Онлайн чтение книги Гибель великого города
Глава тринадцатая

Тайна исчезновения египтянки оставалась неразгаданной. Дворец осмотрели несколько раз, обшарили все закоулки. Пронырливый и хитрый Акшай, доказывая свою преданность господину, собственными глазами осмотрел каморки рабов, но ему не удалось напасть на следы Нилуфар. Сам Манибандх обошел потайные места во дворце, а его усердные слуги объехали на колесницах весь город. Поиски были безуспешными.

Манибандх не мог понять, куда же пропала Нилуфар? Вряд ли у кого из горожан хватило бы смелости скрывать беглянку, весь Мохенджо-Даро трепещет перед высокочтимым купцом. И почему Нилуфар так поступила? Подобает ли ей, бывшей рабыне, равняться с благородными женщинами, выказывая гордость и самолюбие? Нилуфар клялась, что любит его, почему же она бежала из дворца? Красота и искусство дравидской танцовщицы прельстили его, но юная красавица уйдет так же легко как и пришла, а Нилуфар… Он любил ее… Что бы ни было, в его сердце осталось нежное чувство к египтянке и он простил бы ее, вернись она к нему с повинной…

Но Нилуфар не приходила. День сменялся ночью ночь — новым днем, — о ней не было никаких вестей.

А Нилуфар по-прежнему пряталась в соломе, в нескольких шагах от Манибандха. По вечерам она выходила из дворца, переодевшись мужчиной, а потом возвращалась на ночлег. Апап и Хэка делились с ней своей скудной пищей, а иногда ей улыбалась судьба, посылая лакомый кусочек, который удавалось стащить на базаре. Купить она не могла ничего, у нее не было даже медной монеты. Продать украшения, которые Хэка тайком принесла из ее комнаты, она не решалась, — на каждой из них было имя Манибандха. В руках бедняка такие украшения! Кому бы это не показалось подозрительным?!

Поглощенный думами, купец медленно расхаживал по залу. Из окна он видел, как вдалеке какие-то люди мерили землю, собираясь прокладывать сточные трубы для новых домов. Город разрастался. Богачи всех стран мира непременно желали выстроить в великом городе свой дом. Строились также огромные гостиницы с большими дворами внутри. В них мог остановиться всякий приезжающий в Мохенджо-Даро. Там всегда бурлила жизнь — прибывали караваны верблюдов, приезжали купцы, расхаживали гетеры. Город растет на глазах, но почему это не радует Манибандха?

Он отошел от окна и принялся ходить по залу. Потом вышел наружу. При виде господина рабы усердней принялись за работу. Из поварской доносилась тихая песня. Манибандх улыбнулся. Таков уж человек едва выпадет свободная минутка, он уже ищет какую-нибудь радость, подобие счастья! Счастье? Разве человек достигает его когда-нибудь? Единственное и истинное счастье — это отдых после тяжкого телесного труда…

Купец поднялся на верхнюю террасу плоской крыши. Отсюда был виден весь город. Невдалеке строился дворец. На бамбуковые леса медленно поднимались рабы, таща на спинах камни. Помахивая плетью, стоял надсмотрщик. Это супруг Вины строил себе жилище, которое ни в чем не должно было уступить роскошному дому Манибандха. Он был богаче остальных купцов города и изо всех сил старался сравниться с Манибандхом. Но высокочтимый только улыбался, глядя на его потуги.

Надсмотрщик ударил плетью одного из рабов. Тот подскочил от боли. Манибандх вдруг вспомнил, как однажды взвился от удара черный раб, с каким отчаянием он кричал: «Синдхудáтт! Почему ты так жестоко бьешь нас? Это же все не твое! Даже собака не стережет хозяйское добро с таким усердием».

Купец смотрел на копошащиеся внизу фигурки с явным удовольствием. Все это так далеко от него и вместо с тем так знакомо и близко. В его теле та же душа, душа Синдхудатта, когда-то избивавшего нерадивых рабов. Одно за другим наплывали воспоминания, — так побеги вырастают из семени. Вот он стоит с бичом в руке. Он — гроза для всех рабов! Раньше он сам работал на хозяина, но хозяин благоволил к нему, — он знал, что Синдхудатт не раб по рождению. Однажды ночью Синдхудатт убил хозяина и захватил его имущество. Слуги восстали против него, но одних он подкупил золотом, с другими жестоко расправился. Потом он избавился и от тех, кто оказал ему поддержку, поссорив их между собой. Накупив на деньги хозяина товаров, он отправился в дальние страны. Когда он вернулся, его звали Манибандхом. Синдхудатта люди забыли, да и кто мог помнить какого-то надсмотрщика?!

