Онлайн чтение книги Большие надежды Great Expectations
XLVI

Уже пробило восемь часовъ, когда я очутился въ атмосферѣ стружекъ и свѣжаго лѣса: весь берегъ былъ застроенъ доками и мастерскими, въ которыхъ строились лодки и изготовлялись мачты, весла и блоки. Эта часть города была мнѣ совершенно незнакома. Спустившись внизъ по рѣкѣ, я узналъ, что мѣсто, которое я отыскивалъ, находится совершенно не тамъ, гдѣ я полагалъ, и что мнѣ не легко будетъ его найдти. Адресъ, который мнѣ дали, былъ: по набережной Мельничнаго пруда, близъ Чинковскаго Бассейна. А о Чинковскомъ Бассейнѣ я зналъ только то, что онъ находится по сосѣдству стараго Грин-Копперова канатнаго завода.

Я не стану описывать, какъ я плуталъ по грязи и щебню, нанесенному приливомъ; между сухими доками, въ которыхъ чинились корабли и ломались старые, негодные ихъ остовы; по дворамъ разныхъ корабельныхъ мастеровъ; между заржавленными якорями, глубоко въѣвшимися въ землю; взбираясь на груды бочекъ и тесу и встрѣчая, чуть не на каждомъ шагу, канатные заводы, но все не тотъ, котораго мнѣ было нужно. Не разъ минуя мѣсто, когда былъ отъ него въ нѣсколькихъ шагахъ, я, наконецъ, неожиданно очутился на набережной Мельничнаго пруда. То былъ уголокъ, очень свѣжій во всѣхъ отношеніяхъ; прохладный вѣтеръ съ рѣки гулялъ тутъ на просторѣ; тамъ и сямъ, росло нѣсколько деревьевъ; по-отдаль возвышалось туловище развалившейся мельницы, а вотъ и онъ старый Грин-Копперовскій заводъ съ своею безконечною перспективою, освѣщенною луною.

Выбравъ изъ нѣсколькихъ опрятныхъ домиковъ, выходившихъ на набережную Мельничнаго пруда, тотъ, который былъ въ три этажа съ деревяннымъ фасадомъ и круглымъ окномъ, я взглянулъ на дверь и прочелъ на доскѣ мистрисъ Уимпель. Ее то мнѣ и было нужно; я позвонилъ; дверь отворила мнѣ женщина пожилая, дородная и довольно-пріятной наружности, но тотчасъ-же была смѣнена Гербертомъ, который ввелъ меня въ гостиную и заперъ за собою дверь. Какъ-то пріятно было видѣть это знакомое лицо совершенно какъ дома въ этомъ неизвѣстномъ, чуждомъ мнѣ мѣстѣ, и я смотрѣлъ на него совершенно иначе, чѣмъ на угловой шкафъ съ хрусталемъ и фарфоромъ, на раковины, лежавшія на каминѣ, раскрашенныя гравюры по стѣнамъ, изображавшія Смерть Кука, спускъ корабля и его величество короля Георга III, гуляющаго на Виндзорской террасѣ, въ парадномъ кучерскомъ нарядѣ, лосинахъ и ботфортахъ.

— Все устроилось, какъ нельзя лучше, любезный Гендель, сковалъ Гербертъ. — Онъ совершенно доволенъ, но очень желаетъ тебя видѣть. Моя милашка теперь у отца и, если ты подождешь, покуда она воротится, то я тебя представлю ей и тогда мы пойдемъ наверхъ… Это опять ея отецъ.

Я въ эту минуту слышалъ, какое-то грозное ворчаніе надъ нашими головами и лицо мое, вѣроятно, обнаружило мое удивленіе.

— Я воображаю себѣ, что это должно-быть за старая бестія! улыбаясь, сказалъ Гербертъ: — Я его никогда не видалъ. Слышишь, какъ несетъ ромомъ? Онъ съ нимъ неразлученъ.

— Съ ромомъ-то? спросилъ я.

— Да, отвѣчалъ Гербертъ и ты можешь себѣ представить, какъ онъ облегчаетъ его подагру. Онъ прячетъ всѣ провизіи у себя наверху и каждую бездѣлицу выдаетъ собственноручно. Все стоятъ на полкахъ у него въ головахъ, онъ всякую вещь самъ взвѣшиваетъ. Его комната должна походить на мелочную лавочку.

Покуда мы разсуждали такимъ-образомъ, ворчаніе перешло въ продолжительный ревъ, который черезъ нѣсколько времени совершенно замеръ.

