Онлайн чтение книги Большие надежды Great Expectations
LVIII

Вѣсть о томъ, что мои блестящія надежды рушились, достигла моей родины до моего пріѣзда. Въ Синемъ Вепрѣ все уже было извѣстно и я замѣтилъ значительную перемѣну въ обращеніи прислуги со мною. Пока считали меня будущимъ богачемъ, очень старались заискивать мое расположеніе, теперь, узнавъ, что я лишился состоянія, совершенно охладѣли ко мнѣ. Я пріѣхалъ туда вечеромъ, очень уставши отъ поѣздки, которую я прежде дѣлалъ шутя. Хозяинъ Вепря объявилъ мнѣ при входѣ, что не можетъ мнѣ дать прежнюю мою спальню, которая уже занята кѣмъ-то (вѣроятно имѣвшимъ большія надежды), и потому отвелъ мнѣ скверную каморку, надъ каретнымъ сараемъ, за голубятникомъ. Впрочемъ, я здѣсь такъ же хорошо спалъ, какъ и въ лучшей комнатѣ Вепря, и сны снились мнѣ не хуже прежнихъ.

Рано утромъ, пока приготовляли мнѣ завтракъ, я отправился погулять, чтобъ взглянуть на Сатис-Гаусъ.

На воротахъ, и на окнахъ виднѣлись объявленія о продажѣ, на слѣдующей недѣлѣ, съ аукціоннаго торга, мебели и разной домашней утвари. Домъ же продавали, какъ старый строительный матеріалъ, на сломъ. Надъ пивоварней красовалась большими бѣлыми буквами надпись «1-й участокъ», а надъ домомъ, столько лѣтъ закрытымъ, «2-й участокъ». Были еще надписи и на другихъ постройкахъ, а завядшія вьющіяся растенія, сорванныя со стѣнъ, чтобы яснѣе выказать надписи, теперь валялись въ пыли. При входѣ въ ворота, я оглянулся съ непріятнымъ чувствомъ незнакомца, неимѣющаго ничего общаго съ окружающими его предметами, и замѣтилъ аукціонернаго писца, расхаживавшаго по бочкамъ и считавшаго ихъ для джентельмена, который, держа въ рукахъ перо, составлялъ опись; вмѣсто письменнаго стола ему служили кресла на колесахъ, которыя я такъ часто каталъ, напѣвая «дядя Клемъ».

Вернувшись къ завтраку въ столовую Синяго Вепря, я засталъ тамъ мистера Пёмбельчука, разговарившаго съ хозяиномъ. Не исправившись, повидимому, и послѣ недавняго печальнаго приключенія, онъ дожидался меня и, при моемъ входѣ, обратился ко мнѣ со слѣдующими словами:

— Молодой человѣкъ, сожалѣю, что вы обѣднѣли. Но иначе и ожидать было нечего! Но иначе и ожидать было нечего!

При этомъ, съ важнымъ видомъ, будто прощая меня, онъ протянулъ мнѣ руку, которую я нехотя пожалъ, ибо былъ слишкомъ изнуренъ, чтобъ ссориться съ нимъ.

— Уилліамъ, сказалъ Пёмбельчукъ лакею:- подай лепешекъ!

Угрюмо усѣлся я завтракать, но, не успѣлъ я еще протянуть руку къ чайнику, какъ Пёмбельчукъ, стоявшій рядомъ со мной, схватилъ его и налилъ мнѣ чаю, съ видомъ благодѣтеля, нехотѣвшаго покинуть меня до конца.

— Уилліамъ, сказалъ онъ: — подай соли. Въ прежнее счастливое время, продолжалъ онъ, уже обращаясь ко мнѣ я думаю вы употребляли сахаръ? Не пили-ли вы также и чай со сливками? Да! Уилліамъ, принеси крессу.

— Благодарю васъ, отвѣчалъ я отрывисто:- я не ѣмъ крессу.

— Вы не ѣдите? возразилъ мистеръ Пёмбельчукъ, вздыхая, какъбудто онъ полагалъ, что въ настоящемъ моемъ бѣдномъ положеніи мнѣ кресса была самая приличная ѣда: — однако вамъ надо довольствоваться простыми земными плодами. Ничего не приноси, Уилліамъ.

