Онлайн чтение книги Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ПЯТАЯ. ПИНЪАНЬ КРАДЕТ ЗАЛОЖЕННЫЕ ДРАГОЦЕННОСТИ. ТЕТУШКА СЮЭ ОКАЗЫВАЕТСЯ ЛОВКОЙ ЗАСТУПНИЦЕЙ

Итак, Сунь Сюээ была продана в кабачок певицей, но не о том пойдет речь.

А пока перенесемся в дом Симэнь Цина. После того как покончила с собою Симэнь Старшая и У Юэнян подала на Чэнь Цзинцзи жалобу властям, умер Лайчжао, а его жена, Шпилька, оставшись с сыном Тегунем на руках, была выдана замуж. Привратником теперь стал Лайсин. Сючунь ушла в монастырь и стала послушницей у монахини Ван. Лайсин со смертью Хуэйсю жил вдовцом. Когда кормилица Жуи брала к себе Сяогэ, к ней наведывался Лайсин. Они вдвоем пили вино, которое он приносил, шутили и смеялись, пока не сошлись. Не раз Жуи появлялась в покоях хозяйки румяная. Юэнян, догадываясь в чем дело, сначала обрушивалась на кормилицу с бранью, но ведь сор из избы не выносят. В конце концов хозяйка дала ей набор одежды, четыре шпильки, серебряную заколку с монограммой «Долголетие», чесалку и в благоприятный день выдала замуж за Лайсина. Днем Жуи служила на кухне и присматривала за Сяогэ, а на ночь уходила к мужу.

Настал пятнадцатый день восьмой луны. Юэнян справляла свой день рождения. В гостях у нее были невестки – жены У Старшего и У Второго, а также три монахини.

Пировали в дальней зале, а вечером все перешли в отведенный гостям для ночлега флигель Юйлоу. До второй ночной стражи монахини услаждали хозяйку житиями из «Драгоценных свитков». Чай им должна была заваривать Чжунцю, но когда Юэнян крикнула служанку, никто не явился. Тогда Юэнян самой пришлось пойти в девичью. Там она застала Дайаня и Сяоюй. Они лежали на кане в обнимку и предавались любовным усладам. Едва завидев хозяйку, Дайань с Сяоюй до того растерялись, что не знали куда деваться.

– Ах ты, вонючка проклятая! Где чай, я тебя спрашиваю? Наставницы жития читают, пора чай подавать, а вы тут чем занимаетесь?! – не желая поднимать шум, только и проворчала Юэнян.

– Чжунцю на кухне дежурит. Я ей велела чай заваривать, – опустив голову, проговорила Сяоюй и поспешно вышла.

Дайань, минуя внутренние ворота, тоже улизнул к себе.

Через два дня, когда Юэнян проводила обеих невесток и монахинь, она велела Дайаню перейти жить к Лайсину, а Лайсина перевела в помещение, которое занимал прежний привратник Лайчжао. Дайаню были заказаны две кровати, новая одежда, шапка, туфли и чулки. Сяоюй получила от хозяйки сетку для волос, серебряные и золотые головные украшения, четыре серебряных с позолоченными головками шпильки, серьги, кольца и прочие безделки, а также два набора одежд из узорного шелка и атласа. В благоприятный день ее выдали замуж за Дайаня. Днем она служила в покоях Юэнян, а на ночь перед закрытием внутренних ворот уходила ночевать к Дайаню. Каких только лакомств не таскала мужу Сяоюй. Юэнян знала об этом грешке своей горничной, но виду не подавала. Ведь, как говорится, кто любит, тот не замечает; кого любишь, тот не надоест; где одни едят, а другие глядят, там не жди ни мира, ни покоя; у сварливой хозяйки ропщут служанки.

А пока расскажем о Пинъане. У него на глазах Юэнян заметно выделила Дайаня – не только одела и обула, но женила и дала отдельное жилье. А двадцатидвухлетний Пинъань, будучи на два года старше Дайаня, жил по-прежнему вместе с остальными слугами, и хозяйка не собиралась его женить.

Однажды Пинъань оказался в закладной лавке и стал свидетелем того, как приказчик Фу принял у посетителя в заклад за тридцать лянов серебра набор золотых головных украшений и позолоченный крючок для занавески, которые тот обещал через месяц выкупить, включая проценты. Приказчик Фу и Дайань, ничего не подозревая, положили драгоценности в шкаф. У Пинъаня глаза разгорелись на золото. Выкрал он драгоценности вместе со шкатулкой и отправился в заведение, где хозяином был У Длинноногий, державший певиц Сюэ Цуньэр – Заботливую и Баньэр – Компанейскую. Две ночи провел с ними Пинъань. Он швырял деньгами, что не ускользнуло от зоркого глаза вышибалы. Доглядев в шкатулке у Пинъаня золото, вышибала сделал вид, будто отправляется за вином и покупками хозяйке, а сам пошел да шепнул сыщику. Задержанного Пинъаня наградили пощечинами и повели под стражу.

