Онлайн чтение книги Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti
ОБ АКАДЕМИКАХ РИСУНКА, ЖИВОПИСЦАХ, СКУЛЬПТОРАХ, АРХИТЕКТОРАХ, А ТАКЖЕ ОБ ИХ ТВОРЕНИЯХ И, ВО-ПЕРВЫХ, О БРОНЗИНО

После того как я до сих пор описал жизнь и творения наиболее выдающихся живописцев, скульпторов и архитекторов, уже отошедших к лучшей жизни со времен Чимабуэ и до наших дней, поговорив также, когда мне предоставлялась к тому возможность, о многих и поныне здравствующих, мне сейчас остается кое-что сказать и о художниках нашей флорентийской Академии, о которых я до сих пор не имел еще случая высказаться достаточно подробно. Начну же я с самых главных и самых старших, и прежде всего скажу об Аньоло, по прозванию Бронзино, поистине редкостнейшем флорентийском живописце, достойном всяческих похвал. Состояв, как уже говорилось, много лет при Понтормо, он до такой степени воспринял его манеру и так научился подражать его произведениям, что вещи их сплошь да рядом путались, настолько они одно время были друг на друга похожи. И, конечно, приходится удивляться тому, что Бронзино так хорошо усвоил себе манеру Понтормо, так как Якопо по меньшей мере дичился и сторонился даже самых дорогих ему учеников, никому не показывал своих работ иначе как в совершенно законченном виде. Тем не менее долготерпение Аньоло и его любовь к Понтормо были таковы, что Понтормо всегда волей-неволей ему благоволил и любил его как родного сына.

Первые сколько-нибудь значительные произведения, написанные Бронзино в его молодости, находятся во флорентийской Чертозе над дверью, ведущей из большого двора в помещение капитула, а именно в двух арках, из которых одна снаружи, а другая внутри. В наружной он изобразил фреской Оплакивание с двумя ангелами, во внутренней же – обнаженного св. Лаврентия на жаровне, которого он написал маслом на стене. Обе эти вещи громко свидетельствуют о том высоком качестве, которое впоследствии обнаружилось в творениях этого живописца, созданных им в зрелые годы. В капелле, построенной Лодовико Каппони во флорентийской церкви Санта Феличита, Бронзино, как уже говорилось в другом месте, написал маслом в двух тондо двух евангелистов и несколько фигур на своде. В верхнем дворе флорентийского аббатства Черных Монахов он написал фреской истории из жития св. Бенедикта, а именно когда этот святой голым бросается в терновый куст, – живопись в высшей степени прекрасная. В саду монахинь, по прозванию «Нищенки», он в красивейшем табернакле написал фреской Христа, являющегося Магдалине в обличье садовника. В церкви Санта Тринита, также во Флоренции, можно видеть на первом столбе справа картину, написанную маслом его же рукой и изображающую мертвого Христа, Богородицу, св. Иоанна и св. Марию Магдалину, выполненных им в хорошей манере и весьма тщательно. В то самое время, пока он работал над этими произведениями, им были написаны много портретов с разных лиц и картины, доставившие ему большую известность.

Когда же миновала осада Флоренции и был заключен мирный договор, он, как говорилось раньше, переехал в Пезаро, где, находясь при Урбинском герцоге Гвидобальдо, не только расписал множеством фигур весь корпус упоминавшегося выше гарпсихорда, произведение из ряда вон выходящее, но и сделал портрет этого синьора, вместе с одной из дочерей Маттео Софферони, картину поистине прекрасную и весьма хваленую. Работал он также на вилле Империале в поместье названного герцога, написав там маслом несколько фигур в парусах одного из сводов, и написал бы еще многое, если бы не был вызван своим учителем Якопо Понтормо во Флоренцию, чтобы помочь ему закончить роспись залы в Поджо-а-Кайано. По прибытии во Флоренцию он как бы походя исполнил для мессера Джованни де Статис, аудитора при герцоге Алессандро, небольшую картину на холсте, изображавшую Богоматерь и заслужившую очень высокие похвалы, а вскоре после этого для своего друга монсиньора Джовио – портрет Андреа Дориа. В качестве заполнения нескольких люнет в одной из комнат Бартоломео Беттини он по его заказу написал великолепнейшие поясные портреты Данте, Петрарки и Боккаччо. По окончании всех этих вещей он сделал портреты Бонакорсо Пинадори, Уголино Мартелли, мессера Лоренцо Ленци, ныне епископа в Фермо, а также Пьеро Антонио Бандини с супругой, не говоря о множестве других, перечисление которых заняло бы слишком много времени; достаточно будет сказать, что все они были в высшей степени натуральны, написаны с невероятной тщательностью и настолько законченные, что большего и пожелать нельзя.

