Онлайн чтение книги Ньюкомы The Newcomes
Глава LXVII. Ньюком воюет за свободу

Итак, лекция баронета в ту же ночь подверглась обсуждению в местном парламенте, а точнее — в "Королевском Гербе", и мистер Том Поттс, прямо скажем, не пощадил оратора. Политиканы из "Королевского Герба" находились в оппозиции к сэру Барнсу. Да и многие обитатели этого города таили злобу на своего депутата и готовы были завтра же против него восстать. Когда эти патриоты собирались за бутылкой вина в дружеском кругу, они произносили вольнолюбивые речи и частенько вопрошали друг друга, где им сыскать того, кто избавит город Ньюком от тирании? Благородные сердца сограждан изнывали под гнетом, а глаза их метали молнии, когда Барнс Ньюком проходил мимо. Том Поттс, зайдя как-то раз в шляпный магазин Брауна, снабжавший шляпами слуг сэра Барнса Ньюкома, издевательски предложил взять одну из этих касторовых шляп, с позументом и кокардой, и выставить ее на рыночной площади, дабы все жители Ньюкома кланялись ей, как некогда шляпе Гесслера.

— А не кажется ли вам, Поттс, — говорит Фред Бейхем, который, конечно, был вхож в клуб "Королевского Герба" и украшал его сборища своим присутствием и ораторским искусством. — Не кажется ли вам, что в борьбе с этим Гесслером наш полковник вполне мог бы сыграть роль Вильгельма Телля?

Предложение это было принято с восторгом. Особенно горячо его поддержал Чарльз Таккер, эсквайр, стряпчий, который без всякого колебания брался провести в парламент полковника Ньюкома или какого-нибудь еще джентльмена, как в упомянутом городе, так и в другом месте.

Подобно тем трем заговорщикам, которые на картинах и в пьесах о Вильгельме Телле сходятся в лунную ночь, клянутся любовью к свободе и избирают Телля своим вождем, Фред Бейхем, Том Поттс и Чарльз Таккер, эсквайр, эти новоявленные Арнольд, Мельхталь и Вернер, собрались вкруг пуншевой чаши и решили просить Томаса Ньюкома освободить отчизну. И вот назавтра депутация города Ньюкома в лице этих трех господ явилась в обиталище полковника и поведала ему о тяжелой судьбе их избирательного округа; как он томится под владычеством Барнса Ньюкома и как честный люд жаждет избавиться от этого узурпатора. Томас Ньюком принял депутацию весьма чинно и любезно, закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки, закурил свою сигару и со свойственным ему достоинством выслушал то, что по очереди излагали ему Поттс и Таккер, а Бейхем поддерживал их зычным "слушайте, слушайте!.." и учтиво пояснял полковнику некоторые их загадочные рассуждения.

Всем обвинениям, какие только ни выдвигали заговорщики против бедного Барнса, полковник с готовностью верил. Он еще раньше решил для себя, что этого преступника надобно изобличить и наказать. Туманные намеки стряпчего, который готов был обвинить Барнса во всех смертных грехах, лишь бы без риска для собственной особы, отнюдь не удовлетворяли Томаса Ньгокома.

— Расчетлив, говорите?! Да он удавится за полушку! По слухам, вспыльчив и прижимист?! Мошенник, сэр, так и скажите, лжец, жадина, мучитель, скаред!.. — выкрикивает полковник. — Мне ли не знать, ей-богу, что этот злосчастный малый таков и есть на самом деле!

А мистер Бейхем замечает мистеру Поттсу, что нага друг, полковник, коли что говорит, то за правдивость своих слов ручается.

— А все потому, Бейхем, — восклицает его покровитель, — что я должен сам хорошенько разобраться, прежде чем высказывать суждение! Пока я сомневался относительно этого молодого человека, я старался его оправдать, как и должно всякому, кто чтит нашу замечательную конституцию. Пока я не уверился, я молчал, сэр.

— Так или иначе, теперь очевидно, — говорит мистер Таккер, — что сэр Барнс Ньюком, баронет, не тот человек, кому следует представлять в парламенте наш славный округ.

— Представлять Ньюком в парламенте?! Это же позор для такого благородного учреждения, как наша палата общин, что в ней заседает Барнс Ньюком! Человек, чьему слову нельзя верить, чье имя запятнано всеми мыслимыми пороками! По какому праву сидит он среди законодателей своей родины?! — выкрикивает полковник, размахивая рукой, словно держит речь перед палатой депутатов.

— Значит, вы за увеличение полномочий палаты общин? — спрашивает стряпчий.

— Конечно, сэр, а как же иначе.

— Надеюсь, полковник Ньюком, что вы и за расширение избирательных прав? — не унимается мистер Таккер.

