Онлайн чтение книги Дочь времени The daughter of time
9

— Вы знаете, доктор, при обсуждении в парламенте обвинительного акта против Ричарда убийство маленьких принцев даже не упоминалось, — этими словами Грант приветствовал хирурга, когда тот рано утром вошел в палату.

— Правда? Как странно, — отозвался врач.

— В высшей степени. Чем это можно объяснить, как вы думаете?

— Может, замолчать хотели это дело. Ради его наследников.

— Никто из его семьи не наследовал трона. На нем его род прервался. Трон занял первый из Тюдоров — Генрих Седьмой.

— Ах да. Совсем забыл. Никогда не был силен в истории. На уроках истории, как правило, решал задачки по алгебре. Нас и не пытались ею заинтересовать. Наверное, портреты принесли бы б о льшую пользу. — Доктор взглянул на портрет Ричарда и продолжил осмотр. — Должен вам сказать, что я доволен вами. Сильных болей уже нет?

И он, любезно улыбаясь, вышел легкой походкой из палаты. Конечно, как врачу ему были интересны лица, но на уроках истории он предпочитал держать под партой задачник по алгебре. И сейчас у него тоже не было времени на историю. Ведь от него зависела жизнь многих людей.

У старшей сестры тоже хватало своих забот. Она вежливо выслушала Гранта, но всем своим видом как бы хотела сказать: «На вашем месте я обратилась бы к попечителю нашей клиники». Это было не по ее части. Она царственно взирала с высоты своего положения на свое беспокойное хозяйство, где все важно и все неотложно. Вряд ли она имеет право отвлекаться на вещи, происходившие более четырех столетий назад.

Ему хотелось крикнуть ей: «Но кто же, как не вы, должны знать, как рушатся репутации! Это может случиться даже с королями! Завтра и вы можете погибнуть от сплетни». Но он промолчал, почувствовав, что не имеет морального права задерживать занятого человека.

Пигалица дала понять, что не знает, как в парламенте лишали имущественных прав, и не имеет ни малейшего желания узнать.

— У вас какое-то наваждение, — сказала она, кивнув в сторону портрета. — Это очень вредно. Читали бы вы лучше ваши красивые книжки.

Даже Марта, которую он с таким нетерпением ждал, чтобы изложить ей свою новую версию и услышать ее мнение, даже Марта была слишком озабочена осложнениями с Мадлен Марч.

— И все это после того, как она почти дала мне твердое уверение, после всех наших переговоров, когда казалось, что дело уже в шляпе. Я уже договорилась с Жаком, что он будет делать костюмы. После всего этого она вдруг решает, что ей важнее написать еще один дурацкий детектив. Он, дескать, уже созрел у нее в голове.

Грант слушал жалобы Марты с сочувствием. Хороших пьес так мало, а хорошие драматурги вообще на вес золота, но от него это все так далеко. XV век сейчас был ему ближе Шефтсбери-авеню.[17]Театральная улица в Лондоне.

— Надеюсь, детектив не отнимет у нее много времени, — успокаивал он Марту.

— Конечно нет, шесть недель — и готово, но стоит ее упустить, ищи потом ветра в поле. Вот и Тони Савилла хочет, чтобы она писала ему пьесу о графах Мальборо. А ты знаешь, что он своего добьется. Ему ничего не стоит уговорить голубей оставить в покое арку Адмиралтейства.

Уже собираясь уходить, Марта все же вспомнила, о чем пытался ей рассказать Грант.

— Наверняка этому найдется объяснение, дорогой, — прощебетала она уже в дверях.

— Еще бы, — хотелось ему крикнуть ей вслед, — но какое? История эта невероятна и противоречит общепринятому взгляду. Историки твердят, что убийство всколыхнуло в народе ненависть к Ричарду и оттого он согласился, чтобы страной правил иностранец. Но когда парламенту был представлен перечень его злодеяний, в нем ни слова не говорилось об убийстве детей.

Ричард был уже мертв, когда была подана жалоба в парламент, а его сторонники бежали или были сосланы. От его противников можно было ожидать каких угодно обвинений. А они, выходит, и не собирались обвинять его в этом чудовищном убийстве.

Почему?

Говорят, что страна была полна слухов об исчезновении принцев из Тауэра. И вдруг, когда против Ричарда собраны все улики о его преступлениях против нравственности и государства, среди них не оказалось самого важного — обвинения в убийстве.

Почему?

Генрих в его весьма шатком положении на троне нуждался в любом, самом незначительном аргументе в свою пользу. Народу он был неизвестен, кровного права наследовать престол у него не было. И, однако, он не воспользовался потрясающей возможностью, которую предоставило ему преступление Ричарда.