Для Бартоломео Панчатики он написал на холсте две большие картины с изображением Богоматери, которые удивительно хороши и выполнены с бесконечным старанием, а также портреты заказчика и его жены, настолько натуральные, что они кажутся совсем живыми, так что не хватает им только дыхания. Для него же им была написана картина, изображавшая распятого Христа, в исполнение которого им было вложено много знаний и труда, ибо ясно видно, что он воспроизводил с натуры настоящего мертвеца, пригвожденного к кресту, настолько эта фигура во всех своих частях обладает высшим совершенством и высокими живописными качествами. Для Маттео Строцци в его вилле Сан Кашано он в одном табернакле написал фреской Оплакивание с несколькими ангелами, вещь, оказавшуюся прекрасной во всех отношениях; для Филиппе де Аверардо Сальвиати – небольшую мелкофигурную картину Рождества Христова, которая по красоте не имеет себе равных, как это, впрочем, всем известно, поскольку ныне с этой вещи существует гравюра, и, наконец, прекраснейшую Богоматерь и несколько других небольших и очень изящных картин для превосходнейшего врача, магистра Франческо Монтеварки. Как уже говорилось выше, Бронзино помогал своему учителю Понтормо в работе над росписями виллы Кареджи, где он собственноручно написал в парусах сводов пять фигур – Фортуну, Славу, Мир, Правосудие и Умеренность, а также несколько отлично написанных путтов. После смерти герцога Алессандро и восшествия на престол Козимо Бронзино помогал этому же Понтормо в росписях лоджии в Кастелло, а по случаю бракосочетания светлейшей госпожи Элеоноры Толедской, первой жены герцога Козимо, он во дворе дома Медичи написал светотенью две истории, на пьедестале же конной статуи, работы Триболо, им, как уже говорилось, были написаны под бронзу несколько историй из деяний синьора Джованни деи Медичи, самые лучшие живописные работы из всех, написанных для этого торжества. Недаром герцог, убедившись в мастерстве этого человека, поручил ему приступить в герцогском дворце к росписи небольшой капеллы для синьоры герцогини, женщины поистине несравненной ни с одной из всех, когда-либо живших, и за бесчисленные свои заслуги достойной вечной хвалы. В этой капелле Бронзино разбил свод на кессоны с великолепнейшими путтами и написал на нем четыре фигуры, у каждой из которых ноги обращены к стенам и в которых он изобразил св. Франциска, св. Иеронима, св. Михаила Архангела и св. Иоанна, причем все они выполнены им с величайшими старанием и любовью. На трех же стенах (в одной из них пробита дверь, а в другой – окно) он написал три истории о Моисее, а именно по одной на каждой стене. На той, где дверь, он изобразил историю гадов или змей, которые низвергаются на народ, с превосходными наблюдениями над укушенными, из которых одни при смерти, другие уже мертвые, а иные исцеляются, взглянув на Медного змия. На другой, а именно на оконной, стене представлена падающая с неба манна, а на третьей, сплошной, переход Фараона через Чермное море и его потопление, причем последняя история была гравирована в Антверпене. В общем, вся эта работа как фреска не имеет себе равных, будучи написана с величайшими, какие только возможны, старанием и знанием дела. На образе этой капеллы, который был помещен над ее алтарем, был изображен Христос, снятый со креста и лежащий на коленях у Богоматери, однако образ этот герцог Козимо оттуда снял, чтобы отправить его как произведение исключительное в подарок Гранвелле, самому большому человеку из всех, когда-либо состоявших при особе императора Карла V. Наместо этого образа тот же Понтормо написал другой, подобный ему, поместив его на алтарь между двумя, не менее прекрасными, чем образ, картинами, на которых были изображены Архангел Гавриил и Дева, получающая от него Благую весть. Вместо них, до того как убрали первый образ, там были фигуры св. Иоанна Крестителя и св. Козьмы, которых перенесли в гардеробную, когда синьора герцогиня, переменив свое намерение, заказала упоминавшиеся выше фигуры Благовещения.