Бывший раб оказался очень ловким купцом. Торговля его все росла, расширялись торговые связи. Он умел заключать выгодные сделки. Манибандх не раз вспоминал своего хозяина. Тот был умным человеком и многому научил Манибандха, которого считал своим сыном. «Деловому человеку нельзя иметь мягкое сердце, — поучал он Синдхудатта свою беду. — Купец ни о чем не должен думать, кроме собственной выгоды и прибыли. Иначе его никогда не будут уважать. И плохо приходится тому, кто разбалтывает свои тайны». Ну что ж, разве Манибандх кому-нибудь рассказал о своем преступлении?!

Убийство!.. Не соверши он убийства, мир знатных никогда не принял бы его в свое лоно. Теперь же сам закон смиренно склонил перед ним колени! А ведь было время, когда Синдхудатт, как собака, кормился объедками. Однажды на корабле египтянин избил его до крови. Египтянин негодовал: как смел Синдхудатт, разговаривая с ним, вести себя вызывающе, как смел не поклониться ему? А сегодня? Сегодня весь мир у его ног.

Манибандх насмешливо улыбнулся, увидев бредущих по улице аскетов. Они не ведают гордости и славы, они отрицают богатство, а убийство считают величайшим грехом. Они против самой жизни, и потому не живут сами. Если убийство — грех, то почему всевышний позволил фараону создать на крови многих тысяч людей такую великую империю? Из-за богатств в мире постоянно ведутся войны. Но разве это неразумно? Богатства должны принадлежать тем, у кого есть разум. Если сын глуп, он не сумеет сохранить отцовское наследство, как бы велико оно ни было. Аскеты! Разве они живут? Для чего им стоять на голове и истязать себя? Чтобы обрести бесценное счастье рая? Там великий бог Махадев и богиня Махамаи заняты безмятежными играми любви, не ведая стыда, там бог-лингам…

К Манибандху подошел раб.

— Высокочтимый! — робко сказал он. — С верховьев Карсаравини прибыл купец, он просит допустить его к вам…

Манибандх недовольно поморщился.

— Скажи, чтобы пришел в другой час! Я, занят.

Раб удалился с поклоном. Манибандх опять стал рассматривать аскетов.

Но снова появился раб.

— Господин!

— Что тебе? Зачем ты здесь?

— О господин! — виновато сказал раб. — Я передал купцу ваши слова. Но он отослал меня обратно. Он говорит: «Ты — раб, и я тоже — раб своего господина. Если бы не нужда, я…»

— Хорошо, — перебил Манибандх. — Введи!

Купец вошел. Манибандх, с трудом узнав его, удивленно воскликнул:

— Арал! Ты? На кого ты похож?

Одежда Арала во многих местах была изодрана, сквозь дыры просвечивало тело. Он был чем-то огорчен и напуган. Глаза его беспокойно блуждали по сторонам. Манибандх взглянул на раба. Тот мгновенно исчез.

Вскинув руки, купец закричал с необыкновенным волнением:

— О высокочтимый! О высокочтимый!

— Что случилось, Арал? — спросил Манибандх. Что с тобой? На голове кровь? Кто тебя ранил? Где твой арабский скакун?

Арал упал на колени и обнял ноги Манибандха.

— Высокочтимый! Меня ограбили. Меня зовут Арал, то есть нечестный, но поверьте, я говорю правду. У меня все отобрали. Теперь я нищий, обивающий чужие пороги. Вы послали меня в далекие страны со своими товарами, но их отобрали грабители. Простите меня, господин!

— Ну, продолжай! — сердито бросил Манибандх.

— От Хараппы мы свернули по лесной дороге на запад. Нас долго провожали храбрые воины из этого каменного города. Но едва они оставили нас, на караваи напали грабители. Мы отбивались изо всех сил, однако не могли выстоять — грабители сражались на конях. На моих глазах убили всех моих людей, забрали все товары, все деньги. Они увели рабов… О великий господин! Поверьте, мы не могли одолеть грабителей.

