Онлайн чтение книги Этот брак в любом случае обречён на провал This Marriage Is Bound To Sink Anyway
Глава 20

Шестилетняя Инес Баллестена была гораздо спокойнее, чем шестнадцатилетняя Инес Баллестена. Ей больше не нужно было ударяться голенью об угол предмета мебели или тыкать ладонью кончиком ручки, чтобы узнать, сон это или реальная жизнь. Потому что это только удвоило бы бесполезное ощущение реальности.

Инес больше не нуждалась в чувстве реальности. Ощущение жизни было ядом. Она действовала спокойно, ведь если что-то произойдет, она этого не сможет вынести.

Такой маленький ребенок. Ее и Эмилиано ребенок... Иногда она даже не могла поверить своим воспоминаниям, что она убила его собственными руками, поэтому она поднимала свою дрожащие руки и странно смотрела на них.

Невероятно маленькие руки шестилетнего ребенка был скорее облегчением, чем разочарованием.

С такими маленькими ручками я бы так не смогла. Эти руки просто руки ребенка, который ничего не может сделать... Да, я совсем ребенок. Я не могла никого убить этими руками. Невозможно быть женой и матерью с таким телом.

Таких вещей не могло быть.

Вместо того, чтобы очнуться от реальности через причинение себе вреда, Инес постепенно отказывалась от воспоминаний.

Может быть, то действительно было сном. Очень плохим сном. Ужасные, отвратительные сны... На самом деле, это не имело значения в любом случае. Даже если сейчас это сон, который ей снился за мгновение до смерти, или если все с Эмилиано - сон одной ночи... 

Потому что ни в одном сне жизни с Эмилиано больше не существовало.

Инес постепенно адаптировалась. Это было возможно только после 20 дней страданий от лихорадки и 20 дней тошноты, но она в любом случае была беспомощным ребенком, и она ничего не могла изменить.

Ощущение реальности поглотило ее, даже если она отвергала его. Инес действительно была жива. Она не выжила, а просто жила в прошлым, в конце концов она жила и говорила. Она жила каждый день среди людей, которых любила в прошлом.

Даже в это время мать, которая была в хороших отношениях с отцом, считала детей сокровищем своей жизни. Дни, когда мать не ненавидела Луциано и ее. Отец, который смотрел на 20-летнюю девушку как на насекомое, сейчас все еще любил ее, а Луциано, нацеливший тогда пистолет на Эмилиано, был всего лишь девятилетним ребенком... 

Что может такой ребенок? Что можно сделать с такими маленькими ручками... Как только она стерла следы убийства со своих маленьких рук, она убрала ненавистного убийцу с юношеского добродушного лица Луциано. Она подавила желание задушить Луциано, который широко улыбался.

Они совсем не были похожи на тех людей. Девятилетний мальчик, озорно улыбающийся своей сестре, не может быть таким же, как человек, который убил Эмилиано и плюнул на нее.

Так и есть. Это совершенно разные люди. Может быть, Луциано никогда не убивал Эмилиано... Потому что такие вещи не могли произойти с самого начала.

— Не может быть.

Инес посмотрела на себя в зеркало и сегодня снова повторила то же самое, будто промывала себе мозги.

Это было начало лета, когда ей было шесть лет.

Дни в Пересе, к югу от Ортеги, были ужасно длинными, а ночи еще длиннее, но ей удалось выжить. Она в зеркале была такой маленькой, как будто никогда не вырастет, но и это было нормально.

Чем больше Инес чувствовала реальность здесь, тем больше тускнели воспоминания об Эмилиано.

Было приятно, что иногда они казались просто далеким сном. Ей нравилось, что это казалось бессмысленным, как смутный сон, который видела так давно, что  сейчас даже не могла вспомнить, что это было.

Так она вернулась к жизни. 

Как лицо в потускневшей памяти, если Эмилиано являлся однажды ночью во сне, даже если она просыпалась, плача как сумасшедшая, когда она смотрела в зеркало, она понимала, что это был лишь сон. Этого не может быть. Такого не могло быть... 

Тогда все будет хорошо. Где-то там Эмилиано, должно быть, тоже встречает утро.

Подумав об этом, она снова смогла задышать.

По крайней мере, сейчас Эмилиано жив.

— Инес, ты готова?

— Да, матушка.  

Пока ты жив, я тоже в порядке. Уже одно это делает эту жизнь значимой.

Она встала и последовала за герцогиней Баллестеной. Принц ждал их.

***

— Перес летом еще лучше. Тебе повезло, Инес. Иметь такой дом... 