Синьор же герцог, убедившись по этим и другим произведениям в преимуществах этого живописца, и в частности в том, что ему свойственно писать портреты с натуры с величайшей тщательностью, какую только можно себе вообразить, заказал ему свой портрет таким, каким он был в молодые годы, в белых доспехах и с рукой, положенной на шлем, и на другом холсте его супругу, синьору герцогиню, а еще на другом их сына, синьора дона Франческо, наследного князя Флоренции. И не прошло много времени, как он, по желанию герцогини, второй раз написал ее портрет, но в отличие от первого – вместе с ее сыном доном Джованни. Написал он также портрет отроковицы Бии, внебрачной дочери герцога, а затем и всех других детей герцога, кого из них по первому, а кого и по второму разу, как то: синьору донну Марию, весьма уже взрослую и действительно очень красивую девицу, князя дона Франческо, синьора дона Джованни, дона Гарсия и дона Эрнандо на многих холстах, находящихся в гардеробной Его Превосходительства наряду с портретами дона Франческо Толедского, синьоры Марии, матери герцога, и Эрколе II, герцога Феррарского, не говоря о многих других.

Примерно в это же время он два года подряд в дни карнавала ежегодно сооружал во дворце театральные сцены и перспективы для комедий, которые почитались очень красивыми. Написал он также картину необычайной красоты, которая была послана во Францию королю Франциску и на которой была изображена обнаженная Венера с целующим ее Купидоном и в окружении с одной стороны олицетворений Наслаждения и Игры, сопутствуемых другими амурами, а с другой – Обмана и Ревности и прочих любовных страстей.

После того как синьор герцог заставил Понтормо начать картины для ковров из шелка и из золота для залы Совета Двухсот и после того как он от него получил два картона с историями Иосифа Еврейского, а один от Сальвиати, он приказал Бронзино сделать остальные. И вот Бронзино нарисовал их целых четырнадцать, отличающихся тем совершенством и теми художественными достоинствами, которые известны каждому, кто их видел; однако, поскольку эта работа оказалась непосильной для Бронзино, тратившего на нее слишком много времени, он для большинства этих картонов, ограничиваясь лишь предварительным рисунком, пользовался помощью Рафаэлло дель Колле, живописца из Борго а Сан Сеполькро, который отличнейшим образом с этим справлялся.

Далее, после того как Джованни Дзанкини во флорентийской церкви Санта Кроче, насупротив капеллы семейства Дини, а именно по левую руку от входа в церковь через среднюю дверь переднего фасада, построил себе собственную богато украшенную капеллу с семейными гробницами, он заказал образ этой капеллы Бронзино с тем, чтобы тот изобразил на нем Христа, нисходящего во Ад и выводящего из него святых праотцов. И вот, принявшись за эту работу, Аньоло выполнил ее со всей возможной и величайшей тщательностью, на какую только способен тот, кто стремится к достижению славы в подобного рода деятельности, и, действительно, мы видим в ней великолепнейшие обнаженные тела мужчин, женщин, младенцев, стариков и юношей, которым художник придал различные выражения и движения людей, изображенных им с натуры весьма похожими, в том числе портреты Якопо Понтормо, Джовамбаттиста Джелло, очень знаменитого флорентийского академика, и Бакьякки, живописца, о котором говорилось выше, а в числе женщин он изобразил двух знатных и действительно очень красивых флорентинок, которые за свою невероятную красоту и за свою добродетель заслуживают вечной хвалы и вечной памяти, а именно госпожу Констанцу да Самайа, ныне здравствующую супругу Джовамбаттисты Дони, и госпожу Камиллу Тебальди дель Корио, уже отошедшую к лучшей жизни. Вскоре после этого он на большом и великолепнейшем образе написал Воскресение Христа, которое было поставлено в капеллу Якопо и Филиппе Гваданьи, находящуюся в полукружии хора церкви сервитов, то есть Нунциаты, и в это же время он написал образ, заменивший во дворце образ, который был изъят там из капеллы и послан Гранвелле, – живопись поистине прекрасная и достойная этого места. Далее для синьора Аламанно Сальвиати он написал Венеру с сатиром настолько прекрасную, что действительно веришь, что Венера – богиня Красоты.