И купец заплакал. Манибандху стало смешно. Может ли мужчина обладать таким слабым сердцем? Разве добьется прибыли купец, который боится понести убыток? Когда Арал выезжал из города, гарцуя на своем арабском скакуне, он, наверное, воображал себя отважным воином. Манибандх спросил:

— Что же случилось с твоим конем? Как ты добрался сюда?

— Я шел пешком всю дорогу, господни. Мой конь приглянулся одному из разбойников…

— Трус! — презрительно бросил Манибандх.

— Великий господин! — воскликнул Арал, припадая лицом к ногам Манибандха. — Называйте меня как угодно! Я знаю, мне нет прощения, но ничего нельзя было спасти. Он убил бы меня, если бы я не пошел на хитрость и не убежал. О господин! Несчастен тот час, когда мы вышли в путь! Я даже не знаю, кто они были, эти разбойники!

— Какие-нибудь дикари, — пренебрежительно сказал Манибандх. — Разве ты не слыхал, что такие набеги и раньше случались на северо-западных дорогах! А ты представил их такими чудовищами, что от страха до сих пор заикаешься! Ты просто испугался их!

— Нет, господин! Это не дикари. Я никогда не видел такого племени. Они сложены крепче нас, у них белая кожа. Один из них схватил бегущего верблюда за узду, и у того кровь брызнула из носа. Верблюд закричал и остановился как вкопанный. О, мы не могли им противостоять, господин!

— Значит, это было какое-нибудь горное племя…

— Нет, господин, таких людей я не видел еще. Говорят они на непонятном языке.

Манибандх задумался. Он вспомнил аравитян, кочующих наездников, которые находятся в подданстве фараона и платят ему дань. Они похожи на тех людей, которых описывает Арал. Но ведь Аравия расположена далеко на западе… И почему эти наездники светлокожие?

— Ты говоришь, они светлокожие?

— Великий господин! Их кожа бела как снег, — заговорил Арал, дрожа от страха. — Речь их оглушает уши, будто они всегда кричат. Они совсем дикие, высокочтимый. Их волосы горят как огонь.

— Горят как огонь? — удивился Манибандх.

— Да, господин! Их волосы подобны языкам пламени!

Манибандха начал раздражать этот разговор. Он считал Арала умным человеком, а тот оказался глупцом. Разве есть такие племена, каких бы не видел за свою жизнь Манибандх? Он обошел с караванами весь свет…

— Арал, — насмешливо сказал он. — Твой рассказ воистину удивителен!

— Но я не лгу, господин! Накажите меня, я виноват!

— Я не сделаю этого, глупец! Наказание тебе не угрожает!

— Вы меня прощаете, господин? — обрадованно воскликнул Арал. — Господин, вы бог! Вы великий человек! Никто не обладает таким благородным сердцем, как вы! Вы прощаете меня? Меня?

Манибандх засмеялся.

— Не кричи! Убирайся прочь! Ну, чего же ты ждешь?

Арал завопил от радости. Он еще несколько раз припал лицом к ногам Манибандха и выбежал вон. Помилованный купец ликующе кричал каждому встречному:

— Высокочтимый в своем величии превзошел самого бога! Он узнал об убытке в два с половиной миллиона и даже не нахмурил брови.

Быстро распространялась весть об ограблении Арала и великодушии Манибандха. Она всколыхнула весь Мохенджо-Даро. В устах молвы цифра убытков возросла до трех с половиной миллионов. Услышав о милосердии высокочтимого, люди застывали на месте от удивления, но, едва прийдя в себя, спешили рассказать о нем своим друзьям. Словно отражаясь многократным эхом от городских стен, слух распространялся с необыкновенной быстротой, и скоро убыток Манибандха исчисляли в пять миллионов, в семь, а затем — в десятки миллионов.