И надо же было тому случиться! Как раз в это время по улице верхом на коне проезжал У Дяньэнь. Он был недавно назначен приставом и над головой у него висела дщица-мандат.

– Кого задержал? – спросил он.

– Докладываю! – опустившись на колени, говорил сыщик. – Задержан подозрительный. Ночует у певиц. Имеет при себе золотые дамские украшения.

– Приведи ко мне! – распорядился У Дяньэнь. – Сам допрошу.

Пинъаня доставили в участок. За столом сидел У Дяньэнь. По обеим сторонам выстроились рядами вооруженные подручные. Сыщик ввел связанного Пинъаня, который сразу узнал У Дяньэня. «Да это же наш бывший приказчик, – подумал Пинъань. – Он меня отпустит».

– Меня зовут Пинъань, – обратился он. – Я из дома Симэнь Цина.

– Если ты слуга, то зачем ходишь к певицам? – спрашивал У Дяньэнь. – А золото как к тебе попало?

– Матушка Старшая одалживала своей родственнице золотые украшения, – пытался объяснить Пинъань. – Меня за ними послала. Возвращался я поздно. Городские ворота закрыли. Пришлось заночевать у певицы. Тут меня и задержали.

– Не ври, рабское отродье! – заругался У Дяньэнь. Неужели у твоей хозяйки столько золота и серебра, что она доверяет его какому-то слуге, чтобы тот ночевал с ним у певиц! Украл ты эти украшения! Так и говори! Не то пытать велю.

– Правда, родственнице одалживали, – настаивал слуга. – Меня хозяйка за ними послала. Зачем мне вас обманывать!

У Дяньэнь вышел из себя.

– Вот разбойник, рабское отродье! Видать, без пыток от него правды не добьешься! – закричал пристав и крикнул подручных. – А ну-ка несите тиски! Пытать негодяя!

Пальцы Пинъаня зажали в тиски. Он орал как резаный.

– Батюшка! Пощадите, не надо! – кричал он. – Всю правду скажу.

– Скажешь правду, пощажу!

– Набор золотых головных украшений и позолоченный крючок я в закладной лавке украл, – признался Пинъань.

– Зачем же ты их украл, а?

– Мне двадцать два года, батюшка. Хозяйка обещала мне невесту подыскать, а женила другого слугу, Дайаня. Он же на два года меня моложе. Зло взяло, вот и украл …

– Должно быть, хозяйка с этим Дайанем путалась, вот и поспешила его женить, так что ли? – выпытывал У Дяньэнь. – Не бойся, правду говори! Скажешь, как есть, отпущу.

– Вот этого я не знаю, – промолвил Пинъань.

– Не скажешь, так тисков у меня отведаешь.

Подручные опять приспособили тиски.

– Батюшка! Пощадите! – умолял Пинъань. – Все скажу.

– Ну то-то же! – протянул У Дяньэнь и распорядился повременить с тисками. – Говори и выйдешь на свободу.

– Да, моя хозяйка в самом деле жила со слугой Дайанем, – заявил он. – Дайань хотел жениться на горничной Сяоюй, и хозяйка, ни слова не говоря, одарила горничную нарядами, украшениями и выдала за Дайаня.

Тут У Дяньэнь велел писарю записать показания Пинъаня, а его самого оставить под стражей впредь до ареста и допроса У Юэнян, Дайаня и Сяоюй.

Но перенесемся пока в закладную лавку. Когда приказчик Фу обнаружил пропажу золотых вещей, на нем не было лица. Он стал спрашивать Дайаня.

– Но я ничего не знаю, – отвечал тот. – С меня лавки лекарственных трав хватает, а закладная на твоей ответственности.

– Я помню, как положил шкатулку в шкаф, – недоумевал Фу – куда она могла деться?

Стали разыскивать Пинъаня, но его и след простыл. Приказчик Фу в панике клялся и божился, что ума не может приложить, куда пропали золотые вещи.

– Не нашли еще ваших вещей, – только и отговаривался он, когда в лавке появился владелец. А приходил он не раз. Получая все тот же ответ, владелец поднимал у дверей лавки крик и шум.

– Я им на месяц закладывал, – кричал он. – Я с ними сполна расплатился и проценты вернул, а они не хотят мне вернуть вещи! Мои украшения и крючок стоят семьдесят-восемьдесят лянов серебра, не меньше!

