Онлайн чтение книги Этот брак в любом случае обречён на провал This Marriage Is Bound To Sink Anyway
Глава 33

— Сэр Эскаланте, я имею в виду...

Он слышал это десятки раз.

После ужина, когда все собирались в гостиную, Карсель, который лишь ненадолго пытался поддержать шатающуюся от алкоголя герцогиню, был пойман ею и затянут в пыточный разговор.

Снова одно и то же, снова одно и то же... 

Она воплощение пьяницы. Карсель слушая одним ухом и пропуская другим, издалека пристально смотря на Инес, беседовавшую с Мигелем, и нахмурился.

С каких это пор они стали так близки... 

— ...Вы слушаете?

— Конечно, герцогиня. Продолжайте. 

Нарушилось погружение в вопрос “Какого черта понадобилось так близко сесть?”

Карсель вежливо повернул голову к герцогине Баллестене, словно сосредоточившись.

— Я имею в виду, что у меня совсем другое представление, чем у герцога. Ты мне понравился с самого начала.

— Это большая честь, герцогиня.

— Я всегда говорю, что Инес... Вы слишком щедры к этому ребенку. Аа. Инес не та дочь, которую я хотела. Она никогда не делала то, что я хотела... Она очень разочаровывающая дочь. Все, что она делает, меня просто разочаровывает.

Пьяный человек не устанет повторять то, что уже сказал... Чувство отчуждения закралось в его уши, пока он слушал.

Карсель сузил глаза.

— Вы когда-нибудь видели какими глазами она смотрит на меня? Глаза, которые даже не знают благодарности, что я родила ее... Очень холодный взгляд. Вы тоже так думаете, когда она смотрит на вас?

— ……

— Нет, она была очень милой и добродушной... Она не была такой с самого рождения. То было очень милое и прекрасное время... Затем... Должно быть, это было после того, как у нее однажды поднялась сильная лихорадка... 

Герцогиня Баллестена и Карсель были знакомы в течение очень долгого времени с Инес в качестве посредника между ними, но они всегда обменивались друг с другом только парой слов.

Он часто видел, как она пьет так много, что напивается. Однако герцог всегда уводил пьяную герцогиню, так что он не припоминал такого разговора с ней.

Может быть, поэтому лицо, которое он считал хорошо знакомым, вдруг казался таким незнакомым. Хотя герцогиня иногда производила впечатление чувствительной и нервной, но в основном всегда была элегантна и ухожена, и хотя к людям относилась не очень ласково, но по крайней мере хотя бы, к своим детям... 

— С тех пор вся моя жизнь - это сплошное воспоминание о том, как она меня подводила. Я просто хотела обычную и красивую дочь, но посмотрите на эту ведьму... Вы бы  выдержали такое?

— ……

— Ну, вы не могли этого вынести, и поэтому, должно быть, избегали брака. Мысль о том, чтобы оказаться в одной постели с такой, должно быть, ужасала... От одного взгляда наверняка дрожали!

По крайней мере, герцогиня Баллестена говорила так, как будто она безмерно привязана к своим детям. Как и все матери.

Как бы безжалостно человек ни бил своих слуг, увидев своих детей, он превращается в другого человека и улыбается. Так было со склонностью Ортеги ценить не только дворянство, но и семью.

Если это был ее собственный ребенок, мать приносила всю любовь мира и проецировала ее на ребенке, а если у нее было слишком много детей из-за беспорядочных связей, она выбирала одного или двух из них и любила их. Собственническое желание иметь детей было большим, и было немало случаев, когда пары расходились и резали друг друга из-за детей.

Герцогиня Баллестена тоже, похоже, была одной из тех людей Ортеги. Типичная аристократка, ненавидящая людей, но любящая своих детей.

— Так, вы теперь сдаетесь? Как вы собираетесь смотреть на это всю оставшуюся жизнь? Пожалуйста, исправьте этого ребенка. Нужно исправить ее. Она больна... 

Лицо герцогини, смотрящей на Инес, было совсем не похоже на лицо матери.

Отвратительное чувство любви и ненависти, ощущение, что она сыта по горло, и как выражение отвращения - все это было в ее грубом взгляде.

На самом деле в Ортеге, наверное, нет родителей, которые оценили бы поведение Инес. Будь то одежда, исключительный характер, суровое выражение лица — все то, на что Карсель давно забил и больше не заботился, но любой родитель воспринял бы с крайней тревогой.

Из-за этого родители злились, волновались, беспокоились, издевались, умоляли... Они должны были сделать хоть что-то из этого. Идеал, о котором все говорят, состоит в том, что дети – это лица своих родителей.

