Онлайн чтение книги Вождь окасов Le Grand chef des Aucas
ГЛАВА XXXVII. Парламентер

Как только парламентерский флаг был выкинут, перестрелка прекратилась с обеих сторон; солдаты дона Тибурчио, уже не надеявшиеся получить помощь, обрадовались, что неприятель спас их военную честь, прислав первый парламентера. В особенности сам генерал утомился безуспешной борьбой, которую храбро вел с утра.

– Э! Дон Рамон, – сказал он, обращаясь к сенатору тоном более дружеским, нежели каким говорил до сих пор, – кажется, я наконец нашел средство избавить вас от смерти; стало быть, наше условие остается во всей силе, не так ли?

Сенатор взглянул на него с изумлением; достойный человек вовсе не помнил того, что страх заставил его сказать в то время, как пули свистели в ушах его.

– Я совсем вас не понимаю, генерал, – отвечал он.

– Притворяйтесь-ка невинным, – отвечал дон Тибурчио, со смехом ударив его по плечу.

– Клянусь вам честью, дон Тибурчио, – настаивал сенатор, – я вовсе не помню, обещал ли я вам что-нибудь.

– А!.. Впрочем, это может быть, потому что вы очень боялись; но подождите, я освежу вам память.

– Вы сделаете мне удовольствие.

– Сомневаюсь, но все равно. Не прошло еще и часа, как вы мне сказали на этом самом месте, где мы стоим, что если я найду средства избавить вас от опасности, вы не возьмете с меня двух тысяч пиастров, которые я вам проиграл.

– Вы думаете? – спросил сенатор, в котором пробудилась жадность.

– Я это знаю наверно, – отвечал генерал. – Спросите этих господ, – прибавил он, указывая на офицеров, стоявших возле.

– Это правда, – подтвердили они, смеясь.

– А!

– Да, и так как я не хотел вас слушать, вы еще прибавили...

– Как? – вскричал, подпрыгнув, дон Рамон, который хорошо знал с кем имел дело. – Разве и еще прибавил что-нибудь?

– Как же, – сказал генерал, – вот ваши собственные слова. Вы сказали: я прибавляю еще тысячу.

– О! Не может быть, – вскричал сенатор вне себя.

– Может быть, я дурно расслышал?

– Именно!

– Мне даже кажется, – бесстрастно продолжал генерал, – что вы обещали две тысячи...

– Нет!.. Нет!.. – вскричал дон Рамон, смутившись от смеха присутствующих.

– Вы думаете, что больше? Очень хорошо. Не будем спорить...

– Я не говорил ни слова! – вскричал сенатор, раздраженный до крайности.

– Стало быть, я солгал! – сказал генерал строгим тоном, нахмурив брови и пристально смотря на старика.

Дон Рамон понял, что сбился с пути и одумался.

– Извините, любезный генерал, – сказал он с самым любезным видом, какой только был для него возможен, – вы совершенно правы; да, в самом деле, я теперь помню, я точно обещал вам прибавить две тысячи.

Пришла очередь генерала изумиться: подобная щедрость сенатора, скупость которого вошла в пословицу, заставила его остолбенеть; он почуял ловушку.

– Но, – прибавил дон Рамон с торжествующим видом, – вы меня не спасли!

– Как это?

– Мы парламентируем; вы тут ни в чем не причиной и наше условие уничтожено.

– А! – сказал дон Тибурчио с насмешливой улыбкой. – Вы думаете?

– Я в этом уверен!

– Ну, так вы ошиблись, любезный друг, и я сейчас докажу вам это... пойдемте со мной; вот неприятельский парламентер переходит через баррикады; через минуту вы узнаете, что, напротив, вы никогда не были так близки к смерти, как теперь.

– Вы смеетесь?

– Я никогда не шучу в серьезных обстоятельствах.

– Объяснитесь же, ради Бога! – вскричал бедный сенатор, весь страх которого вернулся.

– О! Боже мой, это очень просто, – небрежно сказал генерал, – мне стоит только сказать вождю неприятелей – и поверьте, я непременно это сделаю, – что я действовал по вашему приказанию.

– Но это неправда, – перебил дон Рамон с ужасом.

– Я знаю, – отвечал генерал с самоуверенностью, – но так как вы сенатор, мне поверят; вас расстреляют, а мне будет очень жалко.

Дон Рамон был поражен, как громом, страшной логикой генерала и понял, что попал в безвыходное положение, из которого не мог выбраться без выкупа; он взглянул на своего друга , который устремил на него взор безжалостно-иронический, между тем как другие офицеры кусали себе губы, чтобы не расхохотаться. Старик подавил вздох и решился, мысленно проклиная того, кто грабил его таким циническим образом.

– Ну, дон Тибурчио, – сказал он, – это решено, я должен вам две тысячи пиастров и уж конечно заплачу их вам.