Когда Пинъань не пришел ночевать, приказчику Фу стало ясно, чьих это рук дело. Во все концы были посланы слуги на розыски Пинъаня, но обнаружить его не удалось, а владелец заложенных ценностей опять поднял шум. Приказчик Фу, переговорив с хозяйкой, готов был выплатить полсотни лянов, но тот и слушать не хотел.

– Одни украшения стоят шестьдесят лянов, – говорил он. – Да крючок с камнями и жемчугом – десять лянов. Мне семьдесят лянов причитается.

Приказчик прибавил еще десять лянов, но владелец стоял на своем, и между ними начался спор. Пока они торговались, Юэнян доложили:

– Ваш слуга Пинъань пойман с украденными золотыми украшениями в кабачке у певицы. Он находится под стражей в распоряжении пристава У. Скорее пошлите кого-нибудь опознать вещи.

– У Дяньэнь стал приставом? Это же наш бывший приказчик! – воскликнула Юэнян и пригласила старшего брата на совет.

Без промедления составленная доверенность была передана приказчику Фу, который на другой же день отправился к приставу за драгоценностями. Ведь будь они возвращены своему хозяину, сразу успокоились бы и он, и закладчик, прекратились бы крики и шум у лавки. Приказчик полагал, что У Дяньэнь вспомнит прошлое и отдаст золотые вещи.

– Ах ты, старый пес, рабское отродье! – неожиданно набросился на приказчика У Дяньэнь и приказал подручным схватить его, раздеть и бить.

Приказчика Фу раздели и долго держали нагим. Наконец-то пристав смилостивился.

– Мне ваш слуга свидетельствовал, – заявил У Дяньэнь. – Ваша хозяйка, урожденная У, состояла, оказывается, в тайной связи со слугой Дайанем. Я доложил властям. Вот выдам ордер на арест госпожи Симэнь и устрою очную ставку. А ты, старый хрыч, собачья кость, еще смеешь вещи требовать!

У Дяньэнь продолжал ругать приказчика, обзывая рабским отродьем и старым псом, после чего отпустил. Перепуганный Фу бросился домой. Скрывать случившееся он не посмел и обо всем доложил У Юэнян.

Не услышь такого Юэнян, все бы шло своим чередом, а тут воистину:

Руки-ноги онемели от неожиданности. Да вдобавок владелец вещей опять поднял крик.

– Где мои украшения? – во весь голос ворчал он. – Ни вещей не дают, ни серебра. Только завтраками кормят: нынче принесем да завтра отдадим. Но где же они, где, я вас спрашиваю? Совсем обнаглели!

Приказчик Фу, упрашивая как только мог, старался увести его от дому.

– Ну обождите уж еще денек-другой, – умолял он. – Вернем вам вещи. А нет, хорошую цену дадим.

– Погоди, я главе нашего дома доложу, – проговорил он. – Что он скажет.

С этими словами владелец вещей удалился. Юэнян ходила хмурая. Одна беда за другой свалилась на ее голову.

– Ступай дядю У Старшего пригласи! – наказала она слуге. – Посоветоваться надо.

– Может, тебе сходить да самому попросить У Дяньэня уладить дело, а? – предложила брату Юэнян.

– Похоже, так его не упросишь, – отозвался У Старший. – Взятки ждет.

– А когда его в чин производили, так сам, покойник, за него хлопотал, – не унималась Юэнян. – Помню сотню лянов серебра ему преподнес и расписку не взял. Так-то он, выходит, за добро отплачивает?

– Что говорить, сестра! – воскликнул У. – Удивляться не приходится. Доброе забывается. Разве он один такой!

– Брат, будь добр, сделай одолжение! – упрашивала Юэнян. – Подумай, как бы это сунуть ему несколько десятков лянов. Только бы вещи получить да избавиться от неприятностей.

Она угостила брата и проводила до ворот.

И надо ж было случиться! Вот совпадение! Как раз в это время у ворот проходила тетушка Сюэ с корзиной цветов на руке. Она вела с собой девочку-подростка. Юэнян окликнула сваху.

– Далеко ли, тетушка Сюэ, путь держишь? – спрашивала Юэнян. – Что к нам не заглядываете?

– Хорошо вам говорить, матушка, – отозвалась сваха. – А я эти дни совсем закружилась. Как нарочно, то одно то другое. Младшая госпожа сколько раз за мной присылала! А я так и не выбралась.

– Ну, пошла городить! Уж и Младшая госпожа тут как тут появилась!

– Не Младшая она теперь, а хозяйкой дома стала полновластной, – уточнила Сюэ.

– Как же это так? – удивилась Юэнян.