— Да можетъ ли быть иначе, сказалъ Гербертъ въ объясненіе: — непремѣнно хочетъ самъ рѣзать сыръ? Человѣкъ съ хирагрой въ рукѣ и болью во всякомъ мѣстѣ не можетъ одолѣть цѣлый Дубль-Глостеръ, не повредивъ себѣ руки.

Онъ, должно-быть, очень ушибъ себя, потому-что заревѣлъ во второй разъ еще сильнѣе.

— Мистрисъ Уимпель рада-радехоньна имѣть Провиса жильцемъ, сказалъ Гербертъ. — Какой же человѣкъ станетъ выносить такой шумъ. Диковинное это мѣсто, Гендель, не правда ли?

Дѣйствительно, мѣсто было диковинное, но необыкновенно опрятно и чисто.

— Мистрисъ Уимпель замѣчательная хозяйка, отвѣтилъ Гербертъ на мое замѣчаніе. — И я, право, не знаю, что бы сдѣлала моя Клара безъ ея материнскихъ попеченій. Вѣдь, у Клары нѣтъ ни матери, ни одного родственника кромѣ этого ревуна.

— Конечно, это не настоящее его имя, Гербертъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, это я ему далъ такую кличку. Его зовутъ мистеръ Барлэ. Но какое счастье, что сынъ такого отца и матери, каковы мои, влюбился въ дѣвушку, которая не будетъ докучать ни себѣ, ни другимъ, своимъ родствомъ.

Гербертъ ужь и прежде разсказывалъ мнѣ и теперь снова повторилъ, что онъ въ первый разъ познакомился съ миссъ Кларою Барлэ, тогда она была еще въ школѣ въ Гаммерсмиѳѣ, и что, когда она была отозвана оттуда, чтобъ ухаживать за больнымъ отцемъ, они оба открылись въ своей любви доброй мистрисъ Уимпель, которая съ-тѣхъ-поръ поощряла и сдерживала ихъ чувства съ необыкновенною добротою и умѣньемъ. Понятно, что ничего въ этомъ родѣ не могло быть открыто старому Барлэ, психологическія понятія котораго не простирались далѣе подагры, рома и судовъ.

Покуда мы разговаривали въ полголоса и потолочныя балки дрожали отъ постояннаго ворчанья стараго Барлэ, дверь потихоньку отворялась и въ комнату вошла хорошенькая дѣвушка, лѣтъ двадцати или около того, съ мягкими черными глазами и добродушнымъ выраженіемъ; она несла корзинку, которую Гербертъ поспѣшилъ взять у нея изъ рукъ и, подведя ее ко мнѣ, совершенно-раскраснѣвшуюся, представилъ просто, какъ «Клару». Она дѣйствительно была прелестная дѣвушка и могла бы показаться плѣнною красавицею сказокъ, которую поработилъ этотъ жестокій огръ, старый Барлэ.

— Только взгляни сюда, сказалъ съ нѣжною и сострадательною улыбкою Гербертъ, указывая мнѣ на корзинку:- это весь ужинъ бѣдной Клары, въ томъ видѣ, какъ онъ выдается ей каждый вечеръ. Вотъ ея порція хлѣба, вотъ, ломоть сыра, а вотъ ромъ, который я всегда выпивываю. А это, вотъ, завтрашній завтракъ мистера Барлэ, выданный съ вечера, чтобъ его завтра приготовили. Двѣ бараньи котлетки, три картофелины, нѣсколько раздавленныхъ горошинокъ, немного муки, два унца масла, щепотка соли и куча чернаго перца. Все это варится вмѣстѣ и принимается внутрь въ горячемъ видѣ. Должно быть прекрасное лекарство отъ подагры.

Было что-то особенно-привлекательное въ этой покорности судьбѣ, которая выражалась во взглядахъ Клары, устремленныхъ на корзинку съ провизіями, пока Гербертъ перебиралъ то, что въ ней находилось. Столько довѣрчивости, любви и невинности было въ этой непринужденности, съ которою она позволила Герберту обвить себя рукою вокругъ тальи, и столько безпомощной кротости, что я за всѣ деньги, лежавшія въ моемъ бумажникѣ (котораго я, впрочемъ, еще не открывалъ), не желалъ бы нарушить согласія между ними.