Почему?

Генрих взошел на трон после человека с завидной репутацией, любимого народом от границ с Уэльсом до шотландской границы до тех пор, пока не стало известно об исчезновении принцев. И все же Генрих не воспользовался этим чудовищным фактом.

Почему?

Одна только Амазонка сочувственно отнеслась к терзаниям Гранта. И не из-за симпатий к Ричарду. Просто она страдала при одной мысли, что может произойти какая-то ошибка. Например, дойдя до конца коридора, она могла вернуться назад, чтобы оторвать листок календаря, забытый кем-то другим. Но инстинкт утешать был сильнее ее природной способности волноваться.

— Не стоит так нервничать, — пыталась она успокоить Гранта. — Наверняка этому есть объяснение. Вы его еще просто не нашли. Оно придет само собой, надо только перестать об этом думать. Я только так могу вспомнить, куда я положила какую-то нужную вещь. Иду в кухню поставить чайник на огонь или считаю стерильные повязки, когда их выдает нам старшая сестра, и вдруг вспоминаю: «Господи, да я же оставила это в своем плаще». В смысле, то, что я искала. Так что вы зря расстраиваетесь.

Сержант Вильямс уехал в Эссекс помогать полиции какого-то городка разобраться в том, кто мог ударить старуху, владелицу лавки, тяжелой гирей для весов и оставил ее лежать среди шнурков для ботинок и коробочек с лакрицей. Так что обращаться в Скотланд-Ярд было не к кому.

Никто не шел к нему на помощь, а юный Каррадин явился только на третий день. Увидев его, Грант решил, что сегодня он держится более свободно и в нем даже угадывалось некое самодовольство. Как всякий хорошо воспитанный человек, он сначала осведомился о здоровье Гранта и, только получив ответ, стал доставать из широченных карманов пальто какие-то бумаги, победно улыбаясь.

— Да, наш праведник Мор — не подарок, — сказал он весело.

— Вам его никто и не предлагает. Считайте, что пари не состоялось.

— Он все напутал. Абсолютно все.

— Я так и думал. Каковы же факты? Начните со дня смерти Эдуарда.

— Пожалуйста. Эдуард умер 9 апреля 1483 года в Лондоне. В Вестминстере, разумеется. Что в то время было не одно и то же. Там жила королева с двумя дочерьми. И с младшим сыном, как я полагаю. Наследный принц в это время учился в замке Ладлоу, опекаемый братом королевы лордом Риверсом. Ведь родственники королевы Вудвилли заняли привилегированное положение, пролезли во все щели.

— Знаю. Дальше. Где был Ричард?

— На шотландской границе.

— Что?

— То, что вы слышали. На границе с Шотландией. Отрезанный от своих. Просил ли он коня, чтобы во весь опор нестись в Лондон? Отвечаю: нет, не просил.

— А как он поступил?

— Заказал панихиду в Йоркском соборе, на которую была приглашена вся знать Севера, и в ее присутствии присягнул на верность наследному принцу.

— Интересно, — голос Гранта был сух. — А что сделал Риверс, брат королевы?

— 24 апреля он вместе с наследником выехал в Лондон в сопровождении хорошо вооруженного двухтысячного войска.

— Зачем им понадобилось войско?

— Кто знает? Мое дело — найти факты. Дорсет, старший из сыновей королевы от первого брака, стал заведовать арсеналом, сокровищницей Тауэра и корабельным снаряжением на Ла-Манше. Указы Тайного совета издавались от имени Риверса и Дорсета — avunculus Regis и frater Regis uterinus.[18]Дяди короля и единоутробного брата короля ( лат .). Имя Ричарда нигде не упоминалось. Что называется, стыд потеряли, если вспомнить, что по завещанию Эдуарда Ричард был назначен опекуном наследника и лордом-протектором королевства по достижении совершеннолетия последнего. Заметьте, один Ричард, и никто больше.

— Да, это в духе Эдуарда, по крайней мере. Ричард всегда был его надежной опорой. Как человек и как правитель. А что, Ричард тоже был в свите наследника, когда тот отправился на Юг?

— Нет. Его сопровождали шестьсот рыцарей с Севера. Все в глубоком трауре. 29 апреля он был уже в Нортгемптоне. Очевидно, рассчитывал присоединиться к процессии из Ладлоу. Но подтверждения этому не найдено. Известно только, что Риверс с наследником из Ладлоу повернули в Стони Стрэтфорд, не дожидаясь его прибытия. В Нортгемптоне Ричарда встретил герцог Букингемский с тремя сотнями людей. Знаете такого?