– А вы разве не слыхали, почтеннейшая сударыня? – удивилась сваха. – Счастье ей подвалило, да какое! Сын у нее родился. А хозяйка скончалась. Господин начальник гарнизона ее хозяйкой и сделал. Титулованной дамой стала. Сунь Вторая ей место уступила. Она двух кормилиц завела, четырех горничных купила. Двух любимиц-певиц в покоях держит. Его превосходительство, правда, с ними делит ложе. Стоит ей только наказать кого, палками избивают. И тут уж сам хозяин ничего не может поделать, потому что боится ей не угодить. На днях как-то, не знаю уж из-за чего началось, только досталось от нее госпоже Сюээ. Аж волосы летели! Средь ночи за мной послала, чтобы я ее из дома взяла. За восемь лянов продать велела. У Сунь Второй одна горничная, Хэхуа, и осталась, а у нее целых четыре да две кормилицы. И все твердит – мало. Матушка Вторая ни в чем ей не перечит, так около нее и ходит, во всем потрафляет. В прошлый раз сказала: «Тетушка, говорит, нашла бы ты мне молоденькую служанку. А то моя, говорит, ни шить, ни стряпать не умеет. А работы у нее всякой – хоть отбавляй». Вот и нынче. Я еще спала, а Младшая госпожа за мной чуть свет присылала. Да не один раз. Велит прийти без задержки. Требует у меня пару отделанных бирюзою наколок в форме плывущих облаков и брошь с девятью серебряными фениксами. Чтобы в клювах держали нить жемчуга, а внизу ее украшала золотая дщица и с подвесками из сапфиров и рубинов. Пять лянов дала, а как они улетели, и сама не пойму. До сих по заказ не отнесла. Захожу вот тут к ней, так она меня отчитала! Служанку ей веду.

– Зайди! Надо поглядеть, что за наколки, – пригласила ее Юэнян и проводила в дальние покои.

Сюэ проследовала в гостиную, села и достала из корзины украшения. Они поражали тонкостью отделки. В четыре пальца шириною наколка накрывала всю прическу. Ярко блестело золото, красиво переливалась обильная бирюза. У девяти фениксов в клювах красовалась нить редкостных жемчугов. Изумительная филигранная выделка!

– Эта брошь мне встала в три с половиной ляна серебра, – говорила Сюэ, – а наколка – в полтора. Так что я ни медяка не заработала.

Пока они разговаривали, явился Дайань.

– Опять за украшениями приходил, – доложил он. – Кричал, требовал. До каких, дескать, пор я ждать буду. Если, говорит, завтра не будет вещей, приказчика куда надо доставлю. Там разберут. Дядя Фу расстроился и ушел домой. Тот тоже пошумел исчез.

– Что случилось, матушка? – поинтересовалась сваха.

Юэнян тяжело вздохнула.

– Видишь ли, дело-то какое! – начала она. – Пинъань украл из закладной лавки золотые головные украшения и позолоченный крючок. С ними скрылся за городом в кабачке. Там его задержал пристав У и посадил под стражу. А теперь владелец вещей нам покою не дает, крик поднимает. Да тут еще пристав решил воспользоваться нашими затруднениями, вещи задерживает, вымогательством занимается. Приказчика Фу избил, денег требует. Как заполучить драгоценности, прямо ума не приложу. Со смертью хозяина все беды свалились. До чего же тяжело сносить все обиды!

Юэнян прослезилась.

– Дорогая вы моя матушка! – обратилась к ней Сюэ. – А почему бы вам не воспользоваться еще одной возможностью? Написали бы Младшей госпоже записочку, а я бы от себя попросила. Пусть его превосходительство пошлет к приставу посыльного. Он ему не то что одни – десяток украшений выдаст.

– Да ведь начальник гарнизона Чжоу – чин военный, – отвечала Юэнян. – Подчинится ли ему пристав?

– А вы разве не слыхали, матушка?! – воскликнула Сюэ. – Императорский Двор дал господину Чжоу самые широкие полномочия. Речные пути, довольствие войска и конницы – все теперь в его ведении, борьба с разбойниками и пиратами тоже под его началом.

– Тогда я попрошу тебя, дорогая, будь добра, передай от меня поклон госпоже Пан и просьбу мою выскажи, – обратилась к свахе Юэнян. – Пусть она замолвит господину Чжоу. Как говорится, один проситель двух хозяев не беспокоит. Может, он распорядится, пристав и вернет украшения. Я тебе пять лянов серебра не пожалею.

– Деньги, моя дорогая матушка, дело второстепенное, – сказала Сюэ. – Могу ли я отказать вам, почтеннейшая, видя, до какой степени вы встревожены! Велите написать просьбу! Я даже пить чай не буду. Сейчас же пойду и поговорю с госпожой Пан. Если мне удастся вам помочь, я вам немедленно дам знать, матушка.

Юэнян велела Сяоюй угостить сваху чаем.