Это была единственная дерзость, которую он позволил себе относительно генерала. Но тот был великодушен; он пропустил это слово, оскорбительное для него, и обрадовавшись заключенному договору, приготовился слушать предложение парламентера, которого к нему привели с завязанными глазами.

Этот парламентер был сам дон Тадео.

– Зачем вы пришли сюда? – резко спросил его генерал.

– Предложить вам хорошие условия, если вы захотите сдаться, – отвечал дон Тадео твердым голосом.

– Сдаться! – вскричал генерал насмешливым тоном. – Вы с ума сошли, сеньор!

Он обернулся тогда к солдатам, которые привели парламентера, и сказал:

– Снимите повязку с глаз этого господина... Повязка была снята.

– Видите, – гордо продолжал генерал, – похожи ли мы на людей, просящих помилования?

– Нет, генерал, вы твердый солдат, и войско ваше храбро; вы не просите у нас помилования; мы сами предлагаем вам положить оружие и прекратить эту братоубийственную битву, – благородно возразил дон Тадео.

– Кто вы такой? – спросил генерал, пораженный тоном человека, говорившего с ними.

– Я дон Тадео де Леон, которого ваш начальник велел расстрелять.

– Вы? – закричал генерал. – Вы здесь?

– Да! У меня есть еще и другое имя.

– Жду, чтобы вы мне его сказали.

– Меня зовут Король Мрака.

– Вождь Мрачных Сердец, – прошептал генерал, взглянув на дона Тадео с тревожным любопытством.

– Да, генерал, я вождь Мрачных Сердец, но это еще не все.

– Объяснитесь, сеньор, – спросил генерал, не знавший уже как себя держать перед страшным человеком, который говорил с ним.

– Я вождь тех, которые взялись за оружие для того, чтобы защищать законы, которые вы нарушили таким недостойным образом.

– Сеньор! – сказал генерал. – Ваши слова...

– Строги, но справедливы, – перебил дон Тадео, – спросите ваше благородное солдатское сердце, генерал, потом отвечайте, на чьей стороне право.

– Я не адвокат, сеньор, – отвечал дон Тибурчио с нетерпением, – вы сами сказали, что я солдат и следовательно должен, не рассуждая, повиноваться приказаниям, которые получаю от моих начальников.

– Не будем терять времени на напрасные слова, сеньор; хотите вы положить оружие, да или нет?

– По какому праву делаете вы мне подобное предложение? – сказал генерал, гордость которого возмущалась тем, что он должен вести переговоры не с военным.

– Я мог бы вам отвечать на это, – сухо возразил дон Тадео, – что действую так по праву сильного, что вы, конечно, знаете так же хорошо, как и я; кроме того, я мог бы сказать вам, что вы сражаетесь за проигранное дело и продолжаете без пользы безумную борьбу, но, – прибавил он грустно, – я предпочитаю обратиться к вашему сердцу и сказать вам: зачем резаться соотечественникам, братьям, зачем долее проливать драгоценную кровь? Объявите мне ваши условия, генерал, и поверьте, чтобы спасти вашу солдатскую честь, эту честь, которая принадлежит также и нам, потому что в войске, против которого мы сражаемся, находятся наши родные и друзья, мы согласимся на такие условия, какие вы сами предложите.

Генерал растрогался; этот благородный язык нашел отголосок в его сердце; он склонил голову и размышлял несколько минут, потом отвечал:

– Поверьте, что мне тяжело отвечать не так, как я бы хотел, на то, что вы удостоили сказать мне, но у меня есть начальник выше меня.

– В свою очередь объяснитесь, – сказал дон Тадео.

– Я поклялся дону Панчо Бустаменте защищать его дело до самой смерти. Итак, пока дон Панчо Бустаменте не убит и не в плену, в каковых случаях я буду считать себя разрешенным от данной мною клятвы, я буду сражаться до самой смерти.

– И это единственная причина, останавливающая вас, генерал?

– Единственная.

– Если же генерал Бустаменте убит или в плену, вы сдадитесь?

– Сию же минуту, повторяю вам.

– Ну! – продолжал дон Тадео, протянув руку по направлению той баррикады, через которую он пришел, – так взгляните сюда, генерал.

Дон Тибурчио последовал глазами по указанному направлению и вскрикнул от удивления и горести. Генерал дон Панчо Бустаменте появился наверху баррикады с обнаженной головой; два вооруженных человека наблюдали за всеми его движениями.

– Вы видели? – спросил дон Тадео.

– Да, – грустно отвечал генерал, – мы все сдаемся. И он хотел сломать свою шпагу.

Дон Тадео остановил его, взял шпагу и тотчас же отдал ее назад.

– Генерал, – сказал он, – сохраните это оружие; оно послужит вам против врагов нашей милой отчизны.

Генерал не отвечал, он молча пожал руку, протянутую ему Королем Мрака, и, отвернувшись скрыть волнение, теснившее ему грудь, отер слезу, упавшую на его седые усы.