— Голосовать должен всякий умеющий читать и писать. Таково мое мнение, сэр! — провозглашает полковник.

— Либерал до мозга костей, — бросает Поттс Таккеру.

— До мозга костей, — вторит Таккер Поттсу. — Полковник вполне подходящий для нас человек, Поттс.

— Как раз то, что нам нужно, Таккер. Сколько уж лет "Индепендент" ищет такого человека! Вторым депутатом от нашего славного города непременно должен быть либерал, а не какой-нибудь правительственный подголосок, середка на половинку, вроде этого сэра Барнса, — одной ногой в Карлтон-клубе, другой у Брукса. Старика Бунса трогать не будем. Пусть сидит в парламенте: он свое дело знает. Бунс сидит прочно! Уж кто-кто, а я понимаю настроения публики!

— Еще бы, Поттс, лучше всех в Ньюкоме! — поддакивает мистер Таккер.

— А такой достойный человек, как полковник… истинный либерал, который стоит за избирательное право для домовладельцев и квартиронанимателей…

— Безусловно, господа.

— И вообще за широкие либеральные принципы, да-да, — такой человек, разумеется, имеет много шансов одолеть на ближайших выборах сэра Барнса Ньюкома. Все дело в том, чтоб найти такого человека — настоящего друга народа!

— Уж я вам в точности могу сказать, кто настоящий друг народа, вмешивается Фред Бейхем.

— Человек состоятельный, с положением и жизненным опытом, воевавший за отчизну. Человек, снискавший любовь всей округи, — да-да, полковник, не спорьте! Кто же не знает вашей доброты, сэр! Вы-то не стыдитесь своего происхождения, и весь Ньюком, от мала до велика, знает, какую редкую заботу проявляете вы об этой старушке, как бишь ее?..

— Миссис Мейсон, — подсказывает Фред Бейхем.

— Вот-вот. Если такой человек, как вы, сэр, согласится выставить свою кандидатуру на будущих выборах, каждый истинный либерал в нашем городе без колебания поддержит вас, и мы свергнем тирана, попирающего наши святые права!

— Признаться, нечто в этом роде приходило и мне в голову, господа, замечает Томас Ньюком. — Глядя, как человек, позорящий наше имя и само название города, от которого мы его получили, представляет свою родину в парламенте, я подумал, что и для города, и для нашей семьи было бы куда похвальнее, если б в депутаты от Ньюкома избирался, уж по крайней мере, человек честный. Я старый солдат, я всю жизнь прожил в Индии и не очень сведущ в здешних делах. (Возгласы: "Да нет! Что вы!") У меня появилась надежда, что мой сын, мистер Клайв Ньюком, вполне мог бы помериться силами в здешнем округе со своим недостойным кузеном и, пожалуй, занять место вашего депутата в парламенте. Состояние, которое мне удалось скопить, разумеется, перейдет к нему, и притом в недалеком будущем, ибо мне без малого семьдесят, господа.

Его собеседники удивлены этим заявлением.

— Но мой сын Клайв, — продолжает полковник, — как то известно нашему другу Бейхему, к моему, скажу прямо, сожалению и прискорбию, объявил, что не чувствует склонности к политике, не стремится достичь общественного поста, хочет заниматься своим делом — в коем, боюсь, тоже не слишком усердствует и решительно отверг мою мысль выставить его кандидатуру против сэра Барнса Ньюкома. Я считаю, что наше положение в обществе налагает на нас определенные обязательства. Еще недавно я совсем не помышлял об участии в политике и собирался мирно доживать свои дни в отставке. Но с тех пор, пак небу было угодно значительно увеличить мои средства и поставить меня директором-распорядителем крупной банкирской фирмы (что само по себе налагает большую общественную ответственность), я вместе с моими коллегами почел уместным, чтобы кто-нибудь из нас при случае прошел в парламент, и, конечно, не в моих правилах отступать от исполнения своего долга на том или ином поприще.

— Итак, полковник! — восклицает мистер Поттс. — Вы придете на собрание избирателей, которое мы на днях созовем, и повторите им то, что сейчас сказали нам, и притом — так же убедительно. Значит, я могу сообщить в своей газете, что вы дали согласие на выдвижение своей кандидатуры?

— Можете, сударь, я к вашим услугам.

На сем эти официальные переговоры и закончились.

В следующем же номере "Индепендента", помимо критической статьи мистера Уорингтона о лекции баронета, появилась весьма язвительная передовая, исполненная злых нападок на упомянутого депутата от города Ньюкома.