Я смотрѣлъ на нее съ удовольствіемъ и удивленіемъ, какъ вдругъ ворчанье старика снова перешло въ ревъ, сопровождавшійся страшнымъ стукомъ, какъ-будто великанъ съ деревянной ногой хотѣлъ пробить ею полъ, чтобъ добраться до насъ. Услышавъ этотъ шумъ, Клара сказала:

— Это, папа меня зоветъ, душка! И убѣжала.

— Вотъ безсовѣстная-то старая обжора и пьяница, сказать Гербертъ. — Чего ты думаешь, онъ теперь хочетъ, Гендель?

— Не знаю, отвѣтилъ я:- вѣроятно, чего-нибудь выпить.

— Именно! подхватилъ Гербертъ, какъ-будто я отгадалъ что-нибудь очень удивительное. — Онъ держитъ свой грогъ, уже совсѣмъ готовый, въ маленькой кадушкѣ, на столѣ. Ты сію минуту услышишь, какъ Клара станетъ помогать ему привстать, чтобъ напиться. Вотъ онъ подымается. (Послышался продолжительный ревъ, а за нимъ послѣдовалъ новый ударъ, такъ-что потолокъ задрожалъ.) Теперь онъ пьетъ, сказалъ Гербертъ, когда послѣдовало нѣсколько минутъ молчанія. — А теперь, добавилъ онъ, когда ревъ снова раздался: — онъ снова залегъ!

Клара вскорѣ возвратилась и Гербертъ привелъ меня на верхъ, повидаться съ нашимъ затворникомъ. Проходя мимо дверей мистера Барлэ, мы слышали, какъ онъ бормоталъ про себя хриплымъ голосомъ, который возвышался и понижался, какъ порывы вѣтра; всего яснѣе слышался одинъ постоянный припѣвъ:

— Ай! Вотъ тебѣ и старый Биль-Барлэ, окаянные твои глаза; вотъ тебѣ и старый Биль-Барлэ, окаянные твои глаза. Вотъ онъ, старый Биль-Барлэ, какъ святъ-Богъ, лежитъ на спинѣ. Валяется на спинѣ какъ старая дохлая камбала. Вотъ-те и старый Биль-Барлэ, окаянные твои глаза. Ай! чортъ бы тебя не взялъ.

Такого то рода утѣшенія, по словахъ Герберта, невидимый Барлэ бормоталъ себѣ подъ носъ, день и ночь, и когда было свѣтло смотрѣлъ въ телескопъ, устроенный у его постели, такъ, что онъ не вставая, могъ видѣть все теченіе рѣки.

Провисъ, повидимому, очень удобно помѣстился на своей новой квартирѣ; двѣ маленькія комнатки, которыя онъ занималъ, правда, очень походили на каюты, но воздухъ въ нихъ былъ прохладнѣе и не такъ спертъ какъ внизу, и къ-тому жъ, мистера Барлэ было тамъ гораздо-менѣе слышно. Провисъ не выразилъ ни какого безпокойства и, кажется, не имѣлъ даже серьёзныхъ опасеній; я только замѣтить, что онъ очень смягчился, какъ и въ чемъ я, ни въ ту минуту, ни послѣ, не могъ себѣ дать отчета.

Одумавшись на досугѣ, и продолженіе цѣлаго дня, я рѣшился не говоритъ ему вовсе о Компесонѣ. Непримиримая вражда, которую онъ питалъ къ этому человѣку, могла бы побудить Провиса отъискать его и такимъ-образомъ опрометчиво броситься на встрѣчу открытой погибели. Потому, какъ только мы вдвоемъ помѣстились передъ огнемъ, а прежде всего спросилъ его, полагается ли онъ на сужденіе и свѣдѣнія Уемика.

— Э-э, милый мальчикъ! отвѣтилъ онъ кивая головою. — Джаггерсъ знаетъ.

— Я говорилъ съ Уемикомъ, сказалъ я:- и пришелъ вамъ передать его совѣтъ и предостереженіе.

Я разсказалъ ему все отчетливо и подробно, опустивъ только тотъ фактъ, о которомъ я только-что упоминалъ. Я разсказалъ ему, какъ Уемикъ слыхалъ въ Ньюгетѣ (отъ чиновниковъ или отъ заключенныхъ, неизвѣстно), что онъ находится подъ подозрѣніемъ и что за моею квартирою постоянно слѣдятъ; какъ Уемикъ совѣтовалъ ему быть по осмотрительнѣе, а мнѣ на нѣкоторое время держаться поодаль отъ него; и что наконецъ Уемикъ сказалъ о бѣгствѣ изъ Англіи. Я прибавилъ, что, разумѣется, я отправлюсь съ нимъ или послѣдую за нимъ, какъ Уемикъ рѣшитъ. Я не распространялся о томъ, что за этимъ послѣдуетъ, я даже самъ не былъ въ темъ увѣренъ теперь, какъ видѣлъ его смягченнымъ и въ явной опасности, ради меня. Что жь касается до перемѣны образа жизни и увеличенія расходовъ, то я предоставилъ на его сужденіе, не былъ ли бы подобный шагъ, въ настоящихъ шаткихъ и затруднительныхъ обстоятельствахъ, но меньшей мѣрѣ, смѣшонъ, чтобъ не сказать хуже.