…Уйдя в свои покои, Манибандх занялся делами и забыл о разговоре с купцом. Он считал ничтожным понесенный им убыток. Ему и в голову не приходило, что в устах горожан этот ущерб исчислялся уже сотнями миллионов золотых монет и что всякий поневоле поражался его великодушию… Он забыл, что люди имеют обыкновение до тех пор вести пересуды о всяком происшествии, пока о нем не начнут твердить все попугаи Мохенджо-Даро. Слух об ограблении купца Арала, которого высокочтимый Манибандх посылал с караваном товаров в дравидские страны, с особым усердием обсуждали женщины; слушая их, можно было подумать, что это именно они потерпели огромный убыток.

Некоторым горожанам новость доставила немало забот и волнений.

Услышал ее и купец Чандрахас, который тут же впал в горькое раздумье. Ежедневно с утра до полудня он раздает дары. Самые грязные, самые оборванные и изможденные нищие собираются у его дверей, он никому не отказывает. Но никогда не слышал он похвал от горожан. А об этом человеке шумит весь Мохенджо-Даро!..

Жена Чандрахаса, видя печаль мужа, как бы невзначай спросила:

— Кто же этот Манибандх — человек или бог? Все только и делают, что поют ему хвалу.

Стрела попала точно в цель. Чандрахас обернулся к ней и закричал:

— Замолчи, глупая женщина! Ты повторяешь всякие нелепости! Подумай сама, разве этот Манибандх раздает дары так же щедро, как твой муж?

— Как мне это знать? Но только я до сей поры не слышала, чтобы кто-нибудь хвалил купца Чандрахаса.

— Я раздаю деньги нищим. Они не хвалят меня, а благословляют.

И купец обратился с молитвой к богам:

— О великий бог! О Махамаи! О Ахирадж! Усмирите гордыню этих низких людей! Укрепите мою твердость в вере! Что даете вы мне, то я возвращаю вам…

Супруга была довольна тем, что досадила мужу. А купец еще долго молился в своей комнате…

Под вечер раб доложил Манибандху о прибытии почтенного Амен-Ра.

Манибандх поднялся и почтительно приветствовал гостя. Расспросив хозяина о здоровье, Амен-Ра сказал:

— Высокочтимый! Я был поражен, услышав о вашем несравненном поступке. Двенадцать миллионов! Вы — сам бог богатства! Хвала вам, хвала!

— О чем вы говорите, почтенный Амен-Ра? — удивился Манибандх. — Я впервые слышу об этом из ваших уст.

— Высокочтимый, Амен-Ра знает, что говорит. Амен-Ра еще никогда не склонял головы перед обыкновенным смертным. Пусть ничего этого не было, высокочтимый! Сама земля от прикосновения ваших ног становится золотом!..

Некоторое время хозяин и гость были заняты своими мыслями. Прервав молчание, египтянин вдруг заговорил:

— Высокочтимый, я много раз собирался сказать вам то, что говорю сейчас. Человек приходит в этот мир и уходит из него. Единственное, что он оставляет после себя, — это славу! Слава фараона во все века будет жить на земле. Само солнце хранит ее. Вы скажете, что ему эта слава? Ведь он сам не бессмертен! Тогда я спрошу вас: а до чего есть дело человеку на земле, если жизнь его длится недолго?

— Вы правы, почтенный Амен-Ра, — согласился с ним Манибандх. — И все же — разве человек живет только ради славы?

— Люди живут на земле в разных обличьях, высокочтимый. Один в облике фараона, другой в облике раба.

Разговор зашел о рабах. Манибандх рассказал Амен-Ра историю Нилуфар. Амен-Ра слушал его задумчиво.

— И теперь я не знаю, куда она ушла, — закончил Манибандх.

Амен-Ра усмехнулся.

— Высокочтимый! Женщина умеет прятать в своем чрево человека, неужели она не найдет на земле места, чтобы спрятаться самой?

— Эта рабыня оказалась ловкой обманщицей! — сурово сказал купец. — Доныне Манибандх не делал промахов в своих делах. Только женщинам порой удавалось сбивать его с пути.

— Амен-Ра никогда не верил женщинам, — наставительно заметил старый египтянин.

— Я хотел бы услышать ваш совет, почтенный Амен-Ра, — сказал Манибандх.

— Эта женщина, высокочтимый, не заслуживает вашей заботы, — ответил Амен-Ра. — Может быть, вы не согласитесь со мной во многом, да и не столь я глуп, чтобы огорчать советами своих хороших друзей, но мне хочется сказать вам несколько добрых слов.