"Этот джентльмен, — говорилось в статье, — выказал такой недюжинный лекторский талант, что будет весьма обидно, если он не оставит политику и всецело не посвятит себя той области, в которой, как известно всему городу, он особенно сведущ, а именно — поэзии домашнего очага. Вчерашняя лекция нашего одаренного депутата была столь трогательна, что многие из присутствовавших дам даже плакали. Мы и раньше слышали, но теперь воочию убедились, что сэр Барнс Ньюком как никто умеет довести женщину до слез. На прошлой неделе нам декламировала Мильтона даровитая чтица из Фьюкома, мисс Нокс. Насколько же красноречие баронета, сэра Барнса Ньюкома, превосходит талант даже этой прославленной актрисы! Многие из сидевших вчера в зале предлагали пари, что сэр Барнс побьет любую женщину. Впрочем, принять это пари, разумеется, не нашлось охотников: слишком хорошо наши сограждане знают характер своего распрекрасного депутата. Так пусть баронет читает свои лекции — наш город освободит его от политических полномочий. Это дело ему не по плечу: он слишком чувствителен. Нашим согражданам нужен человек здравомыслящий, практичный. Либеральная часть наших жителей хочет иметь своего представителя. Когда мы избирали сэра Барнса, он выступал с либеральными речами, и мы ему поверили. Но оказывается, наш почтенный баронет привержен к поэтическим метафорам! Нам бы следовало знать это и не принимать его речи всерьез. Пусть нас представляет человек более прямодушный. Не златоуст, но, по крайней мере, умеющий мыслить здраво. Такой, который не станет рассыпать перлы красноречия, но чье слово будет крепко. А сэр Барнс Ньюком за свои слова не отвечает: мы в этом убедились на опыте. Вчера, когда дамы проливали слезы, мы не в силах были удержаться от смеха. Мы считаем, что умеем вести себя в обществе. Мы надеемся, что ничем не нарушили общей идиллии. Однако слушать, как сэр Барнс Ньюком разглагольствует о поэзии, о детях, о добродетели и домашнем очаге — право, это уж слишком!

Наша газета, верная своему названию и всегда движимая высокими принципами, в свое время, как то ведомо многочисленным нашим читателям, отнеслась без всякой предвзятости к баронету, сэру Барнсу Ньюкому из Ньюкома. Когда он по смерти отца выступил у нас кандидатом, мы поверили его посулам и обещаниям ратовать за необходимые реформы и поддержали его. А сейчас сыщется ли в Ньюкоме хоть кто-нибудь (кроме старой брехуньи, газеты "Сентинел"!), кто поверит словам сэра Б. Н.? Нет, не сыщется, говорим мы и с радостью объявляем читателям "Индепендента" и избирателям нашего округа, что после роспуска парламента некий весьма почтенный человек, человек надежный и многоопытный — не какой-нибудь там опасный радикал и крикун (друзья мистера Хикса, конечно, поймут, о ком речь) — и тем не менее джентльмен либеральных взглядов, с честно нажитым капиталом и заслуженным признанием в обществе, обратится к избирателям Ньюкома с вопросом, довольны они или нет своим нынешним недостойным депутатом. "Индепендент", со своей стороны, спешит сообщить, что ему хорошо известно все семейство Ньюкомов, и в нем сыщутся люди, способнее оказать честь любой фамилии. А вы, сэр Барнс Ньюком, баронет, вышли у нас из доверия!"

Вся эта затея с выборами, от которой я тщетно пытался отговорить нашего доброго полковника, навлекши тем на себя его временную немилость, была явно не по сердцу Клайву; позднее он, как обычно, подчинился отцу, но сделал это с неохотой — что тоже было не в новинку и не принесло старику утешения. Томас Ньюком был огорчен малодушием сына, а малютка Рози, разумеется, посетовала на то, что ее муж так нерешителен. Он поехал с отцом на выборы, но по-прежнему был молчалив и бездеятелен. В течение всего путешествия Томас Ньюком видел перед собой мрачную физиономию сына и, покусывая ус, копил на сердце боль и обиду. Он отдал этому мальчику жизнь! Каких только планов не строил он для своего любимца, но тот лишь презрительно отметал их прочь. Полковнику и в голову не приходило, что и сам он за многое в ответе. Но ведь он делал для счастья сына все, что было ему по силам, и сколько еще в Англии юношей с такими возможностями, как этот капризный, балованный и требовательный мальчик? Раз что Клайв не захотел баллотироваться, пришлось его родителю браться за дело с усиленным рвением. Клайв не посещал собраний и заседаний, бродил по городу, от одной фабрики к другой, а отец тем временем должен был скрепя сердце оставаться на боевом посту — как он выражался, — полный решимости сокрушить врага и положить на лопатки Барнса Ньюкома.