Онъ не могъ опровергнуть столь-убѣдительнаго доказательства и, вообще, былъ очень благоразуменъ. Его возвращеніе въ Англію было смѣлымъ дѣломъ, говорилъ онъ и онъ всегда считалъ его таковымъ, но никогда не хотѣлъ, чтобъ изъ смѣлаго, оно превратилось въ безразсудное, отчаянное дѣло, и, къ-тому жь, онъ считалъ себя почти въ безопасности, имѣя такихъ дѣльныхъ покровителей.

Гербертъ, все время задумчиво глядѣвшій на огонь, замѣтилъ тогда, что совѣты Уемика навели его на мысль, которую не мѣшало бы привести въ исполненіе. «Мы оба хорошіе гребцы, Гендель, и когда понадобится, можемъ сами спустить его внизъ по теченію. Тогда не понадобится ни лодки, ни лодочника, хоть одинъ источникъ подозрѣнія будетъ избѣгнутъ и то уже много. Несмотря на то, что теперь не сезонъ кататься на лодкѣ, право, очень-хорошо было бы, еслиб ты сразу завелъ бы лодку у лѣстницы Темпля и взялъ привычку гресть внизъ и вверхъ по рѣкѣ? Ты бы взялъ привычку и никто бы этого не замѣтилъ, или по-крайней-мѣрѣ не обратилъ бы на это вниманія. Покатайся разъ двадцать иди пятьдесятъ, и ни кто не удивится, если ты поѣдешь въ двадцать или пятьдесятъ-первый разъ.

Этотъ планъ мнѣ очень понравился, а Провисъ былъ отъ него въ восторгѣ. Мы рѣшили, что мысль Герберта будетъ немедленно приведена въ исполненіе, и что Провисъ, если и увидитъ насъ на рѣкѣ, то прикинется, что насъ не знаетъ. Далѣе мы порѣшили, что, увидавъ насъ, онъ будетъ опускать стору на окнѣ, выходившемъ на востокъ въ знакъ того, что все благополучно.

Когда наши совѣщанія окончились и все было улажено, я всталъ, чтобъ идти домой, замѣтивъ Герберту, что намъ бы лучше возвращаться порознь, и потому я отправлюсь получасомъ ранѣе.

— Мнѣ что-то очень не хочется оставлять васъ здѣсь, сказалъ я Провису:- хотя я увѣренъ, что вы гораздо безопаснѣе здѣсь, чѣмъ у меня. До свиданья!

— Милый мальчикъ, отвѣтилъ онъ схвативъ мою руку. — Не знаю когда еще мы свидимся и мнѣ не нравится ваше „до свиданья“. Скажите лучше: доброй ночи.

— Ну, такъ, доброй ночи! Гербертъ будетъ поддерживать правильныя сношенія между нами, а когда придетъ время, вы можете быть увѣрены, что я буду готовъ. Доброй ночи, доброй ночи!

Мы почли за лучшее, чтобъ онъ оставался въ своихъ собственникъ комнатахъ и потому провожая насъ, онъ вышелъ только на площадку лѣстницы передъ своею дверью и свѣтилъ намъ, протянувъ руку со свѣчею черезъ перила. Оглянувшись, чтобъ взглянуть на него въ послѣдній разъ, я невольно припомнилъ первую ночь по его пріѣздѣ когда мы находились въ обратномъ положеніи и когда я не подозрѣвалъ еще, что мнѣ когда-нибудь будетъ такъ тяжело и грустно съ нимъ разставаться, какъ теперь.

