Онлайн чтение книги Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti
ЖИЗНЕОПИСАНИЯ СИМОНЕ И ЛИППО МЕММИ СИЕНСКИХ ЖИВОПИСЦЕВ

Поистине могут назвать себя счастливыми люди, имеющие от природы склонность к тем искусствам, которые могут принести им не только почести и пользу величайшие, но и, более того, именам их славу едва ли не вечную. Но еще счастливее те, кто с пеленок обладает, кроме такой склонности, также любезностью и светскими нравами, которые делают их весьма приятными для всех людей. И, наконец, счастливее всех, если говорить о художниках, те, которые, получив от природы склонности к доброму и от нее же, а также от воспитания – благородные нравы, живут в одно время с каким-либо знаменитым писателем, от которого за небольшой портрет или другую подобную же любезность в виде произведения искусства они подчас через писания его получают в награду честь и славу вечные. Среди тех, кто занимается искусствами рисунка, этого особенно должны желать и добиваться превосходные живописцы, ибо их творения, создаваемые красками на плоскости, не могут обладать той прочностью, какую имеют скульптурные произведения из бронзы и мрамора или же здания, выстроенные архитекторами. И потому величайшей удачей было для Симоне то, что он жил во времена мессера Франческо Петрарки и встретил при авиньонском дворе сего нежнейшего поэта, который пожелал иметь изображение мадонны Лауры, исполненной рукой мастера Симоне, и так как она на портрете оказалась такой же прекрасной, как он желал, он оставил память о Симоне в двух сонетах, один из которых начинается так:

Ни Поликлет, прославленный в искусстве,

Ни тысячи других, ему подобных…

а второй так:

Когда я кисть вложил Симоне в руку,

Был мастер вдруг охвачен вдохновеньем…

И поистине сонеты эти и упоминание о нем в одном из «Писем к домашним» в пятой книге, начинающемся со слов: Non sum nescius (Известно мне) прославили бедную жизнь мастера Симоне больше, чем прославляли и когда-либо прославят все его произведения, ибо рано или поздно они погибнут, тогда как писания такого мужа будут жить на веки вечные.

Итак, Симоне Мемми был превосходным сиенским живописцем, единственным для своих времен и весьма ценимым при папском дворе, и потому после смерти своего учителя Джотто, которого он сопровождал в Рим, где тот выполнял мозаичный корабль и другие вещи, он, подражая манере Джотто, написал Деву Марию в портике Сан Пьетро, а также святых Петра и Павла неподалеку от бронзовой сосновой шишки на стене между арками портика с внешней стороны. Симоне был так прославлен за эту работу, в особенности же за изображение причетника собора Петра, расторопно зажигающего лампады перед названными фигурами, что он с настойчивостью величайшей был приглашен в Авиньон ко двору папы, где он выполнил столько живописных работ фреской и на досках, что творения его оправдали его славу, распространившуюся столь далеко.

И потому, когда он возвратился в Сиену, будучи весьма известным, он и там пользовался большим успехом, и Синьорией ему было заказано написать в одном из зал ее дворца фреской Деву Марию, окруженную многочисленными фигурами, каковую он и завершил со всем совершенством себе на пользу и во славу великую. А чтобы показать, что и на досках он умеет работать не хуже, чем над фресками, он в названном дворце расписал одну доску, что послужило поводом к тому, что ему были заказаны две другие в соборе, а также Богоматерь с младенцем на руках в прекраснейшем положении над дверями попечительства названного собора; на этом живописном произведении прекраснейше расположены и большим украшением служат летящие ангелы, несущие в воздухе хоругвь и обратившие взоры вниз на нескольких святых, окружающих Богоматерь.

