Онлайн чтение книги Гибель великого города
Глава вторая

Сумерки сгущались над Мохенджо-Даро, великий город становился все оживленней. Радуясь вечерней прохладе, шумные толпы горожан заполняли улицы. Набросив на плечи легкие шерстяные шали, нарядно одетые юноши медленно прогуливались, болтая с прекрасными девушками. Полукружия узорных золотых ожерелий оттеняли нежную бронзовую кожу красавиц, на их стройных ногах позванивали колокольчики.

На дороги ложились длинные серые тони. В небе одна за другой зажигались звезды. На базарах аромат цветов мешался с дымом жертвенных огней. Язычки пламени светильников извивались на ветру или вдруг застывали неподвижно, напоминая блестящие мечи ночных стражников. Красавицы уже сидели перед разложенными в лавках богатыми тканями и драгоценными украшениями. Из самых дальних стран, из Египта, с берегов Тигра и Евфрата везли сюда купцы всевозможные товары и торговали ими на базарах великого города. Лишь то, от чего отказывались жители Мохенджо-Даро, увозилось дальше на север, в Хараппу.

— Эй, бедняки Мохенджо-Даро! — кричал на дороге юродивый. — Как меч над головой нависает над вами день, когда вы будете рыдать над собственными трупами! Вы умеете прокладывать в земле сточные трубы и потому воображаете себя людьми! Глупцы! Все нечистоты города текут по этим трубам, а в ваших жилах струится яд неведения…

Крики никого не удивили. В городе хорошо знали сумасшедшего: когда-то он был богатым и знатным человеком, а сейчас бродил по улицам, болтая всякий вздор. Он говорил одно и то же, но люди охотно слушали его, охваченные острым любопытством. Казалось, этот юродивый облегчал их страдания, вскрывая где-то в глубине души невидимые нарывы. Но его и побаивались, — он мог сказать каждому в лицо все, что взбредет ему в голову.

Как всегда, вокруг собралась жадная до зрелищ толпа. Но безумному ни до кого не было дела. Подняв руки к небу, он продолжал кричать:

— Когда в Мохенджо-Даро поселятся настоящие люди, шеи у них не будут кривыми, как у верблюдов!

Слова нищего разбили настороженное молчание толпы. Она громко загоготала. Засмеялся и нищий.

— Эй, недоумки! — продолжал он, когда смех затих. — До каких пор вы будете поклоняться змеям? Вы ничего другого не знаете, как только вскармливать молоком ядовитых гадов! Вам и невдомек, что можно найти занятие получше!

Послышался звонкий цокот копыт по мостовой. Толпа подалась в сторону. В двух колесницах, сдерживая поводьями скачущих галопом онагров, стояли широкобородые купцы в высоких сверкающих египетских шлемах. Кругом слышались возгласы изумления. Как пышно убраны колесницы! А за ними, как стадо буйволов, бежали черные рабы. Иногда они замедляли свой бег, чтобы отдышаться, а потом снова мчались как одержимые.

Проводив глазами быстро промелькнувшие колесницы, нищий спросил:

— Кто эти надменные хвастуны?

— Это колесницы высокочтимого Манибандха, — ответили из толпы. — Он привез из Египта несметные сокровища.

Старик злобно захохотал. Люди опять окружили его.

— Значит, в городе появились новые прокаженные! — прокричал юродивый. — Несчастные! Они и не догадываются — то, чем они сейчас гордятся, погубит их!

— Что может с ними случиться? — возразил кто-то. — В своих чудесных дворцах они в безопасности. Таких дворцов, наверное, и на свете не сыщешь, каждый камень в них покрыт резьбой, того и гляди оживет.

— Манибандх привез с собой красотку египтянку, она ходит чуть ли не голая! — прокричал другой.

По толпе прокатился смех. Нилуфар уже прославилась в городе своей сказочной красотой. Но она никого не удостаивала взглядом, и это пренебрежение уязвляло горожан.

— О ком вы говорите? Об этой каменной статуе, которую родная мать даже улыбаться не научила?

— Та, что сегодня полуобнажена, — снова заговорил нищий, — завтра будет совсем голая продаваться с торгов на этой же площади. И тогда вы, пожирающие жадными глазами ее прелести, от стыда спрячете глаза и убежите прочь…

Из толпы раздался голос:

— Что ты болтаешь? Да мы ждем не дождемся этого дня! Красотка есть красотка! Такую женщину не встретишь ни на земле, ни в раю…

В толпе засмеялись. Кто-то сказал:

— Сейчас почтенный Вишваджит стар. А кто не знает, каков он был в молодости?! Ни один из нас за всю жизнь и во сне не увидит того, что успевал проделывать этот проказник за одну только ночь…

Другой голос прокричал:

— Говорят, почтенный старец обошел весь свет! Пусть же он скажет, видел ли где-нибудь еще подобное богатство?