Я продолжалъ завтракать, а мистеръ Пёмбельчукъ, стоя за мною и выпучивъ глаза, громко дышалъ по обыкновенію. «Кости да кожа», размышлялъ онъ вслухъ. «А когда онъ отсюда отправился (могу сказать съ моимъ благословленіемъ) и я угостилъ его чѣмъ могъ, онъ былъ здоровъ какъ быкъ».

Слова его навели меня на мысль сравнить прежнее его раболѣпное поведеніе, когда онъ, при извѣстіи о постигшемъ меня богатствѣ, низко кланяясь, пожималъ мою руку, говоря: «позвольте, позвольте», съ важнымъ снисходительнымъ видомъ, съ которымъ онъ теперь подалъ мнѣ свои толстые пальцы.

— А! сказалъ онъ, передавая мнѣ хлѣбъ и масло. — Вы отправляетесь къ Джозефу.

— Ради Бога, воскликнулъ я невольно разгорячившись:- что вамъ за дѣло, куда я иду. Оставте мой чайникъ въ покоѣ!

Я не могъ хуже поступить, ибо тѣмъ представилъ Пёмбельчуку случай, котораго онъ искалъ.

— Да, молодой человѣкъ, сказалъ онъ, выпуская изъ рукъ чайникъ и отступая шага на два отъ стола, чтобы хозяинъ гостинницы и его слуга, стоявшіе у дверей, лучше могли его разслышать. — Я оставлю чайникъ. Вы правы, молодой человѣкъ. На этотъ разъ вы правы. Я совершенно забылся при видѣ вашей худобы, послѣдствія вашего образа жизни и хотѣлъ только подкрѣпить ваше здоровье пищею вашихъ праотцевъ. Впрочемъ, продолжалъ онъ, обращаясь въ хозяину Вепря и къ слугѣ, и указывая рукой на меня. — Я съ нимъ игралъ въ дни счастливой его юпости. Вы скажете, что это невозможно. Я же вамъ говорю, что игралъ.

Послышался легкій шопотъ. Лакей казалось былъ тронутъ.

— Вѣдь это онъ самый! воскликнулъ Пёмбельчукъ. — Я его каталъ въ своемъ кабріолетѣ. Я слѣдилъ за его воспитаніемъ. Вѣдь я приходился дядюшкой его сестрѣ, по ея мужу. Ее звали Джіоржіаной-Маріей. Пускай это опровергнетъ кто, если можетъ.

Лакей, повидимому, убѣдился въ томъ, что я не могу опровергнуть его словъ и, кажется, сталъ еще худшаго обо мнѣ мнѣнія.

— Молодой человѣкъ, сказалъ Пёмбельчукъ, обращаясь во мнѣ:- вы отправляетесь къ Джозефу. Что мнѣ за дѣло до васъ? А я всегда вамъ говорю, сударь, вы отправляетесь къ Джозефу.

Лакей кашлянулъ, будто хотѣлъ предложить мнѣ опровергнуть эти слова.

— Теперь, продолжалъ Пёмбельчукъ съ возрастающимъ достоинствомъ и жаромъ: — теперь, я васъ научу, что вамъ надлежитъ сказать Джозефу. Вотъ хозяинъ Вепря, человѣкъ извѣстный и уважаемый въ городѣ, и Уилліамъ, по фамиліи Поткнисъ, если не ошибаюсь.

— Вы не ошиблись, сударь, сказалъ Уилліамъ.

— Я васъ выучу при нихъ, молодой человѣкъ, что вамъ слѣдуетъ сказать Джозефу; вы скажите: Джозефъ, я сегодня видѣлъ своего перваго благодѣтеля. Я не назову его имени, но вообще всѣ въ городѣ его такъ зовутъ. Я видѣлъ его.

— Клянусь, что я не вижу его здѣсь! сказалъ я.

— Такъ же и это скажите ему, продолжалъ Пёмбельчукъ. — Скажите ему, что вы это мнѣ сказали и даже Джозефъ удивится.