– Нет, не буду, – отказалась Сюэ. – Поздно уже. Лучше велите записочку написать, да пойду я. Ведь, знаете, все заботы на мне.

– Знаю, но ты целый день на ногах, – не унималась хозяйка. – Перекуси хоть немножко.

Сяоюй накрыла стол, подала чай и закуски. За компанию с Сюэ села Юэнян. Тетушка Сюэ угостила сладостями девочку-служанку.

– Сколько ей лет? – спросила Юэнян.

– Двенадцать.

Немного погодя Дайань составил письменную просьбу. Сваха, покончив с чаем, спрятала ее в рукав и откланялась. С корзиной цветов на руке она вышла за ворота и, петляя из переулка в переулок, направилась прямо к дому начальника гарнизона.

Чуньмэй еще нежилась в постели, когда к ней вошла горничная Юэгуй.

– Тетушка Сюэ пришла, – доложила она.

Чуньмэй наказала Цуйхуа открыть окна. Яркие лучи солнца залили спальню.

– Вы все еще почиваете, матушка? – проговорила вошедшая к ней сваха и, поставив корзину, отвесила земной поклон.

– Вины за тобой вроде нет, чего же челом-то бить! – говорила Чуньмэй. – А я что-то неважно себя чувствую. Вот и пролежала. Ну, а как наколка и брошь?

– Вещи эти затраты немалого труда требуют, – начала Сюэ. – Только вчера вечером от ювелира получила. Собралась к вам, матушка, а вы уж за мной прислали.

Тетушка Сюэ достала украшения. Наколка не вызвала у Чуньмэй особого восторга. Она убрала драгоценности в коробку и велела Юэгуй положить их на место, а тетушку Сюэ угостила чаем. Сваха крикнула девочку.

– Земной поклон матушке! – приказала сваха.

– А эта еще откуда? – спросила Чуньмэй.

– Матушка Вторая не раз меня просила, – отвечала сваха. – Хэхуа у нее на кухне занята. Надо, говорит, девочку подыскать, рукоделию обучить. Вот и привела. Двенадцать годков, из деревни девчонка. Сойдет, думаю, на худой конец. Такую только шитью и учить, как щенка дрессировать.

– Уж брать, так брать городскую, – заметила Чуньмэй. – Все порасторопнее. А деревенским хоть кол на голове теши. Мне вот тут как-то мамаша Чжан двух деревенских привела – Шэнцзинь, Золотой Самородок, одиннадцати лет и Хобао, Живое Сокровище, – двенадцати. Ну никуда! И просила-то всего по пять лянов. Мать у ворот серебро ждала. Ладно, говорю, оставь, посмотрю, как служить будут. Пусть, говорю, завтра за деньгами приходит. Служанки их рисом и мясным наваром накормили. И что же? Слышу: на рассвете у них там шум поднялся. В чем дело, спрашиваю. Оказывается, Шэнцзинь всю постель обгадила, а Хобао в штаны напрудила. И смех и грех. Дождалась я мамашу Чжан и велела увести девчонок. А за эту сколько просят?

– Немного, матушка, – сказала Сюэ. – Всего четыре ляна. Отец у нее в солдаты идет.

– Отведи ее в покои матушки Второй, – распорядилась Чуньмэй горничной Хайтан. – А за деньгами пусть завтра придет. – Хозяйка кликнула Юэгуй: – Ступай подогрей большой кувшин. Там должно быть чжэцзянское вино. Да коробку сладостей прихвати. А то тетушка Сюэ скажет: с раннего утра, мол, одним вином потчуют.

– Не стоит мне вина подогревать, сестрица Юэгуй! – проговорила Сюэ. – Мне еще надо с твоей хозяйкой поговорить. И меня уже покормили.

– Кто же это тебя угощал, а? – поинтересовалась Чуньмэй.

– Я ж только что от Старшей госпожи! – воскликнула сваха. – Она меня и угощала. А как она плакала, когда про беду свою рассказывала. Горе-то у нее какое! – И сваха поведала о неприятности, случившейся с Юэнян. – Пинъань, выкрав заложенные головные украшения и позолоченный крючок, скрылся за городом у певицы, был задержан приставом и отведал тисков, а тем временем владелец свои вещи требовал, шум подымал. Матушка Старшая за вещами посылала приказчика Фу, но пристав У приказал его бить, обругал и выгнал. Приказчик чуть живой домой пришел. А ведь пристав У служил когда-то в приказчиках у покойного батюшки Симэня. Он же ему и чин-то выхлопотал. А тот все милости забыл: благодетелей поносит, слугу наказывает, хозяйку грозится под стражу взять, а вещи возвращать и не думает – деньги вымогает. Вот Старшая госпожа и попросила меня низко вам кланяться, матушка. Не мог бы, говорит, его превосходительство войти в ее положение, сжалиться над беззащитной вдовой. Если, конечно, пристав состоит в подчинении его превосходительства. Она очень меня просила поговорить с вами, матушка. Умоляла замолвить слово его превосходительству. Ей только бы заполучить вещи да вернуть владельцу. Она сама хотела прибыть с выражением сердечной вам благодарности, матушка.