— Богатство? — язвительно подхватил старик. Нагнувшись, он поднял щепотку дорожной пыли и сдул ее с ладони. — Вот ваше богатство, идиоты! Большего никто из вас не видел и не увидит…

Толпа еще теснее окружила старика. Подошли и несколько рабов. В их взглядах можно было прочесть не только любопытство. В них горели неутоленные страсти, дерзкое желание испытать запретное.

— Эй, эй, ты! — прикрикнул почтенный горожанин на одного из рабов, ткнув ему кулаком в лицо. — Как ты смеешь толкать меня? Чего ты здесь не видел? Рабам не место среди свободных горожан!

Но его голос потонул в шуме толпы.

— Эй, жители Мохенджо-Даро! — приплясывая, заговорил нараспев старик. — Вы умеете возводить крышу над головой, но она скоро обрушится на вас! Мир был сотворен за один день, а чтобы его разрушить, и дня не потребуется! Когда стремительные потоки Карсаравини и великого Инда поднимутся в опьянении страсти, чтобы слиться воедино, в тот день ваш великий город, яркий и ароматный, как сандал, исчезнет с лица земли!

Старик зловеще захохотал. Сухие пряди волос, спадая на лоб, придавали его лицу отталкивающее выражение. У каждого, кто впервые видел этот безобразный танец, сердце замирало от ужаса. Казалось, сам дух нищеты, заклейменный вековым проклятьем, бросал дерзновенный вызов громадам дворцов…

Старый нищий бормотал:

— Ради чего вы живете, убогие, какого дня ждете? Вам не принадлежат даже ваши трупы! Мужчинам нет дела до величия небес, они бороздят носами нечистые подземелья ада, женщины ваши болтаются на виселице наслаждений, хохоча и повизгивая… А то, что они встревожили богиню земли, не понять ни вам, ни сестрам вашим, ни матерям…

Неожиданно в толпу врезался отряд стражников, вооруженных металлическими палицами. Это был один из отрядов, созданных купцами и знатью для своей защиты. Тела солдат были обнажены, лишь к поясу прикреплялся треугольный кусок грубой ткани, не доходивший до колен; волосы уложены в узел. Солдаты были вооружены на манер египетских стрелков. На левом предплечье каждый нес большой щит, сжимая пальцами длинное тонкое копье с острым наконечником.

Солдаты быстро разогнали всех, но старика не тронули. Кто не знал Вишваджита, когда-то самого уважаемого купца в Мохенджо-Даро! В былые времена он вел торговые дела столь широко, что каждый почтительно кланялся при встрече с ним. А теперь он бороздил босыми ногами дорожную пыль. Тайна окружала его жизнь, никто не знал причины его безумия. Сколько яда и ненависти было в его речах! Он словно хотел отомстить за беды и зло всех времен. Иногда он, подобно жрецу-прорицателю, впадал в гнев и неистово поносил горожан, и толпа покорно склоняла голову перед ним и безропотно выслушивала оскорбления.

Было уже за полночь. Солдаты ушли. Одна за другой закрывались лавки. Погасли огни. Воцарилась тишина. Окутанная белесой дымкой луна залила светом заснувший город. Засверкали высокие металлические кровли домов. Огромные дворцы бросали на дорогу мрачные тени.

Юродивый, выбрав место поудобней, улегся прямо на землю. Он уже почти засыпал, когда в глубокой тишине улицы послышались шаги. Кто-то тронул нищего за плечо, и мужской голос произнес:

— Нам нужен ночлег…

Старик захохотал.

— Спрашивать о ночлеге у бездомного бродяги? Разве в городе мало богатых домов и именитых горожан! А? Где твоя голова, дуралей?

Пришелец в испуге отступил назад. Только теперь он различил в неясном свете луны страшный облик юродивого.

Старик хрипло говорил:

— Ты не можешь отличить человека от камня? Неужели, чтобы переночевать на улице, нужно чье-то позволение?

Он захихикал и обвел рукой пространство вокруг себя.

— Весь город в твоем распоряжении! Располагайся где хочешь, никто тебе не воспрепятствует!

Мужчина нерешительно взглянул на свою спутницу.

— Мы очень устали, — сказала она, преодолев страх. — Деревни встречались редко. Дорога ужасная… Мы боялись диких зверей и разбойников… И теперь не знаем, что делать…

Юродивый неожиданно смягчился.

— Кто вы?

— Мы из страны дравидов Кикат, что лежит к северу от Мохенджо-Даро… — устало ответил мужчина.