— Вы очень ошибаетесь, сказалъ я. — Я его лучше вашего знаю.

— Скажите ему еще, продолжалъ Пёмбельчукъ: — я видѣлъ этого человѣка и онъ ни къ вамъ, ни ко мнѣ не питаетъ дурныхъ чувствъ. Онъ знаетъ вашъ характеръ, Джозефъ. Ваше тупоуміе и невѣжество ему хорошо извѣстны: онъ и меня знаетъ и не сомнѣвается въ моей неблагодарности. Да, Джозефъ, скажите вы, при этомъ онъ покачалъ головой, указывая на меня рукой:- онъ знаетъ, что я лишенъ способности питать хоть каплю благодарности. Онъ лучше всякаго это знаетъ. Вы его не поймете, Джозефъ, оттого, что у васъ нѣтъ на столько ума, но этотъ человѣкъ все и всѣхъ понимаетъ.

Какимъ пошлымъ осломъ я не считалъ его прежде, но онъ превзошелъ мои ожиданія.

— Вы скажите, Джозефъ — онъ мнѣ далъ порученіе. Онъ поручилъ мнѣ вамъ сказать, что въ несчастіи, постигшемъ меня, онъ видитъ перстъ Божій и перстъ этотъ указываетъ на слова: «награда за неблагодарность къ первому своему благодѣтелю». Впрочемъ, этотъ человѣкъ сказалъ мнѣ, что не сожалѣетъ о добрѣ, оказанномъ мнѣ, ибо всякій долженъ дѣлать добро ближнему, и потому онъ опять при случаѣ готовъ поступить такъ же.

— Очень-жалѣю, сказалъ я, покончивъ наконецъ завракъ:- что этотъ человѣкъ не сказалъ, что онъ именно сдѣлалъ и что опять намѣренъ сдѣлать.

— Хозяинъ Вепря и Уилліамъ, воскликнулъ Пёмбельчукъ, обращаясь къ нимъ. — Позволяю вамъ сообщить вашимъ знакомымъ въ городѣ и въ окрестностяхъ, что я хорошо поступалъ, и готовъ такъ же поступать.

При этихъ словахъ, наглый лгунъ пожалъ руку хозяину Синяго Вепря и его слуги, и съ важнымъ видомъ вышелъ. Слова его болѣе удивили меня, чѣмъ разсмѣшили. Вскорѣ послѣ него и я ушелъ и, проходя по Гай-Стриту, увидѣлъ его у дверей лавки, что-то разсказывающаго (вѣроятно, съ прежнимъ успѣхомъ) группѣ избранныхъ лицъ, которые, при моемъ проходѣ, подозрительно покосились на меня. Но тѣмъ пріятнѣе было мнѣ увидѣть Джо и Бидди, доброта которыхъ еще болѣе выказывалась при сравненіи съ нахальною глупостью Пёмбельчука. Я шелъ потихоньку. Ноги мои еще были очень-слабы, но чѣмъ болѣе приближался я къ кузницѣ, тѣмъ легче чувствовалъ себя.

День былъ прекрасный. Голубое небо, ласточки, высоко летавшія надъ зелеными колосьями овса, и вся вообще окрестность показались мнѣ красивѣе и спокойнѣе, чѣмъ когда-нибудь. На пути представлялись мнѣ пріятныя картины жизни, которую я здѣсь поведу, подъ руководствомъ друга, преданность и смышленность котораго я уже испыталъ. Сердце мое было взволновано при одной мысли, что я возвращаюсь на родину, послѣ столь-долгихъ испытаній.

Я еще не видалъ школу, которою Бидди завѣдывала, но, проходя полями, чтобъ незамѣтно попасть въ деревню, я увидѣлъ школьный домъ. Къ-coжалѣнію, былъ праздникъ и дѣти распущены по домамъ, почему и не исполнилась моя надежда, застать Бидди за ее обыкновенными, вседневными трудами.