— Только понаслышке. Друг Эдуарда.

— Да. Он спешно прибыл из Лондона.

— Чтобы доложить о том, что там происходит.

— Как вытекает из фактов. Иначе зачем ему эти триста человек? Только затем, чтобы выразить соболезнование? Словом, тут же был созван Тайный совет — материалы для него имелись у Ричарда и у Букингема, — и Риверс с тремя адъютантами был арестован и сослан на Север, а Ричард с наследником отправились в Лондон. 4 мая они туда прибыли.

— Просто и ясно. Из этого вытекает, что, принимая во внимание время и расстояние, рассказ Мора о слащавых письмах королеве с уговорами не посылать многочисленного кортежа для наследного принца — чистая выдумка.

— Правильно!

— Ведь Ричард сделал то, что обязан был сделать. Конечно, он знал условия завещания Эдуарда. Его поступки говорят только об одном — о его скорби и заботе о принце. Вспомните панихиду и присягу на верность.

— Совершенно верно.

— Когда же это вполне объяснимое поведение Ричарда вдруг меняется?

— Очень быстро. По прибытии в Лондон он обнаруживает, что королева, младший из двух принцев, ее дочери и ее сын от первого брака Дорсет — все спешно перебрались в Вестминстер. В остальном обстановка была нормальная.

— Он поместил мальчика в Тауэр?

Каррадин порылся в своих заметках:

— Не помню. Наверное, не попадалось… Я только… ах, вот оно! Нет, он привез мальчика в епископский дворец рядом с собором св. Павла, а сам остановился у матери в Бейнард Касл. Где это было? Я не знаю.

— Это был лондонский дом Йорков. Он находился на берегу Темзы, немного западнее собора Св. Павла.

— Так вот, он там оставался до пятого июня, пока не прибыла с Севера его жена. Тогда они перебрались жить в Кросби-плейс.

— Дом и теперь так называется. Его только перенесли в район Челси. Окно, пробитое при Ричарде, могло уже не сохраниться — я давно там не был, — но само здание стоит.

— Неужели? — в восторге воскликнул Каррадин. — Сейчас же пойду посмотреть на него. Чем-то домашним повеяло от всего этого, правда? Остановился у матери и живет там, пока не приехала жена, а после переезжает в новый дом. Этот Кросби-плейс им принадлежал?

— Ричард, кажется, нанял его у одного из лондонских олдерменов. Итак, никаких сведений об оппозиции ему как лорду-протектору, о том, что он изменил свои планы по прибытии в Лондон?

— Никаких. Ведь он был утвержден лордом-протектором еще до Лондона.

— Откуда это известно?

— В документах того времени он два раза упоминается как протектор. Дайте-ка вспомнить… Это было 21 апреля (то есть менее чем через две недели после смерти Эдуарда) и 2 мая (за два дня до прибытия в Лондон).

— Сдаюсь. И никакой шумихи? Никаких намеков на возникшие беспорядки?

— Я ничего такого не нашел. 5 июня он отдал подробные распоряжения о коронации наследника, назначенной на 22 июня. Он даже направил приглашения сорока дворянам, которых собирался произвести в рыцари ордена Бани. Так было принято делать в день коронации.

— Пятого, — задумчиво произнес Грант. — А коронацию он назначил на двадцать второе. Не слишком ли мало времени он оставил себе на захват власти?

— Да, не слишком. Сохранилось даже предписание о коронационном платье для принца.

— А что было потом?

— Успел пока дойти до этого места, — ответил Каррадин виновато. — Что-то произошло на Тайном совете: 8 июня, кажется, это было. А что именно — об этом упоминается в «Мемуарах» Филиппа Комина.[19]Комин Филипп (1447–1511) — французский дипломат и историк, служил при дворе Людовика XI и Карла VIII. Завтра мне обещали принести их в издании Мандро 1901 года. На Совете 8 июня епископ Бата Стиллингтон должен был сообщить какую-то новость. Вы слышали о таком епископе?

— Никогда.

— Он состоял членом совета колледжа Всех Святых в Оксфорде и каноником собора в Йорке. Что это значит, я понятия не имею.

— Должно быть, он был ученым мужем и уважаемым человеком.

— Посмотрим.

— А другие историки, кроме Комина, вам не попадались?