— Если Парис не идет в бой, сэр, приходится воевать Приаму, — говорил полковник, провожая сына печальным взглядом.

Этот добрый старый Приам полагал свое дело правым и видел свой долг в том, чтобы обнажить за него меч. Так росло несогласие между Томасом Ньюкомом и его сыном Клайвом, и я вынужден с болью признать, что неправ был наш славный старик.

Полковник, как известно, считал, что руководствуется наилучшими побуждениями. Томас Ньюком — индийский банкир — вел войну против Барнса английского банкира. Тот напал без предупреждения, трусливо ударив из-за угла. У них были старые личные счеты, однако полковник лишь тогда открыл военные действия, когда дело перешло в область коммерции. Первым, разумеется, исподтишка начал Барнс, но дядя решил не спускать ему. Подобного же мнения держался и Джордж Уорингтон, который в ходе борьбы дяди с племянником был горячим приверженцем и помощником первого.

— Родственник, говоришь?! — кричал Джордж. — Да старик от этого родственника только и видел что подлости да подвохи! Барнсу стоило пошевелить пальцем, и наш мальчик обрел бы свое счастье. Если б представилась возможность, Барнс разорил бы дядюшку вместе с его банком! Нет, я за войну! За то, чтобы старик прошел в парламент. Конечно, он смыслит в политике не больше, чем я в танцевальном искусстве, но, ей-богу, там заседают еще пятьсот умников, которые знают ничуть не больше; а то, что там вместо отъявленного мошенника появится честный человек, уже само по себе чего-то да стоит.

Вероятно, Томас Ньюком, эсквайр, не разделял подобного мнения о своей политической компетенции и почитал себя вполне сведущим в этом деле. Он преважно рассуждал о нашей конституции, которой мы можем гордиться на зависть всему миру, и тут же поражал нас программой самых широких реформ или же вдруг по другому поводу высказывал какой-нибудь донельзя устаревший торийский принцип. Он стоял за всеобщее избирательное право; за то, чтобы бедняки меньше работали и больше получали; чтобы приходским священникам платили вдвойне или втройне против нынешнего, а епископам урезали доходы и изгнали их из палаты лордов. Но при этом он всем сердцем чтил нашу верхнюю палату и защищал права короны. Еще он был за то, чтобы избавить бедняков от налогов, а так как правительство нуждается в средствах, предлагал увеличить налоги с богатых. Все это он с большой серьезностью и воодушевлением изложил перед многолюдной толпой ньюкомцев, собравшихся в ратуше, под ликующие крики одобрения всех неголосующих и к немалому замешательству и смятению мистера Поттса из "Индепендента", который успел уже печатно объявить его поборником разумных и постепенных реформ.

Конечно, "Сентинел" со своей стороны охарактеризовал полковника Ньюкома как опасного радикала, сипая-республиканца, и прочее, прочее, вызвав тем искреннее негодование старика. Республиканец? Да он презирает самое это слово! Он готов умереть за свою монархиню и не раз проливал за нее кровь. Враг нашей возлюбленной церкви? Но он всей душой ее почитает и ненавидит римские суеверия. (Ирландцы в толпе принимаются улюлюкать.) Враг палаты лордов? Напротив, он видит в ней опору нашей конституции, а участие в ее деятельности считает заслуженной наградой для прославленных героев- моряков, воинов, ну и… правоведов. (Иронические возгласы.) Он с презрением отвергает гнусные нападки ополчившейся на него газеты; где это видано, вопрошает он, положив руку на сердце, чтобы истинный джентльмен, получивший офицерский патент ее величества, возымел преступное желание ниспровергнуть ее власть и нанести оскорбление короне?

После этой второй речи, произнесенной в ратуше, половина ньюкомцев утвердилась во мнении, что "Старина Том", как по-свойски звал его простой люд, — завзятый тори; между тем другая половина объявила его радикалом. Мистер Поттс попытался как-то согласовать противоречивые высказывания своего кандидата, что, наверно, стоило больших усилий даже этому даровитому редактору "Индепендента".

— Ничего-то мой старик в подобных делах не смыслит, — говорил со вздохом бедняга Клайв. — Сострадание и доброта — вот вся его политика. Он готов вдвое платить беднякам и не думает о том, что тем самым разорил бы их нанимателей. Ты и сам не раз слышал, Пен, как он рассуждал в таком духе у себя за столом, но когда он, в полной амуниции, начинает при народе воевать с ветряными мельницами, то я, в качестве сына Дон Кихота, разумеется, предпочел бы, чтоб мой старик сидел дома!

Итак, этот белоручка продолжал избегать предвыборной кутерьмы и упорно уклонялся от участия в собраниях, заседаниях и трактирных сборищах, на которые стекались сторонники его родителя.