— Кикат? Знаю! Это юго-восточнее Хараппы. Кират, Шамбху, Пания — я всюду побывал… Да, я знаю Кикат! Там нет такой распущенности, как здесь. Но, по мне, лучше разврат, чем застой и затхлость! По крайней мере, видишь сколь велико человеческое неразумие…

— Нам пришлось все бросить и уйти, — сказала молодая женщина.

— Разве для любви там мало места? — засмеялся юродивый. — Или для того, чтобы любить друг друга, вам понадобилось еще что-то? Ради чего вы поступили так безрассудно?

— Правителю нашей страны приглянулась Вéни, — с горечью ответил пришелец. — И нам пришлось бежать, иначе он убил бы нас…

— Нет! — возразил старик. Он убил бы только одного из вас — тебя! А твою подругу захватил бы в свои когти, как хотел бы захватить всю вселенную. Ты понял? Ведь женщину не убивают даже дикие звери, если они успели насытиться мясом и кровью других существ…

Незнакомец не ответил: Молодую женщину била дрожь. Она не понимала странных речей нищего.

— Что будет с нами, Виллибхиттýр? — в страхе воскликнула она. — Неужели в этом городе никто не даст нам приюта?

— Почему же не даст? — рассердился нищий. — Кто посмеет обидеть моих гостей?

— О великий бог! — прошептала женщина, устало опустившись на камни.

— Если вы гости высокочтимого Вишваджита, то пусть весь Мохенджо-Даро низким поклоном приветствует вас! — крикнул старик.

Пришельцы вздрогнули. Что он болтает?

— Но кто вы? В чем ваша вера? — насмешливо спрашивал юродивый. — Вы жертвы собственного высокомерия! Сейчас вы нищие, обивающие чужие пороги, и только поэтому разговариваете со мной. Но если завтра вам достанутся все богатства Мохенджо-Даро, то вы… вы прежде всего покажете свое презрение к старому Вишваджиту! Лжецы! Почему вы не ушли в лес, чтобы никто не мешал вашей любви? В ваших душах пылают адские печи тщеславия и низменных желаний! И вы не угомонитесь пока не сожжете друг друга!..

Женщина поднялась с земли. Незнакомец взял ее за руку; оба в отчаянии смотрели друг на друга. Куда идти? Кругом простиралось безмолвие ночи. Они повернулись и медленно побрели по улице.

Юродивый вдруг крикнул им вслед:

— Ты ведь женщина? Значит, тебе знакомы всякие женские хитрости? Танцы, пение? А?

Этот пренебрежительный тон задел самолюбие женщины, и она не ответила.

— О, Вени танцует удивительно! — похвалил ее незнакомец.

— Вот тебе раз! — удивился старик. — И она не всадила кинжал в сердце повелителя? У него, я думаю, и без нее много жен?

— Каждый месяц к нему приводят новую красавицу.

— Ну а ты-то что умеешь, умная голова? Или, кроме любви, ничему не обучен?

Женщина тихо засмеялась. Потом с гордостью сказала:

— Даже ваш великий город никогда не видывал такого поэта, как Виллибхиттур!

— Подождем рассвета! — сказал юродивый. — Завтра для вас взойдет новое солнце! Высокочтимый Вишваджит покорно просит вас как-нибудь скоротать эту ночь!

Он указал на мостовую. Чужеземцы удивленно посмотрели вокруг.

— Не нравится? — сердито заворчал старик. — Ложитесь, несчастные! Когда вы завтра растянетесь на пуховиках и размечтаетесь о небесном блаженстве, я приду к вам и напомню об этой ночи и о голой земле, на которой вы спали…

Путники улеглись на мостовой. Поодаль прикорнул юродивый.

Вени всю ночь не могла уснуть. Ей казалось, что стоит только закрыть глаза, и утром она уже не увидит своего Виллибхиттура. Он уйдет, бросив ее… Что ему? Он и сейчас может вернуться на родину. Мужчину ничто не страшит. А как быть ей? У кого искать защиты слабой женщине?

Вени вспомнились отец, мать, сестра, подруги… Никто из них не защитил девушку, все думали прежде всего о своем благополучии. И все же Вени остро чувствовала горечь разлуки…

Она посмотрела на Виллибхиттура. Утомленный тяжелой дорогой, он крепко спал. Он походил сейчас на судно уставшее бороться с бурей и сдавшееся на милость волн! Ведь есть предел и мужской выносливости!..

А совсем недавно… Маленькие хижины из пальмовых листьев, освещенные красными лучами заходящего солнца… Виллибхиттур тихонько начинал мелодию, и Вени, сложив руки в священном мудра[6]Мудра — поза и положение рук в классическом индийском танце (древнеинд.)., выплывала к зрителям, позванивая ножными бубенчиками… Как это было чудесно!