— Таких, кто писал бы до смерти Ричарда, нет. Комин, как всякий француз, конечно, пристрастен, но ему можно доверять в большей степени, чем любому англичанину при Тюдорах. Вот вам превосходный пример того, как пишется история. Я обнаружил это, когда пытался найти современных авторов. Вам, конечно, известно, что Ричарду Третьему приписывается также убийство единственного сына Генриха Шестого в сражении при Тьюксбери?[20]Эдуард, герцог Уэльсский, сын Генриха VI, был убит в битве при Тьюксбери в 1471 году во время войны Алой и Белой Розы, после чего король Эдуард IV, брат Ричарда, смог возобновить свое правление. Хотите верьте, хотите нет, но оказалось, что это выдумка от начала и до конца. Можно проследить, откуда возникла эта сплетня. Готовый ответ тем, кто уверяет, что нет дыма без огня. Поверьте, кто-то усердно пытался добыть огонь из двух деревянных щепок, но только дым пошел.

— Ричард ведь был тогда совсем юным.

— Ему было восемнадцать. И, как говорят современники, он был храбрый воин.

— Сын Генриха и Ричард однолетки.

— Итак, источники в один голос говорят, что сын Генриха погиб на поле боя. Далее начинается самое интересное. — Каррадин нетерпеливо рылся в своих записях. — Черт побери, куда я мог подевать их? Ну, наконец-то. Вот, к примеру, Фабиан, писавший по заказу Генриха Седьмого, утверждает, что юноша был схвачен и представлен Эдуарду Четвертому, тот ударил его перчаткой по лицу, а слуга тут же прикончили его. А Полидору Вергилию этого показалось мало. По его словам, убийство было делом рук Георга — герцога Кларенса, Ричарда, герцога Глостера и лорда Гастингса. Холл добавляет к ним Дорсета. Но Холиншед, которому и этого мало, пишет, что первый удар нанес Ричард. Как вам это нравится? «Тонипэнди» в лучшем виде, верно?

— Чистейший «тонипэнди». Жуткая драма — и ни на грош правды. Если у вас хватит терпения выслушать выдержку из Томаса Мора, то я тоже продемонстрирую вам, как пишется история.

— Меня тошнит от вашего святейшего Томаса, но я весь внимание.

Грант нашел в книге нужный параграф и стал читать:

— Мерзкий болтун, — любовно проворковал Каррадин.

— А вы сумели из всего этого куска выделить позитивное утверждение?

— Представьте, сумел.

— Правда? Умница! А мне пришлось трижды перечитать его, чтобы установить один непреложный факт.

— Что Ричард открыто выступил против смертного приговора своему брату Георгу?

— Именно.

— Однако все эти «говорят» и «полагают», все эти оговорки производят совершенно обратное действие. Говорю я вам: наш праведный Томас вовсе не подарок.

— Следует все-таки помнить, что это слова Джона Мортона, а не праведного Томаса Мора.

— Праведный Томас Мор звучит лучше. Заметьте также, слова эти ему так понравились, что он их даже переписал.

Грант, как бывший солдат, не мог не восхищаться, как блестяще Ричард вышел из весьма опасной ситуации в Нортгемптоне.

— Здорово он все-таки разделался с двумя тысячами солдат Риверса, даже не вступив с ними в бой.

— Просто они предпочли брата короля брату королевы, когда дело дошло до выбора.

— Наверное.

— И, естественно, найти общий язык с солдатами легче солдату, чем человеку, пишущему книги.

— Разве Риверс писал книги?

— Он был автором первой печатной книги в Англии. Да он вообще был образованным человеком.

— Хм. Однако это не помешало ему попытаться помериться силой с человеком, который в восемнадцать лет стал бригадиром, а в неполные двадцать пять был произведен в генералы. Это всегда меня поражало.

— Военный талант Ричарда?

— Нет, его молодость. Я обычно рисовал Ричарда старым брюзгой. А ему было всего тридцать два, когда он погиб на Босвортском поле.

— Скажите, Брент, когда Ричард принял на себя опеку над принцем, он отгородил его от людей, среди которых тот рос?

— Да нет. Взять хотя бы его воспитателя, доктора Олкока, он сопровождал его в Лондон.

— Следовательно, не было никакой скоропалительной изоляции от тех, кто, возможно, поддерживал Вудвиллей и кто мог бы настроить мальчика против Ричарда?

— Пожалуй, нет. Всего-то четверо были арестованы.

— Да, все было устроено со знанием дела. Ричард Плантагенет был великий человек!

— Мне все больше и больше нравится этот тип. Ну, а теперь на поиски Кросби-плейс! Мне не терпится посмотреть на дом, в котором он жил. Завтра я получу Комина, из которого мы узнаем, что он думает о событиях 1483 года и что в июне этого же года Роберт Стиллингтон, епископ Батский, сообщил Тайному совету.