Отправившись после этого в Пизу, куда его вызвал герцог, он написал для Его Превосходительства несколько портретов, а для Луки Мартини, своего ближайшего друга, причем горячо любимого не только им одним, но поистине и всеми людьми, одаренными талантом, написал очень красивую картину с Богоматерью, в которой изобразил названного Луку с корзиной плодов, в знак того, что Лука по поручению названного синьора герцога был распорядителем по осушению болот и других вод, заражавших всю пизанскую округу, которая благодаря ему сделалась плодородной и изобилующей плодами. Бронзино же не уехал из Пизы до того, как ему, по настоянию того же Мартини, один из попечителей собора, а именно Раффаэлло да Сетайуло, не заказал алтарный образ для одной из капелл названного собора. На этом образе он изобразил обнаженного Христа с крестом и в окружении многих святых, в том числе Варфоломея с содранной кожей, производящего впечатление настоящего анатомического рисунка и человека, с которого в самом деле содрали кожу, настолько он натурален и настолько тщательно изображена вся его анатомия. Картина эта, прекрасная во всех отношениях, была, как я уже говорил, помещена в одну из капелл, откуда изъяли другой алтарный образ, написанный рукой Бенедетто из Пеши, ученика Джулио Романо.

Далее Бронзино написал для герцога Козимо совсем обнаженного карлика Морганте, причем в двух поворотах: с одной стороны картины – спереди, а с другой – сзади, передав все чудовищное безобразие, которым отличается телосложение этого карлика. Картина эта в своем роде прекрасна и достойна удивления. Для сера Карло Герарди из Пистойи, своего друга детства, Бронзино в разное время написал помимо портрета самого Карло прекраснейшую Юдифь, опускающую голову Олоферна в корзину, причем на выпуклой крышке, покрывающей эту картину, он изобразил Мудрость, смотрящуюся в зеркало, и для него же – Богоматерь на холсте, одно из лучших произведений, когда-либо созданных, ибо оно отличается как мастерством рисунка, так и необыкновенной рельефностью изображения. Он же написал портрет Его Превосходительства, достигшего сорокалетнего возраста, а также и синьоры герцогини, причем и тот и другой портрет настолько похожи, насколько это только возможно. Когда же Джованбаттиста Кавальканти во флорентийской церкви Санто Спирито отделал для себя капеллу из великолепнейших сортов пестрого мрамора, выписанных им за огромнейшие суммы из заморских краев, и похоронил в ней останки своего отца Томмазо, то бюст своего отца он заказал фра Джованн'Аньоло Монторсоли, алтарный же образ написал Бронзино, изобразив на нем Христа, являющегося в облике садовника Марии Магдалине, а в глубине – двух других Марий, причем все эти фигуры исполнены с невероятной тщательностью.

Так как после смерти Якопо Понтормо капелла в церкви Сан Лоренцо осталась им незавершенной, а Бронзино получил от герцога поручение ее закончить, он на фреске Потопа дописал много обнаженных фигур, которых не хватало внизу, и вообще всю целиком ее завершил, на другой же фреске с изображением Воскресения мертвых, там, где внизу поперек всей стены на высоте примерно одного локтя недоставало покойников, он написал множество фигур, причем все они очень хороши и выполнены в той манере, какую мы видим, а внизу между окнами на не записанной еще поверхности он завершил эту роспись изображением св. Лаврентия на жаровне, окруженного несколькими порхающими путтами. Вся эта работа в целом показала, что Бронзино с гораздо лучшим вкусом выполнял те части, которые были им написаны в этой капелле, чем это в своих росписях сделал его учитель Понтормо. Портрет же Понтормо Бронзино написал своею рукою в одном из углов капеллы, справа от св. Лаврентия.

После этого герцог заказал Бронзино два больших алтарных образа: один, изображающий Снятие со креста с большим количеством фигур, для посылки его в монастырь братьев цокколантов, построенный Его Превосходительством в Порто Феррайо на острове Эльбе, другой – для новой церкви рыцарей ордена св. Стефана, которая вместе с дворцом и госпиталем этого ордена была впоследствии выстроена в Пизе по проекту и под руководством Джорджо Вазари. На этом образе Бронзино изобразил Рождество Господа нашего Иисуса Христа. Оба образа отделаны с таким искусством и таким старанием и написаны с таким знанием рисунка, с такой выдумкой и такой недосягаемой прелестью в колорите, что большего и сделать невозможно и, конечно, меньшего и нельзя требовать в церкви, построенной таким государем, основавшим и облагодетельствовавшим вышеназванный рыцарский орден.