Когда это было сделано, Симоне был приглашен генералом ордена св. Августина во Флоренцию, где работал в капитуле Санто Спирито, обнаружив изобретательность и удивительную рассудительность в фигурах и лошадях, им написанных, о чем свидетельствует история Страстей Христовых, где мы видим, что все им выполнено талантливо, со сдержанностью и величайшим изяществом. Там же мы видим разбойников, испускающих дух на кресте; и душа доброго радостно возносится на небо ангелами, душа же злого в полном смятении, с всклокоченными волосами направляется в сопровождении дьяволов на муки ада. Равным образом обнаружил Симоне изобретательность и рассудительность в позах ангелов, горько плачущих вокруг Распятого, но превыше всего достойны внимания духи, которые, как мы видим, рассекают воздух своими плечами и своим вращением как бы поддерживают движение своего полета. Однако эта работа еще больше свидетельствовала бы о превосходных качествах Симоне, если бы она не была повреждена временем, а сверх того испорчена в 1560 году упомянутыми отцами, которые, не имея возможности пользоваться капитулом, пришедшим в негодное состояние от сырости, и заменяя изъеденный червями потолок сводом, уничтожили и то немногое, что оставалось от живописных работ этого человека. Почти в то же самое время Симоне написал Богоматерь и св. Луку с другими святыми темперой на доске, находящейся ныне с его подписью в капелле Гонди в Санта Мариа Новелла. После чего он весьма удачно расписал три стены капитула названной Санта Мариа Новелла. На одной, над входными дверями, он написал житие св. Доминика, на следующей, по направлению к самой церкви, написал устав и деятельность его вероисповедания и ордена в борьбе с еретиками, изображенными волками, нападающими на овец, которых защищают многочисленные псы с черными и белыми пятнами, отгоняющие и убивающие волков. Есть там также еретики, которые, убежденные на диспутах, рвут свои книги и, раскаявшись, исповедуются; есть также души, проходящие через врата рая, в котором изображено много фигурок, занимающихся разными делами. На небесах мы видим славу святых и Иисуса Христа, внизу же, на земле, остались суетные развлечения и удовольствия в образе человеческих фигур и главным образом восседающих женщин; среди них и мадонна Лаура Петрарки, написанная с натуры в зеленом одеянии с огненным язычком между грудью и шеей. Есть там и Христова церковь, охраняемая папой, императором, королями, кардиналами, епископами и всеми христианскими князьями, и среди них, рядом с Родосским рыцарем, – мессер Франческо Петрарка, написанный также с натуры; Симоне изобразил его, дабы освежить в своих творениях славу того, кто его сделал бессмертным. Всемирную церковь он изобразил в виде церкви Санта Мариа дель Фьоре, о чем сказано в другом месте, однако не в нынешнем ее виде, но по модели и проекту, оставленным в попечительстве архитектором Арнольфо, в качестве образца для тех, кто должен был продолжать строительство после него; от моделей этих из-за нерадивости попечителей Санта Мариа дель Фьоре, как сказано в другом месте, не осталось бы и воспоминания, если бы Симоне не изобразил эту модель в этой работе. На третьей, а именно алтарной, стене он написал Страсти Христа, который выходит из Иерусалима с крестом на плечах, идет на гору Голгофу в сопровождении огромнейшей толпы, прибывает туда, где его поднимают на крест между разбойниками; тут же и все прочие околичности, относящиеся к этой истории. Умолчу о большом количестве лошадей, о том, как стражники мечут жребий об одежде Христа, как Христос выводит святых отцов из преисподней и обо всех других ценных замыслах, которые могли бы принадлежать мастеру не того времени, а превосходнейшему современному. Ибо, расписывая эти стены, он с весьма прилежной наблюдательностью изображает на каждой из них различные истории, распределяя их по склону горы, а, не отделяя одну историю от другой рамками, по обыкновению старых художников и многих новых, изображающих землю над воздухом четыре и пять раз, как в главной капелле той же самой церкви и на Кампо Санто в Пизе, где и он, выполняя много фресок, принужден был, вопреки своей воле, применить подобные разделения, ибо другие живописцы, как Джотто и Буонамико, его учитель, работавшие там, начали писать свои истории этим дурным способом.