Старый Барлэ продолжалъ ворчать и божиться, когда мы проходили мимо его дверей; онъ, повидимому, и не переставалъ, да и не намѣренъ былъ перестать. Сойдя съ лѣстницы, я спросилъ Герберта: удержалъ ли нашъ жилецъ имя Провиса. Онъ отвѣтилъ, что, конечно, нѣтъ; жилецъ называется теперь мистеромъ Кэмбелемъ. Онъ также объяснилъ мнѣ, что всѣмъ въ домѣ было только извѣстно, что мистеръ Кэмбелъ оставленъ на его (Герберта) попеченіи, и что потому его личные интересы требуютъ, чтобъ мистеръ Кэмбель былъ бы всегда подъ тщательнымъ присмотромъ и велъ бы самую отшельническую жизнь. Поэтому, когда мы вошли въ гостиную, гдѣ мистрисъ Уимпель и Клара сидѣли за работой, то я ни слова не сказалъ объ участіи, которое я питаю къ мистеру Кэмбелю.

Когда я распрощался съ хорошенькою черноглазою дѣвушкою и доброю женщиною, еще не потерявшею вкуса къ невиннымъ продѣлкамъ неподдѣльной любви, то даже старый Грин-Копперовъ канатный заводъ показался мнѣ совсѣмъ инымъ. Старый Барлэ могъ быть старъ, какъ горы, и могъ ругаться и божиться, какъ дѣлая армія солдатъ; но въ этомъ домѣ, у чинковскаго бассейна, было довольно молодости и свѣтлыхъ надеждъ, чтобъ наполнить его до краевъ. Мнѣ пришла въ голову Эстелла и наше прощанье, и я пошелъ домой совершенно-грустный.

Все было такъ же спокойно въ Темплѣ, какъ и всегда. Окна, когда то занимаемыя Провисомъ, были теперь темны и угрюмы, и никто не прогуливался въ Гарденъ-Кортѣ. Два, три раза прошелъ я мимо фонтана, прежде чѣмъ войти домой. Гербертъ, возвратившись, подошелъ къ моей постели — потому-что, усталый и нравственно измученый, я тотчасъ же легъ въ постель — отрапортовалъ мнѣ тоже самое. Отворивъ затѣмъ одно изъ оконъ, онъ выглянулъ на улицу, ярко освѣщенную луною, и объявилъ мнѣ, что тротуаръ былъ такъ же пустъ, какъ любая церковь, въ этотъ часъ.

На слѣдующій день, я отправился покупать лодку. Дѣло было скоро улажено и лодка покачивалась у лѣстницы Темпля; я могъ быть въ ней въ одну или двѣ минуты. Я принялся разъѣзжать по рѣкѣ для практики, иногда съ Гербертомъ, иногда одинъ. Я часто выѣзжалъ въ холодъ, дождь и снѣгъ, но, послѣ нѣсколькихъ разъ, никто и не обращалъ за меня вниманія. Сначала, я держался выше Блякфрайярскаго моста, но потомъ, когда часы прилива миновали, принялся ѣздить къ Лондонскому мосту. Въ то время, стоялъ еще старый Лондонскій мостъ и, въ извѣстныя времена прилива, ѣздить тамъ было довольно опасно, и потому онъ пользовался дурною славою. Но приглядѣвшись, къ тому, какъ дѣлали другіе, я скоро пріучился „пролетать“ подъ мостомъ и уже начиналъ разъѣзжать между кораблями, около Пуля и внизъ до Эриѳа. Въ первый разъ, что я проѣхалъ мимо набережной Мельничнаго Пруда, я гребъ вмѣстѣ съ Гербертомъ и мы оба видѣли, какъ спустилась стора на окнѣ выходившемъ на востокъ. Гербертъ рѣдко бывалъ тамъ менѣе трехъ разъ въ недѣлю и всякій разъ приносилъ мнѣ хорошія извѣстья. Но все же было довольно причинъ опасаться, и я не могъ отдѣлаться отъ мысли, что за мною слѣдятъ. Разъ, что мысль эта овладѣетъ человѣкомъ, она преслѣдуетъ его, какъ призракъ; трудно счесть въ сколькихъ невинныхъ людяхъ я подозрѣвалъ шпіоновъ.

Однимъ словомъ, я постоянно дрожалъ за безразсудство человѣка, котораго теперь, приходилось прятать. Гербертъ иногда говаривалъ мнѣ, что ему всегда пріятно смотрѣть въ сумерки на рѣку и думать, что она течетъ къ Кларѣ со всѣмъ, что она несетъ на своихъ волнахъ. Но я съ ужасомъ думалъ, что она течетъ и къ Магвичу, и, что черныя пятны на ея поверхности, можетъ-быть, его преслѣдователи, которые быстро, но безъ шуму, плывутъ, чтобъ накрыть и схватить его.