Манибандх кивнул головой в знак согласия.

— Не огорчайтесь исчезновением рабыни, — заговорил Амен-Ра. — Женщина незнатного происхождения не должна долго занимать сердце и мысли родовитого человека. Любовные ее сети подобны смертоносному водовороту на глади великой Ха-Пи. Их любовь — яд, который губит душу. Ваша Нилуфар красавица, но нет сомнений в том, что по рождению она не принадлежит к знатному сословию. Душа рабыни непостоянна. Вот почему эта коварная птичка улетела от вас!

Манибандх низко опустил голову. Он уже раскаивался в том, что попросил совета у Амен-Ра. Зачем египтянин говорит ему все это? Разве знатное происхождение — признак могучей душевной силы человека? Если судить о достоинствах человека только по знатности крови, то кто же он сам — высокочтимый Манибандх, превратившийся из нищего лодочника в самого богатого купца Мохенджо-Даро? Все — ложь! Он знал в Египте многих, кто приобрел несметные богатства, не имея даже капли благородной крови в своих жилах. Нет, все в руках судьбы. Благосклонна она к человеку — и он будет иметь все, чем славен мир. Ничего нельзя понять в этом океане несправедливости. Как предугадать, вознесет тебя волна или сбросит? Кто может похвалиться, что знает это?

Амен-Ра ушел, но слова его, как яд, отравили душу Манибандха. Разве Вени знатна? Сегодня он разыскивает Нилуфар. Как знать, не придется ли завтра искать и танцовщицу?

Знатная женщина не может покинуть дом и супруга — она не привыкла терпеть лишения. Только такая жена принесла бы ему душевный покой. Столько волнений доставляют ему страсти. Почему он вечно одержим ими?

В глубине души Манибандх знал, что чувство его к юной танцовщице непостоянно. Рано или поздно он изгонит ее из своего роскошного дворца и бросит в ту же дорожную пыль, откуда она так неожиданно поднялась. И люди будут смеяться над ней и указывать на нее пальцами: «Смотрите, вот женщина, которая хотела сделаться великой, укрывшись в тени человека-льва, оседлавшего свою судьбу!» Он вспомнил Нилуфар… Только ум и хитрость египтянки спасли Вени от позора, но эта простодушная танцовщица еще услышит злобный хохот толпы.

Он направился в комнату Вени. Та безмятежно спала. Красота ее была ослепительна. Манибандх долго любовался танцовщицей, и постепенно неприязненное чувство к ней рассеялось. Одна рука ее лежала на животе, другая возле головы, ноги были чуть согнуты в коленях. Иногда по губам пробегала легкая улыбка. Должно быть, под перламутровыми веками загорались и гасли, как светильники, сладкие сны.

Полуобнаженная грудь мерно поднималась и опускалась. Нельзя было оторвать глаз от ее прекрасного, благоухающего тела. А эти разбросанные по подушке цветы. Как они чудесны!

Нет, Амен-Ра просто стар! Можно ли противостоять обаянию и красоте женщины?! Манибандх еще силен и духом и телом.

Старость! Она уже на пути к нему. Высокочтимый в порыве внезапного волнения вытянул перед собой руки и долго рассматривал их. Кто посмеет сказать, что они высохли, как у старика? В его гладких, упругих мышцах неизменно живет огромная сила.

Он не старик! В нем еще много нерастраченных сил.

Но молодость уже ушла и не вернется. Как безжалостна судьба! Вот закружился в воздухе сухой лист, зеленых его собратьев завтра ждет то же, и они, глядя на падающий лист, содрогаются от страха. Желтый листок еще долго смотрит вверх, на ветви, потом его уносит ветер, и он стонет от боли под ногами прохожих.

Но оттого, что умер один человек, жизнь не прекращается. Если Манибандх умрет, многое ли изменится в этом мире?..

Манибандх слышал однажды, как дворцовая рабыня пела жалобную песню о своем маленьком сыне, покинувшем ее безвозвратно:

«Когда-нибудь ты стал бы взрослым и сильным, мои малыш! Я вскормила бы тебя своей грудью! И господин не продал бы тебя. Он снизошел бы к моим мольбам, мои слезы смягчили бы его сердце, мы стояли бы перед господином — ты и я, как корова со своим теленком.