Итак, на Кампо Санто Симоне, следуя, дабы не делать еще больше ошибок, порядку, которого придерживались другие, выполнил над главными дверями изнутри фреской Богоматерь, возносимую на небеса хором ангелов, поющих и играющих столь живо, что по ним можно опознать все разнообразные действия, обычно совершаемые поющими и играющими музыкантами: как они прислушиваются к звукам, открывают по-разному рты, возводят очи к небу, надувают щеки, напрягают горло и вообще совершают все прочие действия и движения, выполняемые музыкантами. Под этим Успением он на трех картинах изобразил несколько историй из жития св. Раньери пизанского. На первой, будучи юношей, он играет на цитре, под которую танцуют несколько девушек, красивейших и по выражению лиц, и по нарядным одеяниям и прическам того времени. Далее мы видим того же Раньери, которого за подобное сластолюбие упрекает отшельник блаженный Альберто и который стоит с поникшей головой, с заплаканным лицом и с глазами, покрасневшими от слез, в полном раскаянии за свои грех, в то время как Господь в воздухе, окруженный небесным светом, показывает, что прощает его. На другой картине Раньери, раздав все свое имущество беднякам божьим, собирается сесть на корабль, и его окружает целая толпа нищих, калек, женщин и детей, весьма возбужденно стремящихся пробраться вперед, чтобы попросить у него милостыни и поблагодарить его. На той же картине тот же святой,

облеченный в храме власяницей паломника, стоит перед Богоматерью, окруженной многочисленными ангелами, которая показывает ему, что он упокоится в ее лоне в Пизе; все эти фигуры отличаются живостью и красотой лиц. На третьей Симоне изобразил, как Раньери, пробывший семь лет в заморских странах, являет всем своим видом, что провел в Святой земле три сорокадневных поста; там же он стоит в хоре, имея богослужению, и множество мальчиков поют, а его искушает демон, которого отгоняет твердая решимость Раньери, не пожелавшего обидеть Господа, и сопутствуемого фигурой, в коей Симоне изобразил Постоянство; она обращает древнего врага в бегство, а тот удаляется не только в смущении, но и обмятый страхом и, согласно прекрасному и смелому замыслу художника, убегая, схватился руками за голову, которую он опустил и втянул насколько возможно в плечи, говоря, как это видно по надписи, выходящей из его пасти: «Больше не могу». И, наконец, на той же картине мы видим еще Раньери коленопреклоненного на горе Фавор, когда в воздухе ему является чудесное видение Христа с Моисеем и Ильей. Все это в этом произведении, а также многое другое, о чем умалчиваю, обнаруживает, что Симоне обладал очень смелым воображением и понимал хороший способ изящно сочетать фигуры в манере тех времен. Закончив эти истории, он расписал в том же городе две доски темперой в сотрудничестве с Липпо Мемми, своим братом, который и раньше помогал ему в росписи капитула Санта Мариа Новелла и в других работах.

Этот последний, хотя и не был столь превосходным, как Симоне, следовал тем не менее, насколько мог, его манере и выполнил совместно с ним много фресок в Санта Кроче во Флоренции, у братьев-проповедников в Санта Катерина в Пизе доску главного алтаря, а в Сан Паоло, а Рипа д'Арно, кроме многих прекраснейших фресок, доску темперой, ту, которая ныне находится над главным алтарем, на которой Богоматерь, святые Петр и Павел и св. Иоанн Креститель, а также другие святые и которую Липпо подписал своим именем. Выполнив эти работы, он расписал самостоятельно доску темперой для братьев-августинцев в Сан Джиминьяно и приобрел этим такую известность, что ему пришлось отослать в Ареццо епископу Гвидо де Тарлати доску с тремя поясными фигурами, ныне находящуюся в капелле Св. Григория в епископстве. Когда Симоне работал во Флоренции, его двоюродному брату, талантливому архитектору по имени Нероччо, удалось в 1332 году заставить зазвонить большой колокол флорентийской Коммуны, в которой в течение семнадцати лет никто не мог звонить без помощи двенадцати человек, его раскачивающих. Последний же уравновесил его так, что раскачать его можно было вдвоем, после чего уже один звонил сколько угодно, несмотря на то, что весил колокол более шестнадцати тысяч фунтов; кроме славы это принесло в его пользу триста флоринов золотом, что было большим вознаграждением для тех времен.

Вернемся же, однако, к нашим обоим сиенским Мемми: Липпо, помимо названных вещей, расписал по рисунку Симоне доску темперой, которая была отправлена в Пистойю и помещена над главным алтарем церкви Сан Франческо и почиталась прекраснейшей.