– Думаю, ее волнения напрасны, – сказала Чуньмэй. – Как только муж вернется со службы нынче вечером, я с ним поговорю. А она мне написала?

– Просила вручить письменную просьбу, – Сюэ достала из рукава записку.

Чуньмэй пробежала ее глазами и положила на подоконник.

Немного погодя на столе появились разнообразные закуски и рис. Юэгуй поставила огромные серебряные кубки, наполнила один из них до самых краев и поднесла свахе.

– Матушка, дорогая вы моя! – воскликнула Сюэ. – Да мне такой и не осилить!

– Ничего, осилишь! У твоего старика, небось, побольше, да справляешься, – пошутила Чуньмэй. – Ради меня осиль. А то велю Юэгуй, она в тебя силой опрокинет.

– Прежде закусить бы не мешало, – проговорила сваха. – Подкрепиться немножко.

– Чего ж ты меня обманывала, а? – подхватила Чуньмэй. – То говоришь – поела, а теперь выходит – натощак пришла.

– Да я всего-то пару пирожков пропустила, да в какую рань!

– Выпейте, мамаша, кубок, – потчевала Юэгуй. – Потом я вам сладостей подам. А то моя матушка решит, что от меня нет никакого проку и накажет.

Тетушке Сюэ ничего другого не оставалось, как осушить кубок, после которого в груди у нее так и запрыгало, словно ей туда резвого олененка посадили. Чуньмэй дала знак Хайтан. Та наполнила большой кубок и поднесла свахе.

– Матушка, дорогая вы моя! – отставляя кубок, взмолилась Сюэ. – Да мне больше ни капли не выпить.

– Вы, мамаша, Юэгуй отказали, не откажите мне, – не унималась Хайтан. – Матушка меня накажет.

Тетушка Сюэ тут же встала из-за стола и упала на колени.

– Ну ладно уж! – смилостивилась Чуньмэй. – Угости-ка мамашу вон теми пирожками. Тогда и вино пойдет.

– Кто еще так позаботится о вас, мамаша, как я! – воскликнула Юэгуй. – А какие я вам пирожки-розочки припасла! С фруктовой начинкой. Кушайте, мамаша!

С этими словами горничная подала целое блюдо нежных пирожков, но тетушка Сюэ отведала только один. А остальные Чуньмэй велела ей захватить с собой.

– Самого угостишь, – добавила хозяйка.

От вина тетушка зарделась и, прикрывая лицо, начала вываливать из блюда в пакет жареное мясо, соленую и копченую гусятину. Потом она завернула пакет в холстину и спрятала узел в рукав. Хайтан все же удалось всеми правдами и неправдами заставить сваху пропустить еще полкубка. Ее потчевали до тех пор, пока она не поперхнулась. Тут только от нее отступили и убрали со стола.

– За ответом завтра приходи, – наказала Чуньмэй. – За девчонку расплачусь.

Чуньмэй послала Хайтан узнать у Сунь Второй, намерена ли она оставить служанку.

– Матушка Вторая берет девочку, – передала, воротившись, Хайтан. – Просила вас заплатить.

Тетушка Сюэ откланялась.

– Мамаша! – окликнула ее перед уходом Чуньмэй. – Только не прикидывайся, будто знать не знаешь, ведать не ведаешь! Наколка мне не нравится. Завтра другие показать принеси.

– Помню, помню, матушка, – отозвалась сваха. – Может, велите проводить? Как бы собака за ногу не схватила.

– У меня собака знает кого кусать – заметила шутя Чуньмэй. – Если и схватит, так отпустит.

Чуньмэй велела Ланьхуа проводить сваху за калитку, однако хватит пустословить.

На закате со смотра войск возвращался столичный воевода Чжоу. Он восседал на боевом коне, над которым несли мандат начальника гарнизона и голубое знамя. Его сопровождал отряд воинов, вооруженных скрестившимися секирами. Начальник проследовал в дальнюю залу дома, где служанки помогли ему раздеться, а оттуда в спальню к Чуньмэй и сыну. У него было хорошее настроение. Когда он сел, Юэгуй и Хайтан подали чай. Он рассказал, как прошел смотр.

Немного погодя на столе появились кушанья. После трапезы зажгли огни и подали вино.

– Дома все в порядке? – спросил хозяин.

Чуньмэй подала ему принесенную свахой записку.

