Онлайн чтение книги Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti
ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ВИНЧЕНЦИО ИЗ САН ДЖИМИНЬЯНО И ТИМОТЕО ИЗ УРБИНО ЖИВОПИСЦЕВ

После скульптора Андреа из Фьезоле мне предстоит описать жизнь двух превосходных живописцев, а именно Винченцио из Сан Джиминьяно в Тоскане и Тимотео из Урбино, а сначала я скажу о Винченцио, чей портрет помещен выше, а затем тотчас же и о Тимотео, так как оба они были почти в одно время учениками и друзьями Рафаэля. Итак, Винченцио, работавший для благородного Рафаэля Урбинского в Папских лоджиях, вместе со многими другими художниками, проявлял себя так, что получал большое одобрение и от Рафаэля, и от всех остальных. Потому он был послан работать и в Борго, где на стене насупротив дворца мессера Джован Баттиста дель Аквила он, удостоившись за это немалых похвал, написал терретой фриз, на котором изобразил девять муз с Аполлоном посредине, а выше несколько львов из папского герба, признанных прекраснейшими. Манера Винченцио была весьма тщательной, мягкой по колориту, а фигуры его очень привлекательны на вид. Вообще же он всегда старался подражать манере Рафаэля Урбинского, что видно в том же Борго и по фасаду дома, выстроенного против дворца кардинала Анконского мессером Джован Антонио Баттиферро из Урбино, который благодаря тесной дружбе с Рафаэлем получил от него рисунок этого фасада, а при дворе имел через него же большие милости и крупные доходы. На этом рисунке, использованном затем Винченцио, Рафаэль изобразил, намекая на дом Баттиферро, циклопов, кующих молнии для Юпитера, а с другой стороны Вулкана, изготовляющего стрелы для Купидона со многими прекраснейшими обнаженными телами и другими прекраснейшими историями и статуями. А на площади Сан Луиджи деи Франчези в Риме тот же Винченцио написал на одном фасаде очень много историй: Смерть Цезаря и Торжество правосудия, а на фризе – Конную битву, смело и очень тщательно написанную. В этой же росписи под самой крышей между окнами он изобразил несколько Добродетелей, отлично исполненных. Равным образом и на фасаде дома Эпифаниев, за Курией Помпея и близ Кампо ди Фьоре, он написал волхвов, следующих за звездой, не говоря о бесконечном количестве других работ для того же города, где воздух и местоположение кажутся главной причиной того, что таланты творят там дивные вещи; ведь по опыту известно, что зачастую один и тот же человек не везде обладает той же манерой и не везде создает вещи равного качества, но лучшие или худшие, в зависимости от свойства данной местности.

В Риме, где о Винченцио шла наилучшая слава, пережил он в 1527 году разгром и захват несчастного города, господствовавшего ранее над народами, почему, до крайности огорченный, он и возвратился на свою родину в Сан Джиминьяно. Там после перенесенных невзгод он охладел к искусству, и, не дыша больше воздухом, питающим прекрасные таланты для создания редкостнейших творений, он кое-что все же сделал, и о чем я, однако, умолчу, дабы не затмевать признания и великой славы, честно заслуженных им в Риме. Достаточно того, что мы ясно видим, насколько насилие резко отклоняет тонкие таланты от их первоначальной цели и заставляет их обращаться вспять на своем пути. Видно это и по его товарищу по имени Скиццоне, написавшему кое-какие весьма похвальные вещи в Борго на кладбище, а также в церкви Сан Стефано дель Индиани, а затем грубость солдат его заставила отойти от искусства, вскоре он и умер. Винченцио же скончался у себя на родине, где вся его жизнь после отъезда из Рима была мало радостной.