О мой малыш! Ты ушел туда, откуда никто не возвращается. И пусть мои слезы растопят все золото господина, ты все равно не вернешься. И в судный день рабов опять разберут господа…»

Не было хвалы господину в этой песне, но все же она понравилась Манибандху. Сколько жалости и боли было в этом плаче! Почему мать всегда любит свое дитя?

Ныне Манибандху многое подвластно. Он, бывший раб, может завладеть всем на свете. Но есть ли на земле ласковые, добрые руки, которые всегда готовы раскрыть для него свои объятия, в каком бы презренном виде он ни предстал?

Самое дорогое на земле — любовь…

Манибандх внезапно ощутил смертельную усталость… Эти тревожные дни подточили его силы. Отчего он так одинок? Разве не стремился он упрочить свое существование в этом зыбком и изменчивом мире, ища единственной и неповторимой привязанности к женщине? Но все тщетно… Всю жизнь Манибандха одолевали сомнения, которые лишали его твердости духа и вели по пути мимолетных наслаждений. Разве близость крови такая уж великая ценность для смертного? Законная жена — любит ли она по-настоящему? Или только исполняет свой долг, обретая в муже надежное прибежище?

Манибандх давно пресытился и славой, и богатством, и женскими ласками. Он жаждет теперь истинной любви, почему же она не приходит? Разве для него она уже невозможна?

Что ж, если ему недоступен поцелуй искренней любви, Манибандх бросится в водоворот жизни, чтобы в неустанном действии утолить жажду, сжигающую кровь! Он подчинит себе весь мир!

Он сел. Положив руки на подлокотники, уронил голову на грудь и погрузился в глубокое раздумье.

Ему нужен шум, людское волнение. И чтобы в этом неумолчном гомоне звучало его имя: «Великий Манибандх! Высокочтимый Манибандх!» И тот, кто не может его любить, пусть склонит перед ним голову, — одинокая гордость Манибандха будет удовлетворена.

Так прошло немало времени. В комнату неслышно вошла Вени.

— Высокочтимый!

Манибандх ее не услышал. Он весь ушел в свои мечты Кто-то тяжело дышит, стонет… это сам фараон, подобно рабу, упав у его ног, дрожит от страха…

Вени, подойдя близко, сказала:

— Высокочтимый, старый…

— Старый? — пробудился Манибандх. — Кто назвал меня старым?

Узнав Вени, он смягчился.

— Красавица, я стар?

Брови сошлись у него от недоумения, на губах играла насмешливая улыбка.

— Нет, я хотела сказать, что даже старый жрец не уходит так в свои мысли, как вы, высокочтимый.

— Жрец! Разве он трудится, как я, красавица? Сегодня мне нужно осмотреть многие тюки товаров. Торговля растет, как сеть паука.

— Высокочтимый — паук?

Она проговорила эти слова не задумываясь, как шаловливый ребенок, но, поняв, что сказала дерзость, прикусила язык. Манибандх, заметив ее испуг, добродушно улыбнулся. Оба рассмеялись.

Простодушие дравидской танцовщицы восхитило Манибандха. Почему люди не говорят ему в глаза то, чего он сам ждет от них? Вени так проста и непосредственна, она всюду ведет себя с достоинством. А Нилуфар… Она всегда говорила с ним робко и боязливо, как рабыня.

Радостные голоса донеслись до каморки, где одиноко лежала Нилуфар. У них много причин для радости, горько думала египтянка. А она, что ей делать? Она сама несчастна и подвергает опасности других. Убить себя? Но неужели та самая Нилуфар, которую не испугали ни свирепые волны Инда, ни беспощадный ураган, так бесславно погибнет?

Однажды она придавила ногой опасного зверя. Сегодня он снова рычит над ее головой. Отступить? Признать себя побежденной? Нет! Разве в ее бровях нет прежней властной силы? Стоит лишь нахмурить их — и блеснут языками пламени вынутые из ножен мечи…

Как они смеются! Там, наверху… Вени… Манибандх…

Она спрятала голову в солому и заплакала. В это время вошла Хэка.

— Тише, Нилуфар, тише! Услышат!

Нилуфар подняла на нее глаза, полные слез. Она не имела права даже плакать.