В конце концов они вернулись в Сиену, на свою родину, где Симоне приступил к огромнейшей живописной работе над Портоне ди Камоллиа, многофигурному Венчанию Богоматери; но так как с ним в это время приключилась весьма тяжелая болезнь, работа осталась незавершенной, он же, побежденный тяжким недугом, отошел из жизни сей в 1345 году, к величайшей скорби всего города и Липпо, его брата, который соорудил для него достойную усыпальницу в Сан Франческо. Сам он завершил после этого много работ, оставшихся после Симоне незаконченными; к ним относились Страсти Иисуса Христа в Анконе над главным алтарем Сан Никкола, где Липпо закончил то, что начал Симоне, подражая тому, что названный Симоне делал, и завершил в капитуле Санто Спирито во Флоренции. Работа эта была бы достойна более продолжительной жизни, чем та, какая ей, быть может, суждена, ибо в ней весьма прекрасны положения лошадей, а также пораженных воинов, с оживленными телодвижениями рассуждающих о том, неужели же Сын Божий ими распят.

Подобным же образом он завершил в Ассизи, в нижней церкви Сан Франческо, несколько фигур, начатых Симоне в алтаре св. Елизаветы, что при входе в двери, ведущей в капеллу; он изобразил там Богоматерь и св. Людовика, короля французского, а также других святых, а всего восемь фигур по колено, отменных и с весьма отменным цветом. Кроме того, Симоне начал в большой трапезной названного монастыря на торцовой стене много небольших историй и Распятие, изображенное в виде дерева; оно осталось незавершенным и набросано, как видно и поныне, кистью красной краской на штукатурке; так выполнялись картоны, приготовлявшиеся нашими старыми мастерами, чтобы быстрее работать фреской; а именно, распределив всю работу на штукатурке, они делали набросок кистью, перенося с небольшого рисунка все, что предполагалось сделать, в пропорциях, увеличенных настолько, насколько это было задумано. Поэтому и в других местах мы видим много других набросков, написанных таким же образом, встречаются также и многие другие, написанные красной краской на штукатурке и сохранившиеся после того, как самая работа уже облупилась.

Возвратимся, однако, к Липпо: рисовал он толково, что можно видеть в нашей Книге по читающему отшельнику, сидящему скрестив ноги. После Симоне он прожил двенадцать лет и много работал по всей Италии, особенно же во Флоренции, где расписал две доски в Санта Кроче. Так как манера обоих братьев весьма сходна, одного от другого можно отличить по следующему: Симоне подписывался под своими работами так: Simonis Memmi senensis opus (Симон Мемми, сиенца, работа) , а Липпо опускал свое имя и, не заботясь о чистоте латыни, подписывал таким образом: opus Memmi de Senis me fecit (Работа Мемми, сиенца, меня сделал) . На стене капитула Санта Мариа Новелла рукой Симоне изображены, кроме Петрарки и мадонны Лауры, о чем сказано выше, Чимабуе, архитектор Лапо, сын его Арнольфо и сам Симоне, в образе же папы на этой истории – Бенедикт XI из Тревизо, бывший братом-проповедником; портрет этого папы был гораздо раньше доставлен Симоне его учителем Джотто по возвращении последнего от названного папы, перенесшего свой двор в Авиньон. В том же месте он изобразил кардинала Николая из Прато рядом с названным папой; кардинал этот в то время прибыл во Флоренцию легатом этого первосвященника, как рассказывает в своих «Историях» Джованни Виллани. Над гробницей Симоне находится следующая эпитафия: Simoni Memmio pictorum omnium omnis aetatis celeberrimo. Vixit ann. LX. mens II d. Ill (Симоне Мемми, из всех художников всех времен знаменитейшему. Жил 60 лет. 2 месяца, 3 дня.).

Как видно по нашей упоминавшейся выше Книге, в рисунке Симоне не был весьма превосходным, но обладал от природы изобретательностью и очень любил рисовать с натуры; в этом он признавался лучшим мастером своего времени настолько, что синьор Пандольфо Малатеста послал его в Авиньон, чтобы сделать портрет мессера Франческо Петрарки, по просьбе коего он затем с такой для себя славой выполнил портрет мадонны Лауры.