Тимотео, Урбинский живописец, был сыном Бартоломео делла Вите, почтенного гражданина, и Каллиопы, дочери мастера Антонио Альберта из Феррары, очень хорошего живописца своего времени, как об этом свидетельствуют его работы в Урбино и других местностях. Отец его умер, когда Тимотео был еще ребенком, и он остался на попечении у матери Каллиопы при добрых и счастливых предзнаменованиях, поскольку Каллиопа одна из девяти муз и поскольку живопись может быть уподоблена поэзии. Со временем, после того как мальчик получил от рассудительной матери приличное воспитание и ею же был направлен на путь изучения первых искусств, а также и рисунка, юноша познал мир как раз тогда, когда был расцвет божественного Рафаэля Санцио. Сначала он занимался ювелирным делом, и затем был вызван мессером Пьер Антонио, своим старшим братом, учившимся тогда в Болонье, в сей знатнейший город, дабы под руководством какого-либо хорошего мастера заниматься тем искусством, к которому он оказался бы от природы наиболее склонным. Итак, он переселился в Болонью и жил долгое время в этом городе, в доме великолепного и благородного мессера Франческо Гомбрути, принявшего его с большим почетом и оказавшего ему любезности всякого рода. Там Тимотео находился в постоянном общении с людьми добродетельными и талантливыми и по прошествии нескольких месяцев был признан юношей рассудительным и гораздо более склонным к живописи, чем к ювелирному делу, доказательством чего служили отлично написанные им портреты его друзей и других лиц. И тогда названому брату его показалось (впрочем, в этом убеждали его и друзья), что в соответствии с талантом юноши следует отнять у него резцы и пилки и направить его полностью на изучение рисунка. Весьма этим обрадованный, он приступил тотчас же к изучению рисунка и трудностей искусства, копируя и срисовывая все лучшие произведения в этом городе. А так как он был в тесной дружбе с живописцами, он настолько продвинулся по новому пути, что прямо дивом казались успехи, которые он каждый день делал, и еще удивительнее было то, что без всякого руководства со стороны какого-либо особого учителя он с легкостью преодолевал любую трудность. И вот, влюбленный в свое дело, он изучил многие тайны живописи, лишь изредка поглядывая на каких-нибудь там живописцев-недоумок, как они мешают краски и орудуют кистями, и, руководимый лишь самим собой и десницей природы, он с жаром принялся за краски, приобретая весьма красивую манеру, очень сходную с манерой своего соотечественника, нового Апеллеса, хотя и видел он в Болонье всего несколько его работ. Итак, руководимый своим большим талантом и своим хорошим вкусом и весьма удачно написав некоторые вещи на досках и на стене, а также заметив, что по сравнению с другими живописцами у него все отлично получается, он с воодушевлением продолжал изучать живопись, так что с течением времени укрепился в искусстве твердой ногой, и всеобщее хорошее о нем мнение возлагало на него величайшие надежды. И вот уже мужем двадцати шести лет возвратился он на родину и обосновался там на несколько месяцев, давая наилучшие образцы своих знаний, и именно написав в соборе на алтаре св. Креста свой образ Мадонны, на котором кроме Богоматери, св. Крескентия и св. Виталия изображен и сидящий на земле ангелочек, играющий на скрипке с поистине ангельской грацией и с детской простотой, и который написан искусно и со вкусом. Вскоре после этого он написал еще один образ для главного алтаря церкви Тринита со св. Аполлонией по левую руку от названного алтаря.

Эти и некоторые другие работы, о которых упоминать не приходится, распространили славу и известность Тимотео, и Рафаэль весьма настойчиво начал звать его в Рим. Отправившись туда с величайшей охотой, он был принят с любезностью и приветливостью, которые были свойственны Рафаэлю не в меньшей степени, чем превосходство в искусстве. И вот начал Тимотео работать с Рафаэлем и в течение менее чем одного года много приобрел не только в искусстве, но и в имуществе, и переслал даже домой порядочную сумму денег.

Вместе с мастером он выполнил в церкви делла Паче собственноручно и по своему замыслу сивилл, тех, что в люнетах по правую руку и так ценятся всеми живописцами; некоторые из них утверждают, что они еще помнят, как он там работал, и об этом свидетельствуют и картоны, находящиеся до сих пор у его наследников. Равным образом и в скуоле св. Екатерины Сиенской он самостоятельно написал ложе с покойником и все прочее, что его окружает, вещь, которую так расхвалили, и хотя некоторые сиенцы, слишком уж любящие свою родину, приписывают эти работы другим, легко определить, что сделал их Тимотео, как по изяществу и нежности колорита, так и по другим памяткам, оставленным им в этом знаменитейшем очаге превосходнейших живописцев. Между тем хотя жить в Риме было для Тимотео хорошо и почетно, он не смог, как могут многие, вынести разлуки с родиной, куда его к тому же ежечасно влекли и звали призывы друзей и мольбы старой уже матери; к неудовольствию Рафаэля, сильно его полюбившего за добрые его качества, он возвратился в Урбино.