– Видишь ли, дело какое, – начала Чуньмэй. – Пинъань, слуга У Юэнян, украл головные украшения, был схвачен приставом и заключен под стражу. Но пристав У не хочет возвращать вещи. Под пытками он принудил Пинъаня оклеветать хозяйку в тайной любовной связи, а теперь вымогает деньги, грозится передать дело уездным властям.

– Так это же дело подлежит разбирательству у меня! – воскликнул Чжоу, прочтя просьбу. – Причем тут уездные власти! Вот негодяй, этот пристав! Завтра же выдам ордер на его арест. Да! У Дяньэнь, кажется, служил у них в приказчиках, возил подношения императорскому наставнику в столицу, оттого и получил чин. Как же он смеет возводить клевету на свою бывшую хозяйку?!

– Вот так получилось! – поддержала мужа Чуньмэй. – Ты уж помоги ей.

На том и закончился вечер.

На другой день У Юэнян было предложено составить жалобу. Начальник гарнизона написал свое решение и вложил в пакет, на котором значилось:

«Ставка начальника Шаньдунского гарнизона в связи с расследованием дела о хищении приказывает доставить в ее распоряжение как похитителя, так и пристава с конфискованным вещами. Выполнение возлагается на предъявителей сего распоряжения Чжан Шэна и Ли Аня».

Получив пакет, Чжан Шэн и Ли Ань направились первым делом к У Юэнян. Она угостила их вином и закусками и одарила каждого на туфли ляном серебра.

Поскольку приказчик Фу все еще не вставал с постели, к У Дяньэню отправился У Второй.

Тем временем Пинъань сидел под стражей уже несколько дней, а от хозяйки никто не появлялся. У Дяньэню позвал писаря и велел ему писать бумагу властям. Но тут прибыли посыльные от начальника гарнизона и предъявили У Дяньэню пакет, на котором красной тушью предписывалось доставить его, пристава, а равно и похитителя с конфискованными вещами. В пакете У Дяньэнь обнаружил жалобу Юэнян и, придя в замешательство, принялся ни с того ни с сего угождать Чжан Шэну и Ли Аню, сунув каждому по два ляна серебра, затем без промедления составил бумагу, переправил в ставку Пинъаня и направился туда сам.

Долго ему пришлось ждать разбирательства. Наконец, начальник Чжоу открыл присутствие. По обеим сторонам от него стояли рядами его подчиненные. Ввели доставленных. Пристав У вручил начальнику бумагу.

– Это дело подлежит рассмотрению здесь! – прочитав ее, заявил Чжоу. – Почему не доложил сразу? Почему не переправил похитителя, а? С какой целью тянул до сих пор? Взятки ждал, да?

– Ваше превосходительство! – заговорил У Дяньэнь. – Я только что составил бумагу с намерением переправить дело вам, ваше превосходительство, но тут ко мне явились с распоряжением…

– Ах ты, сукин сын! – закричал Чжоу. – Да кто ты такой есть! Что у тебя за чин, что за звание! Как ты посмел так бесцеремонно попирать закон и порядок! Как ты дерзнул бросать вызов тем, кто стоит над тобой! Эдиктом Его Императорского Величества Двора мне велено обеспечить покой здешних мест. Я обязан заниматься искоренением разбойников и пиратов на водных путях, а равно надзирать за состоянием войск. Мои обязанности четко определены и тебе известны, но ты все-таки присваиваешь себе чужие прерогативы. Почему ты не известил меня о краже? Ты взял на себя право судить и пытать преступников. Ты возводишь поклепы на невиновных. И все с целью вымогательства и лихоимства.

Выслушав его у ступеней, пристав У Дяньэнь снял чиновничью шапку и принялся бить челом.

– Мне надлежало бы наказать тебя, сукин ты сын, но я прощаю тебя на этот раз, – предупредил Чжоу. – Если же замечу подобное в дальнейшем, разделаюсь по всей строгости закона. Так и попомни!

Вызвали Пинъаня.

– Ну, а ты рабское отродье, – обратился к нему начальник. – Мало того, что обокрал, да еще и оклеветал хозяйку. А ну как остальные начнут с тебя пример брать, тогда никому и слуг держать не захочется. – Чжоу кликнул подручных. – Всыпать три десятка больших батогов палок! А вещи опечатать и вручить владельцу.

Начальник вызвал У Второго. Тот протянул доверенность на получение вещей, которые и были ему возвращены. До дома Симэнь Цина У Второго сопровождал с визитной карточкой Чжан Шэн.

Довольная таким оборотом дела Юэнян угостила Чжан Шэна и одарила ляном серебра. Чжан Шэн по возвращении доложил начальнику Чжоу и Чуньмэй, как его приняла Юэнян.

Приставу У Дяньэню этот арест Пинъаня обошелся в кругленькую сумму.