Юродивый вдруг засмеялся во сне. Вени в страхе прижалась к своему возлюбленному. Старик хрипел, словно силился что-то сказать, и наконец проснулся.

Уже занимался рассвет. Появились первые прохожие.

— Эй, чужеземцы! — громко сказал юродивый. — Не собираетесь ли вы проспать всю жизнь? Может быть, для вас еще найдется что-нибудь хорошее в этом мире?

Вени поднялась и растолкала Виллибхиттура. Юродивый сосредоточенно рассматривал обоих. В лице поэта проглядывало что-то женственное, нежное. Вени казалась бесцеремоннее, грубее; они словно дополняли друг друга.

— Я хочу есть! — сказала Вени.

— Подними камень и насыться им! — заворчал нищий. — Если хочешь сделаться самой богиней Махамаи, лучшего средства не придумаешь!

Грубость старика огорчила Вени. Она утешала себя лишь мыслью, что он полоумный. Откуда ему знать, что высшее достоинство человека — сострадание к ближнему?

— Эй вы, глупцы Мохенджо-Даро! — во весь голос закричал юродивый. — Идите все сюда! Сейчас высокочтимый Вишваджит пополнит вонючие сосуды вашей греховности!

Пришельцы содрогнулись от испуга.

Быстро собралась толпа. Посыпались вопросы:

— Кто эти люди, почтенный старец? Что это за женщина?

— Эй, плутовка! — обратился нищий к Вени. Видно, ты лгала, что хочешь есть. Если ты вправду голодна, что же медлишь? Вон сколько дураков ждет, чтобы ты их проглотила! Или ты не умеешь танцевать?

— Я знаю танец жизни! — ответила Вени.

— Танцуй, красавица, танцуй! — раздались голоса.

Вени выставила вперед левую йогу, а Виллибхиттур тихонько запел.

Но в эту минуту послышался крик:

— Посторонись, кому жизнь дорога!

Вени остановилась. Юродивый сердито закричал:

— Кто там вмешивается в дела высокочтимого Вишваджита? Кто осмелился на подобную дерзость?

— А ты кто, старый дуралей? — закричал на него раб, расчищавший дорогу. — Тебе жить надоело? Ты, видно, не знаешь, с кем имеешь дело. Я раб высокочтимого Манибандха!

— «Раб, раб», — насмешливо передразнил нищий. — Если ты раб, то как смеешь дерзить господину?

В толпе злорадно захохотали. Ответ юродивого доставил всем необычайную радость, — никто другой не отважился бы на такую шутку. Став в величественную позу, старик спокойно смотрел на приближавшегося Манибандха. Вени растерянно взглянула на Виллибхиттура. Но тот был совершенно невозмутим. Казалось, он просто не понимает происходящего вокруг.

Толпа расступилась. Разгневанный Манибандх шел прямо на старика. За купцом, как огромная черная тень, неотступно следовал великан Апап.

Купец был грозен, и люди в страхе шарахались в стороны. Юродивый пристально вглядывался в Манибандха и вдруг опросил:

— Не бывал ли ты раньше в нашем великом городе, купец? Твое лицо кажется мне знакомым.

Манибандх, сбитый с толку вопросом, на мгновение растерялся. Овладев собой, он жестко произнес:

— Похоже, что ты спятил с ума, старик…

— Я спятил? А кто в этом мире не безумен? — с достоинством ответил старик. — Запомни, высокочтимый, ты разговариваешь с таким же почтенным и богатым человеком!

Но тут зазвучал голос Виллибхиттура. Вени начала танец. Манибандх взглянул на нее и не мог отвести взгляда.

Постепенно жесткое выражение на его лице сменилось ласковой, нежной улыбкой. Так дождевые струи смывают пыль с иссушенного жарой фигового дерева, и оно вдруг предстает взору во всей своей зеленой красе. Толпа как завороженная наблюдала за танцем. Все забыли о старике, а тот напряженно всматривался в лицо купца, словно пытаясь вспомнить что-то…

Окончив танец, Вени поклонилась и протянула руку к Манибандху. Тот долго смотрел на нее, потом молча снял с шеи алмазное ожерелье и бросил ей. Толпа разразилась восторженными криками. Юродивый, хохоча, завопил:

— Слава дравидской красавице! Она победила своим искусством Манибандха!

Толпа засмеялась. Улыбнулся и богатый купец.

— Слава дравидской танцовщице! — кричали кругом.

Манибандх повернулся и медленно пошел прочь.

Вени подбежала к Виллибхиттуру и набросила ему на шею ожерелье. Старик насмешливо сказал:

— Весь мир принимает змею за веревку! Ну и умники!..

И он снова захохотал.