Но до кузницы уже было не далеко, и, идя подъ тѣнью липъ, я прослушивался, не услышу ли знакомыхъ ударовъ молотка. Но все было тихо; тщетно напрягалъ я свой слухъ. На минуту мнѣ казалось, что я слышу дѣйствительно молотокъ, а потомъ приходилось сознаться, что это только игра воображенія. Все было здѣсь постарому: тѣ же старыя липы, тотъ же шиповникъ, тѣ же каштановыя деревья, одного только недоставало: однообразныхъ ударовъ молотка. Наконецъ я съ какимъ-то замираніемъ сердца увидѣлъ кузницу. Она была заперта. Не видать было ни пламени въ горнѣ, ни жара надъ трубою; не слышно было рева мѣховъ — все было тихо и пусто.

Но за то домъ, казалось, былъ далеко не пустъ. Даже въ парадной гостиной висѣли чистенькіе занавѣски, и открытыя окна уставлены цвѣтами. Я пошелъ потихонько къ окошку, желая заглянутъ въ комнаты, но вотъ на порогѣ показались Джо и Бидди, рука объ-руку. Бидди сначала вскрикнула, думая, что видитъ призракъ, но черезъ минуту, она была въ моихъ объятіяхъ. Мы оба плакали: а вида ее такой здоровой и хорошенькой, она же, напротивъ, при видѣ моей блѣдности и изнуренія.

— Милая Бидди, какая вы нарядная!

— Да, милый Пипъ.

— И ты Джо, какъ принарядился,

— Какъ же, Пипъ, старый дружище.

Я съ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на нихъ обоихъ.

— Сегодня день моей свадьбы, воскликнула Бидди съ восторгомъ. — Я жена Джо!

* * *

Они повели меня въ кухню. Я сѣлъ и положилъ голову на старый столъ. Бидди взяла мою руку и прильнула въ ней губами, Джо трепалъ меня по плечу, говоря: «онъ, душа моя, слишкомъ-слабъ для такаго сюрприза».

— Да, я бы должна была объ этомъ подумать, но я слишкомъ счастлива!

Они оба были такъ рады меня видѣть, такъ гордились мною! Своимъ пріѣздомъ, именно въ этотъ день, я, казалось, переполнилъ чашу ихъ радостей. Прежде всего я мысленно благодарилъ Провидѣніе за то, что никогда не заикнулся Джо о своей послѣдней, несбывшейся, надеждѣ. Какъ часто я хотѣлъ ему открыться; какое счастье, что онъ не остался со мною еще лишняго часочка; иначе, навѣрно узналъ бы все!

— Милая Бидди, сказалъ я: — лучше вашего мужа нѣтъ человѣка на свѣтѣ. Еслибъ вы только видѣли, какъ онъ за мною ухаживалъ, то право… Впрочемъ, нѣтъ, вы не могли бы его любить болѣе, чѣмъ теперь.

— Это невозможно, отвѣчала Бидди.

— И ты, Джо, счастливъ: лучше твоей жены нѣтъ никакой на свѣтѣ; она сдѣлаетъ тебя счастливымъ, какъ ты и вполнѣ заслуживаешь, милый, добрый, благородный Джо!

Джо взглянулъ на меня: губы у него дрожали и онъ утеръ глаза свои рукавомъ.

— Теперь, Джо и Бидди, такъ-какъ вы были сегодня въ церкви и должны быть въ мірѣ и любви со всѣми на свѣтѣ, то примите искреннюю мою благодарность за все, что вы для меня сдѣлали, получая взамѣнъ только черную неблагодарность. Я здѣсь останусь недолго, я скоро отправляюсь за границу, гдѣ стану работать день и ночь, пока не выплачу денегъ, заплаченныхъ вами за меня. Но не думайте, что, сдѣлавъ это, я не буду считать себя въ долгу у васъ. Нѣтъ, еслибъ я могъ уплатить вамъ и въ тысячу разъ болѣе, то все-таки не могъ бы съ вами расквитаться, да я этого и не желаю. Я хочу всегда оставаться вашимъ должникомъ!

Они были очень-растроганы моими словами и просили меня прекратить этотъ разговоръ.