Вскоре после этого Тимотео, по настоянию родственников, женился в Урбино и так привязался к своей родине, где пользовался большим почетом и где, более того, начал заводить и детей, что твердо решил никуда больше не уезжать, несмотря на то, что Рафаэль звал его обратно в Рим, как это видно по нескольким сохранившимся письмам. Тем не менее он остался в Урбино и выполнил много работ и там, и в окрестных городах. В Форли он вместе со своим другом и земляком Джироламо Дженгой расписал капеллу, а потом целиком собственноручно написал образ, посланный в Читта ди Кастелло, и еще один для Кальи. Кое-что написал он фреской в Кастель Дуранте, и эти его работы поистине заслуживают похвалы, как и все другие, ибо свидетельствуют о том, что он был живописцем, обладавшим большой легкостью в изображении фигур и пейзажей, а также в других областях живописи.

В Урбино он по просьбе епископа Арривабене, мантуанца, и совместно с упомянутым Дженгой расписал в соборе капеллу св. Мартина, причем алтарный образ и средняя часть капеллы целиком руки Тимотео. В названной церкви он написал также стоящую Магдалину, одетую в короткий плащ и до земли покрытую волосами, написанными так красиво и правдиво, что кажется, будто ветер шевелит ими, не говоря уже о божественном лике, выражение которого поистине являет ее любовь к своему учителю. В церкви Санта Агата есть еще один образ его же работы с очень хорошими фигурами, а в церкви Сан Бернардино за городом он написал ту самую сильно восхвалявшуюся картину, которая находится по правую руку на алтаре Урбинских дворян Бонавентури и на которой с прекраснейшим изяществом изображена благовествуемая Дева, стоящая со сложенными руками и воздетыми к небу лицом и очами; наверху же, в воздухе, посреди большого сияющего круга стоит младенец, опирающийся ногой на Святого Духа в виде голубя, а в левой руке он держит шар, обозначающий собою вселенскую державу, другую же поднял для благословения; справа от младенца ангел указует перстом Мадонне на названного младенца, внизу же, то есть рядом с Мадонной и тоже с правой стороны – Креститель, покрытый верблюжьей шкурой, искусно изодранной, чтобы показать обнаженность фигуры, а слева совершенно обнаженный св. Себастьян, привязанный к дереву в прекрасной позе и написанный так тщательно, что большей рельефности и большей красоты в любой части тела и быть не может.

При дворе светлейших герцогов Урбинских в потайном кабинете находятся написанные им собственноручно Аполлон и две удивительно красивые полуобнаженные музы. Он написал для них же много картин и прекраснейшим образом отделал несколько помещений. Затем вместе с Дженгой расписал он несколько отосланных французскому королю конских седел, украшенных фигурами разных зверей, настолько прекрасных, что зрителю казалось, будто они живые и двигаются. Он воздвиг также несколько триумфальных арок, наподобие древних, по случаю бракосочетания светлейшей герцогини Леоноры с синьором герцогом Франческо Мариа, которому они безмерно понравились, равно как и всему двору, за что многие годы и получал почетное жалование от семейства названного синьора.

Тимотео был смелым рисовальщиком, но в гораздо большей степени отличался нежным и приятным колоритом, и настолько, что его работы и не могли быть выписаны с большей чистотой и тщательностью. Человек он был веселый, от природы жизнерадостный и, по существу, легкомысленный, а в шутках и беседах острый и презабавный. Он любил играть на всякого рода инструментах, а в особенности на лире, под звуки которой он пел, импровизируя с грацией необыкновенной.

Скончался он в год спасения нашего – 1324-й, на пятьдесят четвертом году своей жизни, оставив родину столько же обогащенной его славой и доблестями, сколько и опечаленной его утратой. Он оставил в Урбино некоторые вещи незавершенными, которые, будучи закончены потом другими, при сравнении показывают, как велики были достоинства и мастерство Тимотео. Его рукой выполнено несколько рисунков, хранящихся в нашей Книге и полученных мною от весьма знающего и благородного мессера Джован Мариа, его сына; они очень хороши и несомненно достойны похвалы: это набросок пером портрета великолепного Джулиано деи Медичи, нарисованный Тимотео в то время, когда Джулиано находился при Урбинском дворе, в тамошней знаменитейшей академии, а также «Noli me tangere» и евангелист Иоанн, спящий в то время, как Христос молится в саду; все они прекрасны.