Юэнян возвратила владельцу его головные украшения и позолоченный крючок.

Убедившись, что это те самые заложенные вещи, он ни слова не говоря ушел. А приказчик Фу от расстройства схватил лихорадку и, хотя чем его только ни лечили, дней через семь, увы, испустил дух. После пережитой неприятности Юэнян решила распродать вещи по собственной цене их владельцам и закрыла лавку. Теперь на повседневные расходы у нее осталась только лавка лекарственных трав, где управлялись брат У Второй и Дайань, но не о том пойдет речь.

Однажды У Юэнян послала за тетушкой Сюэ и, когда та явилась, она вручила ей три ляна серебра.

– Я не возьму, – отказывалась сваха, а то узнает матушка, обидится на меня.

– Я не могу тебя отпустить с пустыми руками, – говорила Юэнян. – Сколько я тебе хлопот доставила! А ты ей не говори.

Юэнян купила четыре блюда закусок, свиную тушу, жбан южного вина и кусок шелку, чтобы отблагодарить Чуньмэй, и попросила тетушку Сюэ сопровождать Дайаня. Слуга, одетый в темное шелковое платье, нес в крашеной золотом шкатулке лист подношений. Они проследовали в дальнюю половину дома. Сюэ провела Дайаня в залу, куда к ним вышла Чуньмэй. На голове у нее красовались золотые шпильки, брошь-феникс и шапка с золотым «мостиком».[1725]Шапка с золотым «мостиком» – см. примеч. к гл. XCI. Одета она была в узорную кофту и парчовую юбку. Ей прислуживала целая свита горничных и кормилиц.

Дайань пал ниц и бил челом. Чуньмэй распорядилась накрыть стол, чтобы угостить Дайаня.

– Но что я такого сделала! – говорила она. – Напрасно так беспокоилась твоя матушка. Сколько всего прислала! Ввела я ее в расходы! Господин Чжоу наверняка не решится принять столь щедрые подношения.

– Из-за Пинъаня моей матушке пришлось причинить вам с батюшкой столько хлопот, – говорил Дайань. – Примите, прошу вас, эти скромные знаки признательности. Они вам сгодятся угостить слуг.

– Неудобно как-то, – заметила Чуньмэй.

– Если вы не примите, дорогая моя, на меня тамошняя хозяюшка обидится, – сказала сваха.

Чуньмэй пригласила мужа. Решили принять свиную тушу, вино и закуски, а кусок шелка отправили назад Юэнян. Дайань поручил в награду платок и три цяня серебра, носильщикам дали два цяня.

– Как себя чувствует хозяйкин малыш? – спросила Чуньмэй.

– Резвый мальчик и такой игрун! – отвечал Дайань.

– А ты давно стал носить мужскую прическу? Когда вас с Сяоюй поженили?

– В восьмой луне.

– Кланяйся своей матушке и поблагодари за щедрые дары, – наказала Чуньмэй. – Я была бы рада видеть ее у себя в гостях, но господин Чжоу, к сожалению, должен уехать по служебным делам. Я бы хотела в первой луне навестить матушку, в день рождения ее сына.

– Я непременно передам ваше намерение, – заверил ее Дайань. – Матушка будет вас ждать.

На этом Чуньмэй отпустила Дайаня.

– Ты ступай, а мне еще с госпожой поговорить надо, – сказала ему сваха, когда они вышли за ворота.

Дайань со шкатулкой вернулся домой.

– Видите ли, матушка, – обратился он к Юэнян, – господин Чжоу принял только свиную тушу, вино и закуски, а шелк вернул. Госпожа Чуньмэй меня в дальние покои пригласила, чаем и сладостями угощала. Справлялась о здоровье Сяогэ, про дом расспрашивала. Мне платок и три цяня дала, а носильщикам – два. Просила вас отблагодарить, матушка, за щедрые дары. Сперва брать не хотела, потом мы ее с тетушкой Сюэ уговорили. Ей хотелось бы вас пригласить в гости, матушка, но господин Чжоу на днях уезжает по делам. Она собирается вас навестить после Нового года, в первой луне, когда будет рождение Сяогэ. Она пять комнат занимает, разодета в шелка и парчу. Носит шапку с золотым «мостиком». Пополнела и вроде выше ростом стала. Горничные да кормилицы так за ней и ходят.

– Что, она действительно ко мне в гости собирается? – переспросила Юэнян.

– Да, так и сказала.

– Тогда надо будет кого-то послать, чтобы ее встретили. А где же тетушка Сюэ?

– Она там осталась, – отвечал слуга. – С хозяйкой у нее разговор.

С тех пор дружба между обоими домами не прекращалась.

Да,

Тому свидетельством стихи:

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.