В целом ряде одинаковых по размеру небольших картин из оловянного сплава он написал всех великих представителей дома Медичи как в той линии, которая ведет от Джованни Биччи и Козимо Старшего до королевы Франции, так и в той, которая от Лоренцо, брата Козимо Старшего, приводит к герцогу Козимо и его детям. Все эти портреты развешаны по порядку за дверью небольшого кабинета, который выстроил Джорджо Вазари в новых апартаментах герцогского дворца и в котором отличнейшим образом размещены мраморные и бронзовые статуи, небольшие современные картины, редчайшие миниатюры и бесчисленное множество золотых, серебряных и бронзовых медалей. Так вот эти-то портреты прославленных членов семейства Медичи все до одного естественны, живы и очень похожи на натуру. Однако удивительно то, что в то время, как многие за последние годы обычно пишут хуже, чем они это делали раньше, Бронзино пишет сейчас так же хорошо и даже лучше, чем в лучшие годы своей зрелости, как это и доказывают те вещи, которые он создает изо дня в день.

Недавно он для дона Сильвано Рацци, большого своего друга, камальдульского монаха флорентийской обители дельи Анджели, написал на холсте вышиной чуть ли не в полтора локтя св. Екатерину, настолько прекрасную и настолько хорошо сделанную, что она ни в чем не уступает любой другой картине, написанной этим благородным художником, настолько, говорю я, что ей как будто только не хватает дыхания и того слова, которым она изобличила тирана, исповедуя до последнего вздоха Христа, своего жениха возлюбленнейшего. Не удивительно, что у этого святого отца, как человека поистине благородного, нет ни одной вещи, которую он ценил бы и которой дорожил бы больше, чем этой картиной. Аньоло написал также с кардинала дона Джованни Медичи, сына герцога Козимо, портрет, который был послан ко двору императора королеве Иоанне, а затем портрет синьора дона Франческо, князя Флоренции, очень похожий и написанный настолько тщательно, что производит впечатление миниатюры.

В ознаменование бракосочетания австрийской королевы Иоанны, супруги названного государя, он на трех больших холстах, которые, как будет сказано в конце, были развешаны у моста алла Каррайа, изобразил три истории свадьбы Гименея настолько прекрасные, что они казались не праздничными украшениями, но вещами, достойными занять на вечность почетное место, таковы были законченность и тщательность их исполнения. А несколько месяцев тому назад он написал для названного синьора, князя Флоренции, небольшую мелкофигурную картину, которая не имеет себе равных и про которую можно сказать, что это действительно миниатюра.

А так как он в своем теперешнем, шестидесятипятилетнем, возрасте нисколько не менее влюблен в свое искусство, чем в своей юности, он в конце концов по желанию герцога взялся написать фреской две истории на стене, что рядом с органом в церкви Сан Лоренцо, в которых он, как я не сомневаюсь, покажет себя тем непревзойденным Бронзино, каким он всегда был.

Он всегда увлекался и до сих пор еще сильно увлекается поэзией. Недаром он сочинил немало капитулов и сонетов, часть которых напечатана. Но главное (поскольку речь идет о поэзии) – это его удивительное владение стилем Берни в сочинении капитулов, настолько, что в наше время нет человека, который в этом роде стиха писал бы вещи более смелые и свободные, чем он, как это и обнаружится в тот день, когда будет напечатано полное собрание его сочинений, на что многие рассчитывают и надеются.

Бронзино был и остается нежнейшим и очень верным другом, человеком приятным в обращении и очень честным во всех своих делах. Он всегда распоряжался своими вещами с такой щедростью и с таким бескорыстием, какие только доступны благородному художнику, как он. Он всегда невозмутим, никого никогда не обижал и всегда с любовью относился к собратьям по искусству, как это хорошо знаем мы, поддерживающие с ним тесную дружбу в течение сорока трех лет, то есть с 1524 года и по нынешний день, ведь именно тогда начал я с ним общаться и дружить, когда он вместе с Понтормо работал в Чертозе и писал те фрески, которые я, будучи еще совсем юнцом, ходил срисовывать в этом монастыре.