин верил, что они не в обиде на него. Некогда такое предположение сочли бы весьма необдуманным, но все же человеческая природа значительно улучшилась с тех пор. Конечно, они беспристрастно выслушают его, но их мнение не столь важно. Его судьей будет не Совет, а Центральный Компьютер.