Но горе не может превзойти любовь. Любовь родителей к своим детям была настолько велика, что иногда они рисковали жизнью, защищая дочь, убившую мужа, и сына, убившего друга.

Если любовь родителей может охватить даже ребенка, ставшего убийцей, то разве дочь, появляющаяся на банкетах в траурной одежде, не может быть хотя бы милой, какой бы непослушной она ни была?

— Если смотреть со стороны, кажется будто ее душат или прокляли. Я не могу больше этого терпеть. Становится плохо как только думаю о ней...  

Это было уже слишком, чтобы так осуждать собственного ребенка.

Она - просто дочь, которая носила то, что хотела... А герцогине просто не нравилось, что Инес не вела себя как она хотела.

— Я думаю, что кто-то подменил ее душу тогда. Иногда это похоже на одержимость демоном... Иногда она ведет себя очень зловеще. Бывали дни, когда она угрожала мне, билась своим телом и просто не слушала меня... 

— … Угрожала, говорите?

— Все, что я сделала, это сказала, что сделаю ее красивой. Потому что она продолжала вести себя так эксцентрично, делала вещи, которых никто не понимал, ее отношение резко поменялось, и она отвергала меня... Я хотела исправить ее дурную привычку, и опрокинула на нее в ведро с водой и отругала... Переодевала ее, драила кожу, убедилась, чтобы она ничего не могла положить в рот — все это было только ради нее.

— ……

— Вы же видели это, верно? До ее свадьбы всего неделя, но как она пихает все в рот.

Еда Инес не была чем-то сверх странным. Это было просто изящное пережевывание и проглатывание надлежащей порции отведенной каждому человеку еды.

— Где видано чтобы аристократка... Так чем же она отличается от домашнего скота, голова которого застряла в контейнере для корма? Я имею в виду, что она вульгарна и дика. Если она не красится и носит такую одежду, она должна хотя бы сохранить свое красивое тело. Что делать, если она набирает вес как свинья? 

— ……

— Как мать, я должна прекратить все это. Чтобы она в будущем была любима мужем, чтобы не потерять его! Но эти глаза такие жестокие... Я имею в виду, я была так напугана, что больше никогда не прикасалась к своей дочери. С тех пор она всегда была такой. Такая же некрасивая и хмурая... 

— ……

— И она - моя дочь. Хотел бы я просто запереть ее в комнате. И не выпускать никуда... 

— … Сеньорита Баллестена достаточно красива, герцогиня, - холодно ответил Карсель, словно выплевывая застрявшую в горле занозу. Герцогиня Баллестена вдруг улыбнулась.

— Забавно. Ее отец сказал то же самое... 

— ……

— Герцог сказал мне не портить Инес. Оставить все как есть. Что это - выбор этого ребенка. Что, наверное, у нее есть  свои намерения. Разве это не смешно? 

— ……

— Действительно, она сделала так, что собственная мать даже не могла поднять лица. Поскольку я ее не заперла, я сама словно застряла в доме... Сэр Эскаланте, разве вы не встречали много девушек вашего возраста? Была ли хоть одна похожая на нее? Была ли хоть одна такая женщина? Мне нужно это исправить. Потому что это действительно болезнь.

Даже после того “плотного” ужина казалось, что то съеденное немногое, мгновенно улетучивается.

Карсель отогнал мысль о том, чтобы усложнить ситуацию,  начал искать герцога и Луциано, чтобы уйти от герцогини. Но почему-то их найти не удалось. Карсель ответил со вздохом:

— Я не имею права лечить вашу дочь. Я хочу, чтобы вы знали это.

— Вы же муж. Вы станете владельцем этого ребенка.

— Я буду просто мужем.

— Вам просто не хочется этого. Это потому, что вы не возбуждаетесь, видя жену? Сэр Эскаланте в любом случае знает много женщин...

— А ваша дочь — единственная женщина, которую я когда-либо буду знать.

Герцогиня громко расхохоталась, как будто услышала что-то очень смешное. Услышав этот смех, Карсель почувствовал, как Инес и Мигель одновременно посмотрели в их сторону.

Карсель, опасаясь, что Инес могла услышать слова матери, подвел герцогиню к окну. Чтобы дать ей подышать свежим воздухом, он любезно открыл окно.

— Но есть единственное, что мне нравится во всем что она делает.

Карсель не хотел спрашивать, что это, даже из вежливости, поэтому он молчал, глядя в окно. Затем герцогиня постучала по его лицу сухими кончиками пальцев.

— То, что она повесила на вас поводок и сделала вас своим, пока вы были не в здравом уме.