Оскар с удивлением долго смотрел на яркое солнце и бескрайние равнины под холмами, а затем говорил без умолку. Огромная усадьба Баллестены славится теплыми зимами, но лето, когда жизнь, зачатая весной, начинает биться, показывает великую жизненную силу равнин Переса, и бла-бла... 

Инес наполовину слушала, наполовину слышала его тыльной стороной уха и только кивала. Оскар внезапно устремил свои меланхолические глаза прямо на нее. 

— Ты выглядишь беспокойной, Инес.

— Что вы,  Ваше Высочество.

— Ты же знаешь. Я хорошо читаю людей. 

А, ну да. Он умел выбирать лучших из девушек.

Любой мужчина мог бы это сделать, если бы у него был выбор. Но учитывая, что в первой жизни она сама была такой, ей нечего было сказать на этот счет.

Оскар когда-то был самым красивым мужчиной, которого она могла выбрать. Мужчина, который сделает ее лучшей женщиной империи.

Были времена, когда этого было достаточно. Потому что Оскар был идеальным. Конечно, в детстве он был немного высокомерным, но повзрослев, он разобрался со своей застенчивостью и сам ее исправил, так что он был человеком без недостатков.

Конечно, через несколько лет он изменился.

 «Но в один день, он превратится в кусок говна.»

— Я знаю, Инес. О чем ты сейчас думаешь. 

— … 

Инес взялась за подбородок и уставилась на него, не в силах скрыть замешательство. Глядя в глаза невинного ребенка, который явно ничего не знал, она почувствовала облегчение.

Ха, да что ты знаешь? С невинной головой и сердцем, мечтающим стать святым, он может себе представить, каким извращенцем он станет через 12 лет?

Она снова почувствовала тошноту.

Так же, как ее отец все еще любил ее, Луциано еще не убил Эмилиано — Оскар еще не предал ее.

Она знала это головой и чувствовала сердцем. Он также был довольно милым и безобидным мальчиком, далеким от жадного лица того времени.

Сходство с будущим вызывало в ней ненависть и неприязнь, как привычка, но это было не так уж и велико. Если Эмилиано был для нее сладким сном, то десять лет с Оскаром были не более чем грязным сном.

По сравнению с Эмилиано, он был ничтожеством. 

Воспоминание о первой жизни было несколько ярче, чем о второй, но оно не отличалось от чувства точного запоминания чужой истории. Она просто знала в своей голове, что когда-то жила с ним.

— Глубина твоего сердца подобна картине. 

В тот момент, когда Инес вырвала руку из его хватки, Оскар положил другую руку  на ее плечо. Инес вздрогнула.

— Должно быть ты много сомневаешься… Моя просьба, возможно, показалась слишком ранней. Стать наследной принцессой страны — это же такое бремя.

— … 

— Но ты хорошо справишься с этим. Инес Баллестена, нет женщины, более подходящей для этой роли, чем ты.

— … 

— Это похоже на то, что место уже зарезервировано для тебя. Тебе просто нужно подготовиться такой, какая ты есть. 

Эти руки, которые сейчас чисты, но через двенадцать лет будут заражены всякими болезнями. Эта рука, которая схватит за волосы жиголо, которая будет проникать в женские задницы и тискать их попки в борделе... 

Инес с трудом повернула голову и высвободилась из рук Оскара. За десятки дней с тех пор, как она открыла глаза в возрасте шести лет, это был момент, когда она проявила самую сильную решимость.

Помимо вспыльчивости, унаследованной от отца, у Инес была сильная мизофобия, унаследованная от матери.

Грязные руки будущего и нежелание прикасаться к нему сразу пробудили голову, которая была безразлична ко всему на свете.

Никогда больше не прикоснусь к этой грязной штуке. Это не может так продолжаться.

— Инес?

— … Не трогайте. Грязный ведь.

В тот момент, когда Оскар снова попытался схватить ее за руку, она шлепнула его руку, как будто даже простое прикосновение было неприятным.

Он неосознанно сделал вид отчаяния.

— Если я сделал какую-нибудь ошибку…

Сделаешь... Примерно через двенадцать лет, в течении восьми лет. Пока она, наконец, не смогла совладать со своим гневом и не вставила дуло ружья себе в горло.

Дело было не только в том, что Эмилиано был жив. Во-первых, у нее не было такой личности, чтобы все выносить с таким альтруистическим духом.

Инес Баллестене шесть лет. Возраст, когда хоть умри не сделаешь то, что не хочешь.