— Нѣтъ, я долженъ вамъ сказать еще кое-что: — милый Джо, и надѣюсь, что у тебя будутъ дѣти, и скоро какой-нибудь мальчуганъ будетъ по вечерамъ сидѣть съ тобою рядомъ въ уголку, напоминая тебѣ такого же мальчугана, навсегда покинувшаго этотъ старый, милый домъ. Не говори ему, Джо, что я былъ неблагодаренъ! Не говорите ему, Бидди, что я былъ неблагодаренъ и несправедливъ. Скажите ему только, что я уважалъ васъ обоихъ отъ всей души, за вашу доброту и постоянство въ дружбѣ. Скажите ему еще отъ меня, что онъ какъ сынъ вашъ, долженъ быть гораздо-лучшимъ человѣкомъ, нежели я.

— Ну, я ему ничего такого не намѣренъ говорить, Пипъ, сказалъ Джо, не отнимая рукава отъ своихъ главъ: — и Бидди этого не свяжетъ. Подобныхъ вещей никто не станетъ говорить.

— Теперь хотя я и увѣренъ, что вы меня уже по добротѣ своей простили въ сердцахъ вашихъ, скажите мнѣ оба, что вы меня прощаете! Умоляю васъ, дайте мнѣ услышать эти радостные для меня слова! Звукъ ихъ постоянно будетъ жить въ моемъ сердцѣ, и я буду въ состояніи утѣшать себя мыслью, что вы со временемъ станете довѣрять моей дружбѣ и будете лучшаго мнѣнія обо мнѣ.

— О, милый Пипъ, старый дружище, воскликнулъ Джо:- Господь-Богъ знаетъ, что я прощаю-тебя, если имѣю что простить.

— Господь вѣдаетъ, что и я прощаю васъ, повторила Бидди.

— Дай-те же мнѣ взглянуть на мою комнатку, сказалъ я тогда:- и оставьте меня тамъ на минуту одного. Потомъ перехвативъ что-нибудь, я отправлюсь въ путь. Вы меня проводите, пожалуйста, до указательнаго столба. Тамъ мы и простимся!

* * *

Я продалъ все, что имѣлъ и отложилъ изъ нихъ денегъ сколько могъ, чтобъ заключить сдѣлку съ кредиторами. Они согласились на все и отсрочили мнѣ на долгое время платежъ всего долга. Окончивъ свои дѣла, я оставилъ Англію и отправился въ Каиръ къ Герберту. Черезъ два мѣсяца, я уже поступилъ конторщикомъ въ торговый домъ Кларикера и К. Не прошло и четырехъ мѣсяцевъ, какъ все дѣло нашей восточной конторы осталось у меня на рукахъ, ибо старый Биль-Барлэ успокоился на вѣки, а Гербертъ уѣхалъ, чтобъ жениться на Кларѣ.

Много лѣтъ прошло прежде, чѣмъ я попалъ въ компаньйоны, но все это время я жилъ очень-счастливо съ Гербертомъ и его женою. Я жилъ безбѣдно, заплатилъ всѣ свои долги и постоянно переписывался съ Джо и Бидди. Когда, наконецъ, сдѣлался третьимъ компаньйономъ въ нашемъ домѣ, Кларикеръ выдалъ тайну мою Герберту и разсказалъ ему, благодаря чему онъ попалъ въ его контору. Онъ увѣрялъ, что его давно уже мучила эта тайна, потому онъ и открылъ ее. Гербертъ очень-удивился, услыхавъ его разсказъ и былъ не мало тронутъ. Мы, конечно, не переставали и послѣ быть отличными друзьями. Я не хочу, чтобъ подумали, что нашъ домъ былъ очень-важный, и что мы были страшные богачи. Нѣтъ, мы не вели очень-обширной торговли, но нашу контору уважали и наши дѣла шли очень-хорошо. Мы столькимъ были обязаны дѣятельности Герберта и неослабному его трудолюбію, что я часто задавалъ себѣ вопросъ, съ чего я составилъ себѣ нѣкогда понятіе, что онъ не способенъ ни къ какому дѣлу. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день мнѣ пришла въ голову мысль, что вѣрно не онъ былъ неспособенъ, а я.